Проблема нравственности и этичности эвтаназии

    • эвтаназии нет в случае прекращения реанимации, когда состояние церебральной смерти является необратимым (никакое лечение не облегчает страданий, не даёт шанса на выздоровление, а лишь удлиняет агонию и, кроме того, приносит страдания семье и несоразмерные расходы государству);

    • эвтаназии нет в случае нереанимации новорождённого, поражённого врождёнными уродствами, или в тяжёлом патологическом случае, если он естественным образом ведёт к смерти (когда лишь искусственно можно продолжать жизнь, без надежды на улучшение);

    • эвтаназии нет, если «дают спокойно умереть» больному неизлечимой болезнью, которая естественным образом приводит к смертельному исходу в краткий срок – в случае, когда всякая терапия позволила бы лишь на короткое время продлить жизнь в невыносимых условиях.

                                  4. Моральные аспекты 

    Здесь необходимо обозначить два вопроса – собственно моральный (в частности, «что можно сказать о характере человека, совершающего подобные действия?») и юридический («должны ли подобные действия быть запрещены законом?»).

    Крупнейший  теолог и философ средневековья  Фома Аквинский (1226 – 1274) утверждает, что, в общем, человеческий закон должен основываться на естественном законе: запрещение людям делать то, что не является для них неправильным, – не законотворчество, а тиранство. Но, продолжает он, мораль и идеальная законность не тождественны. Иногда то, что с точки зрения морали плохо, всё же юридически запрещать нецелесообразно. В то же время то, что допускает мораль, может быть запрещено законом, поскольку временами для общего блага нам приходится отказываться даже от своих прав.

    Некоторые утверждают, что, хотя эвтаназия безнравственна, её не следует запрещать в законодательном  порядке. Их доводы таковы: во-первых, слишком  высоки затраты на претворение законных санкций в жизнь, и во-вторых, перспектива  непослушания настолько широка, что  она уже подрывает общее уважение к закону. Другие оппоненты утверждают, что, хотя эвтаназия не во всех случаях  неправильна, она не должна быть разрешена  законом. Один из вариантов этого  аргумента тот, что практикой  эвтаназии слишком легко злоупотребить. Другой вариант гласит, что легализация  ставит многих людей в затруднительное  положение выбора: либо продолжать жить, либо, умерев, уйти с дороги, – положение, в которое никого нельзя ставить.

    В зарубежной литературе предлагается много вариантов нравственной оценки эвтаназии. Большинство авторов поддерживает методы пассивной эвтаназии и отвергает любую возможность применения активной. Однако есть и прямо противоположное мнение. Наиболее известным его выразителем является крупный американский философ Дж. Рейчелс, который выступил с резкой критикой постановления Американской медицинской ассоциации от 4 декабря 1973 г., где сказано: «…Намеренное прекращение жизни одного человеческого существа другим – милосердное убийство – противоречит и самому предназначению медицинской профессии и политике Американской медицинской ассоциации».

    Дж. Рейчелс считает, что если больной в сознании, понимает, что его дни сочтены, не может более терпеть физических страданий и просит врача ускорить его смерть, и врач выполнит его просьбу, просто прекратив лечение (пассивная эвтаназия), страдания больного могут на это время усилиться. В этой ситуации смертельная инъекция (активная эвтаназия), по мнению Дж. Рейчелса, более гуманна.

    Большинство учёных с ним не согласны, и прежде всего потому, что это противоречит принципам гуманизма и предназначения медицины. Ценность человеческой жизни  побуждает бороться за неё даже вопреки  объективным медицинским законам  и в самых безнадёжных ситуациях (причём медицинская практика богата случаями исцеления самых безнадёжных  больных).

    Именно  сильные боли и являются обычно причиной просьбы больного ускорить наступление  смерти, а потому она является вынужденной  и неискренней. Врач должен противостоять  им с помощью богатого выбора обезболивающих средств, которыми сегодня располагает  медицина, а не идти на поводу у больного. Другое дело, когда, например, человек  длительное время находится в  состоянии комы и его сознание уже потеряно безвозвратно, а современные  медицинские технологии позволяют  проводить жизнеподдерживающее лечение сколь угодно долго, как это было в случае с Терри Шиаво.

