Античная программа построения наук

Реферат: "Античная программа  построения наук"

Античная  программа построения наук

Построение правил (норм) мышления, а также задание  основных "кирпичей" ("начал"), из которых можно было строить "здание" подлинного мира создало новую интеллектуальную ситуацию, а именно, привело античных философов к необходимости решать серию не менее сложных задач. Дело в том, что с точки зрения "начал" и правил мышления все  ранее полученные знания и представления  нуждались в переосмыслении и  чтобы соответствовать этим началам  и правилам, должны были быть получены заново. Конкретно в переосмыслении нуждались знания, заимствованные греками  от египтян и шумер (математические и астрономические), знания, полученные самими греками (софистами и натурфилософами) в ходе рассуждений, наконец, собственные  и заимствованные с Востока мифологические и религиозные представления. Все  эти знания и представления воспринимались как "темное", "запутанное" познание подлинного мира. Чтобы получить о  нем правильное, ясное представление, сначала необходимо было выбрать  некоторую область знаний и представлений (область бытия) и критически отнестись  к этим полученным ранее знаниям  и представлениям, при этом нужно  было отбросить ложные и абсурдные  знания и представления и оставить правдоподобные. Следующий шаг –  нахождение (построение) "начал", соответствующих данной области  бытия. По сути, эти "начала" задавали исходные идеальные объекты и  операции: область знаний и доказательств, опирающиеся на эти начала, и называли "наукой". Последний шаг –  действия с идеальными объектами (по форме это выливалось в доказательства и решения "проблем"): сведение более сложных, еще не описанных  в науке идеальных объектов к  более простым, уже описанным. Действия с идеальными объектами подчинялись, с одной стороны, правилам мышления (т.е. логике), с другой – отвечали строению "начал" (т.е. онтологии). В ходе разворачивания и построения наук уточнялись уже известные правила  мышления и начала и, если это было необходимо, создавались новые.

Параллельно с  этим процессом складывается и психологическая  сторона научного мышления. Усвоение способов оперирования с выражениями  типа "А есть В", следование правилам мышления, обоснование и формулирование начал доказательства и тому подобные моменты способствовали образованию  целого ряда новых психологических  установок. Прежде всего формируется  установка на выявление за видимыми явлениями того, что есть на самом  деле. ("Проницательность, – пишет  Аристотель, – есть способность  быстро найти средний термин. Например, если кто-либо видит, что против солнца луна всегда светится, он сразу же понимает, почему это так, именно вследствие освещения луны солнцем... если опадают листья или наступает затмение, то есть ли причина затмения или опадания листьев. Например, если первый случай имеет место, то причина в том, что дерево имеет широкие листья, а причина затмения – в том, что земля стала между солнцем и луной" [9, c. 248, 281]). Здесь свечение луны или затмение – то, что лежит на поверхности чувств, а освещение луны солнцем и расположение земли между солнцем и луной – то, что есть на самом деле, т. е. научное знание и причина.

Другая установка  научного мышления – способность  удивляться и изумляться полученному  знанию или выясненной причине (началу). Это удивление и изумление  как момент мудрости носило остаточный сакральный характер. Открытие знания или причины было делом божественного  разума и поэтому вызывало изумление. С этим же тесно связана и способность  искать доказательство и рассуждение, дающие знание или же позволяющие  уяснить причину. Поскольку для  построения доказательства или рассуждения, как правило, необходимо построить  цепочку связанных между собой  выражений типа "А есть В", формировалась  также способность поиска правильного  действия в сфере идеальных объектов и теоретических знаний, без опоры  на эмпирические знания.

Важной способностью и ценностью становится и желание  рассуждать правильно, следовать правилам истинного мышления, избегать противоречий, а если они возникали – снять  их. На основе перечисленных установок  и связанных с ними переживаний, которые рассматривались как  наслаждение ("Если поэтому так  хорошо, как нам – иногда, богу – всегда, то это – изумительно..."), а также самой деятельности мышления (получение в рассуждении и  доказательстве новых знаний, уяснение причин, следование правилам мышления и т.д.), постепенно складывается античная наука. Ее характер определяется также  осознанием научного мышления (ума, разума, науки) как особого явления среди  других (мышление и чувственное восприятие, наука и искусство ("технэ"), знание и мнение, софизмы и доказательства и т.д.). В целом, как мы уже отмечали, вся работа воспринималась как познание подлинного мира, конечная же цель подобного  познания – уподобление Творцу, что вело к бессмертию (по Платону) и высшему наслаждению (по Аристотелю). Однако переоценивать эти обосновывающие и замыкающие теологические моменты  было бы неправильным, также как  и недооценивать.

