Дворцовые перевороты

     За  границей по желанию отца состоялась свадьба Алексея Петровича с  принцессой Софией Шарлоттой Брауншвейг – Вольфенбюттельской. Строгая и  образованная жена раздражала его. «Вот навязали мне жену – чертовку. Как  к ней не приду, все сердится, не хочет со мной говорить». Софии Шарлоте  действительно трудно было общаться с мужем, который не интересовался  ничем, кроме дворцовых пересудов  и вздохов по «русской старине». В конце концов Алексей связался с дворовой девкой Ефросиньей Федоровой. Супруга Алексея умерла вскоре после  рождения в 1715 г. сына Петра.

     Словно  издеваясь над желанием отца иметь  европейское образование наследников, царевич Алексей приставил к  нелюбимому сыну двух малограмотных, вечно  пьяных «мамок» из немецкой слободы, которые не могли научить мальчика ничему полезному. Чтобы меньше возиться с ребенком, они постоянно давали ему вина, от которого тот засыпал.

     После казни царевича Алексея, замешенного  в заговоре, Петр I обратил, наконец, внимание на внука-сироту: он распорядился прогнать «мамок», а Меньшикову приказал прислать внуку учителей. Однако светлейший князь, не будучи большим любителем всякой «цифири», вероятно, не слишком обременял себя поисками. В доме Петрова внука поселился горький пьяница дьяк Маврин, который должен был обучать великого князя русской словесности и закону божьему, а также венгр Зейкинд – преподаватель немецкого языка и латыни. Оба «педагога» с удовольствием жили на царских харчах, уделяя занятиям лишь время между послеобеденным сном и ужином. По общему убеждению, рассчитывать на престол мальчику не приходилось: у Петра были еще сыновья от второго брака с Екатериной Алексеевной, да и отпрыск взбунтовавшегося против отца  царевича по тогдашнему поверию имел «дурную кровь». В лучшем случае великого князя ожидала женитьба на герцогине одного из карликовых немецких государств. «Там всему сам научится!» - рассуждали учителя.[9; с. 169-180]

       Однажды державный дед приехал  проверить успехи внука и пришел  в неописуемый гнев – мальчик  не мог правильно объясняться  на родном языке, а из иностранных  языков владел только немецким, немного латынью и хорошо знал  татарские ругательства. Маврина  и Зейкинда   Петр I избил тростью. Позднее, вскоре после смерти державного деда, внук остался и вовсе без учителей. Брошенный всеми, кроме кормилицы, Петр Алексеевич большую часть времени был предоставлен самому себе и то и дело убегал к своим прежним нянькам или беспечно играл с детьми. О том, кто он такой, ему напомнила лишь приезжавшая на Святки и Пасху добродушная жена деда Екатерина Алексеевна да и любимая старшая сестра Наталья Алексеевна, умевшая приласкать сироту и дать ему добрый совет. Сам царь словно забыл о внуке.

     Во  время болезни Петра I к мальчику зачастил юный вельможа князь Иван Долгоруков, надолго увозивший его к себе домой, где собиралась сановная столичная молодежь. Бывала там и дочь Петра Елизавета, обожавшая танцы. Вокруг отпрыска царской фамилии начала складываться придворная партия, прочившая его в монархи. Петру Алексеевичу исподволь объясняли его законные права на российский престол. А он с детской запальчивостью клялся сокрушить любимица своего деда – Меньшикова, который приобрел в те годы почти безграничную власть. Блеск фальшивого серебра, изысканные манеры присутствующих, ослепительная красота девушек ошеломляли его. В свою очаровательную и жизнерадостную тетку Елизавету Петровну он беззаветно влюбился будучи еще мальчиком.[3; c.145-150]

     Начало правления Екатерины I в 1725 г. мало что изменило в жизни великого князя, только балов и выездов на охоту стало больше.

     Из  этого круговорота Петра Алексеевича  вырвал Меньшиков, объявивший мальчику, что он должен готовиться к поприщу  императора, преемника постоянно  недомогавшей императрицы Екатерины  I. Рассчитывая выдать свою дочь Марию замуж за наследника престола, светлейший князь готовился стать регентом при юном императоре вплоть до его совершеннолетия.          В мае 1727 г., после внезапной смерти Екатерины I, российский престол освободился. Его занял Петр Алексеевич, который вскоре издал два высочайших манифеста, тщательно продуманных Меньшиковым. Согласно первому, с крепостных крестьян списывалось все давние недоимки (долги), а отправленным за неуплату подушной подати на каторжные работы даровалась свобода. По второму манифесту тайным недругам председательствовавшего в Верховном тайном совете Меньшикова – князьям Долгорукову и Трубецкому – были вручены Фельдмаршальские жезлы, а Бурхарду Миниху помимо звания Фельдмаршала даровался титул графа. Так светлейший князь старался задобрить своих противников. Одновременно юный государь объявил, что возводит самого Меньшикова в звание Генералиссимуса и назначает его главнокомандующим всеми вооруженными силами Российской империи.[16; c. 73-89]

