Правовое положение колонов

   Дееспособность  человека всегда и везде зависит  прежде всего от возраста, так как  понимание смысла совершаемых действий и способность владеть собой  и трезво принимать то или иное решение приходит лишь с годами. В римском праве различались: infantes (до 7 лет) - вполне недееспособные; impuberes (мальчики от 7 до 14 лет, девочки от 7 до 12 лет).

   Impuberes признавались способными самостоятельно  совершать такие сделки, которые ведут к одному лишь приобретению для совершеннолетнего (без каких-либо потерь или установления обязанностей). Для совершения действий, которые могут привести к прекращению права несовершеннолетнего или к установлению его обязанности, требовалось разрешение опекуна (auctoritas tutoris), которое должно было даваться непременно при самом совершении сделки (не раньше и не позже). Опекуном был обычно ближайший родственник по указанию отца несовершеннолетнего, сделанному в его завещании, или по назначению магистрата. Опекун обязан был заботиться о личности и имуществе несовершеннолетнего. Отчуждать имущество несовершеннолетнего опекун не имел права, за исключением случаев, когда это было безусловно необходимо.

   Если  несовершеннолетний совершал сделку без  разрешения опекуна, она юридически обязывала его только в пределах полученного от нее обогащения.

   Следующую ступень возраста составлял период с 14 (для женщин с 12) до 25 лет. В этом возрасте лицо было дееспособно. Но по просьбе таких лиц претор (в  последние годы республики) стал давать им возможность отказаться от заключенной сделки и восстановить то имущественное положение, какое было до совершения сделки (так называемая реституция, restitutio in integrum). Со II в. н.э. за лицами, не достигшими 25 лет, стали признавать право испросить себе куратора (попечителя). Источники римского права дают материал для того, чтобы определить, чем попечительство отличается от опеки. Исторически эти два института сложились так, что опека назначалась над несовершеннолетними, а также (вплоть до классического периода) над женщинами независимо от возраста; попечительство же устанавливалось в отношении совершеннолетних, не достигших 25 лет, а также в отношении душевнобольных.

   Если  совершеннолетний, не достигший 25 лет, испрашивал назначения попечителя, он становился ограниченным в своей дееспособности в том смысле ,что для действительности совершаемых им сделок, с которыми связано уменьшение имущества, требовалось согласие (consensus) попечителя, которое могло быть дано в любое время (заранее или при совершении сделки, или в виде последующего одобрения). Молодые люди в возрасте 14 (12) - 25 лет могли без согласия попечителя совершать завещание, а также вступать в брак.

   На  дееспособность физического лица влияли также всякого рода душевные болезни. Душевнобольные и слабоумные признавались недееспособными и находились под попечительством. Телесные недостатки влияли только в соответствующей сфере деятельности; например, так как договор стипуляции совершался в форме устного вопроса и ответа, то его не могли совершать ни немые, ни глухие и т.п.

   Ограничивались  в дееспособности также расточители, т.е. лица слабовольные, не способные  соблюдать необходимую меру в  расходовании имущества и потому так расточающего, что создавалась  угроза полного разорения. Расточителю назначали попечителя, после чего расточитель мог самостоятельно совершать только такие сделки, которые направлены лишь на приобретение; кроме того, расточитель признавался ответственным за деликты (правонарушения). Сделки, связанные с уменьшением имущества или установлением обязательства, расточитель мог совершать только с согласия попечителя. Составлять завещание расточитель не мог.

   В течение ряда веков существовали серьезные ограничения правоспособности и дееспособности для женщин. В республиканском римском праве женщины находились под вечной опекой домовладыки, мужа, ближайшего родственника. В конце классического периода было признано, что взрослая женщина, не состоящая под властью ни отца, ни мужа, самостоятельна в управлении и распоряжении своим имуществом, но не вправе принимать на себя в той или иной форме ответственность по чужим долгам. В праве Юстиниановой эпохи ограничения правоспособности и дееспособности женщины были ослаблены, но равноправия полов все-таки не было и тогда (Д. 1.5.9, Папиниан: "…по многим постановлениям нашего права женщины находятся в худшем положении, чем мужчины").

