Философия истории и социальная философия

9.Мифы, утопия и научные прогнозы.

Всякий научный прогноз — неопределенен, вариативен, условен. Он более виртуален, чем реален. Расчет пяти сценариев-вариантов, из которых ни один в конечном счете не оказывается реальным, ибо реальность все равно идет по своему сценарию-варианту, отличному от всех пяти предусмотренных, говорит о многом, о том, что предвидеть будущее совсем не просто, а точнее, в чем-то принципиально невозможно. Экстраполируемые тенденции еще можно представить, как можно даже учесть, тоже экстраполярно, циклические процессы, но уловить действительные сроки и реальный характер качественно-критических сдвигов практически нельзя. Отсюда ограниченность, фрагментарность, неполнота прогнозирования, правда, в разной степени в зависимости от задачи, среды и сроков прогноза. Характерной является и быстрая устареваемость многих прогнозов. Большинство из них долго не живет.

Научный прогноз — не фикция вовсе, но и не истина, хотя мы и не отрицаем момента истины в любом добросовестном прогнозе. В прогнозе может быть именно момент истины, возможно даже, намек на истину, ее некое миражное отражение. Прогнозами можно и нужно пользоваться, но не в аспекте руководства ими, а в аспекте учета их сентенций в ходе обобщающих размышлений и подготовки решений. Нельзя сказать, что прогноз это миф, хотя мифического в нем хватает. Прогноз ведь имеет и свою реалистичность. Скорее это некая мифореальность или реаломифичность. Но не видеть в научном прогнозе мифического начала нельзя, иначе принимающий решение попадает, что называется, впросак.

Прогнозирование — более или менее точное занятие, во всяком случае, стремящееся к точности, к фактам, к реальным показателям. Наука понимает ограниченные возможности прогнозирования, ибо между текущим и будущим фактом — большое различие. Учитывать текущие факты нужно, нужно и предусматривать, по возможности, будущие факты, но ограничиваться этим нельзя: нужно еще и думать о будущем, его ментально предполагать, включая не один расчет, но и интуицию, как бы паря над фактами, перескакивая через фактические связи, отрываясь от настоящего, а не продолжая его. Так возникает научное размышление о будущем, так появляется наука о будущем — футурология.

Разумеется, футурология не может быть уже чистой наукой, ибо она не основана на пролонгировании фактических тенденций. Она не может ограничиваться фактологией, она по необходимости выходит за ее пределы, погружаясь в сферу изменения качеств, а по сути и в сферу сущностных процессов. Футурология, хочет она того или нет, сближается с философией, хотя ничего не мешает ей сходиться и с эзотерическим; даже оккультным, знанием. Футурология питается и тем, что обычно называется жреческим знанием. Конечно, футурология не астрология, не магия, не гадание, это как будто бы наука, но это уже не та наука, которую обычно принято узревать повсюду. Предмет-то ведь совсем уж идеален, невыявлен, необъективирован — будущее. И как тут удержаться от мифотворчества, от создания умозрительных картинок, от фантазии. Человеку-то ведь не дано знать свое будущее, хотя не думать о будущем человек не может. И сама претензия знать будущее — горделивая, надо сказать, претензия. И если что-то и удается предвидеть, то, конечно же, ограниченно и условно, а главное в судьбе человека все равно остается за кадром. Так что наука, прогнозируя и предвидя будущее, занимается не только невольным, но и вполне осознанным мифотворчеством.

Не обходится наука и без утопий.

Разве не утопией является, к примеру, проект физического воскрешения всех умерших людей, всех предков, на основе научно-технического воспроизведения всех живущих  на Земле  особей  (своеобразного  клонирования  в ретроспективе). И дело здесь не в том, что это технологически невозможно, а в том, зачем это делать? Если человеку суждено как особому виду не то что бы живого, но существующего, существа перейти в иной образ, стать другим существом (типа ангельского), то это не означает вовсе физического воспроизведения всего человечества руками самого человека. И что, собственно, даст такое воспроизведение? Зачем оно? Человек проходит свой путь как человек, т. е. как смертное существо, и пусть он его совершает. Зачем человечеству именно такое возрождение, как зачем человеку вообще физическое, т. е. человеческое, бессмертие? А о таком бессмертии человек очень даже мечтает, и наука, надо заметить, его в этом успешно поддерживает.

Наука — великий мифотворец и созидатель утопии. И сциентизированное хозяйство, на наш взгляд, куда более мифично, чем, скажем, сакрализованное первобытное хозяйство, ибо то хозяйство оставалось натуральным и обрамленным откровенческими мифами, помогавшими и вести это натуральное хозяйство, а это хозяйство, будучи искусственным и десакрализованным, ведется непосредственно из мифов, причем не откровенческих, а измышленных самим человеком. А это, согласимся, далеко не одно и то же.

