Эстетические идеи Возрождения

Министерство культуры Российской Федерации

Федеральное государственное  образовательное учреждение высшего

Профессионального образования

«Самарская государственная  академия культуры и искусств»

 

 

Кафедра режиссуры театрализованных представлений и праздников

 

 

 

 

 

 

Реферат по дисциплине:

«Эстетика»

 

На тему:

«Эстетические идеи Возрождения»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выполнила: студентка заочного

 отделения гр. ФС-25

Хамитова Ю.А.

Преподаватель: Труфанов С.Н.

 

 

 

 

 

 

 

Самара  2013

Ренессанс обычно характеризуется  как возрождение античных наук и  искусств. Однако непонятно, с какой  стороны воспроизводилась античность в Ренессансе; непонятно и то, какая античность имеется в виду. Говорят, что античность играла здесь  роль земной опоры при отходе возрожденческого человека от средневековой твердыни. Однако в античности кроме земного  было очень много и неземного, а возрожденческий человек в  одних отношениях действительно  отходил от средневековья, а в  других отношениях пока еще вовсе  не отходил. Ренессанс в противоположность  средневековой культуре был светской культурой и таким мировоззрением, которое основывалось только на земных стремлениях человека.

Ни одна эпоха в истории  европейской культуры не была наполнена  таким огромным количеством антицерковных  сочинений и отдельных высказываний. Если бы заняться вопросом об учете  всей этой антицерковной литературы, то для одной Италии она составила  бы целый большой том. Но Ренессанс  вовсе не был полностью светским мировоззрением, если учесть, что писалось и думалось в течение этой весьма длительной исторической эпохи.

Однако, возрожденцы удивительным образом умели объединять самые возвышенные, самые духовные, часто даже платонические и неоплатонические идеи с таким жизнерадостным, жизнеутверждающим, веселым и игривым настроением, которое иначе и назвать нельзя, как светским и даже земным.

Все подобного рода характеристики, взятые сами по себе, конечно, правильны и даже неопровержимы.

Возрожденческие мадонны  или вообще библейские персонажи  в эпоху Ренессанса обязательно  изображались реалистически. Но характеризовать  этот возрожденческий реализм в  сравнении с реализмом, например, византийской или древнерусской  иконы -- задача совсем не легкая, потому что типов реализма очень много.

Наконец, при характеристике эстетики Ренессанса далеко не всегда учитывается историческая и географическая сложность этой эпохи. Ренессанс  длился около четырех веков (XIII --XVI), поэтому формулировать единую хронологическую  линию развития Ренессанса едва ли возможно.

Ренессанс был не в какой-нибудь одной стране, но во всех странах, и  каждая страна переживала свой Ренессанс  по-своему хронологически, и по существу. Был, например, итальянский Ренессанс, а был еще и северный Ренессанс. К указанным четырем векам  Ренессанса относится не только итальянский  Ренессанс в узком смысле слова, но, например, еще и готика. Но тогда  её нельзя миновать и в характеристике Ренессанса. Была возрожденческая эстетика, а была еще и готическая эстетика.

К Ренессансу обычно относят  также и такое явление, как, например, гелиоцентрическая система Коперника  или учение о бесконечности миров  Джордано Бруно. Эстетика Ренессанса всегда создавала для своих исследователей и толкователей огромные трудности, так как всем всегда хотелось свести ее на какой-нибудь один-единственный принцип. Сделать это невозможно потому, что эстетика Ренессанса обладает чертами огромного и часто вполне стихийного субъективно-человеческого жизнеутверждения, еще далекого от последующих эпох господства тех или иных дифференцированных способностей человеческого духа. Эта стихийность Ренессанса приводила к совмещению самых разнообразных человеческих способностей, обладавших неизменной тенденцией к своему дифференцированному функционированию, однако еще не настолько сильных, чтобы одной командовать всеми другими.

Можно сказать, что уже  в эпоху Ренессанса были выдвинуты  и частично продуманы решительно все направления буржуазной эстетики, которые в дальнейшем характеризовали  собою целые эпохи, но здесь они  пока еще периодически возникали  и погибали в общем хаосе земного  жизнеутверждения. Поэтому представляется более целесообразным излагать эстетику Ренессанса не по отдельным именам или произведениям и даже не по отдельным ступеням общего культурно-исторического развития, но в первую очередь по отдельным точкам зрения, которые в самом невероятном переплетении и дозировке попадаются почти у всех представителей этой четырехвековой эпохи.

