Кодификация церковного права в нормах Стоглава 1551г

     Священники  и дьяконы должны были беспрекословно подчиняться протопопам²¹, в противном случае им грозило отлучение. Хотя и предписывалось назначить протопопов «искусных, добрых и житием непорочных», но церковные власти не особенно надеялись, что это будет исполнимо на практике. Поэтому священникам, в свою очередь, вменялось доносить епископам о неблаговидных поступках протопопов.

     Для подготовки грамотных священников  и дьяконов открыли специальные  училища, а для православных христиан  - «книжные училища»²².

     Одно  из основных мест в содержании Стоглава занимают вопросы судоустройства, организации  церковного суда. В литературе отмечалось, что Стоглав впервые дает возможность  составить представление об устройстве епархиальных судов в средневековой  России и судопроизводстве в них. Действительно, с появлением Стоглава связана четкая регламентация устройства церковного суда, его юрисдикции, судопроизводства и т.д. здесь особенно ясно видно, что постановления о церковных судах тесно связаны с общей судебной реформой Ивана Грозного²³. О значении постановлений собора о церковном суде можно судить по тому, как они излагались в наказных списках Соборного уложения 1551 года: ввиду их особой важности эти постановления помещались в самом начале списков.

     В решениях Собора значительное место  отведено вопросам живописи и литературы, что позволяет судить о церковно-правительственных  взглядах на теорию и практику книжного и иконописного дела²⁴.

     Собор вводил некий род духовной цензуры. Протопопы, поповские старосты и  десятские священники должны были наблюдать  за перепиской книг, в которые писцами иногда вносились отсебятина, подчас, по мнению церковных властей, еретическая. Только после просмотра переписанные книги могли быть использованы в церковном богослужении. Наблюдение протопопов установлено было и над иконописью. Собор предлагал писать иконы по старинным образцам, «како греческие иконописцы писали и как писал Ондрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы…а от своего замышления ничтоже предтворяти». Сам Макарий, увлекавшийся иконописью и почитавший себя знатоком в этом деле, не поскупился на наставления:  «Подобает бо быти живописцу, - читаем в «Стоглаве», - смирну и коротку, благоговейну, не празднословцу, ни смехотворцу, ни сварливу, ни завистливу, ни пияницы, ни убийцы, но же всего хранити чистоту душевную и телесную со всяким опасением». Только таких «живописцев» царь будет жаловать, а «святители» - беречь и почитать «паче простых человек». Все же прочие, пожелавшие писать «самосмышлением», обречены «в этом веке» на отлучение, а в будущем – на вечные муки. Епископы же обязаны их «в запрещение полагати и от дела иконного отнюдь отлучати и касатися того не велети». Эта жестокая мелочная регламентация, установление незыблемых образцов религиозной живописи, особенно византийских, столь чуждых русскому искусству, отрицательно сказались на его развитии в XVI в.  Обучение в частных школах отдавалось под опеку протопопов и старост-священников, которые должны были находить грамотных священников и обязывать их учить детей грамоте, письму и церковному пению.

     Собор унифицировал церковные обряды. Он официально узаконил под страхом  анафемы двуперстное сложение при  совершении крестного знамения и  «сугубую аллилуйю».

     Продажа церковных должностей, взяточничество, ложные доносы, вымогательства стали  столь распространенными в церковных  кругах, что Стоглавый собор вынужден был принять ряд постановлений, несколько ограничивавших произвол как высших иерархов по отношению  к рядовому духовенству, так и  последнего по отношению к мирянам²⁵.

     Собор осудил взимание больших пошлин за совершение церковных обрядов, продажу  антиминсов (так называли плат, выдававшийся епископом при освящении церкви), волокиту и взяточничество в церковном суде. Церковному суду посвящен один из самых больших разделов Стоглава. В нем прежде всего подтверждалось невмешательство светской власти в церковные дела, подробно описывалось его устройство, процедура судопроизводства и его взаимоотношение с светским судом²⁶.

     Осуждению собора подверглась симония. Епископам  предлагалось поставлять архимандритов  и игуменов «ни по старости, ни по любви, ни по мзде» (за исключением установленных  сборов), «такоже и в попы и  во дияконы ставити безо мзды, даже и до самого ключаря и прочих причетников». Пошлина с церквей отныне должна была собираться не десятниками, злоупотреблявшими  своим положением, а земскими старостами и десятскими священниками, назначаемыми в сельских местностях.

     Не  случайно в Стоглав была включена грамота митрополита Макария  от 26 июня 1551 г. по челобитью новгородских священников, о несправедливых поборах архиепископа Феодосия. Церковь была явно обеспокоена ростом недовольства среди низшего духовенства. Новгородские священники жаловались на своего владыку, и, как показали последующие события, какая-то их часть порывала с церковью, примыкая к еретикам из народа, последователям Феодосия Косого.

