Проблемы вменяемости и невменяемости в судебной практике

     Выявив  данное обстоятельство, следователь (суд) вызывает эксперта – психиатра и  эксперта – психолога на допрос, предлагает им «устранить противоречие»  и часто спрашивает: так все  же, мог или не мог обвиняемый в полной мере осознавать содеянное; мог или не мог он полностью руководить своими поступками? Однако вывод о противоречивости экспертного заключения основан на недоразумении.

     Во-первых, здесь, как и в предыдущем варианте, противоречие кроется не в заключении экспертов, а в его неверном истолковании. Во-вторых, последний вопрос, адресованный одновременно психиатру и психологу, неправомерен и тоже базируется на ложных посылках. Чтобы наглядно продемонстрировать это, приведу пример из общемедицинской практики.

     В процессе диспансеризации пациент посещает врачей разных специальностей, каждый из которых после проведенного им осмотра делает запись в истории болезни. Допустим, невропатолог не нашел у пациента неврологической патологии. Обычная для таких случаев запись: заболеваний не обнаружено, пациент практически здоров. В то же время врач – офтальмолог находит у пациента ряд глазных заболеваний и делает об этом соответствующую запись. Противоречит ли одно врачебное заключение другому, если один врач уверяет, что болезней нет и пациент здоров, тогда как, по мнению другого, болезни есть и пациент болен?

     Очевидно, что противоречия нет, ибо каждый врач имел в виду лишь узкую группу абсолютно разных болезней. Тот, кто  усматривает здесь противоречие, ошибается. А попытка «устранить»  это мнимое противоречие с помощью вопроса, адресованного обоим врачам, - так все же, болен пациент или здоров? – приведет лишь к новой ошибке, поскольку всеми возможными болезнями человека и его здоровьем в целом врачи – узкопрофильные специалисты не занимаются.

     Аналогичным образом обстоит дело и в приведенном примере с неправильной оценкой заключения комплексной психолого – психиатрической экспертизы. Предметная область психиатрии и психологии различна; даже в рамках проводимой ими комплексной судебной экспертизы психиатр и психолог решают разные вопросы.

     Эксперт – психиатр устанавливает наличие  или отсутствие у обвиняемого  болезненных психических нарушений (психических расстройств), которые  могут повлиять на способность к  осознанно – волевому регулированию  поведения.

     Эксперт – психолог выявляет наличие или отсутствие неболезненных психических состояний. Например, неболезненного отставания в психическом развитии несовершеннолетнего или аффекта (сильного душевного волнения). Подобные состояния тоже влияют на осознанно – волевую регуляцию поведения, ослабляя ее.

     Но  ни психиатр, ни психолог не устанавливают  способность к осознанно –  волевой регуляции поведения  «вообще». И если эксперт – психиатр не нашел у обвиняемого психических  заболеваний, то это не значит, что  он автоматически признал обвиняемого способным «в полной мере» осознавать значение своих действий и ими руководить. Ведь данная способность может оказаться нарушенной в силу неболезненных отклонений в психической сфере, установлением которых психиатр не занимается.

     Отсюда становится понятной неправомерность вопроса о том, может ли лицо осознавать значение своих действий или руководить ими, когда он обращен одновременно к психиатру и психологу. Заданный в столь абстрактной недифференцированной форме, без указания на возможные причины (болезненные расстройства; неболезненные отклонения), сам вопрос становится беспредметным. Эксперты, обязанные оставаться в границах своей профессиональной компетенции, т.е. в пределах либо психиатрии, либо психологии, просто не в состоянии дать на него ответ.

     Попутно заметим, что в действующем уголовном  законе нет формулировки о «полной  способности» лица осознавать фактический  характер и общественную опасность  своих действий и руководить ими, которую можно было бы считать  синонимом состояния вменяемости. УК РФ вообще не содержит норм, определяющих понятие «вменяемость» или хотя бы описывающих его основные признаки. Поэтому непонятно, на какие критерии должен опираться эксперт, когда от него требуют дать заключение, что обследованный им обвиняемый, у которого не обнаружено психических расстройств, «вменяем».

