Философия истории и социальная философия

Содержание.

 

1. Философия и мировоззрение.  __________________________     2 – 6 стр.

2. Проблема человека в философии._______________________      6 – 8 стр.

3. Бытие, природа и познание. ____________________________     8 – 11 стр.                 

4.  Философия истории и социальная философия. ____________     11 –14стр.

5. Русская философия.  __________________________________      14—17 стр.

Список используемой литературы.  _______________________   17стр.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Тема 1.Философия и мировоззрение.

1.Наука как мир знания. Как  производится знание?

Согласно Осипову наука — это знание, но знание особое, как и поиск этого особого знания, его добывание. Его интересует наука как мир человеческого знания.

Что это за знание, как оно производится, какова его ценность?

Научное знание — это знание, обретаемое человеком в ходе и посредством созерцания, опыта и размышления, освобожденное или почти освобожденное от догмата трансцендентности, а потому признающее истинным только знание, логически доказываемое или практически подтверждаемое. Остальное знание является для науки либо неистинным и ненужным, либо — в лучшем случае  преднаучным .  [1]

 

2.В чем различие научного, трансцендентного  и мифологического знания?

Научное знание — это знание, обретаемое человеком в ходе и посредством созерцания, опыта и размышления, освобожденное или почти освобожденное от догмата трансцендентности, а потому признающее истинным только знание, логически доказываемое или практически подтверждаемое. Остальное знание является для науки либо неистинным и ненужным, либо — в лучшем случае преднаучным (не до конца проверенные факты и умозаключения, возможные, но еще не состоявшиеся в полной мере, решения и трактовки и т. п., т. е. то, что обычно считается знанием гипотетическим).

Конечно, наука не может вообще проигнорировать феномен трансцендентности, а потому вынужденно соглашается на признание неопределенности некоторых своих заключений, но с надеждой на новые открытия и умозаключения, способные в будущем погасить остающуюся неопределенность.

Наука в принципе чужда мифотворчеству. Во всяком случае, она упорно от него открещивается. И действительно, если следовать исходной гносеологической и творческой установке, исповедуемой наукой, то ни о каком мифотворчестве в науке не может быть и речи. Однако в реальности все не так просто.

Да, действительно, есть факты и умозаключения, которые можно признать бесспорными, хотя и, разумеется, не вечно бесспорными, — даже самое очевидное вдруг оборачивается чем-то новым, даже принципиально иным, не тем, чем привычно казалось. Поэтому мы не собираемся оспаривать истинное в науке, как и вообще в человеческой практике, хоть и делаем оговорку, что истинное сегодня может оказаться уже и не совсем истинным завтра.

Да, есть в научном знании то, что можно принять за истину, что с полным правом носит звание именно научного знания. Однако, что скрывать, за таким истинным знанием скрывается и такое знание, которое истинным просто так не назовешь, — чем ближе к объяснению природы истинного, тем знание выглядит все более неопределенным. Не то что бы совсем уж не истинным, но истинным иначе — с учетом какой-то неопределенности, если не трансцендентности, о которой люди науки не любят говорить (наука ведь по замыслу — гаситель трансцендентности). Но это еще не все. В науке можно найти и знания, которые хорошо, что называется, сделаны, логично обоснованны, внутренне — системно, комплексно, целостно — пригнаны, но которые... как бы не  слишком реалистичны, точнее, они, выдавая себя за реалистическое знание, не слишком этой реальности соответствуют: они либо оказываются слишком узкими по подходу, либо односторонними по видению предмета, либо опираются не на слишком верную аксиоматику, либо отражают поверхность, но не заглядывают в глубину, либо не могут овладеть неопределенностью (тобишь трансцендентностью), либо хватаются, что называется, за соломинку, либо уклоняются в сторону фантазии, либо вынуждены подменить реальность воображением и т. д. Особенно велика вероятность появления такого, мягко говоря, неточного знания в тех исследовательских и размыслительных слоях, где опытных данных недостаточно или быть не может, где велика неопределенность, где бессильна схематизация, где не может быть механико-материалистических толкований, где сам предмет изучения трудно уловим, где господствуют случайность, произвол, невыявленность, где мысль прибегает к образу, интуиции, озарению и т. д. И вот тут начинается то, что мы называем мифотворчеством — уже мифотворчеством в науке или научным мифотворчеством.

