Марбургская школа философии

1. ПРЕДСТАВИТЕЛИ

• Герман Коген: критика как методология науки.

  Герман  Коген (1842-1918) - немецкий философ, представитель марбургской школы неокантианства.

  В 1876 году назначен профессором философии в Марбургском университете, занимался как толкованием, так и развитием идей Канта. В широком смысле его главной темой является единство культурного сознания и его эволюция, и о чем бы он ни писал, о логике, этике, эстетике или религии, обращает на себя внимание то обстоятельство, что он постоянно отсылает к историческому развитию идей, которые он рассматривает, а также к их культурной значимости на различных стадиях их развития.

  Среди его работ назовем такие, как  «Теория чистого опыта Канта» (1871), «Влияние Канта на немецкую культуру» (1883), «Обоснование Кантом эстетики» (1889), «Принцип бесконечно малых и его  история» (1883), «Система философии» (3 тома).

  В концепции Когена огромное значение имеет наука, точнее, математическая физика. Он считал, что роль философии  — в изучении условий правомерности  научных положений. Для позитивиста  нет ничего важнее факта как абсолютной ценности: объективны и факт, и ощущение. Коген в духе Канта переворачивает позитивистскую логику: основание объективности  науки — априори. Не хаос чувственных  наблюдений, а тот или иной способ унификации фактов в рамках определенных гипотез, законов и теорий формирует  науку. Законы и теории не извлекаются  из фактов. Мы предпосылаем их фактам. Отсюда вывод: всякая теория априорна. Философия поэтому должна исследовать  «чистые», т. е. априорные, элементы научного познания. Другими словами, наиболее важная функция философии — методология  науки, — согласен с Кантом Коген. Кант не просто извлек двенадцать категорий  из изучения познавательных способностей. Он обосновал их, анализируя ньютонианскую  систему. Философия должна сохранить  свою подлинность без психологистических и позитивистских редукций. 

  Необходимо  вернуться к Канту, но — без  кантианских ошибок. Прежде всего, Коген  отказывается от понятия «вещи в  себе», заменяя его принципом  самоограничения опыта: мы всегда ищем целое посредством общих законов, а находим лишь частичное. Коген  не видит резона различать чувственность  и рассудок. Пространство и время  суть формы чувственности. Время  — лишь условие множественности  феноменов, а пространство — лишь условие их внешней рядоположенности. Этику и эстетику Коген делает трансцендентальным методом чистого  разума, исследующего условия возможности  чувства и морального действия. Таким  образом, есть три составляющие «общей теории опыта»: логика, этика и эстетика

• Пауль Наторп: «Процесс и метод суть все»

  Пауль Наторп (1854—1924), ученый-эрудит, известен такими работами, как «Учение Платона  об идеях» (1903), «Логические основы точных наук» (1910), «Война и мир» (1916), «Мировая миссия немцев» (1918).

    Как в своих историко-философских, так и в логических работах Наторп проводит мысль, что только идеализм - единственно правильное понимание окружающего мира. Начало познания - гносеологический, философский анализ, который он понимает как процесс постижения целого. Наторп полагает, что идеализм - это не какое-то застывшее состояние, не какая-то система, а вечное движения.

  Наторп  распространяет идеализм не только на гносеологию, но и на этику Идеализм - это основа этики Марбургской  школы. Наторп ставит этику в зависимость  от логики. Логика, имеющая первоначально  широкий смысл как учение разума, получает у него высший ранг она  охватывает не только теоретическую  философию, но и этику Вместе с  тем она обосновывает все социальные науки.³

    Как и Коген, Наторп полагает, что философия не занимается природой вещей, ее предметная сфера — теория познания.Философия не изучает субъективное мышление, т. е. познавательную деятельность, развертывающуюся на основе психической деятельности. Она изучает его содержания, которые суть все более полные определения объекта. Познание синтетично, читаем мы в «Логических основах точных наук». Анализ заключается в контроле за уже произведенным синтезом. Синтез состоит в постоянной переработке и усовершенствовании системы детерминаций объекта. Реальность не есть неопределенность, которая ничто без своих определений. Ее нельзя свести и ко всегда временным определениям. Реальное — это процесс определения. Напомнив слова гётевского Фауста «вначале было дело», Наторп рассматривает факт как сырьевой материал. Если что важно, так это «делаемое» — то, что находится в процессе. Бытие, искомое наукой, должно разрешаться в становление. Активность мысли состоит в суждении, а значит, в продуцировании данных, которые не даны: их ищет и находит мысль. В отличие от Когена, Наторп не ограничивает критическую рефлексию

  физико-математическим опытом, а включает в нее моральный, эстетический и религиозный опыт.