    Многие  учёные опасаются, что формальное разрешение эвтаназии может стать определённым психологическим тормозом для поиска новых более эффективных средств  диагностики и лечения тяжелобольных, а также способствовать недобросовестности в оказании медицинской помощи таким  больным. Реанимационная помощь им требует  не только больших материальных затрат, но и огромного напряжения физических и душевных сил обслуживающего медперсонала. Именно отсутствие надлежащего лечения  и ухода может провоцировать  требования тяжелобольного ускорить смертельный  исход, что позволит врачу полностью  прекратить всякое лечение и уход за ним. И в этом ещё одна из причин необходимости правового регулирования данного вопроса.

    Более общим явилось мнение, что эвтаназия  с моральной точки зрения допустима  только в исключительных случаях, но в таких случаях следует её узаконить. Недавние законодательные  инициативы в тех странах, где  она дозволяется, разрешают эвтаназию  только в исключительных случаях.

                                       5. За и против 

    Эвтаназия как проблема существует только для  тех, кто признаёт гуманистический  принцип безусловной ценности личности и её жизни, в отношениях между  индивидами, которые по характеру  личных связей и общественных позиций  желают друг другу только блага. Если отношения людей насыщены враждой  и недоверием, то об эвтаназии не может быть и речи, ибо она будет  в этих ситуациях только ещё одной  прикрытой возможностью совершения зла. Внутреннее напряжение ситуации эвтаназии (ситуацией эвтаназии мы называем ситуацию нравственного выбора, когда  необходимо принять решение по поводу эвтаназии), проблемность этой ситуации в том и состоит, что она рассматривается как продолжение и конкретное выражение гуманного, нравственно-уважительного отношения к тому, кому помогают умереть. Она воспринимается как исключительный случай, когда принцип гуманизма удаётся утвердить в своём позитивном значении через видимое отступление от него.

    Судя  формально, намеренное умерщвление  невинного всегда является нравственным злом. Значит, эвтаназия – нравственное зло. Сторонники эвтаназии могут апеллировать к факту, что и вышеприведённое умозаключение подразумевает различие между оправданными и неоправданными умерщвлениями. Если некоторые виды умерщвления оправданны, почему нельзя оправдать хотя бы в некоторых обстоятельствах добровольную эвтаназию?

    Как известно, два вида убийства принимаются  даже многими из самых рьяных противников  эвтаназии – самооборона и наказание. Ни один из них не является несправедливым; по сути, ни один из них не является злом. Можно ли рассматривать добровольную эвтаназию как третий вид оправданного умерщвления?

    Попытаемся  привести аргументы в пользу того, что эвтаназия выходит за рамки  несправедливого убийства.

    1. Жизнь есть благо только тогда, когда в целом удовольствия превалируют над страданиями, положительные эмоции – над отрицательными. Согласно этому аргументу состояние некоторых людей таково, что им лучше умереть, чем продолжать жить. Ярким примером такой ситуации являются те пациенты, которые страдают от сильных болей или обречены на жизнь в унизительной зависимости от других.

    Противники  эвтаназии приводят два возражения. Первое: некорректно сравнивать «количества» страдания и блага, ибо здесь  налицо противостояние между жизнью в форме страдания и отсутствием  жизни, в какой бы то ни было форме. Жизнь остаётся благом даже тогда, когда становится по преимуществу страданием (а многие рассматривают так и всякую, даже внешне благополучную жизнь…). Второе. Аргументируя допустимость эвтаназии тем, что такова воля самого больного, мы тем самым признаём, что если бы больной был в состоянии распорядиться своей жизнью, то он бы сам прекратил её, т. е. мы фактически признаём право на самоубийство. Однако не все, кто признаёт право на эвтаназию, признаёт моральное право на самоубийство.

    2. Сторонники эвтаназии постулируют, что жизнь можно считать благом до тех пор, пока она имеет достойную форму, существует в поле культуры, нравственных отношений. Деградировав до сугубо витального, дочеловеческого уровня, она лишается этической санкции и может рассматриваться как объект, вещь, и потому вопрос о её прекращении – не более чем вопрос о том, срубить ли высохшее дерево.