 

3.Почему возможно мифотворчество в научном знании?

По мнению Осипова наука не может пройти мимо мифотворчества, более того, она в него погружена, хотя и не полностью, она в нем реализуется. Причем бывает, так сказать, вынужденное мифотворчество, а бывает и вполне добровольное. Где наука, там и пара-наука (т. е. около-наука), как и квази-наука (почти-наука) и, естественно, псевдо-наука.    Мифотворчество начинается с аксиоматики, продолжается в рассуждениях, а заканчивается выводами. В  каждом конкретном случае надо разбираться с природой и механизмом научного мифа, его значением для бытия науки и человека. Мифы очень разнообразны.

Оговоримся особо, что миф — вовсе не обязательно ложь (сознательная или бессознательная). В мифе бывает немало правды, даже истины, но особой правды, точнее, по-особому выраженной. Смысловым кирпичиком мифа является образ, а образ на то и образ, чтобы быть не истиной как таковой, а ее отражением, причем отражением, допускающим не только неполноту истины, но и ее искажение. Образ часто есть лишь намек на истину, какое-то указание на нее, — и истину эту нужно тогда не видеть и знать, а чувствовать и осознавать. В научное знание входит и мифообразное знание, а уж хорош или плох миф — это дело конкретное. Наличие научного мифотворчества и научных мифов дело нормальное, ничего страшного в этом нет. Просто, во-первых, этот феномен надо спокойно признавать, во-вторых, надо спокойно же разбираться с нажитыми наукой мифами, вовсе не изгоняя их, а пытаясь понять... а потом уже при необходимости и отрицать.

 

4.Какова природа и механизмы  формирования мифов в научном  знании?

Повторим высказывания Осипова «Мифотворчество начинается с аксиоматики, продолжается в рассуждениях, а заканчивается выводами. В  каждом конкретном случае надо разбираться с природой и механизмом научного мифа, его значением для бытия науки и человека. Мифы очень разнообразны.

Оговоримся особо, что миф — вовсе не обязательно ложь (сознательная или бессознательная). В мифе бывает немало правды, даже истины, но особой правды, точнее, по-особому выраженной. Смысловым кирпичиком мифа является образ, а образ на то и образ, чтобы быть не истиной как таковой, а ее отражением, причем отражением, допускающим не только неполноту истины, но и ее искажение. Образ часто есть лишь намек на истину, какое-то указание на нее, — и истину эту нужно тогда не видеть и знать, а чувствовать и осознавать. Говоря о научном мифотворчестве, мы вовсе не хотим как-то обвинить и опорочить науку, нет, мы хотим лишь подчеркнуть, что в научное знание входит и мифообразное знание, а уж хорош или плох миф — это дело конкретное. Наличие научного мифотворчества и научных мифов дело нормальное, ничего страшного в этом нет. Просто, во-первых, этот феномен надо спокойно признавать, во-вторых, надо спокойно же разбираться с нажитыми наукой мифами, вовсе не изгоняя их, а пытаясь понять... а потом уже при необходимости и отрицать.

Обратимся к нашей хозяйственной или, как принято более, экономической, науке. Посмотрим на ее мифотворчество, на ее мифичность.

