Предмет, периодизация и система римского права

Исконное римское частное  право и «право народов» долгое время  дополняли друг друга. При этом существенно  было влияние «права народов» на квиритское право, и последнее стало терять свои специфические черты. Постепенно происходило сближение всех трех систем права. Если в начале III в. н. э. еще сохранялись некоторые различия между ними, то уже к середине IV в. все три системы образовали единое римское частное право.

4Выдающиеся римские юристы.

Первые римские юристы (так наз. veteres) ограничивались непосредственной практической деятельностью - формулированием юридических сделок и судебных исков, и этот практический характер проникнул всю римскую юриспруденцию.

 Римский юрист был  юристом-практиком. Но не следует  представлять его деятельность  такою, как деятельность современных  адвокатов. Деятельность римских  юристов частью была yже, частью шире деятельности современных практиков. Римский юрист не вел дела на суде: causas orare было делом особых лиц - ораторов, которые не были юристами и были поставлены в совершенно иные условия деятельности, нежели юрист. Такие ораторы вели дело за плату, между тем как юристы давали свои советы даром, находя себе вознаграждение в той славе и в том влиянии, которые они приобретали своей деятельностью. Про К. Фигула сохранился рассказ, что в награду за свои советы он ожидал себе консульства. Когда он увидел себя обманутым в своих ожиданиях, он перестал давать советы, упрекая обращавшихся к нему: "An vos consulere scitis, consulem facere nescitis?"

 С другой стороны,  римский юрист являлся не представителем  только юридических познаний, но  и житейской мудрости вообще. Недаром их нередко называли  prudentes. Надо ли было римлянину выдать замуж дочь, продать югер земли, заключить заем, он всегда обращался за советом к сведущему юристу. У нас к юристу, как и к врачу, обращаются обыкновенно уже тогда, когда поздно, когда невыгодная сделка уже заключена, когда непредвиденные ее последствия уже неотвратимы. Напротив, в Риме деятельность юристов имела преимущественно профилактический характер.

 Цицерон в одной  из своих речей *(31), говоря о  деятельности юристов, называет  ее "militia urbana respondendi, scribendi, cavendi". Это выражение послужило поводом к тому, что стали различать троякую деятельность юристов: respondere, scribere, cavere. Но нетрудно понять, что такая классификация решительно несостоятельна, так как scribere не может составлять самостоятельной формы деятельности: в письменную форму могло быть облечено и respondere, и cavere. Да и сам Цицерон не придавал этому такого значения: в других местах он опускает scribere и, вместо того, говорит об agere. Только cavere и respondere можно различать как различные формы деятельности юристов.

 Под cavere разумеется составление различного рода юридических актов, редижирование сделок и исков. В силу свойственного древнему римскому праву формализма эта деятельность представляла первоначально весьма большое значение. Формулировка предполагала уже анализ юридического отношения, разделение его на простые элементы и конструирование его из них. Поэтому такая деятельность юристов приводила к выработке ими новых форм юридической охраны интересов. Кунтце приводит следующие примеры: 1) Mulianae venalium vendendorum leges, т.е. формулы договора купли-продажи, в которых, быть может, следует видеть введение evictio. 2) Cautio Muciana, в силу которого легатарию дается возможность получить легат, отказанный ему под conditio non faciendi во всю жизнь. 3) Stipulatio Aquiliana, которая давала возможность несколько различных счетов соединить в одну общую формулу и одно обязательство.

 Под respondere разумеется дача юридических советов и притом не только частным лицам, но также ораторам и самим судам (так наз. assidere). Тут, конечно, непосредственным предметом являлось истолкование, interpretatio, действующего права. Но interpretatio не было у римлян то же, что наше толкование. Interpretatio имело творческое значение, являясь самостоятельным источником права. Многие юридические положения имеют своим источником responsa того или другого юриста. Таково, например, происхождение известного regula Catoniana: quod initio nullum est, tractu temporis non convalescit. Так, Юний Брут и Сцевола установили понятие furtum usus. Так, Аквилий Галл установил то начало, что внук от ранее умершего сына может быть назначен наследником деда (отсюда и выражение: postumus Aquilianus). Наконец, укажем еще на praesumptio Muciana, в силу которого всякое имущество жены, способ приобретения которого представлялся сомнительным, предполагалось подаренным мужем.

 Практический характер  деятельности римских юристов  отразился и на их сочинениях. Все они носят на себе известный  казуистический характер. Но правда  и то, что в этой казуистической  форме они дают драгоценнейший материал; казуистика у них не является сама по себе целью. Это только форма, в которой они анализировали непосредственный практический, живой материал современной им юридической жизни.

