Сельская община в России во второй половине XIX века

     О размерах массового отхода принято  судить по количеству выбранных крестьянами паспортов, хотя ученые признают эту цифру заниженной. Часть населения уходила без паспортов в краткосрочный отход от 1 до 3 месяцев, а в удалении от сельского общества (места, приписки)   не более 50 верст   паспорт   не  требовался.

     Во  второй половине XIX в. развивалось законодательное регулирование отхода, но в какой мере оно было реализовано, не ясно до конца и в настоящее время. Ведь нельзя не учитывать никем не контролируемый произвол крестьянского мира, давление общинных традиций на семьи отходников.

     К концу XIX в. выросла общая грамотность крестьянства. Изменился социальный статус женщины. В 1890-е гг. в правительствующем сенате рассматривалась возможность выдачи вида на жительство вне деревни женщине-отходнице. К концу XIX в. увеличился не только отход, но и выход крестьян из деревни, переселявшихся в города и промышленные центры. По подсчетам Н. М. Дружинина, в начале 1880-х гг. из российской деревни переселилось 110388 человек, но сам ученый подчеркивал, что реальная цифра может быть удвоена.

     По  различным мотивам крестьяне  могли быть исключены из общины. Чрезвычайным являлось принудительное удаление миром членов общины за воровство и пьянство. Эти явления набирали силу в деревне под влиянием крестьянской трудовой миграции. Мир в вопросе пресечения нарушений общественного порядка наделялся большими полномочиями. Но, обращаясь к гражданскому законодательству, мир брал на себя и материальное обеспечение переселения изгоя. Эти условие значительно снижало карательные настроения в общине, и часто общественной мерой пресечения проступков бывал деревенский самосуд.

     По  той или, иной причине могли быть исключены «некоренные» члены  общины.

     Важно подчеркнуть, что вопрос о членстве в общине разрешался путем взаимодействия мира и крестьянского двора. 

     КРЕСТЬЯНСКАЯ  СЕМЬЯ И ДВОР

     Община  представляла микросоциальный уровень  отношений в обществе, где формировался стандарт сельской жизни. Осевая общинного микроклимата: мир — семья — двор обеспечивали условия воспроизводства крестьянства как класса. Двор являлся элементарной производственной ячейкой, на которой держались все горизонтальные хозяйственные связи в деревне. Важно иметь в виду тяглое, фискальное значение двора. Общинную рекрутскую повинность исстари выполнял двор. Он же был основой бытовой морали сельчан.

     В современной исторической литературе мы нередко употребляем термин «семья», имея в виду крестьянский двор. Между  тем обычное право XIX в. их четко разделяло: семья и двор имели разные права и обязанности, прежде всего в землепользовании. Женатый сын, не выделенный из родительского дома, не ведущий самостоятельно хозяйства, часто не наделялся землей и не имел голоса на сходе.

     Крестьянский  двор в России второй половины XIX .в. нередко состоял из трех и более поколений, следовательно, семей.

     Юридически  основой хозяйственной деятельности двора была лишь доля в общинном наделе, а фактически крестьянство и община подчинялись действию общих экономических законов. Ища дополнительные ресурсы, крестьяне возрождали древнюю народную модификацию потребительской аренды — «захват», т. е. освоение свободных земель личным трудом индивидуального хозяйства.

Постепенно  предпринимательская аренда, какой  бы малой она ни была, выходила из-под  контроля мира, как и скупка земель зажиточными крестьянами. В процессе имущественного и социального расслоения укреплялась зажиточная верхушка, по выражению крестьян, «воротилы». Они вели помимо воли мира многие земельные операции. Но и мирское управление также нарушало традиционное действие земельно-уравнительного механизма, ориентируясь на зажиточных хозяев — «исправных налогоплательщиков».  Там, где крестьяне удерживали ориентацию своих хозяйств на рынок, миры обеспечивали преимущества товарным отраслям: конопле, льноводству, огородничеству и садоводству, а потому обязывали дворы удабривать полевые наделы, прежде всего под эти культуры.

     Казенные  палаты начисляли общий окладной лист на всё приписное население сельского общества с указанием разновидностей платежей (казенных, земских, мирских, страховой сбор, лесной налог и др.). Его миры и «разрубали» подворно. Изменения в душевом или земельном составе двора казенные палаты не фиксировали. Этими вопросами занимались сельские сходы.

     Если  дворы держали землю  стабильно, мир начислял платежи на душу (ревизскую или наличную), но если были развиты аренда, залог, то мир принимал во внимание общее количество земли (кто землей пользовался, тот и платил). На основании этих расчетов мир ежегодно, в январе — феврале, принимал «раскладочный приговор».