Наука о хозяйстве — сложный знаниевый феномен. В ней много верного, особенно, в более или менее феноменологической, практической части, хотя далеко не все в ней назовешь точным. Экономическая статистика, к примеру, обладает известной достоверностью, если речь идет о том же учете учитываемых фактов, но сразу же теряет в достоверности как только переходит к рассмотрению, что называется, расплывчатой действительности, равным образом и к своим специфическим расчетам, вроде бы и нередко строго логическим. Оказывается, что статистика во многом вовсе не достоверна, если не сказать порою, что просто ложна. И такая наука, как финансы, довольно-таки реалистична, правда, до тех пор, пока не касается некоторых трудно уловимых вещей, как оценка того же состояния финансов, по которому, оказывается, могут иметь место прямо противоположные суждения. И так обо всем в мире экономической науки, даже в таких ее отраслях, как экономика фирмы или бухгалтерский учет. Разумеется, трудно толковать о мифичности так называемых конкретных или прикладных экономических наук, ибо они достаточно реалистичны, если стараться недогматично относиться к их посылам и добросовестно анализировать реальность, иногда, быть может, и признаваясь в ее неопределенности и неуловимости. Как бы то ни было, но нет большой необходимости говорить о мифотворчестве в сфере прикладных наук, хотя и полезно иметь в виду, что те или иные выкладки в их рамках могут страдать неопределенностью, если не недостоверностью.

Наука не впрямую, конечно, творит мифы, хотя пара-наука, т. е. околонаука, на это куда как способна. Обычно мифы возникают посредством некоторого соскальзывания с дороги фактов и истинных положений на дорогу мифа. Происходит это по-разному, но иногда вследствие соприкосновения разных смысловых линий. Так, к примеру, вполне приемлемая зависимость между капиталом и Прибавочной стоимостью (прибылью), как и между капиталом и наемным трудом, вдруг оборачивается зависимостью прибавочной стоимости исключительно от наемного труда, который объявляется и единственным источником прибавочной стоимости, а капитал при этом оказывается в положении некоего функционального посредника эксплуататора наемного труда. Почему так получается? А по причине, во-первых, привязанности к Трудовой концепции стоимости, во-вторых, стремления изобличить капитал и оправдать труд (т. е. взяв сторону труда, опорочить капитал, хотя у капитала и без этого хватает пороков; надо еще показать ненужность капитала, его чистый паразитизм, что, правда, не мешает в иных местах признавать за капиталом и нечто позитивное). В итоге рождается миф о трудовой (наемно-трудовой) прибавочной стоимости (прибыли)».[1]

 

5. В чем и почему может проявляться мифологичность материалистического понимания истории?

В настоящее время весьма распространен (прямо-таки господствует) миф об истинности исключительно математизированной науки, а хозяйствоведенне или теоретическая экономия оказывается просто и вполне математизацией поглощенными, настолько, что вместо хозяйства и экономики... получается в лучшем случае некая математическая их версия, а в худшем (или в лучшем) — самая обыкновенная математика по поводу экономики и без оной. И это понятно. Математика на то и математика, чтобы не обращать внимания на вещественность, на материал, на природу того, что математически обрабатывается. А природа хозяйства, экономики, во-первых, далеко не сводится к одним количественным соотношениям; во-вторых, она очень ограниченно механична (в механистическом понимании механизма); в-третьих, всякий счет в экономике несмотря на наличие денег, статистики и разных учетов весьма условен; в-четвертых, в хозяйстве-экономике слишком много такого, что вообще не подлежит математизации и т. д. Короче, как предмет здесь не очень математичен, так и математика оказывается тут не слишком предметной. Возникает математический миф об экономике.

Но этого мало: данный миф подменяет реальность, ибо математической конструкции ничего не остается, как замещать собою реальность. И вместо того, чтобы иметь математическую экономию как одну из отраслей экономической теории, как вспомогательное функциональное знание, как собрание некоторых методов анализа, моделирования, размышлений и действий, мы получаем, вследствие некой тотализации математического подхода, мифологическую версию экономики как реальности. Мало того, реальность потихонечку уступает место математическому образу реальности, причем настолько, что на место реальной реальности приходит выдуманная или, как стало принято говорить, виртуальная (возможная, воображенческая, помыслительная) реальность. Мифотворчество как сотворение мифов по поводу реальности уступает место творчеству самой реальности, что уже мифотворчеством не назовешь, ибо любое конструирование реального это уже не миф, а скорее эманационная (выделенная, слитая, измышленная) реализация реальности.