  Платоновские  идеи Наторп интерпретирует несколько  нетрадиционным образом. Идеи Платона  — не объект или сверхвещи, как  утверждала традиция начиная с Аристотеля. Идея — регулятив в том смысле, в каком к точке в бесконечности  направляются пути опыта. Это закон  движения науки. Идея есть регулятивный идеал.

• Эрнст Кассирер и философия символических форм

  Кассирер (1874—1945) родился в зажиточной еврейской  семье. Он изучал философию в Марбурге как ученик Когена и Наторпа. С 1906-го по 1919 гг. преподает сначала в  Берлине, а затем в Гамбурге. Как  и многих, в 1933 г. его ждала судьба эмигранта: Англия, Швеция, затем США  — Иллинойский и Колумбийский университеты. Среди его самых  известных работ — «Проблема

познания  в философии и науке в Новейшее время» (1906—1940), «Личность и космос в философии Возрождения» (1927), «Философия Просвещения» (1932), «Понятие субстанции и понятие функции» (1910), «Философия символических форм» (1929), «К критике  теории относительности Эйнштейна» (1921), «Детерминизм и индетерминизм  в современной физике» (1937).⁴

  Углубившись в историю науки, Кассирер исследовал динамику связей математики, геометрии, физики и химии и пришел к выводу, что проблема поиска общего основания (субстанции) перед ними не стоит. В  этих науках ищут скорее закон, отношение, функцию. Аристотель в «Метафизике» говорил о мире вещей и о  субстанции, аккумулирующей общие их черты. Его метод привел к массе  стерильных дефиниций, за которыми часто  стоит смешение общего с сущностным. Прогресс науки связан с тем, что  на определенном этапе ученые прекратили поиски сути вещей и мира, сочтя  достаточными функциональные связи  между объектами. То, что математические функции ментальны по происхождению, с вещами напрямую не связаны, не значит, что они субъективны. Единообразие опытного содержания, определенные ограничения и связи делают наше знание зависимым от духовных актов и вместе с тем объективным.

  Не  только логика науки интересует Кассирера. Культура, по его мнению, основана на символической активности человека.

  Кантовская  «вещь в себе» лишается статуса  трансцендентного (за пределами чувственного опыта) существования. Кассирер в этой связи пишет: «…невозможно уже заблуждаться и принимать предметы физики –  массу, силу, атом, эфир – за новые  реальности».⁵   Реальность согласно мнению другого марбургца - Г. Когена, - продукт чистого мышления.

  Неокантианец  Кассирер учтя опыт первых критиков И. Канта, указывавших на отсутствие у  него критики языка, устраняет этот недостаток: достраивает и завершает  кантовскую критику критикой культуры. Кантовское «я мыслю» сменяется у  Кассирера «я мыслю символически», и символ, каковым является и язык, становится, по сути, единственной реальностью. 

  Таким образом, противоречивость системы  Канта провозгласившего непознаваемость  «вещей в себе», находит своё разрешение у неокантианцев упразднением «вещей в себе». Факт субъективности, условности человеческого отражения трансформируется в символический; тот факт, что  окружающий мир, объективная реальность является человеку, как теория, образ, языковое мировидение (поскольку человеческое сознание – не пассивное зеркало, а носит активный творческий характер) послужило поводом, чтобы объявить всю культуру результатом символической  деятельности⁶.

  Философия выступает не только как критика  познания, но и как критика цивилизации. Сама историография представляется Кассиреру символической активностью  второго плана, которая заключается  в индивидуализации духовного содержания символической активности первоначального  этапа. В этом смысле исторические документы  абсорбируют некий смысл, их одушевляющий. Задача исследователя — обнаружить структурные связи индивида с  надличностными культурными формами. С другой стороны, не менее важно  указать на специфические черты, делающие событие неповторимым.

