Автор работы: Пользователь скрыл имя, 10 Декабря 2010 в 16:16, статья
Если верно, что умный человек - это прежде всего тот, кто способен удивляться, то это утверждение - печальный комментарий по поводу ума современного человека. При всех достоинствах нашей высокой грамотности и всеобщего образования мы утратили этот дар - способность удивляться. Считается, что все уже известно - если не нам самим, то какому-нибудь специалисту, которому полагается знать то, чего не знаем мы. В самом деле, удивляться неловко, это считается признаком низкого интеллекта. Даже дети удивляются редко или, по крайней мере, стараются этого не показывать; с возрастом эта способность постепенно утрачивается совсем. Мы думаем, что важнее всего найти правильный ответ, а задать правильный вопрос не так существенно.
Этот вывод
можно проиллюстрировать
Невроз, которым
страдала пациентка, и был реакцией
на враждебность. Подсознательно она
воспринимала прикосновение к какому-либо
предмету как попытку его уничтожить,
и ей нужно было вымыть руки, чтобы
очиститься, освободиться от деструктивного
действия. Как будто руки у нее
были в крови и ей нужно было
снова и снова смывать эту
кровь. Потребность мыть руки была реакцией
на проявления враждебности, попыткой
избавиться от совершенного преступления;
она осознавала лишь свою навязчивую
потребность, но не понимала ее причин.
Таким образом, как только удалось
проникнуть в область бессознательного,
где и были корни поведения
женщины, выявился смысл симптома, проявлявшегося
как бессмысленное действие. Мытье
рук было средством справиться, хоть и
подсознательно, со своим гневом и с помощью
этого ритуала избавиться от чувства вины.
Научившись понимать
процессы, происходящие в подсознании,
Фрейд пришел к открытию, которое
проливает свет на поведение человека
в повседневной жизни. Это позволило
ему объяснить такие явления,
как внезапное исчезновение чего-то
из памяти, оговорки, которые озадачивали
многих исследователей и которым
не находилось объяснения. Нам всем
знакомо такое явление, когда
мы не можем вспомнить какое-то имя,
которое мы хорошо знаем. Конечно, этому
может быть немало причин, но, как
обнаружил Фрейд, часто это можно
объяснить тем, что нечто в
нас не хочет думать об этом имени,
поскольку оно ассоциируется
со страхом, злобой или другим подобным
чувством. И желание избавиться от
этой болезненной ассоциации приводит
к тому, что имя выпадает из памяти.
Как сказал однажды Ницше: "Память
мне подсказывает, что я сделал
это, гордость говорит, что я не мог
этого сделать. И память уступает."
Мотивом таких
нечаянных недоразумений не обязательно
служит чувство страха или вины.
Если человек, встречаясь с кем-то, вместо
"здравствуйте" нечаянно произносит
"до свидания", тем самым он
дает выход своему настоящему чувству:
он хотел бы тут же уйти или совсем
не хотел бы встречаться с этим
человеком. Соблюдая условности, он не
может открыто выразить свои чувства;
тем не менее его неприязнь
проявляется, так сказать, за его
спиной: на языке оказываются именно
те слова, которые выражают его истинные
чувства, хотя сознательно он собирался
показать, что рад встрече.
Сновидения являются
еще одной стороной поведения, которое
Фрейд считает выражением бессознательных
желаний. Он полагает, что в сновидениях,
так же, как и в неврозах и
оговорках, находят выражение
Из этой общей
концепции сновидений вытекает ряд
более конкретных допущений.
Наша жизнь
во сне мотивируется бессознательными
желаниями. Во сне оживают побуждения,
существование которых мы не хотим
или не осмеливаемся признавать, когда
бодрствуем. Во сне находят выход
иррациональная ненависть, честолюбие,
ревность, зависть и в особенности
кровосмесительные или
Фрейд идет еще
дальше. Он связывает теорию сновидений
с функцией сна. Сон есть физиологическая
потребность, и организм старается
как можно лучше его оберегать.
