Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Декабря 2014 в 14:43, сочинение
Любые построения информационного общества не позволяют сделать будущее свободным от конфликтов. Мало того, сохранение противоречий на структурном уровне (межгосударственные, социальные, правовые) с обязательностью будут питательной почвой для постоянного противоборства, противоборства информационного. Этот термин трактуется как форма межгосударственного соперничества, реализуемая посредством оказания информационного воздействия на системы управления других государств и их вооруженных сил.
Любой конфликт между государствами может иметь экономический или политический характер, но в любом случае это не исключает трактовки связанного с ним спора как правового. Конфликт является экономическим или политическим в отношении затрагиваемых интересов, но он является правовым в отношении правопорядка, контролирующего эти интересы. Политический характер спора не исключает его правовой формы.
На каком-то шаге в рамках категорий, используемых в Уставе ООН, «конфликт» переходит в фазу, оцениваемую как «угроза применения силы» (п. 4 ст. 2), которую приобретает предшествовавший «спор», тогда как «ситуация» в этой фазе конфликта предстает, очевидно, в форме «угрозы миру», как это трактуется в ст. 39 Устава.
Тем самым применение информационных средств, способных нанести ущерб другому государству в различных стадиях его реализации может рассматриваться и как «угроза применения силы», и как «угроза миру», то есть создавать ситуацию, прямо противоречащую «Цели и Принципам Объединенных Наций».
Любое применение информационных средств в деструктивных целях в межгосударственном конфликте может квалифицироваться как акт агрессии, вне зависимости от того, каким маршрутом и с какой территории это было совершено. Мало того, использование территории третьего государства для этих целей влечет лишь вовлечение его в конфликт, но не перенесение на него ответственности за агрессию.
Все установленные международно-правовые принципы, касающиеся таких понятий как «применение силы», «акт агрессии», «вооруженное нападение» или «акт войны», сходятся в том, что предусматривают наличие оружия и его применение. Иными словами, все они вступают в силу, когда появляется особая угроза, возникающая от применения оружия, в частности, вооруженное нападение предусматривает определенный уровень физического поражения и/или захвата территории государства, по отношению к которому было совершено нападение. Следовательно, первой и основной задачей, стоящей перед международным публичным правом в части развития права международных информационных конфликтов, является определение информационных средств деструктивного воздействия как возможного вида оружия.
Если последствия проведения информационной операции оказываются сопоставимыми с последствиями применения обычных видов вооружения, следует признать законным (с международно-правовой точки зрения) право государства на самозащиту и коллективную защиту, как это предусматривается Уставом ООН. При этом может допускаться проведение не только ответной информационной операции, но и традиционных военных действий (при условии соблюдения принципов необходимости и пропорциональности). Такой подход, в свою очередь, вызывает необходимость решения ряда новых вопросов, к числу которых следует отнести определение порогового уровня информационных атак, после достижения которого становятся допустимыми ответные действия, обоснование оправданности и пропорциональности, принципы идентификация агрессора, а также возможность действий против третьей страны, с территории которой осуществляется информационная операция. На практике выявление стороны-агрессора является наиболее трудной задачей.
В разработанных экспертами МО СШВ «Оценках международно-правовых вопросов информационных операций» высказывается точка зрения, что если анонимная информационная атака может быть достоверно идентифицирована как спланированная и проведенная другим государством акция, то потерпевшая сторона будет иметь право опротестовать их и, возможно, инициировать разбор сложившейся ситуации на слушаниях в международной организации. И только в случае, если международное сообщество убедится, что такая атака или серия атак могут рассматриваться как «вооруженное нападение», пострадавшему государству следует предоставить право проведения ответных действий, как путем проведения встречной информационной операции («сетевой атаки»), так и традиционными силовыми действиями.
Соответственно следующим важным шагом в развитии права информационных конфликтов должно стать определение критериев отнесения тех или иных объектов к критическим национальным и международным структурам.
Практически все члены международного сообщества признают необходимость определить и согласовать на международном уровне перечень ключевых информационных систем (как государственных, так и не государственных), функционирование которых является критически важным для обеспечения жизнедеятельности и национальной безопасности государств. Выделение такого класса информационных систем позволит определить по отношению к ним повышенные меры защиты, включая правомочность принятия ответных мер «активной обороны» в случае проведения против них информационных операций. Это позволит также выработать экстренные механизмы международного реагирования на угрозы в информационной сфере, учитывающие степень их воздействия на национальную безопасность различных стран.