Тема 2. Проблема человека в философии.

1.В чем различие западной  и восточной концепций человека?

Восточная концепции человека состоит в  том что: человек является духовным существом, которое представляет собой результат  эманации  бога. А западная концепция, исходит из того, что человек - поступательно развивающееся животное, которое рассматривает жизнь в обществе как конкурентную борьбу за выживание и верит в неограниченный материальный прогресс на основе экономического и технологического   роста.  Западная концепция человека в ее  различных вариантах господствующая на протяжении последних веков, исходит из того, что человек - поступательно развивающееся животное, которое рассматривает жизнь в обществе как конкурентную борьбу за выживание и верит в неограниченный материальный прогресс на основе экономического и технологического роста.                   

2.В чем различие линейной  и цикличной моделей времени?

Согласно циклической модели времени, Вселенная проходит бесчисленное   число   циклов, существовала вера в вечное возвращение всего существующего (например, в Древнем Египте, Древняя Индия). Время воспринимается как цикличное во всех «доосевых» культурах и во многих «постосевых». Идея линейности времени пришла в Европу с Ближнего Востока. Именно ближневосточным цивилизациям свойственно представление о времени как о едином необратимом потоке, устремленном из прошлого в будущее и расчлененном на «этажи» - эпохи.                

3.Для чего человеку необходимо  постижение смысла жизни?

Вопрос о смысле жизни на всех этапах развития философии был в центре внимания и был тесно переплетен с системой другими этическими вопросами – о жизни и смерти, добре и зле, совести и вере, свободе воли и предопределенности. Постижение же смысла жизни необходимо, человеку для руководства своей жизнедеятельностью, для ориентации  в   сложном   мире   человеческих   взаимоотношений;   выяснение   же смысла жизни  предполагает  определенное  решение  проблем  жизни  и смерти.

4.От чего могут зависеть представления человека о смысле жизни?

На протяжении тысячелетий мыслящие люди стремились разрешить эту кардинальную проблему, однако следует учитывать тот немаловажный момент, что представление о смысле жизни складывались стихийно и зависели не только от эпохи,  но и от культуры. Проблема смысла жизни, смерти и бессмертия, одна из «вечных» гуманистических проблем, к которым мы неизбежно обращаемся, независимо от того, рассматривается ли она на уровне обыденного сознания, на уровне научного видения мира, на уровне религиозного, истолкования действительности или на уровне философской интерпретации мира, во всяком случае, это мировоззренческая проблема.

5. Какую роль играет самосознание  человека в постановке проблемы смысла жизни?

Самосознание есть определенная форма реального явления-сознания. Самосознание предполагает выделение и отличение человеком самого себя, своего Я от всего, что его окружает. Самосознание - это осознание человеком своих действий, чувств, мыслей, мотивов поведения, интересов, своего положения в обществе. В формировании самосознания существенную роль играют ощущения человеком своего собственного тела, движений, действий. Самую главную и весомую роль самосознание играет в постановке проблемы смысла жизни человека

Ведь в отличие от животных, обладающих сознанием, человек имеет еще и самосознание. Благодаря ему человек может совершать выбор и примерять  в  мыслях вечность,   несоизмеримую   с   длительностью   его жизни, размышлять о соотношении времени и вeчнocти, дyмaть о преодолении «течения» времени.  

6.Какие решения проблемы смысла  жизни возможны в разных цивилизациях?

Все стороны жизни древнего египтянина— социальная, политическая, экономическая — были пронизаны религией, которая выступала в качестве психологического средства преодоления угрозы смерти. Древние египтяне искали спасение от неумолимого хода времени в ритуале отождествления себя с Озирисом, включая тем самым собственное бытие в само время, в три его модуса Прошлое, Настоящее и Будущее.

  В религиозном мировоззрении древних египтян будущее рассматривалось как продолжение настоящего, которое ничем не отличалось от прошлого. Время здесь статуарно, что вполне соответствует специфике этой цивилизации и объясняет обожествление фараона, захоронение кошек и собак, бальзамирование умерших и строительство пирамид. Государственный строй Древнего Египта - образец строгой централизованной  бюрократический  машины,  видное  место  в   ней  занимали жрецы, стремившиеся сохранить свой социальный статус. Это находило выражение   и   в   мировоззрении,   согласно   которому   загробная жизнь (будущее) является репликой земной жизни  (настоящее), существовала вера в вечное возвращение всего существующего. Вся   сфера   духовной   жизни   древнеегипетской цивилизации была ориентирована на идею бессмертия, и поэтому гуманистическая литература с ее высоконравственными принципами и гедонистической направленностью была неразрывно связана с необычайной религиозностью.