     Вскоре  после воцарения Петра II была шумно отпразднована его помолвка с Марией Меньшиковой, состоявшаяся 25 мая 1727 г. Согласно желанию отца, она получила титул Ее Императорское Величество и годовое содержание в 34 тыс. рублей.

     Петр  поселился в доме Меньшикова. Воспитателем юноши был назначен Андрей Иванович Остерман, наставник строгий и  взыскательный. Занимались в основном древней историей и много времени  проводили в увлекательных беседах  о свершениях Петра Великого и  его верных соратников. Все это  поначалу вызывало живейший интерес  у наследника престола, и он с  нетерпением ожидал очередных уроков.

     Дворцовая жизнь быстро научила цесаревича лицемерию. Петр называл Меньшикова «батюшкой Александром Даниловичем», с его дочерью Марией – своей  нареченной невестой – был приветлив  и ровен. Юный император олицетворял  собой саму любезность, расточая знаки  внимания будущему тестю и невесте. Внешне в их взаимоотношениях все  выглядело благополучно. Но в душе Петр ненавидел Марию, которая далеко не блистала умом; в письмах он называл  ее «Мраморной статуей», «фарфоровой  куклой».[9; c. 157-159]

     После помолвки дочери Меньшиков заболел: у него обнаружились признаки туберкулеза. Могучий организм справился с  недугом, но за несколько недель его  отсутствия отношения юного монарха  к Александру Даниловичу резко изменились. Были извлечены на свет секретные  протоколы допросов царевича Алексея  Петровича, подписанные членами  Тайного совета Меньшиковым, Толстым  и Ягужинским. Ознакомившись с  ними, император был потрясен циничным отношением судей  к искренним, по его мнению, признаниям покойного  отца. Над Меньшиковым стали сгущаться  тучи. Петр Алексеевич переехал в Петергоф, а в сентябре 1727 г. по его приказу  гвардии майор князь Салтыков заключил главу Верховного тайного  совета под домашний арест. Увидев караул у дверей, несгибаемый Меньшиков впервые в жизни упал в обморок. Он писал императору, напоминая о своих прежних заслугах перед отечеством, но ответа не получил. Вскоре был обнародован высочайший указ о лишении Меньшикова всех чинов, должностей, орденов и ссылке вместе с семейством в Ранненбург, расположенный в Рязанской губернии, с ограничением права переписки.

     Венчавшись  на царство 24 февраля 1728 г., Петр II нанес заключительный удар Меньшикову: он был отправлен на пожизненное поселение под надзором в далекий сибирский городок Березов.

     Устранив  могущественного противника, молодой  император словно потерял смысл  жизни. Если раньше на уроках Остермана  он воображал себя Брутом, готовившим убийство тирана Цезаря, который представлялся  ему Меньшиковым в итоге, то теперь занятии совсем не волновали государя, а примеры из римской жизни  навевали скуку.  Некоторое время  хлопоты переезда в Москву отвлекали  императора от тягостных мыслей. Но вскоре даже охота стала ему не в радость, хотя подобного размаха  травли медведей подмосковные леса не знали со времен Алексея Михайловича. Если Екатерины I превратила русских дворян в участников огромного непрекращающегося бала, то Петру II удалось сделать их главным занятием псовую охоту. Имея 360 собак, он иногда спал вместе с ними.