    Этот  аргумент поражает, прежде всего своей эмоциональной пустотой, ибо помимо внешней стороны человеческой жизни существует её внутренняя сторона. И до какого бы зоологического, растительного уровня она фактически ни деградировала, это вовсе не значит, что человек готов относиться к себе или к своим родным в таком состоянии так же, как он относится к высохшему дереву или чертополоху. Здесь уместно напомнить об отношении человека к мёртвым останкам своих собратьев: могилы являются предметом уважительного отношения, и это рассматривается как показатель отношения к тем людям, напоминанием о которых они являются. Если нравственное отношение к человеку распространяется на его останки, то тем более оно должно распространяться на живое тело, пусть даже исковерканное болезнью.

    3. Оказание помощи кому-либо в улучшении его положения всегда нравственно допустимо. Если умерщвление улучшит чьё-либо положение и человек сам хочет, чтобы его лишили жизни, как подобное умерщвление может считаться причинением не заслуженного этим человеком вреда? И что же тогда является добровольной эвтаназией, если не это?

    У этого аргумента имеются серьёзные недостатки. На самом ли деле умерщвление «безнадёжных» пациентов является единственной альтернативой бездействию? И что вообще значит «улучшить положение»?..

    4. Существует и четвёртый аргумент, который, однако, не выдерживает этической критики и носит скорее меркантильный характер. Поддержание жизни на стадии умирания или в вегетативном состоянии, осуществляемое с помощью передовых технологий, обходится слишком дорого. А именно – средств, которые тратятся на поддержание жизни в безнадёжных ситуациях, хватило бы на то, чтобы лечить десятки, сотни других людей, болезни которых поддаются лечению.

    Защитники эвтаназии часто задаются вопросом, не является ли случай эвтаназии тем  случаем, когда приходится выбирать из двух зол? Если одно хуже другого, что  же плохого в выборе меньшего зла?

    Если  и смерть невинного человека, и  его постоянное страдание являются злом, то выбор эвтаназии как меньшего из двух зол едва ли может быть оправдан. Выбирая смерть (т. е. умерщвление) в противоположность простому примирению с тщетностью дальнейшего продления жизни и позволению смерти прийти естественным путём, мы совершаем ошибку. Любой акт эвтаназии, как выбор смерти, попадает под этот запрет.

    Существует  два пути, с помощью которых  можно подвести человека к добровольной, и, возможно, даже к принудительной эвтаназии.

    Первый  путь коренится в вопросе: почему следует ограничивать такую быструю  и милосердную смерть тем, кто  ещё в состоянии просить о ней? Почему одним её можно разрешить (кто был предусмотрительным и попросил о ней заранее или кто в состоянии просить о ней сейчас), но другим (кто не был столь предусмотрителен и кто не в состоянии это сделать сейчас) следует отказать в ней? Не станет ли отказ в таком важном акте милосердия несправедливым наказанием для тех, кто был недальновиден и не позаботился о будущем?

    Таков путь от добровольной эвтаназии к недобровольной. Очевидно, подобная тенденция существует уже в Нидерландах, где согласно официальному докладу правительства имели место 1000 случаев недобровольной эвтаназии при 2700 случаях добровольной. Решения апелляционного суда Девятого округа в США показывают ту же тенденцию.

    Второй  путь, подводящий к недобровольной или принудительной эвтаназии, несколько  иной. Философ Маргарет Бэттин, ведущий защитник эвтаназии, защищает самоубийство в одном случае, говоря: «Оно оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире». Если самоубийство недавно овдовевшей женщины, страдающей от глаукомы и рака, «оставляет меньше на один число примеров человеческой деградации в этом мире», как был бы воспринят отказ той женщины совершить самоубийство? Логичный ответ очевиден: в мире сохранился бы ещё один пример человеческой деградации! Таким образом, подобно гильотине, эвтаназия может попасть в руки людей менее человечных, чем её изобретатели.

    Говоря  об эвтаназии, неизбежно приходится сталкиваться с понятием неизлечимости. Когда можно с уверенностью говорить, что больной является неизлечимым? Широко известно, насколько велика возможность врачебной ошибки, в том числе при неблагоприятном прогнозе. К тому же понятие неизлечимости в большой степени зависит от средств и возможностей, имеющихся в данный момент в их распоряжении. Известен и случай с врачом, который, едва умертвив своего сына, больного дифтерией, услышал о получении сыворотки Э. Ру. В действительности большая часть врачей остаются верными своей клятве и предпочитают действовать в качестве профессионалов, а не «сочувствующих». Это наблюдается и в Голландии, где некоторые врачи даже специализируются на эвтаназии, в то время как другие отказываются прибегать к ней.