Содержание

Введение

     Образы  зоны и тюремного заключения, которые  рождаются в печати и на телевидении, как в документальных, так и художественных фильмах, порождают только лишь мифы о тюремной жизни, легко укореняющиеся в массовом сознании. Возникает парадоксальная ситуация: с одной стороны, тюрьма воспринимается как явно негативное, дискриминационное явление, а с другой — нормы и правила тюремной субкультуры присутствуют на сегодняшний день в большинстве сфер деятельности людей, например, искусстве, языке повседневного общения, способах взаимодействия между людьми, жизненных ценностях и прочее. Границы между тюрьмой и остальным обществом размываются, но это ведет не к гуманизации процессов, происходящих в тюрьме, а к криминализации повседневной жизни.

     Размышляя о происходящей экспансии криминальной культуры в обществе, можно прийти к заключению о том, что очень многие социальные процессы, протекавшие в прошлом и происходящие сегодня в российском обществе, способствуют распространению и ассимиляции установок тюремной субкультуры в повседневной жизни.

     Выявление причин влияния тюремной субкультуры  на российское общество, конечно, потребовало обращения к различным историческим фактам. В этом отношении весьма актуальным будет обращение к процессам, проистекавшим в дореволюционный период истории России, когда были заложены основы современной уголовной субкультуры. Изучение состояния преступности дает более полную картину социальной истории всего российского общества. Новые социальные отношения строились на фоне процесса российской модернизации, которая приводила к изменениям  и деформациям менталитета различных групп населения.

     Целью нашей работы является рассмотрение процесса развития и распространения  уголовных традиций в досоветский  период отечественной истории.

     Задачи  работы:

     - характеристика условий возникновения  уголовной субкультуры на дореволюционном  этапе:

     - рассмотрение структуры уголовного общества и систему его иерархии.

     В соответствии с определенными целями и задачами структура нашей работы будет включать в себя следующие компоненты: введение, основную часть, подразделенную на два параграфа, заключение, список источников и литературы.

1. Структура уголовного общества

     Характеристика  структуры и динамики преступности в России дореформенного и пореформенного периодов отражает лишь общее ее состояние. Однако не меньший интерес представляют вопросы, связанные с непосредственной деятельностью преступников, их внутренним миром, особенностями криминальной профессии. Ответы на них позволяют проследить преемственность многих сторон профессиональной преступности.

     В период централизации и укрепления русского государства преступность в своей массе характеризовалась  множественностью различных деяний с выраженным примитивизмом их совершения. В то время не было, как известно, даже общеуголовных тюрем. А именно в местах лишения свободы возникают традиции профессиональных преступников, различные касты, формируется уголовно-воровская психология.

     В России конца XIX столетия с организацией стабильной тюремной системы и уголовного розыска при интенсивном росте преступности начинается формирование иного мира преступников, деятельность которых в новых условиях нуждалась в определенной консолидации с целью обеспечения собственной безопасности. Наиболее активно этот процесс проходил в среде рецидивистов. Отмечалось, что все мошенники и воры делились на группы и классы, каждый со своей специальностью¹.

     Преступный  мир России, как и других стран, был разнообразен не только по социальному  составу лиц, их положению в криминогенной  среде, но и по роду противоправной ориентации (воры, мошенники, грабители). К началу XX века в местах лишения свободы, преимущественно на каторге, сформировалась определенная иерархия осужденных. Ее составляли четыре касты преступников, объединенных по убеждению, криминальной квалификации, положению в уголовной среде и физическим особенностям. Эти, выражаясь современным языком, неформальные группы, по словам С. В. Максимова, распоряжались жизнями осужденных, были их судьями и законодателями, приводили в исполнение «приговоры»².

     Профессиональная  преступность, в основе которой лежат преступления, служащие источником средств существования, несомненно связана с такими причинами, как корысть, стяжательство, паразитические устремления. Однако эти и другие причины порождают конкретные деяния. Что же касается вида преступности как своеобразного социального феномена, то здесь, очевидно, должна быть специфическая причина. Одной корыстью и экономическими факторами профессиональную преступность не объяснить. К тому же корыстная мотивация наблюдается и в действиях случайных преступников.

     Корыстно-паразитическая психология, лежащая в основе имущественных  преступлений, порождает профессиональную преступность при наличии такой  специфической причины, как существование  криминальных (в данном случае уголовно-воровских) традиций и обычаев, роль которых в российской криминологии изучена недостаточно.  
Профессиональная преступность существует не один век. Она связана с деятельностью людей, передачей опыта поколений преступников, утверждением специфической субкультуры, закономерным стремлением ее носителей к выживанию в конкретных социальных условиях. Еще К. Маркс отмечал: «Если форма просуществовала в течение известного времени, она упрочивается как обычай и традиция»³.

     Они подразделялись на «Иванов», «храпов»_ «игроков» и «.шпанку».

     К «Иванам» причисляли себя заключенные, которые занимались грабежами, терроризированием  каторжан, стараясь утвердить свое влияние.

     «Храпы» стремились делать все чужими руками. Их еще называли «глотами», так как  они способствовали возникновению ссор между каторжанами, во время которых принимали сторону сильных в расчете получить какую-то выгоду.

     «Игроки»  — это каста, состоящая из профессиональных игроков в азартные игры, нередко  карточных мошенников (шулеров).

     В условиях свободы такой дифференциации не существовало, за исключением деления воров на «урок» и «оребурок» (крупных и мелких преступников). Вместе с тем рецидивисты, например, объединялись в преступные сообщества («малины»), в каждом из которых консолидировалась определенная разновидность («масть») профессиональных преступников — карманные воры («ерши»), магазинные воры («городушники»), взломщики сейфов («медвежатники»), мошенники, использующие фальшивые украшения («фармазонщики»), карточные шулера и т. п. Такие объединения имели главаря («пахана»), делились на мелкие группы («братства») по два — пять человек для непосредственного совершения преступлений⁴.