Прежде всего новизной является в данную эпоху Чрезвычайно энергичное выдвижение примата красоты, и притом примата самостоятельной чувственной красоты. Мир лежит во зле, и со злом нужно бороться. Но посмотрите, как красиво энергичное мужское тело и как изящны мягкие очертания женской фигуры! Ведь все это тоже есть создание божие. Даже теисты Возрождения вроде Марсилио Фичино или Николая Кузанского рассуждают о красоте мира и жизни почти в духе пантеизма, внимательно всматриваясь в красоту природы и человека, в прекрасные детали всего космоса. Дальше следуют постоянные возрожденьческие восторги чувственной математикой перед достоинством, самостоятельностью и красотой самого художника. Математика направляется на тщательнейшее измерение обнаженного человеческого тела; если античность делила рост человека на какие-то там шесть или семь частей, то Альберти в целях достижения точности в живописи и скульптуре делит его на 600, а Дюрер впоследствии -- и на 1800 частей.

Средневековый иконописец мало интересовался реальными пропорциями  человеческого тела, поскольку тело было для него только носителем духа; гармония тела заключалась для него, скорее, в аскетической обрисовке, в  плоскостном отражении на нем  сверхтелесного мира. Однако «Венера» Джорджоне представляет собою полноценное и самоудовлетворенное и притом женское обнаженное тело, которое хотя и является созданием божиим, но о боге уже нет никакого разговора. Здесь уже полноценное, естественно гармоническое и прекрасное человеческое тело, требующее к себе также и специфического внимания. Поэтому возрожденческий художник является не только знатоком всех наук, но прежде всего математики и анатомии.

Необходимо отметить три  обстоятельства как чрезвычайно  характерные для возрожденческого понимания математики и для возрожденческой  эстетики. Во-первых, для эстетики Ренессанса оказывается наиболее значащим не только самостоятельно созерцаемое и самостоятельно изменяемое человеческое тело. Ведь это  тело сколько угодно изображалось и  в античной эстетике. Черты этой человеческой телесности можно найти  не только в скульптурных формах периода  классики возрожденческой телесности. В возрожденческой эстетике не было ни античного субстанциального понимания  тела, ни средневекового тела как только тени, ничтожного подобия вечного и вполне сверхтелесного мира. Возрожденец всматривался в человеческое тело как в таковое и погружался в него как в самостоятельную эстетическую данность. Не столь важны были происхождение этого тела или его судьба, эмпирическая и метафизическая эстетическая

Леонардо трактует всю  философию и всю философскую  мудрость именно только как живопись. Эта живопись для возрожденческого ощущения живописи и есть самая настоящая  философия или мудрость, и даже не только философия и мудрость, но и вся наука. Наука для артистически мыслящего возрожденца есть не что иное, как живопись.

Во-вторых, человеческое тело, этот носитель артистической мудрости, для индивидуалистического мышления Ренессанса обязательно не только само трехмерно и рельефно, но, будучи принципом всякого другого изображения, делает и всякое другое изображение, даже хотя бы только живописное, обязательно  трехмерным и рельефным. Образцы  возрожденческого искусства в этом смысле всегда как бы выпуклы, как  бы наступают на нас, как бы осязательно  телесны. И живопись, и архитектура, да и вся литература (но это требует специального анализа) всегда выпуклы, всегда рельефны, всегда скульптурны.

Под скульптурностью возрожденческого мышления лежал не античный вещевизм, в своем пределе доходивший до космологизма, но антропоцентризм и стихийно утверждающая себя индивидуальная человеческая личность, доходившая до артистически творческого самоутверждения.

В-третьих, эстетическое мышление Ренессанса впервые доверилось человеческому  зрению как таковому, без античной космологии и без средневековой  теологии. В эпоху Ренессанса человек  впервые стал думать, что реально  и субъективно-чувственно видимая им картина мира и есть самая настоящая его картина, что это не выдумка, не иллюзия, не ошибка зрения и не умозрительный эмпиризм, но то, что мы видим своими глазами это и есть на самом деле. Мы видим на самом делевовсе не те точные геометрические фигуры, в которые была влюблена античность. Прежде всего мы реально видим, как по мере удаления от нас зримого нами предмета он принимает совсем другие формы и, в частности, сокращается в своих размерах.