     Стоглавый собор пытался принять в расчет и настроения простых верующих, обираемых  священниками. Так, например, установилась твердая пошлина на совершение обряда бракосочетания («венечное»).

     Перечисленные мероприятия и частичные уступки  не могли, однако, сколько-нибудь разрядить  напряженную обстановку в стране и в самой церкви. Предусмотренная  Стоглавым собором реформа и  не ставила своей задачей глубокое преобразование церковного устройства, а лишь стремилось укрепить его путем  устранения наиболее вопиющих злоупотреблений.

     Своими  постановлениями Стоглавый собор  пытался наложить печать церковности  на всю народную жизнь. Под страхом  царского и церковного наказания  запрещалось читать так называемые «отреченные» и еретические книги, то есть книги, составлявшие тогда почти  всю светскую литературу: «Аристотелевы  врата», содержавшие сведения по медицине и астрологии, «Шестокрыл» - астрономические  таблицы Иммануила бен-Якова и  др. Церкви предписывалось вмешиваться  в повседневный быт людей –  отвращать от брадобрития, от шахмат, от игры на музыкальных инструментах и т.д., преследовать скоморохов, этих носителей чуждой церковности народной культуры.

     Однако  из постановлений собора было направлено против «лживых пророков» - «мужиков и жонок и девок и старых баб», которые «наги и босы и  волосы отрастив и распустя трясутся и убиваются», призывая крестьян «в среду и в пятницу ручного  дела не делать и женам не прясти и платья не мыти». Дело в том, что такая проповедь против «ручного дела» наносила ущерб землевладельцам, в том числе и церковным, переводившим крестьян на барщину. Поэтому собор ее и осуждал.

     Запрещалось общение с иностранцами, которые  во времена Грозного стали все  чаще приезжать в Россию. Русские  люди, говорилось в Стоглаве, «разных  стран беззаконии осквернихомся, обычая злая от них приимше, и сего ради казнит нас бог за таковыя преступления». Такая консервативная позиция церкви могла способствовать лишь культурному застою.

     С особой силой Иван IV в своих вопросах собору обрушивался на монашество. В монахи постригались, по его словам, «покоя ради телесного, чтобы всегда бражничать»; среди них царит «упивание безмерное», разврат, «содомский грех»; у игуменов и архимандритов «по келиям инде жонки и девки небрежно приходят, а робята молодые по всем келиям живут невозбранно»; монахи обитают в одних монастырях с монахинями со всеми вытекающими отсюда для «ангельского чина» соблазнами; «отцы-пустынники» ходят с иконами, якобы собирая деньги на постройку монастыря, а на самом деле затем, чтобы их пропить.

     Царь  отмечал, что монахи раздают деньги в рост под высокие проценты, что  крестьяне бегут из их вотчин и  монастырские села пустеют, бесчинства монашествующей братии вызывает удивление  и порицание в народе, а также  у иноземцев, чем подрывается  престиж Русского государства²⁷.

     В ответ на эти обличения Стоглавый  собор принял ряд решений, направленных на укрепление дисциплины и усиление аскетического начала среди монашества. Предусматривалась выборность архимандритов и игуменов самой «братией» с последующим утверждением царем и епископами. Архимандриты и игумены должны были заботиться о «монастырском строении», не брать «посулов» и не злоупотреблять властью. Совместное проживание монахов и монахинь в одних монастырях не допускалось. Пить монахам разрешалось «житные и медвяные квасы» и «фрязские вина», если где раздобудут, притом в меру, «во славу божию, а не в пианство».

     Но  эти решения, как, впрочем, и подавляющее  большинство других соборных постановлений, остались пустой декларацией. Англичанин Ричард Ченслер, посетивший Россию после  Стоглавого собора, так характеризовал русских монахов: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это самые отвратительные люди под солнцем».

     Царь  не случайно обратил свое внимание на обличение монашества. Испытывая  острую нужду в деньгах и землях для создания дворянского войска, Иван IV покушался на церковные доходы и владения, составлявшие весьма значительную часть земель тогдашней России. Воинствующие церковники, разумеется, упорно сопротивлялись.

     Поднимая  на Стоглавом соборе вопрос о монастырском землевладении, Иван Грозный указывал на огромные монастырские вотчины, которые  все разрастались и кое-где начинали запустевать, на тарханные и несудимые  льготы, многочисленные земельные жалобы монахов.