 

 

6.Цели и их роль в формировании  мифов и утопий.

По мнению Осипова человек выводит мифы и утопии из реальности, пусть и неадекватно понимаемой. Он строит мифы и утопии, исходя и из своих желаний. Человек свободен как в понимании реальности, так и в созидании реальности, ее проектировании. Разумеется, он обязан быть достаточно реалистичным, чтобы жить, выживать и куда-нибудь стремиться. Но полностью реалистичным человек быть не может, да и не должен он быть слишком уж реалистичным. Человек - романтичен. И от романтизма ему не уйти. Человек сам захотел пройти по неизвестному для него пути, сам нащупать цель своего бытия, сам достигнуть цели. Но, слава Богу, этой цели, т. е. собственной его цели, он до конца не знает, а цель все время от него ускользает. Достижение человеческой, т. е. относительной, цели либо невозможно, либо смертельно. А абсолютная цель задается уже не человеком, а Господом.

Человек ставит перед собой разные цели, но главная цель для него, все же, не физическое благополучие, это было бы слишком примитивно, а что-то более дальнее, скажем, власть над миром или хотя бы познание мира, в котором он очутился. Человек весь в поиске, в достижении, в пути, в трансцендентном поиске. И ничего удивительного в мифотворчестве и в утопиях нет. Мифы и утопии — орудия поиска, движения вперед, они есть движущие представления и силы, хотя одновременно служат и определенной устойчивости. Как вообще держаться человеку в своем идеальном, да во многом и в материальном, бытии без мифов и утопий? В особенности, если человек не хочет по тем или иным причинам придерживаться божественных откровений, которые, правда, тоже не инструкция, не точное руководство, не устав.

7. Как происходит «материализация»  мифа?

Человеку ничего не стоит, даже опираясь как будто бы на реальность и исходя из реальных фактов, создать любую интеллектуальную картинку, за которой может оказаться весьма реалистичный и очень убедительный миф; как человеку ничего не стоит от такого мифа и решительно отказаться, заменив его другим мифом — более убедительным, а иной раз и менее убедительным. Знание, которое добывает и созидает человек, весьма текучее, если не сказать, плавающее (по аналогии с курсом валюты), знание. Оно допускает любые вариации, любые заходы, любые завихрения.    

8.Существуют ли критерии отбора  мифов и утопий?

С одной стороны, все, что создается, все нужно, а с другой — хорошо бы человеку найти способ отбора мифов и утопий (нужно то, что разумно). Долго казалось, что таким критерием является полноценное научное знание, но, как видим, это знание не только не препятствует появлению мифов и «ужасных» утопий, но, наоборот, даже этому способствует. В распоряжении человека еще есть то, что называется интуицией, шестым чувством. Мощное средство, но трудно выразимое, а иногда и вовсе не выразимое словами. Это ведь некая дословность, что слов и не требует — для собственного выражения. На этой дословности или, лучше сказать, засловности, откровенно говоря, мир человеческий держится. Нет, не на научных истинах, не на словах, не на реальных представлениях, не на мифах с утопиями держится мир, а именно на интуиции, переживании, чувствовании, на том, что имеет мудрость не выявляться просто так, не высовываться, по поверхности бытия. Человека спасает, безусловно, его внутренний голос, трансцендентное чувство меры, хотя речь идет, конечно, об относительном спасении и чувстве меры. На человека работает и бытовой опыт, что называется, житейская мудрость. Человеку служит и традиция, это великое основание мудрости, против которой как раз и выступают обычно творцы научных мифов и утопий, ибо творцам этим очень тесно в «обыденном». Но всего более мудрость человеческая питается откровенческим знанием, которое хоть и не является точным расписанием, но сообщает человеку необходимый ориентировочный критерий не просто в его бытии, но и в его движении вперед, в его романтизме.