Из подобного рода реальных человеческих ощущений появилась целая  наука, которая, стала разрабатываться  в качестве так называемой проективной  геометрии. А история возрожденческой  эстетики как раз и свидетельствует  о том, что перспективное смещение и, в частности, сокращение предметов, видимых на достаточно большом расстоянии, могут быть осознаны и оформлены  вполне научно. Тут получается своя собственная, и притом вполне точная, геометрия, которая хотя и оформляет  собою самую обыкновенную зрительную чувственность, тем не менее обладает точностью, характерной для математических наук вообще. Субъективно она исходит из чувственного восприятия человека, подобно тому как примат этого последнего над всякой объективной реальностью отнюдь не мешал тому или другому преломлению этой реальности в субъективном человеческом сознании.

Таким образом, чувственно-зрительная данность настолько активна в  эстетике Ренессанса, настолько уверена  в себе и настолько безразлична  к объективным соотношениям геометрических конструкций вообще, что достигла своего собственного научного оформления.

Возрожденческий художник резко  отличается от антично-средневекового художника, и поэтому влияние  античности, кажется, слишком преувеличивается исследователями и толкователями  эстетики Возрождения. При формальном сходстве здесь невольно бросается  в глаза субъективистически-индивидуалистическая жажда жизненных ощущений независимо от их религиозных или моральных ценностей, хотя эти последние здесь формально не только не отрицаются, но часто и выдвигаются на первый план. То же самое необходимо сказать и о других формальных чертах сходства между возрожденческой и античной эстетикой.

Возрожденческая эстетика не хуже античной проповедует подражание природе. Однако, всматриваясь в эти  возрожденческие теории подражания, мы сразу же замечаем, что на первом плане здесь не столько природа, сколько художник. В своем произведении художник хочет вскрыть ту красоту, которая кроется в тайниках самой  природы. Поэтому художник здесь  не только не натуралист, но он считает, что искусство даже выше природы.

Сначала художник на основании  своего собственного эстетического  вкуса отбирает те или иные тела и процессы природы, а уж потом  подвергает их числовой обработке. Всё  это говорит не о первенстве природы, но о первенстве художественного  чувства. Отсюда, например, прославленные  произведения итальянских колористов, люминаристов и стереометрических живописцев, едва ли превзойденные последующим искусством. У теоретиков возрожденческой эстетики встречается такое, например, сравнение: художник должен творить так, как бог творил мир, и даже совершеннее того. Здесь средневековая маска вдруг спадает и перед нами оголяется творческий индивидуум Нового времени, который творит по своим собственным законам. Такое индивидуальное творчество в эпоху Возрождения часто понимали тоже как религиозное, но ясно, что это была уже не средневековая религиозность. Это был индивидуалистический протестантизм, крепко связанный с частнопредпринимательским духом восходящей буржуазии.

О художнике теперь не только говорят, что он должен быть знатоком всех наук, но и выдвигают на первый план его труд, в котором пытаются найти даже критерий красоты. И как  Петрарка ни доказывал, что поэзия ничем  не отличается от богословия, а богословие от поэзии, в эстетике Возрождения  впервые раздаются весьма уверенные  голоса о субъективной фантазии художника, вовсе не связанной никакими прочными нитями с подражанием. Да и само подражание в эту эпоху, как мы отметили выше, весьма далеко от натуралистического воспроизведения и копирования.

Художник постепенно эмансипируется от церковной идеологии. В нем  больше всего ценятся теперь техническое  мастерство, профессиональная самостоятельность, ученость и специальные навыки, острый художественный взгляд на вещи и умение создать живое и уже самодовлеющее, отнюдь не сакральное произведение искусства. Перед нами появляются яркие живописные краски и телесная выпуклость изображений, то зовущая глаз наблюдателя успокоиться  в неподвижном созерцании, то увлекающая в бесконечные дали, не знакомые никакой антично-средневековой эстетике. Здесь заложены и классическое равновесие, и беспокойный романтический уход в бесконечность, и художественный энтузиазм, о котором много говорили в эпоху романтизма, и, с другой стороны, выдвижение на первый план принципа наслаждения как основного для эстетики, вполне наличные уже здесь, в эпоху Возрождения, хотя в развитом виде это станет достоянием только последующих столетий.

Новизна и наслаждение, по Кастельветро (1505--1571), вообще являются основанием всякого искусства. Этот теоретик к тому же громит все античные авторитеты, не признает никаких теоретических канонов и вообще понимает художественное творчество как вполне независимую и самодовлеющую деятельность, не подчиненную никаким правилам, наоборот, только впервые создающую эти правила. С этой точки зрения, когда Лука Пачоли (ок. 1445--1509) называл закон золотого деления «божественной пропорцией», тут было не столько божественности, сколько самодовлеющей власти искусства над прочей жизнью и бытием.