Еще одна важная проблема, требующая обсуждения на международном уровне, касается использования в мирное время информационной операции (на уровне существенно ниже, чем вооруженное нападение) как инструмента государственных санкций или вмешательства. В соответствии с правом, в случае нарушения прав наций, находящихся под защитой международного права, предусматриваются пропорциональные ответные действия потерпевшего государства, если они не направлены на провокацию использования военной силы. Среди таких контрмер могут рассматриваться: разрыв дипломатических отношений, торговое и транспортное эмбарго, отказ от оказания помощи, блокирование банковских активов, принадлежащих другой нации и т.д. Однако звучат предложения отнести к числу таких действий также и введение ограничений на информационные возможности «страны-нарушителя». В случае их принятия, если принцип введения международного эмбарго будет распространен на информационную сферу, тот, кто будет контролировать рынок коммуникационных и информационных услуг в мире (в том числе в экономической сфере), будет фактическим монополистом в части использования и этого инструмента.
Есть свод специальных принципов, которыми участники вооруженного противоборства должны руководствоваться при всех обстоятельствах. Их можно объединить в следующие группы:
Названные принципы сложились в результате длительного процесса кодификации и развития международного права, применяемого в период вооруженных конфликтов. Очевидно, что этот процесс шел без учета возможности применения информационных средств воздействия и информатизации как военной, так и критической гражданской сферы воюющих сторон. Поэтому ответ на вопрос о применимости всех принципов гуманитарного права к информационному противоборству не является очевидным и требует специального анализа. Разобрать все источники международного гуманитарного права в данной работе не представляется возможным, поэтому ниже будут рассмотрены только основные его нормы и положения.
Кроме того, в современном международном праве имеется ряд документов, относящихся к вопросам уголовной ответственности отдельных лиц за агрессию и за серьезные нарушения норм в ходе ведения войны. К ним относятся: Уставы Международных военных трибуналов (Нюрнберг и Токио) 1945 года; Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 года; резолюции Генеральной Ассамблеи ООН о выдаче и наказании военных преступников [3(1) от 13 февраля 1946 г.] и о принципах международного сотрудничества в отношении обнаружения, ареста, выдачи и наказания лиц, виновных в военных преступлениях против человечества [3047 (XXVIII) от 3 декабря 1973 г.], и др. Эти документы также требуют адаптации к условиям вооруженных конфликтов с применением информационного оружия. Эта адаптация не должна потребовать больших усилий, при условии, естественно, юридического признания наличия такого вида оружия и информационной войны как вооруженного конфликта.
Таким образом немалую сложность на практике вызовет поиск ответов на вопросы, связанные с вооруженными конфликтами в информационной сфере: какие ситуации охватываются этим понятием; каков круг лиц, защищаемых нормами права в данных конфликтах; где та грань, за которой немеждународный информационный вооруженный конфликт переходит в международный; какими нормами права (международными или внутригосударственными) регламентируются действия воюющих сторон в таких конфликтах и др.
В соответствии с Конвенцией о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие, 1981 года и тремя протоколами к ней запрещается использование любого оружия, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в теле человека с помощью рентгеновских лучей.
Запрещается убивать, наносить ранения или брать в плен противника, прибегая к вероломству, под которым понимаются действия, направленные на то, чтобы вызвать доверие противника. Вместе с тем международное право не запрещает использование военной хитрости с целью ввести противника в заблуждение, побудить его действовать опрометчиво, например, посредством маскировки, ложных операций и дезинформации. Это серьезно снижает потенциал гуманитарного права в отношении средств, для которых объектом воздействия является собственно информация, а также средств психологического воздействия.
III. Информационная безопасность в практике международных отношений
В первые годы президентства Владимира Путина жесткой конфронтации с Западом по внешнеполитическим вопросам не отмечалось. Российский президент поддержал Соединенные Штаты в стремлении активизировать борьбу с международным терроризмом после терактов 11 сентября 2001 года, а в 2002 году Кондолиза Райс, занимавшая в то время пост советника президента по национальной безопасности, назвала отношения Путина и Буша «эпохальными», и отметила, что «отношения, которые установились между президентами Бушем и Путиным, и курс, который Россия твердо держит на Запад, подлинная мечта не только эпохи пост-холодной войны: этой мечте уже 300 лет».