     Повсеместно общины поддерживали следующую классификацию  дворов. Рабочий двор сам расплачивался за надел. Вдовий двор часто не держал полевой земли, платил лишь подушный налог. Судьбу выморочного двора, утратившего хозяина или живых наследников, мир решал по-разному: передавая землю очередникам, а если не брали, применял «навалки». Практиковалась и сдача в аренду до следующего передела.

       Недоимки с крестьян взыскивали  волостная администрация и полицейские учреждения. Сельский староста от мира лишь - свидетельствовал наличие недоимки. Земля у крестьян-недоимщиков отбиралась редко, так как это подрывало бы будущую платежеспособность всей общины. Прежде всего распродавался скот, затем имущество и инвентарь второстепенного значения. Чтобы избежать распродаж с молотка, разорявшиеся хозяйства сами отказывались от земли в пользу зажиточных соседей.

     Взимая  платежи с крестьян, сельское правление применяло рожденный общиной и введенный в законодательство механизм круговой поруки, олицетворявший реакционную сторону фиска. Юридическая привязка крестьян к общине круговой порукой была отменена лишь в 19013 г.

     Но  та же круговая порука действовала  и как механизм социальной поддержки. Прежде всего это «дарованное» рождением в общине и поддерживаемое круговой порукой пожизненное право крестьянина на земельный надел. Дворам, внезапно потерявшим хозяина-кормильца, понесшим убытки от стихийных бедствий, мир давал щадящие отсрочки на 1—3 года, раскладывая платежи на остальных общинников. Также мир организовывал помощь беднейшим дворам в обработке угодий, сборе урожая. К ним общинники добровольно на «помочь» не ходили (бедняки не ставили угощенья).

     К концу XIX в. противодействие традиции возросло, крестьяне тяготились опекой мира. Падала и популярность помочей, прежде всего у богатых крестьян, но средние слои деревни их не забывали (групповые межсоседские помочи). Социальной поддержкой нестабильных хозяйств были хлебные магазины, ссудо-сберегательные кассы, сельские банки. Они действовали непременно при круговом ручательстве и до конца XIX в. остались главным образом сословными   распределителями средств общины для маломощных хозяйств.

     K механизмам социальной поддержки относится и борьба миров за трезвый быт в деревне, борьба с кабаками. Крестьяне же поддерживали деревенский трактир, где подавались традиционные - напитки, например, квас, чай, настроенный на местных травах, где было принято слушание народных песен, чтение газет. Но крестьяне ценили не   только   поддержки,   санкционированные   сельским правлением. Народ помнил пожертвования   на    строительство школы и приюта, мельницы, храма в общине, поступавшие от купцов, местного сельского духовенства, от помещиков — прежних владельцев крестьян. 

      ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

      Община  охранила себя  как    социум,    как природно-хозяйственный комплекс прежде всего потому, что это была естественная потребность крестьян в трудовой и социальной кооперации. После отмены крепостного права проявились важные свидетельства ее укрепления: выросли размеры общинного землевладения; восстановилось действие земельно-передельного    механизма, но главное, это был многофункциональный   институт, полностью определявший жизнь крестьян.

     Буржуазное  переустройство  общественной  системы  России,  начатое сверху  реформами   1860-х гг.,  протекавшее полстолетия, не преобразовало огромную    империю по единой модели. Поэтому и община сохраняла региональные отличия,    обусловленные    различиями в природной среде, в сырьевых ресурсах, особенностями предшествующего экономического развития, этнических культурных и других традиций.

     Несправедливо было бы говорить о забитости и  бесправии российского крестьянства, об отсутствии перемен в его экономическом, и социальном положении после отмены крепостного права. Таким прогрессивным сдвигом было юридическое устранение внутрисословных перегородок (деления крестьян на категории государственных, бывших помещичьих, удельных и др.). Следующий шаг — осознание частью крестьян неперспективности борьбы за землю лишь в границах наделов. Для них 1880—1890 г.г. были накоплением опыта купли-продажи земель вне общины, контактов с Крестьянским поземельным банком, опыта переселений в другие губернии, перехода от традиционного для общины трехполья к многополью с посевом кормовых трав, более широкого применения органических удобрений. Включение крестьян в кооперацию, хоть и медленное, раздвигало межобщинные границы — территориальные и психологические, создавало условия для помещения капитала, в деревне.

     К концу XIX в. в России сформировался слой экономически сильных  крестьянских хозяйств, осознававших, что управленческая структура общины сковывала предпринимательскую инициативу. Однако такой слой не был значительным, чтобы трансформировать деревню. Основная масса крестьян накануне столыпинских реформ выступала не за интенсификацию сельскохозяйственного производства, а за расширение землепользования, сдерживая тем самым общую модернизацию страны. 
 

ЛИТЕРАТУРА

      Кучумова  Л. И. Сельская община в России. ( Вторая половина XIX века) Москва ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ» 1992