     В «малинах» устанавливались определенные неформальные нормы поведения, однако они не выходили за рамки данной микрогруппы. Нами не обнаружено случаев, когда бы блатные «законы» действовали на территории всей страны и были бы обязательны для какой-либо группировки преступников.

     В конце XIX – начале XX века были заложены основы того, что позже стало «воровским законом». Складывается криминальная иерархия:

1. Из преступного мира выделяются бродяги-попрошайки – Иваны, родства не помнящие. Название этой категории имеет тройную «нагрузку». Во-первых, название «родства не помнящие» стигматизирует данную группу как маргиналов, «изгоев». Во-вторых, разрыв с семьей, обществом становится критерием, по которому определяется принадлежность к клану (братству, корпорации) преступников. В-третьих, когда преступники попадали в руки полиции их «классическим» ответом на вопросы об анкетных данных становится «не помню». Эта категория преступников выполняла своего рода, идеологическую функцию. Считалось, что настоящий преступник может вести только такой – кочевой образ жизни, без дома, без семьи, не сотрудничая с государством и ни в коем случае не работая. Бродяги никогда не были самыми преуспевающими преступниками, однако, всегда пользовались уважением «коллег», а слово «бродяга» имеет дополнительное значение – друг, приятель. Авторитетные воры назывались «Иванами»⁵.
2. Группа преступников, занимавшаяся грабежами, убийствами была наименее уважаема в преступном мире. Вообще, необходимо отметить, что жизнь человека всегда считалась даром божьим, и совершить убийство разрешалось только в самом крайнем случае (защита близких или своей жизни, достоинства).
3. Самой многочисленной была группа профессиональных воров. Всего насчитывалось около 30 специальностей. Наиболее высоко в иерархии стояли воры, чьё ремесло было связано с «техническими навыками». Древнейшая воровская специальность – карманник. Одних только специализаций карманников (по месту совершения краж: транспорт, улица, базар; по предпочитаемым карманам: боковой, внутренний, задний) насчитывалось десятки. Воры-карманники, совершавшие «гастроли» за рубеж («марвихеры») считались элитой этой специальности. Высоким статусом в преступном мире обладали «медвежатники» и «шниферы» – взломщики (первые взламывали или взрывали, вторые подбирали коды и ключи). Продолжали совершенствовать своё ремесло конокрады.
4. Однако эта группа воров всегда считалась отверженной. Вероятно, это связано с жестокими расправами над конокрадами в случае их поимки, так как лошадь была одним из главных и дорогих «сельскохозяйственных орудий». Кроме того, конокрадство всегда считалось «цыганской специальностью». Цыгане представляют собой этническую группу, отделенную от большинства других социальных общностей собственными нормами, ценностями, потребностями, культурой, языком. С одной стороны, эти причины формировали крайне негативное отношение к цыганам-преступникам. С другой стороны, в обществе распространено мнение, что цыгане вообще – все преступники (воры, мошенники и т.п.). Далее шли все остальные «воровские специальности».

     Мошенники и фальшивомонетчики относились к интеллектуальной элите, «интеллигенции» преступного мира. Мошеннические операции с векселями, акциями и другими ценными бумагами, направленные на обман государства, а иногда и частных лиц, требовали чёткой разработки и виртуозного исполнения. Мошенники занимались подделкой драгоценных камней («фармазонщики»), совершали обман на размене («менялы»), существовали брачные аферисты, лже-благотоворители и др. Особым искусством было фальшивомонетничество. «Базманщики» часто были талантливыми художниками, гравёрами. К тому же, чтобы заниматься этим промыслом требовалось немалое мужество – наказания за подделку денег всегда были одними из самых жестоких.

     Все говорит о том, что к концу XIX в. продолжалась дифференциация уголовного мира, отдельные категории которого были связаны жесткими неформальными  нормами, что эти нормы, эти традиции превращались в подобие позднейшего «закона», который, однако, еще не объединял весь уголовный мир страны.

2. Значение уголовных традиций в воспроизводстве преступности 

     Уголовно-воровские  традиции включают в себя довольно широкий круг неформальных норм поведения и жизнедеятельности (статус в уголовной среде, жаргон, татуировки, блатные клички и песни, манера поведения). Есть все основания полагать, что профессиональные преступники, образуя некое замкнутое кастовое сообщество и находясь вне закона, вырабатывают такие нормы межличностных отношений, которые способствуют не только их безопасности, но и воспроизводству. Со временем эти нормы превращаются в обычаи и традиции, которым присуще то общее, что позволяет назвать их общесоциологическим законом.

     Например, в дореволюционной России от всякого  устойчивого преступника требовалось, чтобы «он был человеком твердого нрава и несокрушимого характера, был предан товарищу, общине, был ловок на проступки и умел концы хоронить, никого не задевая и не путая»⁶. Это требование полностью сохраняется в среде профессиональных преступников наших дней, особенно у воров в законе и членов организованных преступных сообществ.

     Традиции  профессиональных преступников передаются со времен Ваньки Каина (некоторые идут еще от волжских разбойников) из поколения в поколение. Разумеется, они обновляются, видоизменяются. Их носителем выступает сама среда, особенно в местах лишения свободы - этих университетах преступности. Живучесть уголовно-воровских традиций - объективное явление, обусловленное ответной реакцией профессиональных преступников на социальный контроль общества. Вполне естественно, что существование уголовных традиций обусловлено определенными социальными условиями, являющимися своеобразными катализаторами криминогенных процессов.