Классические философские тексты

КЛАССИЧЕСКИЕ  ФИЛОСОФСКИЕ ТЕКСТЫ

 

ПЛАТОН

(427-347 до н.э.)

Окрыляется только разум  философа: у него всегда по мере его  сил память обращена на то, чем божествен Бог. Только человек... всегда посвящаемый в совершенные таинства, становится подлинно совершенным.

И так как он стоит  вне человеческой суеты и обращен  к божественному, большинство, конечно, станет увещевать его, как помешанного, — ведь его исступленность незаметна большинству. <...>

В род богов не позволено  перейти никому, кто не был философом  и не очистился до конца, — никому, кто не стремился к познанию. Потому-то... истинные философы гонят от себя все желания тела, крепятся и ни за что им не уступают, не боясь разорения и бедности, в отличие от большинства, которое корыстолюбиво, и хотя они, в отличие от властолюбивых и честолюбивых, не страшатся бесчестия и бесславия, доставляемых дурною жизнью, они от желаний воздерживаются. <...>

Тем, кто стремится к  познанию, хорошо известно вот что: когда философия принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу. Да, стремящимся к познанию известно, в каком положении бывает их душа, когда философия берет ее под свое покровительство и с тихими увещаниями принимает освобождать, выявляя, до какой степени обманчиво зрение, обманчивы и остальные чувства, убеждая отдаляться от них, не пользоваться их службою насколько лишь это возможно, и советуя душе сосредоточиться и  собираться в себе самой, верить только себе, когда, сама в себе, она мыслит о том, что существует само по себе, и не считать истинным ничего из  того, что она с помощью другого исследует из других вещей, иначе говоря, из ощутимых и видимых, ибо то, что видит душа, умопостигаемо и безвидно. Вот то освобождение, которому не считает нужным противиться душа истинного философа, и потому она бежит от радостей, желаний, печалей и страхов, насколько это в ее силах, понимая, что, если  кто сильно обрадован, или опечален, или испуган, или охвачен сильным желанием, он терпит не только обычное зло, какого и мог бы ожидать, —  например, заболевает или проматывается, потакая своим страстям, — но  и самое великое, самое крайнее из всех зол и даже не отдает себе в этом  отчета. <...>

   Душа философа... не думает, будто дело философии  — освобождать  ее, а она,  когда это дело сделано, может  снова предаться радостям и  печалям и надеть прежние оковы,  наподобие Пенелопы, без конца  распускающей свою ткань. Внося  во все успокоение, следуя разуму  и постоянно в нем пребывая, созерцая истинное, божественное и непреложное и в нем обретая для себя пищу, душа полагает, что так именно должно жить, пока она жива, а после смерти отойти к тому, что ей сродни, и навсегда  избавиться от человеческих бедствий. <...>

Если... человек составил свои произведения, зная, в чем заключается  истина, и может защитить их, когда  кто-нибудь станет их проверять, и если он сам способен устно указать  слабые стороны того, что он написал, то такого человека следует называть не по его сочинениям, а по той  цели, к которой были направлены его старания. <...>

   Название мудреца... по-моему, для него слишком  громко и пристало только богу. Любитель мудрости — философ или что-нибудь в этом роде — вот что больше ему подходит и более ладно звучит.

                            Федон. Соч. в 3 т. М., 1970. Т. 2. С. 185, 48, 49, 50-51, 221.

 

 

 

 

АРИСТОТЕЛЬ

(384-322 до н.э.)

 Имя (мудрости) необходимо  отнести к одной и той же  науке: это, должна быть наука,  исследующая первые начала и  причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин. А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. <...>

Наиболее божественная наука также и наиболее ценима. А таковой может быть только одна эта — в двояком смысле. А  именно: божественна та из наук, которой скорее всего мог бы обладать бог, и точно так же божественной была бы всякая наука о божественном. И только к одной лишь искомой нами науке подходит и то и другое. Бог по общему мнению, принадлежит к причинам и есть некое начало, и такая наука могла бы быть или только или больше всего у бога. Таким образом, все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше — нет ни одной. <...>