Главное было в  другом: на сцену истории вышло  рациональное научное мышление. Именно оно стало главной пружиной, обеспечивающей развитие античной культуры. В античности всегда существовали два культурных начала – религиозно-мифологические представления, соответствующие культуре древних царств, и философско-научные (в античном понимании философии  и науки). Но роль второго начала была ведущей и постоянно возрастала, именно под влиянием крепнущих и  усложняющихся философско-научных  представлений происходило переосмысление не только религиозно-мифологических, но и всех прочих представлений в  сфере античного "производства", искусства, быта. Интересно, что в  отличие от русской культуры два  начала античной культуры – одно выражающее традиции и старину, а другое –  новации и современность, не только не отрицали друг друга, но скорее наоборот, находились в культурном симбиозе, обеспечивающем органическое развитие античной культуры. Греческий гений  нашел изумительное решение: представить  новое, современное как рожденное  из старого, уходящее в него корнями. В известном мифе о рождении Афины  Паллады, вышедшей из головы Зевса, роль старой религиозно-мифологической культуры олицетворяет Зевс (он стоит во главе  пантеона богов, характерных для  культуры древних царств), а сама Афина – покровительница философов  и ученых, богиня мудрости – символизирует  новую рациональную, философско-научную  культуру. Но важно, что Афина Паллада  – это также любимая дочь Зевса, воплощение его мудрости (она вышла  прямо из головы Зевса в полном облачении и доспехах), и в то же время Афина Паллада не менее  могущественна, чем сам Зевс.

Понимание техники

Напомним, что  античное "технэ" – это не техника  в нашем понимании, а все, что  сделано руками (и военная техника, и игрушки, и модели, и изделия  ремесленников и даже произведения художников). В старой религиозно-мифологической традиции изготовление вещей понималось как совместное действие людей и  богов, причем именно боги творили вещи, именно от божественных усилий и разума вещи получали свою сущность. В новой, научно-философской, традиции еще нужно  было понять, что такое изготовление вещей, ведь боги в этом процессе уже  не участвовали. Философы каждый день могли наблюдать как ремесленники и художники создавали свои изделия, однако обычное для простого человека дело в плане философского осмысления было трудной проблемой. И вот  почему. Античная философия сделала  предметом своего анализа прежде всего науку (аристотелевское episteme – достоверное знание). Античные "начала" и "причины" – это  не столько модели действительности, сколько нормы и способы построения достоверного (научного) знания. Соответственно весь мир (и создание вещей в том  числе) требовалось объяснить сквозь призму знания, познания и науки. У  Платона есть любопытное рассуждение [56, Х 595D]. Он говорит, что существуют три скамьи: идея ("прообраз") скамьи, созданная самим Богом, копия  этой идеи (скамья, созданная ремесленником) и копия копии – скамья, нарисованная живописцем. Если для нашей культуры основная реальность – это скамья, созданная ремесленником, то для  Платона – идея скамьи. И для  остальных античных философов реальные вещи выступали не сами по себе, а  в виде воплощений "начал" и "причин". Поэтому ремесленник (художник) не творил вещи (это была прерогатива бога), а лишь выявлял в материале  и своем искусстве то, что было заложено в природе. При этом сама природа понималась иначе, чем в  Новое время.