Однако отношения довольно быстро начали ухудшаться. Так, Россия была весьма обеспокоена вхождением в НАТО бывших советских республик (Эстония, Латвия и Литва), и эту обеспокоенность никак не помогло снять создание совета «Россия-НАТО». Более того, тревога Москвы усилилась после открытой поддержки Вашингтоном на президентских выборах на Украине в декабре 2004 года кандидатуры Виктора Ющенко, занимавшего откровенно антироссийские позиции.
Кроме того, с 2004 года начали нарастать обвинения в адрес России со стороны западных стран в нарушении демократии. Эти обвинения были, по сути, вызваны двумя причинами:
Особое недовольство на Западе вызвали «дело ЮКОСа» и «давление на СМИ». Комитет по защите журналистов (CPJ) со штаб-квартирой в Нью-Йорке назвал Владимира Путина и Уго Чавеса «диктаторами XXI века». По словам исполнительного директора организации Джоэль Симон, «после избрания Путина на должность президента в России было убито 13 журналистов и никто из убийц не предстал перед судом». В 2001 году Путин занял 22 место в списке 30 худших врагов прессы организации «Репортёры без границ » и 5 место в списке 10 худших врагов прессы международного Комитета защиты журналистов. В 2004 году Freedom House поставила Россию по уровню свободы печати на 147-е место из 193.
Критики Путина отмечают только до конца 2003 года и только на федеральном уровне (не считая преследования региональных СМИ) следующие акции: «дело Хинштейна», дело Эдуарда Лимонова, разгром «старого» НТВ, осуждение за шпионаж журналиста-эколога Григория Пасько, «дело ТВ-6», попытка закрытия «Новой газеты» с помощью иска Межпромбанка, закрытие «Общей газеты», обыск в издательстве «Ad Marginem», обыск в редакции газета «Версия», закрытие «старых» «Новых Известий», чистка на «новом» НТВ, поправки к закону о СМИ, отъем помещения у журнала «Новое время», закрытие ТВС, в сентябре-декабре 2003 - предвыборные цензурные репрессии против печатных СМИ и телевидения.
Изгнанный из России Борис Березовский потратил 1 миллион долларов, чтобы опубликовать на правах рекламы в крупнейших западных СМИ подписанное им самим, Еленой Боннэр, Владимиром Буковским, Иваном Рыбкиным и Русланом Хасбулатовым открытое письмо, в котором говорилось, что в президентство Владимира Путина «разрушены независимые демократические институты России».
Американский сенатор-республиканец Сидни Грэм заявил, что Путин превращает власть в России в диктатуру одного человека, а многие российские правозащитники, финансируемые западными фондами, начали в один голос утверждать, что власть в России можно назвать «преступной полицейской диктатурой».
В 2004 году «Freedom House», неправительственная организация, финансируемая правительством США, отнесла Россию к категории «несвободных» стран. А в опубликованном в январе 2008 года отчёте этой организации заявлялось, что за 2007 год уровень свободы в России скатился «от плохого к худшему»: россияне пользуются таким же уровнем свобод, как граждане Анголы, Египта и Таджикистана, и меньшими, чем граждане монархий персидского залива.
Опубликованный в начале февраля 2008 года отчёт другой финансируемой США неправительственной правозащитной организации - «Human Rights Watch» - в разделе, посвящённом положению в Российской Федерации, заявлял: «По мере приближения парламентских и президентских выборов конца 2007 — начала 2008 годов администрация президента Владимира Путина продолжила курс на подавление гражданского общества и ограничивала свободу собраний. В Чечне, несмотря на восстановление, имели место грубые нарушения прав человека, включая пытки, похищения и незаконные задержания. Международная критика ситуации с правами человека в России оставалась приглушённой в условиях, когда Евросоюз был не склонен последовательно ставить эти вопросы перед российским правительством». «Human Rights Watch» отнесла Россию по итогам 2007 года к числу «фальшивых демократий».