Философия называется знанием  об истине. В самом деле, цель умозрительного знания — истина, а цель знания, касающегося деятельности, — дело: ведь люди деятельные даже тогда, когда они рассматривают вещи, каковы они, исследуют не вечное, а вещь в ее отношении к чему-то и в настоящее время. Но мы не знаем истины, не зная причины. А из всех вещей тем или иным свойством в наибольшей степени обладает та, благодаря которой такое же свойство присуще и другим; например, огонь наиболее тепел, потому что он и для других вещей причина тепла. Так что и наиболее истинно то, что для последующего есть причина его истинности. Поэтому и начала вечно существующего всегда должны быть наиболее истинными: они ведь истинны не временами и причина их бытия не в чем-то другом, а, наоборот, они сами причина бытия всего остального; так что в какой мере каждая вещь причастна бытию, в такой и истине. <...>

Как самую главную и  главенствующую науку, которой все  другие науки, словно рабыни, не смеют прекословить, следовало бы называть мудростью науку о цели и о благе (ибо ради них существует другое). А поскольку мудрость была определена как наука о первых причинах и о том, что наиболее достойно познания, мудростью надо бы признать науку о сущности. <...>

И частей философии столько, сколько есть видов сущностей, так  что одна из них необходимо должна быть первой и какая-то другая —  последующей. Ибо сущее <и единое> непосредственно делятся на роды, а потому этим родам будут соответствовать и науки. С философом же дело обстоит так же, как и с тем, кого называют математиком: и математика имеет части, и в ней есть некая первая и вторая наука и другие последующие. <...>

Имеются три умозрительных  учения: математика, учение о природе, учение о божественном (совершенно очевидно, что если где-то существует божественное, то ему присуща именно такая природа), и достойнейшее знание должно иметь своим предметом достойнейший род (сущего). Так вот, умозрительные науки предпочтительнее всех остальных, а учение о божественном предпочтительнее других умозрительных наук. В самом деле, мог бы возникнуть вопрос, занимается ли первая философия общим или каким-нибудь одним родом (сущего), т.е. какой-нибудь одной сущностью (physis): ведь неодинаково обстоит дело и в математических науках: геометрия и учение о небесных светилах занимаются каждая определенной сущностью (physis), а общая математика простирается на все. Если нет какой-либо другой сущности (oysia), кроме созданных природой, то первым учением было бы учение о природе. Но если есть некоторая неподвижная сущность, то она первое и учение о ней составляет первую философию, притом оно общее (знание) в том смысле, что оно первое. Именно первой философии надлежит исследовать сущее как сущее — что оно такое и каково все присущее ему как сущему. <...>

Наука философа исследует  сущее как таковое вообще, а  не какую-то часть его.

Метафизика. Соч. В 4. М., 1976. Т. 1. С. 69-70, 94-95, 102, 121, 182, 276.

 

ГЕРАКЛИТ 

(около 520 - около 460 до н.э.)

В ту же реку вступаем и  не вступаем. Существуем и не существуем.

Этот космос, тот же самый  для всех не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и  будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим.

Смерть земли - рождение воды, смерть воды - рождение воздуха, (смерть) воздуха — (рождение) огня, и обратно.

Многознание уму не научает...

Людям не стало бы лучше, если бы все их желания сбылись.

Борьба - отец всего и  всему царь, одним она определила быть богами, другим - людьми. А (из тех) одним - рабами, а другим - свободными.

Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости.

Антология мировой философии. Т. 1. С. 275-280.

 

ДЕМОКРИТ 

(около 460-— около 370 до н.э.)

При первоначальном образовании  Вселенной небо и земля имели  единую форму вследствие смешения их природы. Затем, после того как тела отделились друг от друга, космос приобрел весь ныне видимый в нем порядок, воздух же получил непрерывное движение, и огневидная (часть его) собралась к самым верхним местам. По этой причине солнце и прочее множество светил были охвачены всеобщим вихрем. Грязеподобное же и иловидное (вещество), соединенное с влагою, осталось пребывать на том же самом месте вследствие своей тяжести.

Последнее, непрерывно сжимаясь в себе и скопляясь в одном  месте, образовало из жидких (своих  частей) море, из более же твердых - землю (которая была вначале) влажной и  совершенно рыхлой...

Из последних же, которые  заключали в себе наибольше теплоты, поднялись в воздух, став птицами; другие же, в которых преобладала смесь земли, попали в число пресмыкающихся и прочих живущих на поверхности земли (животных); третьи же, в которых было наиболее влажного вещества, называемые плавающими (животными), собрались в сродное им место. Земля же, все более отвердевая под действием солнечного огня и ветров, наконец более стала не в состоянии рождать ничего из более крупных животных, но каждый (вид) живых существ стал рождаться от взаимного совокупления.