Если бы мы испытывали во сне сильные
бессознательные желания, они бы
беспокоили нас, и мы в конце концов
проснулись бы. Эти желания, очевидно,
мешают осуществлению биологической
потребности оставаться спящим. Что
же мы тогда делаем, чтобы сохранить
сон? Мы воображаем, что желания исполнились,
и испытываем чувство удовлетворения,
а не фрустрации, которая бы нас
беспокоила.
Фрейд приходит
к мысли, что суть сновидений заключается
в изображаемом исполнении бессознательных
желаний; функция сновидений, таким
образом, состоит в том, чтобы
сохранить сон. Это объяснение легче
понять в тех ситуациях, когда
желание не является бессознательным,
а содержание сновидений не искажается,
в отличие от "обычного" сновидения,
как его называл Фрейд. Допустим,
человек съел перед сном очень
соленое блюдо, и всю ночь ему
сильно хочется пить. Ему может
сниться, что он ищет, где бы попить,
находит колодец и пьет в изобилии
прохладную и приятную воду. Вместо
того чтобы проснуться и утолить
свою жажду, он удовлетворяется иллюзией
того, что пьет, и это позволяет
ему спать, не просыпаясь. Нам всем
знакомо такое воображаемое удовлетворение,
когда мы просыпаемся от звонка будильника
и в этот же момент нам снится,
что это звонит колокол в церкви,
и мы думаем, что сегодня воскресенье и
не надо вставать так рано. Здесь также
сновидение выполняет функцию охраны
сна. Фрейд полагает, что такое простое
исполнение желаний, которые по сути не
являются бессознательными, редко бывает
у взрослых, чаще - у детей, и что в основном
суть сновидений состоит в исполнении
не таких рациональных желаний, а иррациональных,
подавляемых в состоянии бодрствования.
Второе допущение
Фрейда о природе сновидений состоит
в том, что корни бессознательных
желаний, исполняющихся в сновидении,
заложены в детстве, что когда-то,
когда мы были детьми, эти желания
были явными, а потом продолжали
жить подспудно и теперь проявляются
в сновидениях. В основе этих представлений
лежит допущение Фрейда об иррациональности
детства вообще.
Фрейд считал, что
для ребенка характерно множество
асоциальных побуждений. Так как
его физических сил и знаний недостаточно,
чтобы поступать в соответствии
с этими побуждениями, он не может
причинить вреда, и нет необходимости
защищаться от его злых намерений. Но
если рассматривать суть этих побуждений,
а не практический результат, то ребенок
предстает асоциальным и
Представления
Фрейда о ребенке примечательным
образом сходны с представлениями
св. Августина. Одно из главных доказательств
заложенной в человеке греховности
Августин видел в порочности маленького
ребенка. Он рассуждал так: человек,
должно быть, изначально порочен, поскольку
ребенок порочен еще до того, как
у него появляется возможность обучиться
дурному от окружающих и испортиться
под влиянием дурных примеров. Фрейд,
как и Августин, не обращает внимание
на другие качества ребенка, которые
могли бы по крайней мере уравновесить
картину: детскую непосредственность,
отзывчивость, умение безошибочно понимать
людей, способность распознавать отношение
людей независимо от того, что они
говорят, неутомимое стремление познать
мир; короче говоря, все то, за что
мы восхищаемся детьми и любим
их и благодаря чему сложилось
представление о том, что детские
качества во взрослых - ценнейшее богатство.
Фрейд сосредоточивался главным
образом на проявлениях порочности
в ребенке по многим причинам. Одна
из них состоит в том, что в
викторианскую эпоху появилась
идея или иллюзия о "невинности"
младенца. Предполагалось, что у
ребенка не возникает сексуальных
желаний или других "дурных"
побуждений. Когда Фрейд выступил
против этого общепринятого
Еще одной причиной
для такой оценки ребенка послужило
то, что Фрейд считал главной функцией
общества подавление безнравственных
и асоциальных побуждений в человеке
и формирование таким способом адекватных
социальных качеств; такое преобразование
зла в добро осуществляется с
помощью механизмов, которые Фрейд
называет "формированием реакции"
и "сублимацией". Подавление такого
дурного побуждения, как, например,
садизм, ведет к формированию противоположного
побуждения - благожелательности, роль
которой заключается в том, чтобы
удерживать подспудный садизм от проявления
в мыслях, действиях или чувствах.