     В довершение всего тяжело заболела любимая  сестра Наталья. Петр II не находил себе места от одиночества, пока не сблизился с бойкой княжной Екатериной Алексеевной Долгоруковой, готовой на все, лишь бы император надел ей на палец обручальное кольцо. С ней юный император проводил все свободное время, оставив государственные дела на Остермана. Ее отец, отставной дипломат, умел расположить к себе любого собеседника,  всегда находя  нужный тон и тему беседы. При дворе уже открыто говорили о том, что Долгоруковы «навели порчу» на императора.[9; c. 173-182]     В это время международное положение Российской империи осложнилось. Швеция и Османская империя открыто демонстрировали свою готовность объявить войну, а прежде непобедимый русский флот, на содержание которого теперь не выделялось денег, гнил на берегах Невы. Даже  организация военных маневров вблизи Москвы не привлекала внимания Петра II – император просто не поехал в войска. Многое из созданного в Петровскую эпоху (и прежде всего вооруженные силы) пришло в упадок, расстроилось, было утрачено при Петре II. Некоторые историки даже склонны считать эти годы «боярским царством»: все меньше оставалось у власти «птенцов гнезда Петрова», все большую власть приобретала богатейшая аристократия. Старомосковские бояре, которым Петр I насильно брил бороды и смирял гордость, ставя под начало безродных, но талантливых людей, переодевались в европейские камзолы, вошли в Верховный тайный совет и вновь стали у кормила власти.

     Постепенно  Петр II стал охладевать к княжне Екатерине и начал грубо обращаться с ней даже в присутствии сановников. Как рассказывали, поводом к этому послужили слухи о том, что девушка будто бы неверна ему. На общем совете князья Долгорукие решают форсировать события. «Судьба слепа, надо уметь насильно повернуть ее лицом к себе».[17; c. 29-31]

     Во  время пребывания Петра II на охоте, очередной поездке, длившейся около двух месяцев, охотники поселяются в имении князя Алексея Долгорукого «Горенки».

     «Для  участия в охоте сюда срочно вызывают и дам, и обстановка создается  благоприятная. В сентябре месяце, после  охотничьей поездки, после веселого ужина, за которым было много выпито, - малолетнего государя оставляет  с княжной вдвоем, 18-летней красавице  заранее объяснили ее роль и она  провела ее мастерски. Остается только убедить Петра II, что «он – рыцарь», не захочет же он обидеть бедную увлеченную и загубленную девушку.

     Петр II угрюм, он нервничает, но соглашается. Он сделает все, что надо, ценой своей руки спасет бедную девушку от бесчестия.

     30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце  состоялось обручение Петра Алексеевича  и Екатерины Долгоруковой. Император  в толпе гостей увидел огромные, полные слез глаза  прежней  возлюбленной – дочери Петра I Елизаветы, которой уже полгода отказывалось в праве присутствовать на охотах и балах, а также получать денежной содержание, достойное ее высокого положения. Как бы там ни было, когда Елизавета подошла поцеловать руку Долгоруковой, император непроизвольно оттолкнул свою нареченную от Елизаветы. В зале послышался ропот. Это было плохой приметой и означало, что свадьбе не бывать. И все же Петр II нашел в себе силы  с любезным видом огласить указ, по которому все Долгоруковы получали высшие должности при императоре, а свадьба назначалась на 19 января 1730 г.

     Подавленное состояние духа императора, которого мучила совесть за судьбы Меньшикова и Елизаветы, усугубилось после  его тайной встречи с Остерманом. Предчувствуя неизбежные перемены с  возвышением хитрых, деспотичных  Долгоруковых, вице-канцлер приехал  на Рождество в Москву, надеясь  отговорить Петра от бракосочетания. Говорил в основном Андрей Иванович, заглушая тихие рыдания присутствовавшей здесь же Елизаветы. Император слушал, только иногда задавая вопросы о конкретных фактах взяточничества и казнокрадства новых родственников. Можно лишь гадать, что он имел в виду, сказав на прощание Остерману»Я скоро найду средство порвать мои цепи».

     6 января 1730 г., несмотря на сильный  мороз, император неожиданно появился  на параде московских полков  и принимал его с фельдмаршалом  Минихом и Остерманом. Возвращался  он в толпе придворных невесты,  следуя за ее санями. Что замышлял  угрюмый подросток, обманутый  в лучших чувствах опытными  интриганами Долгоруковыми, почему  не сел в карету Екатерины  – остается загадкой.

     Дома  у Петра начался жар. Врачи  обнаружили у него черную оспу и  стали ждать кризиса, рассчитывая, что молодой организм справится  с болезнью.

     Иван  Долгоруков отважился пойти на крайнюю  меру – подделать почерк императора на завещании. В свое время он развлекал  Петра копированием его почерка. Для обоюдной забавы они отсылали во дворец «распоряжения императора»  с приказом прислать денег, и деньги привозили.  Сфабрикованная «последняя воля императора Петра II» предусматривала передачу власти его невесте. Трудность заключалась в том, что подпись должен был заверить духовник царя, а также доверенное лицо, которым являлся Остерман. Андрей Иванович в течении всей болезни не отходил от постели больного, не давая Долгоруковым ни единого шанса оставаться наедине с императором.