   В качестве обстоятельства, отражавшегося  на правовом положении римского гражданина, следует упомянуть еще умалении чести. Одной из самых серьезных форм умаления чести была infamia, бесчестье. Infamia наступала:

   а) как следствие осуждения за уголовное  преступление или за особо порочащее  частное правонарушение, в результате присуждения по искам из таких  отношений, где предполагается особая честность (например, из договора поручения, товарищества, хранения), из отношения по поводу опеки и т.п.;

   б) непосредственно в силу нарушения  некоторых правовых норм, касающихся брака (считалась за infamis вдова, вступившая в новый брак до истечения года после смерти первого мужа), или ввиду занятия позорной профессией (например, сводничеством и т.п.). В классическом праве ограничения, связанные с infamia были довольно значительны. Personae infames не могли представлять других в процессе, а также назначить процессуального представителя себе; таким лицам не разрешалось вступать в закооный брак с лицом свободорожденным, они были ограничены в области наследственного права.

   От personae infames отличались personae turpes - это  лица, которые признавались общественным мнением бесчестными по общему характеру своего поведения. Наиболее существенным ограничением personae turpes было ограничение в области наследования.

   Имела немаловажное значение и такая форма  бесчестья, как intestabilitas. Еще в Законах XII таблиц было постановление, что лицо, участвовавшее в сделке в качестве свидетеля и отказавшееся потом дать на суде показание по поводу этой сделки, признается intestabilis, т.е. неспособным так или иначе участвовать (ни в качестве стороны, ни в качестве свидетеля) в совершении сделок, требующих участия свидетелей (например, не способно составить завещание).  
 
 
 
 
 
 
 
 

   Правовое  положение колонов

   Под именем колона в классическую эпоху  подразумевали арендатора земли (мелкого  фермера), формально свободного, хотя экономически зависимого от землевладельца. Распространение мелкой земельной аренды было вызвано экономическим положением римского государства. С прекращением завоевательных войн, дававших Риму огромные массы рабов, прилив рабской силы приостановился, а невыносимые условия, в которых содержались рабы, приводили к тому, что их смертность значительно превышала рождаемость. Рабской силы перестало хватать для обработки земли. Процветавшее в последние годы республики плантаторское хозяйство с рабским трудом перестало быть выгодным; римские землевладельцы стали предпочитать сдавать землю в аренду мелкими участками, нередко даже не за денежное вознаграждение, а за известную долю урожая (арендаторы-дольщики, coloni partiarij) и с возложением на арендатора также обязанности обрабатывать и землю собственника ("барщина"). Эти мелкие арендаторы по маломощности своих хозяйств в большинстве случаев были вынуждены прибегать к займам у своих хозяев и оказывались в долговой от них зависимости. В период абсолютной монархии положение колонов осложнилось еще в связи с налоговой политикой императоров. Колоны были обложены натуральной податью, причем в налоговых документах они приписывались к соответствующим земельным участкам.

   Эти обстоятельства приводили к тому, что, с одной стороны, землевладелец зорко следил за тем, чтобы его неоплатный должник-арендатор не уходил с участка, а, с другой стороны, государство было озабочено тем, чтобы земли не оставались без обработки и чтобы налоги с земли и подати с самого колона поступали исправно. На этой почве фактическое бесправие колонов стало превращаться в юридическое путем издания соответствующих постановлений. В IV в. н.э. закон запретил свободным арендаторам, сидящим на чужих землях, оставлять арендуемые участки, а землевладельцам было запрещено отчуждать свои земли отдельно от колонов, сидящих на них. В результате колоны из свободных (хотя бы формально-юридически) людей превращаются в крепостных, в "рабов земли". Колонат в этом смысле был зародышем феодализма.

   На  положение крепостных переводились иногда покоренные народы, переселявшиеся на римскую территорию. В некоторых провинциях (например в Египте) подобного рода отношения были известны еще до завоевания этих провинций Римом. В колонат перерастало иногда также и пользование пекулием со стороны рабов, которые прикреплялись в этих случаях к земельным участкам. Последнее обстоятельство еще более стирало различия между рабом и крепостным колоном. Колон становится лицом, хотя и свободным, но очень близким по социальному и юридическому положению к рабу. Колон становится связанным с землей, которую он сам по своей воле не может оставить и от которой не может быть оторван против своей воли. Колон имеет право вступать в брак, иметь собственное имущество. Но он прикреплен к земле, притом не только лично: дети его также становятся колонами. Подобно рабам колоны могли в отдельных случаях отпускаться на свободу, но это освобождение означало для них и "освобождение" от земельного участка, которым они кормились.