"Природа,  – говорит Аристотель, – есть  известное начало и причина  движения и покоя для того, чему она присуща первично, по  себе, а не по совпадению" [6, с. 23]. Под природой понималась  реальность, позволяющая объяснить  изменения и движения, происходящие  сами собой ("естественные" изменения, как стали говорить  потом в Новое время), а не  в силу воздействия человека. Поскольку источником изменений,  происходящих сами собой, в  конечном счете мог быть только  бог, природа мыслилась одновременно  и как живое, органическое и  сакральное целое. Например, Небо  у Аристотеля – это и небо, и источник всех изменений  и движений, и перводвигатель, как  причина этих изменений, а также  божество, созерцающее (мыслящее) само  себя. Следуя выработанному им  методу – установления начал  рассуждения (родов бытия) и  определения иерархии этих начал  (от первых, самых общих, ко  вторым, менее общим), Аристотель  ищет самое первое начало и  источник всех наблюдаемых человеком  движений и изменений. Именно  такое начало он и называет "природой". Поскольку самодвижение  Аристотель считал не существующим, зато всегда различал движущее  и движимое, он приходит к идее  неподвижного "перводвигателя": "Необходимо  должно существовать нечто вечное, что движет как первое... и должен  существовать первый неподвижный  двигатель" [6, с. 153]. Далее Аристотель, апеллируя к тому, что в природе  движение существовало всегда, доказывает  следующее положение: "...первый  двигатель движет вечным движением  и бесконечное время. Очевидно, следовательно, что он неделим,  не имеет ни частей, ни какой-либо  величины" [6, с. 168-171]. Что же может  быть источником всех движений  и изменений, быть неподвижным,  не иметь ни частей, ни величины, двигать вечным движением и  бесконечное время? Ответ, как  известно, Аристотель дает неожиданный  и парадоксальный: первый двигатель  – это божественный разум (Единое), живое деятельное существо, бытие  которого есть "мышление о мышлении", т.е. рефлексия. [См.: 5, с. 5, 211; 6, с. 153, 171]. Итак, природа по Аристотелю –  это первое начало движения  и божественный разум ("предмет  желания и предмет мысли, они  движут (сами) не находясь в движении"). Именно бог вложил в природу  прообразы (идеи, сущности) всех вещей  и изделий. Если человек, занимаясь  наукой, узнавал "начала" и "причины"  вещей, т.е. прообразы их, он  мог затем и создать (выявить  в материале) соответствующие  вещи. Но лишь постольку, поскольку  они были сотворены богом и  помещены в природу в виде "начал"  и "причин".

Итак, с точки  зрения Платона, человек создает  некоторую вещь, подражая ее идее, причем идею создал Творец. Но что значит подражать  идее? Это было не очень понятно. По Платону получалось, что относительно философского познания, ведущего от вещей  к идеям, изготовление вещей, уводящее от идей к вещам, является обратной операцией, а, следовательно, по сравнению  с философским занятием делом, нестоящим  настоящих усилий. Ценным, ведущим  к Благу, считал Платон, является только достижение бессмертия, а это предполагало жизнь философией и наукой. Решение  прямой задачи считалось занятием благородным, поскольку приближало человека к  подлинному бытию, а решение обратной – занятием низким, так как удаляло  человека от этого бытия. В представлениях античных мыслителей можно отметить известную двойственность, противоречивость. С одной стороны, они не отрицали значения научных знаний (особенно арифметики и геометрии) для практики и техники (искусства). "При устройстве лагерей, занятия местностей, – пишет  Платон, – стягивания и развертывания  войск и различных других военных  построениях как во время сражения, так и в походах, конечно, скажется разница между знатоком геометрии  и тем, кто ее не знает". С другой же стороны, это значение несравнимо с тем, которое имеет научное  знание как чистое созерцание божественного  разума или блага. Продолжая, Платон уточняет: "Но для этого было бы достаточно какой-то незначительной части  геометрии и счета. Надо, однако, рассмотреть преобладающую ее часть, имеющую более широкое применение: направлена ли она к нашей цели, помогает ли она нам созерцать  идею блага" [56, с. 526d-e].