 Первые произведения  римской юридической литературы  были сборники юридических формул. Таковы сборники Папирия, Флавия, Элия.

 Первый, кто дал систематическую  обработку права, был Q. Mucius Scaevola (Pontifex Maximus, консул, 140 - 82). Правда, Лейст находит первую систему права уже у Элия Секста в его Tripartita juris civilis *(32). Ho в действительности, как это показал Иеринг, название Tripartita указывает вовсе не на то, чтобы книга Элия состояла из трех частей, а лишь на троякий состав самого материала, подобно тому, как говорят, что jus civile tripartitum est, причем подразумевается, что оно состоит из jus naturale, jus gentium и jus civile. Слова Помпония *(33), что Муций Сцевола Jus civile primus constituti generatim, устраняют всякое сомнение в том, что до Сцеволы были только казуистические комментарии. Он написал два сочинения: Libri XVIII juris и Liber singularis  (***) (definitionum). Из этого последнего сочинения 4 отрывка вошли в Дигесты Юстиниана - это древнейшее из сочинений, послуживших материалом для составления Дигест.

 Servius Sulpicius Rufus (+712) обращает на себя внимание, как применивший диалектическую методу к разработке права. Он был первоначально оратором и как-то обратился за юридическим советом к Кв. Муцию. Муций высказал свое мнение о деле, но Сервий никак не мог понять его. Рассерженный непонятливостью оратора, Муций упрекнул его: turpe esse patricio et nobili et causas oranti, jus, in quo versaretur, ignorale. Упрек этот так подействовал на Сервия, что с этого времени он стал изучать право. Цицерон очень высоко ставит заслуги этого юриста. По его словам, Сервий первый возвел юриспруденцию до степени науки: juris civilis, говорит Цицерон, magnum usum et apud Scaevolam et apud multos fuisse, artem in hoc uno. Будучи диалектиком, Сервий, понятно, отличался искусством в формулировке определений. Некоторые из его определений перешли и в Институции Юстиниана, напр., определение опеки и узуфрукта.

 Своего полного развития  римская юриспруденция достигает  только с установлением империи.  С упадком свободной политической  жизни деятельность юриста стала  единственным поприщем, где могли  найти себе применение те качества, которые развились под влиянием  республиканского строя. К этому  присоединилось развитие торговых  сношений, усложнение общественной  жизни и распространение греческого  образования, в особенности большое  знакомство с греческой философией. Из различных философских школ  Греции наибольший успех в  Риме имело учение стоиков.  Стоическое учение о строгой  законности, строгом порядке, царящем  в мире, и нравственный идеал  стоиков как нельзя более соответствовали  основным чертам римского характера,  представляющего высокое развитие  уважения к порядку и долгу.  Но стоицизм принес с собою,  кроме того, еще готовую формулу  для перехода от национальной  обособленности права к приданию  ему общечеловеческого характера,  что сделалось необходимым вследствие  расширения политического могущества  Рима. Исконная национальная исключительность  римлян нашла себе в нем  противовес. Стоицизм явился в  Риме с резкой космополитической  окраской. Римлянин сознавал себя  членом только римской городской  общины. Стоики, напротив, сознавали  себя прежде всего людьми и учили об общем родстве человеческого рода. Учение стоиков, сделавшееся почти общим достоянием всего образованного общества тогдашнего Рима, не могло, конечно, не отразиться и на учении римских юристов, не могло не побудить дать праву более широкое, общечеловеческое основание.

 Однако это не привело  к образованию особой философской  науки о праве, не привело  к обособлению теории и практики. Такое противоположение теории  и практики могло бы получиться  двояким образом. Могла бы, вопервых, рядом с учением юристов-практиков возникнуть, как самостоятельная наука, философия права, опирающаяся на основы стоического учения. Но могло быть и так, что в самой деятельности юристов произошло бы разделение, которое могло выразиться или в образовании двух школ юристов: школы теоретической и школы практической, или, по крайней мере, в разъединении практического и теоретического элементов. Но ничего подобного мы не замечаем в Риме. Стоицизм вообще не нашел себе между римлянами таких последователей, которые бы способны были дать ему дальнейшее самостоятельное развитие. Римляне только усвоили то, что им давала Греция, и если римский стоицизм чем отличается от греческого, то разве тем, что он не был уже чистым, последовательным учением, а принял в себя много из учений других философских школ.