     Неправомерно  употребляемый в экспертных заключениях  сам термин «вменяемость» можно  считать ключевым в рассматриваемой  проблеме. Ведь именно с его неверного  истолкования в большинстве случаев начинаются все последующие ошибки и недоразумения, аналогичные тем, которые только что были проанализированы. Эти ошибки непосредственно не связаны с качеством проведенной экспертизы и вытекают из неправильной трактовки предметной («научно – отраслевой») стороны и логической структуры экспертных выводов.

     Подводя общий итог, можно отметить следующее.

8. Судебные эксперты любой специальности не вправе давать заключение о «вменяемости» или «невменяемости» обследованного ими обвиняемого, и им не следует использовать указанные термины в своих заключениях и выводах. Во-первых, это неизбежно сопряжено с нарушением границ компетенции эксперта, а во-вторых, способно повлечь фактические и юридические ошибки. Эксперт, от которого требуют в числе прочего дать «заключение о вменяемости», должен отказаться от ответа со ссылкой на ч. 1 ст. 82 УПК, поскольку вопрос выходит за пределы специальных экспертных познаний.
9. Понятие «ограниченная вменяемость», широко употребляемое в специальной литературе для обозначения психических расстройств, предусмотренных ст. 22 УК, и их правовых последствий, в самом законе отсутствует. Использовать данное наименование в процессуальных документах и экспертных заключениях недопустимо.
10. Если при экспертизе обвиняемого эксперты – психиатры пришли к выводу об отсутствии психического расстройства, исключающего (ст. 21 УК) либо ослабляющего (ст. 22 УК) способность к осознанно – волевому регулированию поведения, а эксперты – психологи выявили ослабление указанной способности в силу неболезненных психических отклонений (например, предусмотренных ч. 3 ст. 20 УК), то первый экспертный вывод не противоречит второму.
11. Неправомерен адресованный экспертам вопрос о способности обвиняемого к осознанно – волевому регулированию своего поведения «вообще». Подобная недифференцированность редакции вопроса не позволяет ни эксперту – психиатру, ни эксперту – психологу дать на него ответ.

     При установлении вменяемости и невменяемости  в деятельности судов возникает  много проблем.

     Пленум  Верховного Суда РФ принял 14 февраля 2000 г. постановление N 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних».

     Обобщение практики показало, что, несмотря на ежегодный  анализ допускаемых ошибок, в деятельности судов по рассмотрению дел о преступлениях  несовершеннолетних все еще есть недостатки, нередко повторяются однородные ошибки.

     Особо подчеркивается необходимость тщательной проверки судами обоснованности ареста несовершеннолетних. Более того, если установлено, что он был произведен необоснованно или вопреки закону, суду следует эту меру пресечения в отношении несовершеннолетнего изменить или отменить.

     Эту конституционную обязанность суды выполняют не всегда надлежащим образом. Так, уголовное дело в отношении  несовершеннолетнего Б. За кражу  с фермы доильного аппарата было назначено судом на 26 марта 1998 г. В назначенный день подсудимый в суд не явился. Не выяснив причину его неявки, суд объявил розыск и изменил меру пресечения в отношении несовершеннолетнего на заключение под стражу. При этом мнение прокурора об изменении меры пресечения в судебном заседании не выяснялось. В этот же день определение суда было исполнено и Б. Помещен в следственный изолятор.

Дело  по существу было рассмотрено лишь 2 июня 1998 г. (спустя три месяца), поскольку  Б. Был болен. За кражу доильного  аппарата по п. «а» ч. 2 ст. 158 УК РФ ему назначено наказание два года лишения свободы условно с испытательным сроком в один год. Из-под стражи Б. Был освобожден в зале судебного заседания. В судебном заседании у него так и не была выяснена причина неявки ранее в суд, а также характер заболевания при нахождении в следственном изоляторе.

     Законный  представитель несовершеннолетнего  – его мать пояснила, что она  одна воспитывает восьмерых детей, денег не хватает на продукты питания, сын работает скотником, отстает  в умственном развитии, поэтому учился во вспомогательной школе-интернате. Согласно справке, представленной Рязанским областным психоневрологическим диспансером, Б. Состоит на учете с диагнозом «олигофрения в стадии дебильности».⁸

     Этот  пример показывает, что суд, проявив формализм, во-первых, с нарушением уголовно-процессуального закона изменил несовершеннолетнему меру пресечения на заключение под стражу, а во-вторых, проигнорировал требования ст. 392 УПК РСФСР, не назначив комплексную психолого-психиатрическую экспертизу и не решив вопрос о его вменяемости либо наличии у него умственной отсталости. Приговор в отношении Б. Отменен кассационной инстанцией.