Иное понимание смысла человеческого существования и времен господствовало в другой великой цивилизации Древнего Востока, а именно в цивилизации Двуречья (Тигра и Ефрата). Время здесь было конкретным, оно рассматривалось в неразрывной связи с участниками событий. И вечность для сознания представителей месопотамской культуры (шумеров, аккадцев, вавилонян и др.) носила конкретный, «домашний» характер, поэтому проблема соотношения вечного и временного не занимала так вавилонян, как греков и иранцев. В отличие от древнеегипетской    концепции    циклического    времени    вавилонское представление о времени характеризуется линейностью, причем важнейшей категорией сознания была судьба», а не время. Это связано и с тем, что дух месопотамской культуры отражает сокрушающую силу Природы, когда человек чувствует свое бессилие и осознает трагические последствия игры чудовищных природных стихий, и с мифологемой человека — из глубины сотворен, на крови бога замешан.

Для нас существенно то, что в условиях цивилизации Двуречья или месопотамской цивилизации реалистический подход к природе человека исключал какую-либо надежду на счастливую загробную жизнь.

Античным символом времени является такая форма погребения, как сожжение мертвых, что свидетельствовало о привязанности античного рока к здешнему, земному существованию. Древние греки были лишены чувства динамичного времени, чувства бесконечного, поэтомy у них было мало развито чувство заднего плана, потустороннего, им был присущ стихийный материализм. Были созданы материалистические концепции, отрицающие веру в загробный мир.

Многообразие концепций и представлений о смысле человеческого бытия, выработанных античным мышлением, рельефно подчеркивает тот момент, что цель и смысл человеческой жизни являются, прежде всего (наряду с общечеловеческим содержанием) социальными категориями, историческая природа которых проявляется как в их содержании, вкладываемом представителями различных классов и слоев, так и в условиях, предлагаемых общественным строем для реального осмысления жизни и реализации поставленных людьми целей.

Однако существует   и индо-буддистско-дальневосточная  традиция с ее нечеткостью и нерасчлененностью указанных только что противопоставлений. В рамках этой традиции мы встречаемся с другими толкованиями смысла человеческого бытия,  с  другими  представлениями  о  времени. В древнеиндийской цивилизации, как и в других восточных цивилизациях, была выработана и эффективно использовалась правящей элитой циклическая модель времени, согласно которой Вселенная проходит бесчисленное   число   циклов.   В   системе   верований   индуизма   важное место принадлежит богу Шиве и его жене Кали. Как время Шива символизирует силы уничтожения, как «царь Танца» он выражает плодородные силы жизни.  Эта двойственная природа Шивы свидетельствует о том, что добро и зло имеют общий Источник, поэтому мудрый человек стремится выйти за рамки добра и зла. Шива как Время несет смерть, но как великий Йога воплощает принцип преодоления смерти. Избежать власти Шивы в ее  разрушительном аспекте,  согласно учению индийского мыслителя Шанкары, можно только тогда, когда человек реализует свое единство с духовным Абсолютом.            

  Концепция пульсирующего бытия лежит и в основе буддизма, согласно которому человеческое существование  есть цепь циклов индивидуального рождения, смерти и возрождения, обрывающаюся при достижении состояния Нирваны (это состояние безмременья).

  В отличие от индийской цивилизации с ее религиозностью для китайской цивилизации характерно внимание к проблемам социальной этики и административной практики, индивидуалистические поиски спасения ее мало волновали.  В китайской культурной традиции понимание человека как конечной части вечного круговорота космической материи представляет собой попытки нравственного преодоления страха перед смертью. Не удивительно, что именно в рамках китайской культуры знаменитым мыслителем Лао-цзы четко был сформулирован принцип недеяния, согласно которому для сохранения жизни в течение долгого времени не следует делать   что-то,   что   ограничивает   или   непотребно   развивает   природу человека. С этим принципом органически связана даосская концепция так   называемого   синусоидального   времени — время   имеет   волновую, синусоидальную форму. Даосы считали, что любые запреты и ограничения, обусловленные контактами индивида с другими людьми, навязывание  в  связи  с  этим  господствующих  в  обществе  обычаев  и привычек,   а   также   отношения   властителя   к   подданному   подавляют естественные склонности и желания человека и в некоем смысле сокращают время его жизни. Вот почему принцип недеяния, нацеленный на то, чтобы человек прожил отпущенный ему отрезок времени, имеет нравственный смысл в сохранении жизни. Смерть ради нравственного долга определяет смысл жизни и в традиционной японской цивилизации с ее дзэн-буддийским отношением к миру.