     Все же на соборе был достигнут известный  компромисс. Сохраняя свои основные позиции, церковь пошла на некоторые уступки: рост церковных земель несколько  ограничивался, положения царского Судебника распространялись и на «святительский» суд, отнимались денежные пожалования («руга») из царской казны  монастырям, имевшим значительные земельные  владения.  Монастыри получили право  приобретать новые земли лишь с «доклада» Ивану IV; те же земли, которые отошли к церкви во время боярского правления, отписывались на царя. В основе этого компромисса лежала обоюдная боязнь антифеодального движения, против которого государство и церковь стремились объединить свои силы²⁸.

     Собором были предложены меры по борьбе с попрошайничеством, нищенством. Предлагалось бродячих монахов  и монахинь в случае, если они  были молоды и здоровы, поместить  в общежительные монастыри под  начало «добрым старцам, чтобы учили  страху Божию и житию чернеческому и прочим добродетелем по преданию святых отец», а затем назначить  определенные монастырские послушания; больных же и старых необходимо было поместить в монастырские больницы, финансирование которых должно осуществляться совместно церковью и государством. Кроме того, в каждом городе предлагалось устроить богадельни, содержание которых возлагалось на «боголюбцев».

     Ряд постановлений собора касался финансово-экономического положения церкви и ее взаимоотношений  с царской властью. В одном  из вопросов царь высказывает недоумение по поводу того, куда девается прибыль  у монастырей, ели они имеют  льготные грамоты, получают вотчины и села от «боголюбцев» на помин души, часть земель сами покупают или «припрашивают» у царя, а количество братьев в монастыре не увеличивается, питание остается скудным, старые строения не ремонтируются, а новые не строятся. В другом вопросе царь критикует ростовщичество монастырей: «Божественное писание и миряном резоимство возбраняет, нежели церквам Божиим деньги в росты давати…где то написано во святых правилех?». Собор осудил злоупотребления в этой области, но вместе с тем подтвердил «неприкосновенность церковных имуществ». Отвечая на вопрос царя о строительстве новых церквей и пустыней, которые впоследствии не используются, а их основатели отправляются по миру с иконой просить деньги, затем их успешно пропивают, собор постановил свести мелкие монастыри и пустоши в одну и в дальнейшем новое строительство начинать только с благосостояния епископа²⁹.

     Содержание  Стоглава включает сведения не только по истории XVI в., но и более раннего периода: в его состав вошли древнерусские памятники X – XV вв. (Устав Владимира, грамоты и послания великих князей и русских митрополитов), а также большое количество византийских источников.

     В июле 1551г. была послана грамота митрополита  Макария в Симонов монастырь  с ссылкой на текст Стоглава и  указанием номеров глав. Следовательно, к этому времени текст Стоглава был уже закончен. 

3. Значение  Стоглава в жизни  Русской Церкви.

     Исследователи отмечают положительное значение Стоглава в жизни Русской Церкви. Его  предшественником по исправлению недостатков  на Руси был, по мнению Е.Голубинского, Владимирский собор 1274 г. Характерно сопоставление  Стоглава и в международном контексте. Е. Голубинский сравнивает его с  Тридентским Собором, проходившим  почти одновременно в Римской  Церкви. Историк отмечает, что Стоглавный Собор по своей цели и значению был «несравненно выше римско-католического». Протоиерей Петр Румянцев, много потрудившийся в русских заграничных храмах, описывает, как в Швеции «11 февраля 1577 года король открывал народное собрание знаменитой речью, напоминающею отчасти речь Иоанна Грозного на Стоглавом Соборе».

     Отмечается  также откровенность, с которою  высказывается Стоглав о недостатках  с целью их искоренения. Ф.Буслаев  говорит, что в Стоглаве «все новое  и чужое запечатлено клеймом проклятия и вечной гибели; все же свое, родное, испокон веков идущее по старине и преданию, свято и спасительно». С похвалой говорит К. Заусцинский о мерах, принятых Стоглавом к исправлению общества, так как «на первом плане поставлены духовные средства, увещания и убеждения; наказание большей частью ограничивается церковною епитимией, и только в весьма редких случаях предоставляется царю, его «царской заповеди и грозе». Историк Митрополит Макарий (Булгаков; 1882) называет Стоглавый Собор важнейшим “из всех Соборов, какие только были доселе в Церкви Русской».

     Стоглавый Собор современен Судебнику 1550 г. Это  наглядно показывает интенсивность  работы юридической мысли Древней  Руси того времени. Высказываются соображения, что Судебник был утвержден на этом Соборе. Поэтому замечательный русский канонист А. С. Павлов говорит, что “Соборное уложение 1651 года представляет собой опыт кодификации всего действующего русского права». В отличие же от Судебника, Соборные постановления, как это было отмечено раньше, являются одновременно памятником литературно-богословской мысли.