     Много сложностей у судов возникает  при применении ч. 3 ст. 20 УК, где записано, что, если несовершеннолетний достиг возраста, с которого он может быть привлечен к уголовной ответственности, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не мог в полной мере осознавать характер и опасность своих деяний либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности. Это положение является новеллой закона, так как в прежнем Уголовном кодексе подобных норм не было, что и обусловило трудность ее применения на практике. Здесь важно отграничить позиции ч. 3 ст. 20 от ст. 21 УК, дающей определение невменяемости, и ст. 22 УК об ограниченной вменяемости.

     При наличии данных, свидетельствующих  об умственной отсталости несовершеннолетнего  подсудимого, в силу ст.ст. 78 и 79 УПК  назначается судебная комплексная  психолого-психиатрическая экспертиза для решения вопроса о наличии или отсутствии у него отставания в психическом развитии. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение

     Таким образом, уголовный закон установил, что субъектом преступления может  быть лишь вменяемое лицо. Вменяемость  наряду с достижением установленного возраста выступает в качестве условия уголовной ответственности и является одним из общих признаков субъекта преступления.

     Вменяемость (от слова «вменять», в смысле «вменять в вину») – в широком, общеупотребительном  значении этого слова означает способность нести ответственность перед законом за свои действия. В уголовном праве данное понятие употребляется в более узком, специальном смысле, как антитеза понятию «невменяемость». Именно этим последним понятием оперирует уголовный закон.

       Вменяемость – предпосылка к  конкретного вида юридической  ответственности – уголовной.  Она – исходный пункт принципа  субъективного вменения, важнейшего  принципа уголовного права и  уголовной политики. Только при  наличии вменяемости могут быть  поставлены и разрешены вопросы: о субъекте уголовной ответственности и личности преступника; о виновности субъекта; степень его вины; наличии самого основания уголовной ответственности – состава преступления.

     Уголовный закон предусматривает два критерия невменяемости: медицинский (психиатрический) и юридический (психологический).

     Медицинский (психиатрический) критерий невменяемости  состоит в том, что лицо в момент совершения им общественно опасного деяния страдало психической болезнью или иным болезненным расстройством психики. Медицинский критерий может характеризоваться либо хроническим психическим заболеванием (шизофрения, маниакально-депрессивный психоз и т.д.) либо временным психическим расстройством (патологический аффект, реактивные состояния и др.). К психическим заболеваниям также относятся врожденное или приобретенное слабоумие, галлюцинации и т.д.

     Юридический (психологический) критерий невменяемости  – это неспособность лица осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо неспособность руководить своими действиями (бездействием).

  Невменяемый не может нести уголовную ответственность  за свои объективно опасные для общества поступки, прежде всего потому, что  в них не участвовали его сознание и (или) воля. Общественно опасные деяния психически больных обусловлены их болезненным состоянием.

  Последствием  признания лица невменяемым является прекращение уголовного дела вследствие отсутствия состава преступления. К  лицу могут быть также применены  принудительные меры медицинского характера.

  Принудительные  меры медицинского характера применяются  к невменяемому с целью обеспечения  общественной безопасности, предупреждения повторных общественно опасных  деяний со стороны невменяемого, а  также в интересах самого невменяемого с целью его излечения, и ресоциализации.

  Таким образом, задачи курсовой работы решены. 
 
 
 
 

Задача 1

      Судаков (15 лет), Сидоров и  Вараксин (16 лет), а  также Дробин и  Артемов (17 лет), раздобыв пистолет, совершили  несколько вооруженных  нападений на граждан и магазины. Могут ли они быть привлечены к уголовной ответственности за бандитизм? С какого возраста установлена уголовная ответственность в российском законодательство?

     Субъектом данного преступления может быть лицо, достигшее 16-летнего возраста. Лица в возрасте от 14 до 16 лет, совершившие различные преступления в составе банды, подлежат ответственности лишь за те конкретные преступления, ответственность за которые предусмотрена с 14-летнего возраста (ст. 20 УК РФ).