Убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения - аффекта

     3.3 Отграничение деяния, предусмотренного ст. 107 УК, от причинения вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 113УК РФ).

     В случае причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего в состоянии аффекта, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, содеянное виновным квалифицируется только по ст. 113 УК РФ. Поэтому фактически в дальнейшем речь идет о разграничении преступлений, предусмотренных ст. 107 и ст. 113 УК РФ.

     Разграничить  рассматриваемые составы преступлений по объекту, объективной стороне или субъекту невозможно, так как они в этих случаях полностью совпадают. Убийство отграничивают от причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, по субъективной стороне составов преступлений. Убийство может быть совершенно только умышленно. При причинении тяжкого вреда здоровью потерпевшего, повлекшего его смерть, к смерти может применяться только неосторожная форма вины. Следовательно, главный критерий рассматриваемых составов – это отношение виновного к смерти потерпевшего. Если по делу выясняется, что к смерти потерпевшего у виновного был любой умысел, а смерть реально наступила от действий виновного лица, то это убийство. Верно и обратное. Если по делу нет доказательств, свидетельствующих об умысле виновного на причинение смерти потерпевшему, то нет и оснований для квалификации по ст. 107 УК РФ, а вполне вероятно, что это преступление следует квалифицировать, при наличии необходимых доказательств, по ст. 113 УК РФ.

     Следует отметить две наиболее распространенные ошибки, встречающиеся в судебной и следственной практике при разграничении рассматриваемых составов.

     Первая. Квалифицируют как причинение вреда  здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, если виновный отрицает умысел на убийство. Представляется, что роль показаний потерпевшего нельзя преувеличивать, они должны оцениваться в совокупности с другими обстоятельствами, установленными по делу. Весьма часто ход рассуждений у правоприменителя бывает следующий. Если виновный не хотел убивать потерпевшего, то значит, он убийства не совершал. Однако при этом, почему-то упускается тот момент, что убийство совершается не только с прямым умыслом. Если не было прямого умысла, то не исключена вероятность, что он действовал с косвенным умыслом. Убийство в состоянии аффекта, как мы пришли к выводу, может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом.

     Вторая. Вывод о форме вины потерпевшего делают, ориентируясь на срок, прошедший  с момента ранения до наступления смерти потерпевшего. Представляется, что исходить только из данного фактора неправильно, так как время, отделяющее посягательство от его результата, не исключает ни причинной связи, ни виновности лица. Причинение одинакового ранения может повлечь смерть у одного потерпевшего через час, а у другого через месяц, что может объясняться различием в состоянии их здоровья, квалификации медицинских работников, оказывавших помощь, и т.д. Все данные обстоятельства не охватываются сознанием виновного и не влияют на квалификацию его действий, так как не входят в содержание его вины и не могут изменить ее форму. Характер и направленность умысла виновного должны выясняться, как это неоднократно подчеркивал Пленум Верховного Суда на основании анализа всей совокупности обстоятельств содеянного. В частности, должны учитываться способ и орудия преступления, количество, характер и локализация телесных повреждений, а также предшествующее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения¹².

     Другая  проблема – отграничение покушения  на убийство в состоянии аффекта от причинения вреда в этом  же состоянии. Главным вопросом является установление направленности умысла виновного. Для квалификации содеянного как покушение на аффектированное убийство необходимо установить, что виновный действовал с прямым, конкретизированным умыслом. При отсутствии или недоказанности этого содеянное должно быть квалифицированно по фактически наступившим последствиям. Для установления характера и направленности умысла виновного необходимо исходить из совокупности всех обстоятельств, имеющих отношение к делу.

          Глава 4 . Проблема установления в практике состояния сильного душевного волнения. Обзор судебной практики.

     Сила  проявления эмоций, как следует из закона ( ст. 107, 113 УК РФ), является важным критерием, с помощью которого отличают простую эмоцию от сильного душевного волнения. На существенность данного признака указывает сама этимология термина «сильное душевное волнение», т. е., законодатель делает особый акцент на такой качественный показатель эмоции, как ее сила.

     Об  иных признаках сильного душевного  волнения либо особенностях его протекания в законе ничего не предусмотрено. По этой причине к сильному душевному волнению следует относить не только различного рода аффекты, но и другие эмоциональные состояния, которые возникли в результате неправомерных действий потерпевшего и которые характеризуются особо большой силой своего проявления, отличающей их от некоторых других эмоций. Поэтому к подобного рода эмоциям можно относить и гнев, и страх, и тревогу, и иные подобные эмоции, лишь бы они достигли определенной силы и были вызваны неправомерными действиями потерпевшего, тем более что гнев, к примеру, может достигать такой же силы что и аффект¹³. Учитывая, что в законодательстве не предусмотрено, в каких конкретно количественных показателях должна измеряться сила эмоций, ее следует рассматривать как качественный показатель, который определяется в каждом конкретном случае, исходя из обстоятельств, установленных по уголовному делу следователем, прокуратурой, судьей, т. е. оценка силы конкретной эмоции – это прерогатива внутреннего убеждения данных должностных лиц.

