Судебный контроль за ограничением неприкосновенности личности

      Объяснения данной динамики достаточно  очевидны. В первые месяцы применения  норм УПК РФ следственные органы и прокуроры как бы «присматривались» к возможным решениям суда, принимаемым в рамках процедур оперативного судебного контроля, к принципиальности деятельности и итоговых решений суда. По сути, органы уголовного преследования (как бы) «проверяли» суд, с одной стороны, на соответствие заявленным требованиям о его новой роли в состязательном и социально ориентированном уголовном процессе; с другой, на готовность, как и ранее, активно включиться в общее дело борьбы с преступностью и «боязнь» новых полномочий суда бесследно исчезла, применение мер процессуального принуждения стало обыденной рутиной следственных органов.

      Комитет министров Совета Европы  уже в этом году настоятельно  порекомендовал судьям, прокурорам  и следователям Российской Федерации прибегать к досудебному содержанию под стражей только как к исключительной мере, более широко используя при этом существующие альтернативные меры пресечения и компенсаторные средства защиты.

      В Европарламенте ведут буквально  подушный учет россиян, умерших в наших СИЗО. В 2008 году в следственных изоляторах России умерло от заболеваний 276 подследственных.

      В 2009 году от различных заболеваний  в изоляторах умерли еще 233 неосужденных человека из 124 тысяч  подследственных (по данным ФСИН на 1 августа 2010 года). В большинстве случаев они умирали из-за тяжелой, нередко трудноизлечимой болезни или патологии.

      Признавая наличие проблемы, 11 августа  2010 года в руководстве Генпрокуратуры  РФ признали, что большинство  заключенных в российских СИЗО и колониях имеют действительно серьезные заболевания.

      Связано это с тем, что до  сегодняшнего дня при настойчивом  требовании следствия и обвинения  судьи все равно арестовывают  людей с тяжелыми болезнями.  А условия содержания в российских СИЗО гораздо тяжелее, чем в тюрьмах и колониях, и хронически текущие заболевания у арестантов в изоляторах неизбежно прогрессируют и обостряются.

      После того как 30 апреля 2010 года  в хирургическом отделении больницы  СИЗО «Матросская тишина» от  диабетической нефропатии скончалась 53-летняя глава компании «КитЭлитНедвижимость» Вера Трифонова, в ФСИН произошли массовые кадровые перестановки.

      Сам президент России под давлением  мирового сообщества в сентябре 2010 года даже внес в Госдуму  законопроект, разрешающий освобождать из-под стражи подозреваемых или обвиняемых, имеющих тяжелые заболевания. К их числу, как планируется, будут отнесены: последняя стадия рака, туберкулез и диабет...

      Также, обращает на себя внимание незначительное снижение числа удовлетворённых ходатайств в 2008-2009 гг. Объяснение этому – повышенное и неоднократно публично озвученное внимание к складывающимся тенденциям  применения исследуемой меры пресечения со стороны высших руководителей Российской Федерации. Неоднократные «призывы» Президента РФ и Премьер-министра РФ к более сдержанному применению указанной меры, особенно, по делам об экономических преступлениях, не могли не сказаться на динамике ее применения. В итоге, весьма незначительное, по сути, снижение (на несколько десятых процента), как вносимых в суд ходатайств, так и их числа удовлетворённых судом обусловлено в целом сугубо политическими, а не уголовно-процессуальными, факторами. Есть основания полагать, что такого рода снижение будет прослеживаться и в будущем. Причем, скорее всего, по тем же факторами субъективного характера, никак не связанным с кардинальным (качественным, по сути) изменением характера деятельности (подходов) суда, реализующего данную форму судебного контроля.

      Примерно в том же контексте германского участкового судью, прежде всего, именуют «судьей за арестами», и именно этот срез его полномочий особо принципиален для нас в контексте исследования вопроса о том: что именно, и в каком направлении следует реформировать. Не менее принципиальны и подходы законодателя Латвии, где функции следственного судьи (посредством реализации оперативного судебного контроля) направлены именно к обеспечению конституционных прав и свобод личности в уголовном процессе, а не к собиранию доказательств и подготовке следственных материалов для суда.

      По пути создания специальных  следственных судей пошли и  в некоторых других странах  СНГ. В уголовный процесс Республики  Молдова, к примеру, введен  «судья по уголовному преследованию», в компетенцию которого входит осуществление практически все превентивных судебно-контрольных действий (ст. 41 УРК РМ). Вопрос о введении специализированного следственного судьи активно обсуждается и применительно к реформированию УПК Украины.

      Современное уголовное судопроизводство России, определившее введение судебного контроля в досудебных стадиях, – пишет, к примеру,  Н.Г. Муратова, – предполагает возможность и необходимость введения в систему судебных органов новой должности – следственного судьи, который мог бы осуществлять все формы судебного контроля в досудебном производстве.