Под сублимацией Фрейд понимает
явление, при котором порочное побуждение
отделяется от первоначального асоциального
замысла и используется для более высоких
и общественно значимых целей. В качестве
примера можно привести человека, который
сублимировал свое побуждение причинять
боль, став искусным хирургом. Фрейд считает,
что благожелательность, любовь, созидательные
начала в человеке не первичны; он утверждает,
что это вторичные проявления, возникающие
из потребности подавлять изначально
порочные стремления. Культура, по его
представлению, есть результат такого
подавления. У Фрейда, в отличие от Руссо,
человеком движут изначально порочные
мотивы. Чем дальше развивается общество
и чем сильнее оно вынуждает человека
подавлять эти мотивы, тем в большей мере
он овладевает умением строить реакции
и сублимировать. Чем выше уровень культуры,
тем выше степень подавления. Однако, поскольку
способность формирования реакции и сублимации
ограничена, это усиливающееся подавление
часто не достигает цели. Изначальные
желания возрождаются и, хотя они не могут
осуществляться открыто, приводят к неврозам.
Таким образом, Фрейд допускает, что человек
неизбежно сталкивается с противоречием.
Чем выше уровень развития культуры, тем
сильнее подавление и тем больше неврозов.
В таком случае
следует допустить, что ребенок
остается, по сути, безнравственным
до тех пор, пока не попадает под
контроль общественных требований; и
даже этот контроль не может справиться
со всеми порочными порывами, которые
продолжают существовать в подавленном
состоянии.
Есть еще одна
причина, заставлявшая Фрейда подчеркивать
иррациональность ребенка. Анализируя
свои собственные сновидения, он был
поражен тем, что даже у нормального,
психически здорового взрослого
человека можно обнаружить такие
иррациональные чувства, как ненависть,
ревность, честолюбие. В конце 90-х
годов прошлого века и в начале
нынешнего считалось, что между
больным и здоровым человеком
существует четкое различие. Невозможно
было поверить, что нормальный, добропорядочный
гражданин должен или может испытывать
различные "безумные" желания, проявляющиеся
в его сновидениях. Как можно
было объяснить проявление во сне
этих желаний, не разрушив представление
о нем как о здоровом "нормальном"
взрослом человеке? Фрейд разрешил
трудность, допустив, что эти проявляющиеся
в сновидениях желания - выражение
сущности ребенка, сохранившейся в
человеке и оживающей в сновидениях.
Идея состоит в том, что некоторые детские
побуждения оказались в подавленном состоянии
и, существуя в области подсознания, возникают
в сновидениях - правда, в искаженном и
замаскированном виде, поскольку даже
во сне взрослый человек избегает полного
их осознания.
Социальный характер,
вынуждающий людей действовать
и думать так, как они должны действовать
и думать в интересах правильно
функционирующего общества, это лишь
одна линия связи социальной структуры
с идеями. Другой вид связи заключается
в том, что каждое общество определяет,
какие мысли и чувства следует
допустить до уровня осознания, а
какие - оставить бессознательными. То
есть существует как социальный характер,
так и "социальное бессознательное".
Говоря о "социальном
бессознательном", я имею в виду
вытесненные сферы, свойственные большинству
членов общества. Содержанием этих
обычно вытесненных элементов является
то, что данное общество не может
позволить своим членам довести
до осознания, если оно собирается и
дальше успешно функционировать
на основе собственных противоречий.
Термин "индивидуальное
бессознательное", с которым имел
дело Фрейд, относится к такому содержанию,
которое индивид вытесняет, сообразуясь
с индивидуальными