     В отличие от сильного душевного волнения  в психологии понятие «аффект» используется достаточно широко, хотя однозначности в его понимании нет. При этом конкретные разновидности аффекта определяются достаточно четко, и разногласия в их трактовке по существу отсутствуют. Это позволяет правильно определить наличие конкретного вида аффекта у лица в момент совершения им преступления. Тем более для решения данной задачи имеются хорошо проработанные экспертные методики. Поэтому был или не был в состоянии аффекта – это вопрос эксперта-психолога, а не следователя, прокурора, судьи, т. к. он требует специальных познаний. С учетом того, что понятия «сильное душевное волнение» и «аффект» относятся как общее и частное, правомерно сделать вывод о том что «приведенное в ст. 107 УК РФ указание на аффект конкретизирует один из видов сильного душевного волнения». Особо следует подчеркнуть, что указанная статья выделяет только один из видов душевного волнения, не акцентируя при этом внимания  на других. В этом видится проблема, из-за которой возникают сложности в применении данной нормы уголовного права. Так, практики в последнее время из-за отождествления названных двух понятий считают возможным определить наличие или отсутствие аффекта самостоятельно без проведения судебно-психологической экспертизы. При проведении соответствующей экспертизы эксперт должен использовать целый арсенал сложных методик, правильное применение которых возможно лишь специалистом в области психологии. Поэтому следователь, прокурор или судья не в состоянии правильно, «на глазок» пусть даже при наличии полно и всесторонне установленных обстоятельств, определить наличие или отсутствие аффекта. Следователь, прокурор ил судья могут установить только силу эмоционального состояния и причину, его вызвавшую (противоправные действия потерпевшего), из обстоятельств, установленных по уголовному делу.

     В настоящее время в практике поведения  психологических экспертиз, а также  среди юристов распространено представление  о том, что аффект как особое эмоциональное состояние, о котором идет речь в УК РФ, тождествен физиологическому аффекту. Представление об аффекте как о состоянии, тождественном физиологическому аффекту, не соответствует не только психологии, предметом изучения которой является и данное эмоциональное состояние, но и самой логике закона. Законодатель не стал бы употреблять понятие «аффект», если бы имел в виду только физиологический аффект, в целях избежать разночтения в законе.

     К сожалению, в настоящее время  отождествление аффекта с физиологическим аффектом стало общим местом в рассуждениях, как юристов, так и отдельно практикующих психологов при проведении ими судебно – психологической экспертизы.

     В заключение хотелось бы привести пример  из судебной практики, который наглядно продемонстрирует применение нормы, предусмотренной ст. 107 УК РФ.

       Так, Президиум Верховного Суда  РФ в своем Постановлении от 28.12.2005 г. №674п05,  рассмотрел уголовное дело по надзорной жалобе осужденного О. на приговор Владимирского областного суда от 3 декабря 2004 года, по которому О., 13 февраля 1976 года рождения, уроженец г. Александрова Владимирской области, цыган, женат, имеющий на иждивении трех малолетних детей, работающий заместителем директора ООО "Интербизнес", ранее не судимый, осужден по ст. 105 ч. 1 УК РФ с применением ст. 64 УК РФ на 5 лет лишения свободы в исправительной колонии строгого режима.

     В надзорной жалобе осужденного О. поставлен вопрос о переквалификации его действий со ст. 105 ч. 1 УК РФ на ст. 107 ч. 1 УК РФ и назначении наказания, не связанного с лишением свободы.

установил:

О. признан  виновным в том, что 11 февраля 2003 года в г. Александрове Владимирской области совершил убийство Б.

     Преступление  совершено при следующих обстоятельствах.

     11 февраля 2003 года, около 14.00 час,  на территории автостоянки ЧП "Орлова", расположенной у дома 2 по Казарменному переулку г. Александрова Владимирской области, О. после применения к нему, его брату Орлову Я.А. и Новикову А.С. со стороны Королева В.С., Степанова В.Г., Егорова В.В. (осужденных приговором Александровского городского суда Владимирской области от 26 июля 2004 года), Малышева С.В., Киселева С.А., Б. и двух не установленных следствием лиц (уголовное дело в отношении которых выделено в отдельное производство постановлением от 20.02.2003 - т. 1 л. д. 18) насилия, добежал до автомашины "Пежо", на которой он приехал на автостоянку, достал из салона гладкоствольное 5-зарядное охотничье ружье "Бекас-2" и с целью прекращения противоправных действий со стороны нападавших произвел в их сторону два предупредительных выстрела. После чего О. из чувства мести за причиненные ему, его брату и Новикову телесные повреждения стал преследовать убегавших с территории автостоянки Королева В.С., Степанова В.Г., Егорова В.В., Малышева СВ., Киселева С.А., Б. и других не установленных следствием лиц, умышленно с целью убийства Б. произвел в его сторону еще два выстрела из своего ружья, причинив Б. телесные повреждения в виде огнестрельных дробовых слепых ранений спины, левой поясничной области, левой ягодицы и обеих нижних конечностей, одно из которых проникло в правую плевральную полость со сквозным ранением правого легкого и гемотораксом 100 мл. причинившие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни. Продолжая свои преступные действия, О. подбежал к лежавшему на снегу рядом с территорией автостоянки Б. и умышленно, с целью доведения до конца своего умысла на убийство потерпевшего, произвел еще один выстрел из ружья в голову Б., в результате чего последнему были причинены телесные повреждения в виде огнестрельных дробовых слепых ранений лица и головы с разрушением костей лицевого скелета, костей основания черепа и вещества головного мозга, причинившие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни, повлекшие смерть потерпевшего.