...Душа и ум - одно и  то же, оно состоит из первичных  и неделимых тел и неподвижно  в силу малости своих частиц  и их формы... Из всех форм  самая подвижная - шарообразная. Таковы же (по своей форме) ум и огонь...

...Душа состоит из  двух частей; она имеет разумную (часть), помещающуюся в груди, и не разумную (часть), рассеянную по всему телу... Душа смертна, она уничтожается вместе с телом.

Антология мировой философии. Т. I. С. 338-340, 341.

 

АРИСТОТЕЛЬ

(384-322 до н.э.)

Все люди от природы стремятся  к знанию. Доказательство тому - влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям не только ради того, чтобы действовать, но и  тогда, когда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше других чувств содействует нашему познанию и обнаруживает много различий в вещах.

Человеческий род пользуется в своей жизни также искусством и рассуждениями. Появляется опыт у людей благодаря памяти; а именно: многие воспоминания об одном же предмете приобретают значение одного опыта. И опыт кажется почти одинаковым с наукой и искусством. А наука и искусство возникают у людей через опыт. Появляется же искусство тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей образуется один общий взгляд на сходные предметы. Так, например, считать, что Каллию при такой-то болезни помогло такое-то средство и оно же помогло Сократу и также в отдельности многим, - это дело опыта; а определить, что это средство при такой-то болезни помогает всем таким-то и таким-то людям одного склада (например, вялым или желчным при сильной лихорадке), - это дело искусства.

В отношении деятельности опыт, по-видимому, ничем не отличается от искусства; мало того, мы видим, что  имеющие опыт преуспевают больше нежели те, кто обладает отвлеченным знанием, но не имеет опыта. Причина этого в том, что опыт есть знание единичного, а искусство — знание общего; всякое же действие и всякое изготовление относится к единичному.

Знание и понимание  относятся больше к искусству, чем  к опыту. Мы считаем владеющих каким-то искусством более мудрыми, чем имеющих опыт, ибо мудрость у каждого больше зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые нет.

Метафизика //Хрестоматия по философии. М., 1998. С. 18.

 

СЕНЕКА

(около 5 г. до н.э. - 65 г. н.э.)

Все возникает из всего. Из воды воздух; из воздуха вода; огонь  из воздуха; из огня воздух... Все элементы подвержены взаимным возвращениям. Что погибает из одного, переходит в другое. И природа сохраняет образующие ее части в равновесии, словно боясь, чтобы при нарушении отношения частей не рухнул мир. Все находится во всем. Воздух не только переходит в огонь, но и не бывает никогда без огня.

...В создании вещей  участвуют два элемента: материя  и причина. Материя инертна, способна принимать любую форму и мертва, пока ничто не приводит ее в движение. Причина же, или разум, придает материи форму, дает ей по своему усмотрению то или другое назначение и производит из нее различные вещи. <...>

Не может быть природы  без бога и бога без природы... Его мудростью все направляется, чтобы не было в мире беспорядка и все получало разумный смысл и объяснение. <...>

Мы не можем изменить мировых отношений. Мы можем лишь одно: обрести высокое мужество, достойное добродетельного человека, и с его помощью стойко переносить все, что приносит нам судьба, и отдаться воле законов природы.

Судьбы ведут того, кто  хочет, и тащат того, кто не хочет.

Вселенная, которую видишь, обнимающая весь божественный и человеческий мир, образует единство: мы — члены единого тела. Природа создала нас родными друг к другу, поскольку она сотворила нас из одной и той же материи для одних и тех же целей. <...>

Высшее благо заключено  в разуме, а не в чувствах. <...>

В борьбе за существование  животные, вооруженные зубами и когтями, кажутся сильнее человека, но природа одарила человека двумя свойствами, которые делают это слабое существо сильнейшим на свете: разумом и обществом. <...>

Я рожден для высших устремлений и я выше того, чтобы быть рабом моего тела; в теле своем я увижу не что иное, как цепи, сковывающие мою свободу.

Тот, кто думает, что рабство  распространяется на всю личность, заблуждается: ее лучшая часть свободна от рабства. Только тело подчинено и принадлежит господину, дух же сам себе господин...

 Раб есть человек,  равный по натуре другим людям;  в душе раба заложены те  же начала гордости, чести, мужества, великодушия, какие дарованы и  другим человеческим существам,  каково бы ни было их общественное  положение. 

 

 

ПЛАТОН

- Так вот, мой друг, заниматься каждому своим делом  - это, пожалуй, и будет справедливостью.