А вот как  рассуждает Аристотель. В "Метафизике", сравнивая людей "опытных", однако не знающих науки, с людьми и опытными, и знакомыми с наукой, он пишет  следующее: "В отношении к деятельности опыт, по-видимому, ничем не отличается от искусства, напротив, мы видим, что  люди, действующие на основе опыта, достигают даже большего успеха, нежели те, которые владеют общим понятием, но не имеют опыта... Если кто поэтому  владеет общим понятием, он не имеет  опыта... и общее познает, а заключенного в нем индивидуального не ведает, такой человек часто ошибается... Но все же знание и понимание мы приписываем скорее искусству, чем  опыту, и ставим людей искусства (дословно "техников" – авт.) выше по мудрости, чем людей опыта, ибо  мудрости у каждого имеется больше в зависимости от знания: дело в  том, что одни знают причину, а  другие нет" [5, с. 20]. Позиция явно двойственная: с одной стороны, вроде  бы техники, вооруженные наукой (знанием  причин), должны действовать эффективнее  людей чистого опыта, с другой – они ошибаются чаще их.

Здесь есть, как  мы уже говорили, своя логика. Ведь что  такое техническое действие и  технические изделия с точки  зрения античных мыслителей? Это природное  явление – изменение, порождающее  вещи. Но и то и другое (и изменение  и вещи) не принадлежат идеям или  сущностям, которые изучает наука. По Платону, изменение (возникновение), происходящее внутри технического действия, – не бытие ("есть бытие, есть пространство и есть возникновение"), а вещи – не идеи, а всего лишь копии  идей. Для Аристотеля бытие и вещи также не совпадают, а изменение  есть "переход из возможного бытия  в действительное". В последнем  случае изменение получает осмысленную  трактовку и, что важно, сближается с представлением о деятельности.

Аристотель, вообще, как известно, отрицавший платоновскую концепцию идей, тем не менее пытался, как мы отмечали выше, понять, что  такое создание вещей, исходя из предположения  о том, что в этом процессе важная роль отводится познанию и знаниям. Его рассуждение, как мы помним, таково: если известно, что болезнь представляет собой то-то (например, неравномерность), а равномерность предполагает тепло, то, чтобы устранить болезнь, необходимо нагревание. Познание и мышление –  это, по Аристотелю, движение в знаниях, а также рассуждение, которое  позволяет найти последнее звено (в данном случае тепло), а практическое дело, наоборот, – движение от последнего звена, опирающееся на знания и отношения, полученные в предшествующем рассуждении. Это и будет, по Аристотелю, создание вещи. Для современного сознания в  этом рассуждении нет ничего особенного, все это достаточно очевидно. Не так обстояло дело в античные времена. Связь деятельности по созданию вещей  с мышлением и знаниями была не только не очевидна, но, напротив, противоестественна. Действие – это одно, а знание – другое. Потребовался гений Аристотеля, чтобы соединить эти две реальности.

Созданная Аристотелем  поистине замечательная конструкция  действия, опирающегося на знание и  мышление, предполагает, правда, что  знания отношений, полученные в таком  мышлении, снимают в себе в обратном отношении практические операции. Действительно, если тепло есть равномерность, то предполагается, что неравномерность устраняется  действием нагревания. Но всегда ли это так? В ряде случаев да. Например, анализ античной практики, которая  стала ориентироваться на аристотелевское  решение и конструкцию практического  действия, показывает, что были по меньшей  мере три области, где знания отношений, полученных в научном рассуждении, действительно, позволяют найти  это последнее звено и затем  выстроить практическое действие, дающее нужный эффект. Это были геодезическая  практика, изготовление орудий, основанных на действии рычага, и определение  устойчивости кораблей в кораблестроении. При прокладке водопровода Эвпалина, который копался с двух сторон горы, греческие инженеры, как известно, использовали геометрические соображения (вероятно, подобие двух треугольников, описанных вокруг горы и измерили соответствующие углы и стороны  этих треугольников; одни стороны и  углы они определяли на основе измерений, а другие определяли из геометрических отношений). Аналогично Архимед, опираясь на закон рычага (который он сам  вывел), определял при заданной длине  плеч и одной силе другую силу, т.е. вес, который рычаг мог поднять (или при заданных остальных элементах  определял длину плеча). Сходным  образом (т.е. когда при одних заданных величинах высчитывались другие) Архимед определял центр тяжести  и устойчивость кораблей. Можно заметить, что во всех этих трех случаях знания отношений моделировали реальные отношения  в изготовляемых вещах.