 И у юристов не  найдем мы обособленной теории  права. Правда, начиная с эпохи Августа в Риме образуются две отдельные школы юристов; правда, с этого же времени получает широкое развитие учение о естественном праве. Но ни то, ни другое явление не знаменуют собою раздвоения изучения права на теоретическое и практическое.

 Возникшие при Августе  две школы юристов - сабинианская и прокулеанская - имели своими основателями Капитона и Лабеона. Hi duo,говорит Помпоний,-primum veluti diversas sectas fecerunt: nam Ateius Capito in his, quae ei tradita fuerant, perseverabat, Labeo ingenii qua litate et fiduciae doctrinae, qui et ceteris operis sapientiae operam dederat, plurima innovare instituit. Названия школ происходят от имен их учеников Массурия Сабина и Семпрония Прокула.

 Несмотря на то, что  римское право в течение восьми  столетий уже составляет едва  ли не главный предмет исследований  европейских юристов, вопрос о  значении этих школ до сих  пор еще служит предметом разногласий.  Одни сводят все различие школ  к политическому антагонизму  Лабеона и Капитона, не обращая внимания на то, что Лабеон в политике приверженец старого республиканского порядка, в правоведении, напротив, является представителем новых веяний, как на это указал уже Гейнекций. Другие видят в прокулеанцах представителей стоических учений в правоведении (Merillius). Но имеющиеся у нас сведения о римских юристах указывают на то, что влияние стоицизма распространялось одинаково как на прокулеанцев, так и на сабинианцев. Пухта, который вообще отрицает значительность влияния на юриспруденцию учений стоиков, видит особенность учений Лабеона и его последователей в том, что Лабеон при разработке права пользовался данными других наук и, таким образом, сблизил с ними правоведение. Это направление должно было привести Лабеона ко многим новым взглядам по отдельным вопросам, которые и сделались предметом контраверз между ним и Капитоном. Самое существование школ, по мнению Пухта, обусловлено не постоянным сохранением и возобновлением этого различия, которое существовало между Лабеоном и Капитоном, а лишь уважением и благоговением, с каким последователи их относились к своим учителям. Это воззрение, в сущности, сводится к отрицанию существования принципиального различия между учениями двух школ и представляет непосредственный переход к категорическому заявлению в этом смысле Эсмарха.

 Такое объяснение, однако, плохо мирится с долгим сравнительно  существованием этих школ и  с тем, что Помпоний говорит только об этих двух школах. Если бы все дело сводилось к личной приверженности учеников, к благоговению (Pietat), с которым они относились к своему учителю, если бы между прокулеанцами и сабинианцами не существовало более глубокого различия, то школу с таким характером составляли бы, конечно, ученики каждого из выдающихся юристов. Почему же название школы или секты не придается каждой группе учеников одного юриста-учителя?

 Наиболее удачное объяснение  различия двух школ представляет  гипотеза Дирксена, глубже развитая Кунтце. Дирксен говорит, что различие двух школ следует видеть в различии их методов. Сабинианцы ограничивались внешней стороной институтов. Прокулеанцы обращались, напротив, к их внутреннему основанию и их цели. Поэтому сабинианцы строго держались буквы положительного права. Прокулеанцы же давали более простора научному исследованию, допускали более свободное толкование, но не для того, чтобы, как это иные думают, обходить существующий закон, а для того, напротив, чтобы истолковывать закон сообразно с целью и намерением законодателя, для чего они старались всегда выяснить ratio закона *(34).

 Кунтце иллюстрирует различие школ римских юристов сравнением его с различием школ греческих художников. Чем Фидий был для скульптуры, Полигнот - для живописи, тем был Лабеон для правоведения. Он был представителем идеализма, начала subtilitas, Капитон - натурализма, utilitas. Лабеон выходил из основной идеи института, всегда неизменной, Капитон - из изменчивых практических целей.

 Но, как бы ни объясняли  противоположность прокулеанцев и сабинианцев, во всяком случае в этом различии двух школ никоим, однако, образом нельзя видеть противоположения теоретического и догматического изучения права. Это противоположение было так чуждо римской юриспруденции, что даже прокулеанцы, эти представители более свободного отношения к материалу положительного права, отнюдь не представляются юристами-теоретиками. Конечно, и между римскими юристами можно заметить таких, склад ума и характер деятельности которых представляют преобладание теоретического элемента. Но в этом сказывается именно только индивидуальное свойство того или другого отдельного юриста - не более. И нельзя притом заметить преобладания теоретиков в какой-либо одной из этих школ. Наиболее теоретическим характером отличается учение двух юристов, принадлежавших как раз к двум противоположным школам: это были Лабеон и Гай.