      По мнению профессора Барабаша А.С.: «если не с теоретических, то с практических позиций, обусловленных житейской психологией судей, нельзя судебный контроль и правосудие соединять в руках одного судьи». Об улучшении состояния дел по действующему кодексу говорить не приходится. Сами сторонники судебного контроля отмечают усиление карательных начал уголовной политики в период действия УПК РФ, и видят его в том, что за последние два-три года значительно выросло число арестов и задержаний. Институт судебного контроля, в рамках которого выдаются разрешения на действия, ограничивающие конституционные права, не оправдал их ожиданий. А.К. Утарбаев отмечает высокую удовлетворяемость ходатайств, которые, как правило, необоснованны, что свидетельствует о низкой эффективности судебного контроля за следственными действиями. В процентном отношении «Доля удовлетворяемых судом ходатайств о даче согласия на заключение лица под стражу составляет ежегодно в среднем 91%».

      Раньше прокурор не годился  в качестве субъекта, решающего  вопрос об ограничении конституционных  прав обвиняемого, оказалось,  что и судья не годится по  тем же самым основаниям, к  которым добавляется важный момент: неестественность объединения в судебном органе функций правосудия с судебным контролем, что вообще ставит под сомнение осуществление такого контроля судом. М.К. Свиридов пишет, что существование судебного контроля в рамках уголовного процесса противоречит характеру применяемого при этом материального права и приводит аргументы, свидетельствующие о несоответствии судебного контроля назначению уголовного процесса. Указывает на реальную опасность того, что осуществление этого контроля втянет судей в расследование, лишит их объективности, породив обвинительный уклон. Эту же опасность отмечает и А.Д. Бойков. Кроме этого он указывает еще на один очень серьезный момент: в результате введения судебного контроля произошло смешение процессуальных функций расследования и правосудия, что, по его мнению, снижает «ответственность органов уголовного преследования за результаты деятельности как в правовом, так и в психологическом плане: решения в ходе расследования принимают не они, а судьи». К этому Ю.К. Якимович добавляет, что суд превращается не только в следователя, но еще и в прокурора, теряя при этом «свои главные преимущества: «независимость, беспристрастность, объективность». 

      Допустим, что законодатель в  очередной раз игнорирует подобные  соображения и согласится с  предложениями о введении фигуры следственного судьи. Но может ли этот судья быть членом судейской корпорации, осуществляющей правосудие? Да и потом можем ли мы себе позволить такую роскошь как вводить новые штатные единицы для судей, которые будут осуществлять судебный контроль? По данным Е.Б. Мизулиной «Почти в два раза увеличилась штатная численность судей. За 5 лет (время действия УПК РФ – А.Б.) численность судей с 16 742 возросла до 29 000. Это позволило России сравняться по показателю соотношения судей к численности населения страны со странами Европейского Союза. По количественным показателям нам ничего не стоит сравняться с ведущими странами запада, если бы мы также просто могли сравняться и по качественным. Если в этой ситуации законодатель пойдет по пути расширения штатного состава судей для осуществления судебного контроля, то вряд ли его поймет налогоплательщик.

      Какой же из этого видится  выход, где искать такого субъекта  уголовного процесса, который мог  бы быстро, оперативно, с позиций  законности и обоснованности рассматривать жалобы граждан на незаконные действия органов расследования, нарушающие их права и законные интересы? А то, что он необходим – понятно всем. Для поисков его далеко ходить не надо, такой субъект вольно или невольно, скорее невольно, подготовлен самим законодателем – прокурор. Законодатель освободил его от функции процессуального руководства следственными органами. Это первый шаг к обеспечению его независимости, формально он сейчас не связан с результатами расследования.

      Делая вывод из предыдущего, можно придти к заключению, что нет серьезных препятствий против изменения в уголовном процессе места и роли прокурора. Законодатель, как  уже отмечалось выше, сделал к этому первый шаг – формально прокурор стал независим от результата расследования. Формально - в силу того, что применительно к прокуратуре Следственный комитет является ее структурной частью. И до тех пор, пока сохраняется это положение, в условиях роста числа совершенных преступлений, надзор будет отодвинут на второе место задачей раскрытия преступлений. О действительной независимости прокурорского надзора может идти речь только при организационном выделении следствия из прокуратуры и создании независимого Следственного комитета. Предложения об этом звучали уже не раз. Полагаю, изначально не возникла бы необходимость в судебном контроле, если бы у прокурора не было функции процессуального руководства, а следствие было бы организационно выделено. Сделает это законодатель, вернет ему активные надзорные полномочия, которые были переданы судье, причем в той форме, как они там реализуются, и надзорные полномочия руководителей следственных подразделений и мы получим прокурора, которого, по сути можно назвать следственным судьей. Независимый прокурор вполне сам сможет надзирать за законностью и обоснованностью всех действий и решений органа предварительного расследования и, используя активные средства прокурорского реагирования, немедленно устранять выявленные нарушения закона. Принятие этого решения делает независимым органом правосудия и суд.