  Миф, искусство, язык и логика как фундаментальные  формы «понимания» суть символические  формации, типичные формы человеческого  способа производства. Философия призвана освоить эту фундаментальную структуру как органическое целое. Символические формы придают феноменам форму и смысл, организуют опыт. Помещенный между системами «рецептивной» и «реактивной» (которые есть и у животных), мир символов коренным образом преобразовал жизнь человека, поместив его в иное измерение. С рождением дескриптивного языка связывает Кассирер рождение цивилизации, или культуры.

  Как «animal symbolicum» (символическое животное) человек вышел за пределы органического  мира, перевернув его. Человек не может  не подчиниться этим новым условиям существования, которые он сам и  создал. Язык, миф, искусство и религия  образуют символическую ткань универсума. Даже небольшое продвижение в  области мышления и опытного освоения мира уплотняет и стягивает эти  своеобразные сети. Вне всякого сомнения, человеку все сложнее выйти на встречу с подлинным бытием. Кажется, продолжает Кассирер, что физическая реальность сокращается, а символическая  — нарастает. Вместо вещей теперь вокруг человека вращаются лингвистические  формы, художественные образы, мифические символы, религиозные ритуалы, и  ничего уже нельзя увидеть иначе, как через эти искусственные  опосредования.

  И в практической сфере человек  уже не живет в мире чистых фактов. Страхи и надежды, иллюзии и разочарования, фантазии и сны... И разве не прав был Эпиктет, говоривший, что «не  вещи, но фантазии и предрассудки терзают  человека»?

  Язык  выражает не столько мысли и идеи, сколько, в первую очередь, настроения и аффекты. Философы, опеределявшие человека как «animal rationale», не были эмпиристами и не стремились эмпирически объяснять природу человека. В свое определение они вкладывали моральный императив. Определение «animal symbolicum» больше характеризует то направление, которое приняла современная цивилизация.

  Научная работа Галилея и Ньютона, Максвелла  и Гельмгольца, Планка и Эйнштейна  не состояла в простом сборе фактов. Спонтанность и продуктивность лежат  в основе теоретического конструирования. В культуре можно наблюдать процесс  самоосвобождения человека, но очевидны и глубокие конфликты между его  разными способностями. Все функции  усложняются, дополняют друг друга  и взаимно интегрируются. Каждая открывает и новый горизонт, и  обнаруживает иной аспект бытия. Диссонанс, гармония, контрасты не исключают  друг друга, они находятся во взаимозависимости, как Гераклитовы плектр и лира.

  В марбургской школе обучались  и другие философы, то более, то менее  известные. Некоторые из них потом  становились основателями самостоятельных направлений. Так, Николай Гартман (1882 —1950), в 1909 г. защитивший в Марбурге у Когена работу "Логика бытия у Платона", затем создал оригинальное учение онтологического толка. В  

  Марбурге  в начале века учился X. Ортега-и-Гассет. Этот город сделался также местом паломничества для тех молодых  людей из России, которые были последователями  Канта или просто хотели учиться  у прославленных педагогов Когена и Наторпа. В летнем семестре 1912 г. в Марбурге у Когена (вскоре ушедшего на пенсию) начинал учиться Борис  Пастернак. Но уже тогда он понял, что создан не для философии, а  для поэзии, о чем ярко рассказано в "Охранной грамоте" и в (.недавно  опубликованных) письмах из Марбурга 1912. 
 

Заключение

  Марбуржцам, действительно, удалось внести вклад  в историко-философское изложение  и "имманентную" (т.е. верную самому Канту) интерпретацию концепции  великого немецкого мыслителя, в  прояснение ее происхождения из предшествующей традиции философии от Платона до Лейбница. Особенно интересной и плодотворной оказалась проработка линии "Платон—Кант". (Пожалуй, Платон был для марбуржцев не менее важным мыслителем, чем  Кант.) В философии Платона Коген  и другие марбуржцы выдвигали  на первый план: 1) интерпретацию математических объектов как особого вида бытия; 2) понимание идеи как сущности, прообраза  эмпирически данных предметов; 3) толкование бытия только как мыслимого, идеального.