   В современной литературе слово colonus считается производным от colo - возделывать, обрабатывать со значением "земледелец" вначале свободного, а затем зависимого статуса. Однако colo имело и другое значение - "жить, проживать", отсюда происходили "колония" и "колон" - местный житель. В латинском языке исторической эпохи оба эти значения редко пересекались. Фактически под обозначением "колон" скрывались две большие категории землевладельцев: местные, постоянно живущие на земле, собственность на которую им не принадлежала, крестьяне, вынужденные оформлять свои отношения с собственником земли как арендаторы, и пришлые поселенцы на этой земле, отношение к которой было обусловлено предварительно заключенным договором аренды с землевладельцем. Такое различие в среде колонов было очевидным для неюридической литературы.

   В юридических текстах прослеживаются обе категории колонов. Разбирая отношение к инвентарю имения рабов, находившиеся на положении колонов, римские юристы отмечали две возможные ситуации. В одной находились земледельцы, работавшие "по доверию господина" (fide dominica), а в другой те, которые "обрабатывали имение, внося плату подобно посторонним колонам". Образцом для таких рабов выступали две различные категории колонов. Одна были арендаторам по договору на срок, платившими арендную плату. Для имения они были чужими и в состав инвентаря не включались. Другие постоянно жили в имении, т.е. были на его земле не "посторонними", а местными уроженцами. Позднее они определялись как coloni originales, поскольку земля имения была для них родной. Отношения с ними землевладельца фактически определялись не договором, а его "доверием" (fide dominica). Именно такие колоны могли перемещаться с хозяином из одного имения в другое. А были еще колоны-дольщики (partiarii), которые "разделяют ущерб и прибыль с хозяином имения по праву как бы товарищества". Вероятно, "обычаи" определяли не только платежи колонов, но и весь круг отношений владельца имения с земледельцами. Наличие таких "обычаев" свидетельствует об устоявшихся связях имения с колонами. В этих отношениях, ставших традиционными, "обычай" заменял формальный юридический договор. Итак, обозначение местных земледельцев термином "колоны" и включение их таким образом в сферу действия римских правовых институтов отнюдь не означало, что на практике они превращались в колонов-арендаторов. По сравнению с последними они были более тесно связаны с имением и, вероятно, были теми, кто делил превратности судьбы с землевладельцем "по праву как бы товарищества".

   В специальной литературе о колонате особое внимание обращается на вторую половину IVв. В ряде работ проводится мысль, что именно в это время произошло или завершилось закрепощение колонов. Происхождение позднеантичного колоната обычно связывают с фискальной реформой Диоклетиана.

   Фиксация  гражданской origo (место их происхождения) не давал колонам прав собственности на землю. Первоначально они могли свободно покидать имение, если, конечно, полностью рассчитались с его хозяином или с государственными повинностями. Но в другом месте колоны становились уже не оригинариями, а поселенцами-инквилинами, поскольку их origo была уже определена. Предоставление гражданских прав влекло за собой и упорядочивание обязанностей. Для колонов - сельских жителей они заведомо должны были оказаться иными, чем для горожан или землевладельцев, имевших origo в городе. Их обязанностями, рассматривавшимися как гражданские functiones, были обработка земли, да внесение податей в казну государства и выполнение повинностей. Будучи земледельцами, колоны могли выполнять свои обязанности только в одном месте. Привлечение их к munera в покинутом месте их происхождения (origo) и месте нового проживания (domicilium), как это было с городскими инколами, было бы нонсенсом. Поэтому логично, что в скором времени всякая попытка отказа от обязанностей должна была повлечь за собой стремление властей заставить их нести. То, чем прежде занималась местная администрация, стало объектом интереса центрального правительства. Так сложилась предпосылка императорского законодательства, посвященному возврату колонов в место их проживания.

   Первым  по времени текстом из императорского законодательства, в котором зафиксировано принудительное возвращение колонов к месту жительства, считается конституция 332 г. В Кодексе Феодосия сохранен лишь небольшой фрагмент ее: "Следует не только возвращать к месту жительства колона чужого права, найденного у кого бы то ни было, но сверх того взыскивать подушную подать за время его отсутствия. Самих же обращающихся в бегство колонов следовало бы заковать в железо по примеру лиц рабского состояния, чтобы, по заслугам получив рабское наказание, они исполняли приличествующие свободным обязанности". Сохранившаяся часть текста связывает возврат колона с уплатой податей. В современной науке эта связь воспринимается как прямое свидетельство того, что фискальные нужды были главной причиной возврата колонов. В таком случае кажется очевидной и причина их зависимости от имения, в цензовые списки которого они были зарегистрированы. Не менее очевидно и то, что колоны подлежали возвращению в свою origo в имении, а не к землевладельцу или к хозяйству.