     В надзорной жалобе осужденного О. поставлен вопрос о переквалификации его действий со ст. 105 ч. 1 УК РФ на ст. 107 ч. 1 УК РФ и назначении наказания, не связанного с лишением свободы. Указывается, что к нему, его брату и другу группой преступников из 8 человек, среди которых находился Б., было применено жестокое насилие, которое сопровождалось тяжким оскорблением по поводу его национальной принадлежности, и в связи с этим в момент совершения убийства Б. он находился в состоянии аффекта.

     Президиум находит, что надзорная жалоба осужденного  подлежит удовлетворению частично по следующим основаниям.

     Как видно из приговора, суд указал, что  мотивом убийства Б. явилось чувство  мести, вызванное избиением Королевым, Степановым, Малышевым, Егоровым, Киселевым, Б. и двумя не установленными следствием лицами самого О., его брата Орлова Я.А. и Новикова.

     При этом суд сослался на то, что О. действовал адекватно сложившейся ситуации, его действия были последовательными, целенаправленными, а также на результаты стационарной первичной судебной комплексной психолого-психиатрической экспертизы и повторной амбулаторной судебной расширенной комплексной психолого-психиатрической экспертизы, согласно которым эмоциональное возбуждение О. в момент совершения преступления не достигло степени выраженности аффекта.

     Действия  О. судом квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК РФ.

     Президиум находит, что, правильно установив  фактические обстоятельства дела, суд дал им неверную юридическую оценку.

     Как видно из приговоров Александровского городского суда Владимирской области от 26 июля 2004 года и 20 октября 2004 года в отношении Королева, Егорова, Малышева и Степанова, эти лица, а также лицо, дело, в отношении которого прекращено в связи со смертью (Б.), и лица, дела, в отношении которых выделены в отдельное производство в связи с розыском, и не установленные следствием лица на почве ссоры стали избивать руками и ногами О., Орлова Я.А. и Новикова.

     О. были причинены телесные повреждения  в виде острой закрытой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся сотрясением головного мозга и перелома костей носа, причинившие легкий вред здоровью.

     Новикову  были причинены телесные повреждения  в виде переломов двух ребер слева; острой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся сотрясением головного мозга; ушибов мягких тканей лица, грудной клетки, левого локтевого сустава, которые вызвали длительное расстройство здоровья на срок свыше трех недель и причинили вред здоровью средней тяжести.

     Орлову  Я.А. были причинены телесные повреждения  в виде закрытой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся сотрясением головного мозга, перелома костей носа; кровоподтеков лица, которые вызвали длительное расстройство здоровья на срок свыше трех недель и причинили вред здоровью средней тяжести.

     Установлено, что Орлова Я.А. избивал и Б.  Таким образом, судом был установлен факт совершения в отношении осужденного по данному делу О., его брата и друга преступления, в том числе и потерпевшим по данному делу Б.

     В связи с этим указание в приговоре  по данному делу о том, что мотивом совершения О. преступления явилось чувство мести, вызванное избиением Королевым, Степановым, Малышевым, Егоровым, Киселевым, Большаковым и двумя не установленными следствием лицами его самого, его брата и друга, не соответствует фактическим обстоятельствам произошедшего, так как вышеуказанные лица совершили преступление в отношении осужденного, его брата и друга.

     Более того, как следует из приговора  по данному делу, при назначении О. наказания суд учел "противоправное поведение Б., явившееся поводом  для совершения преступления".

     Характер  примененного к осужденному О. насилия, последствиями которого явились острая черепно-мозговая травма, сопровождавшаяся сотрясением головного мозга и перелом костей носа, и применение насилия с такими же последствиями в отношении Орлова Я.А. и Новикова подтверждают показания осужденного О. в судебном заседании о том, что в момент совершения преступления он считал своего брата убитым преступниками.

     Из  заключения повторной амбулаторной судебной расширенной комплексной психолого-психиатрической экспертизы следует, что наблюдавшиеся у О. в течение длительного периода времени после случившегося признаки эмоционального возбуждения, полное запамятование событий в столь длительный временной интервал также не характерны для состояния аффекта. Вместе с тем в момент совершения инкриминируемого О. деяния он находился в состоянии эмоционального возбуждения, не достигшего степени выраженности аффекта, обусловленного действиями группы лиц, среди которых был потерпевший, субъективной неожиданностью агрессивного характера их поведения, субъективно воспринимавшегося им как реальная угроза его собственной жизни, а также сформировавшимся в этой ситуации представлением о том, что его брат погиб, при повышенной ценностно-смысловой значимости семейных отношений с выраженной эмоциональной привязанностью к брату, а также чувством вины за происходящее.