Полисемия в русском языке

РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ

ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

НАПРАВЛЕНИЕ «ЛИНГВИСТИКА»

РЕФЕРАТ

на тему: «Полисемия в русском языке»

     Выполнила: студентка группы 105ЛД

     Дурдыева Сельби

     Проверил: А.Л.Новиков

    Оценка:

              Москва, 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ:

ВВЕДЕНИЕ

1)    Понятие Полисемии

2)    Проблемы изучения полисемии

3)    Критерии выделения значений

3.1 Парадигматические критерии

3.2 Синтагматические критерии

3.3 Концептуальные критерии

4) Регулярная многозначность

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Познавая мир, выделяя в нём относительно целостные ансамбли элементов (ситуации, положения дел) и отдельные входящие в них элементы, отражая их в своём сознании и образуя языковые номинации, люди имеют дело с неизмеримым множеством явлений мира и своих восприятий этих явлений. Язык же в принципе стремится  к конечности числа своих элементарных знаковых единиц (слов, морфем) и используемых при создании конструктивных знаковых единиц (словосочетаний, предложений, текстов) синтаксических способов "упаковки" передаваемой информации. Бесконечность выделяемых при познании мира элементов опыта (предметов, их свойств, состояний, действий, отношений) при необходимости их номинации предполагает использование ряда номинативных способов. Это: создание новых (как правило, производных и сложных) слов; фразеологизация сочетаний слов, т.е. употребление таких словочетаний как не конструктивных, а элементных, семантически нечленимых номинативных единиц; заимствование слов из других (родственных и неродственных) языков; использование тропов, т.е. употребление уже наличных слов в новых для них значениях, переносное употребление слов. Механизм тропов позволяет существенно увеличить номинативные ресурсы языка, сделать их поистине неисчерпаемыми. Ни один естественный человеческий язык не может успешно функционировать при отсутствии этого механизма. К тропам, в принципе, не обращаются искусственные языки логики и математики, языки программирования и т.п. Слово - основная структурно-семантическая единица языка, служащая для именования предметов и их свойств, явлений, отношений действительности, обладающая совокупностью семантических, фонетических и грамматических признаков, специфичных для данного языка.

Многозначность (полисемичность) присуща как словам, так и морфемам (и корневым, и аффиксальным), она присуща также и конструктивным объектам (словосочетаниям, предложениям, текстам). Многозначность характеризует  подавляющее большинство слов (и знаменательных, и служебных), в чём легко можно убедиться, открыв толковый словарь любого языка.

Но от многозначности (полисемии) следует отличать омонимию. Омонимичные знаки имеют совпадающие экспоненты (или звуковые, или графические, или и те, и другие). Важным свойством классификационной группы является то, что многозначное слово, попадая в нее, проявляет лишь одно из своих значений, потому что остальные слова группы играют роль контекста.

Значение слова нельзя отождествлять ни с понятием (или предметом), которое оно выражает, ни с самим словом, ни с его звучанием.

Значение слова имеет объем и содержание. Объем значения – это совокупность предметов одного и того же класса, к которым данное слово применимо в качестве названия. Содержание значения – это знание о данном предмете и его характеристика.[7,78]

Лексическое значение слова представляет собой сложную структуру, включающую в себя целый ряд составляющих: 1) вещественное содержание: денотативный и сигнификативный аспекты; 2) коннотативный аспект; 3) прагматический аспект[6,93].

В свою очередь, в коннотативном и прагматическом аспектах выделяют различные компоненты.

Все аспекты образуют единую структуру, определяющую системные и функциональные характеристики слова.

Анализ смысловой структуры слова способствует установлению типов и видов лексического значения. Общепринятой классификации и терминологии типов лексического значения не существует.

Многозначность (или полисемия) – одно из важнейших свойств слова. Богатство выразительных средств языка во многом зависит от степени развития полисемии в этом языке. На определенной ступени развития языка образование новых слов за счет морфологических средств становится ограниченным, и полисемия играет очень важную роль в предоставлении средств обогащения словарного состава языка.

Целью данной работы является:

      Изучение сущности полисемии

      Рассмотрение понятия полисемии

      Изучение принципов полисемии

      Изучение критерий выделения значений

      Рассмотрение видов критерий

      Изучение понятия Регулярная Многозначность

1.Понятие полисемии

Полисемия (от греч. polysmos 'многозначный'), наличие у языкового знака более чем одного значения. Полисемию также называют многозначностью. В тех лингвистических традициях, для которых центральным является понятие слова, о полисемии обычно говорят применительно к словам, и поскольку европейская лингвистическая традиция является словоцентрической, то базовые проблемы изучения полисемии будут ниже рассматриваться в основном именно на материале многозначности слов (лексической полисемии).

Однако важно иметь в виду, что многозначностью могут обладать любые языковые знаки: единицы лексикона меньше и больше слова (т.е. морфемы – как корневые, так и служебные – и фразеологизмы различных типов, а также граммемы, модели синтаксических конструкций, интонационные контуры и пр. Так, значение формы творительного падежа в предложении «Раскольников убил старуху-процентщицу топором» отличается от значения этого же падежа в предложении «Порфирий Петрович был искусным следователем». В первом случае форма творительного падежа имеет значение инструмента (это прототипическое значение творительного падежа), а во втором случае – предикатива. Здесь мы имеем дело с так называемой грамматической полисемией, противопоставляемой полисемии лексической.

Во флективных языках полисемия свойственна также большинству аффиксов. Например, русской приставке про- присущи, помимо некоторых других, такие явно противопоставленные друг другу значения, как «мимо» (пройти мимо магазина, не заходя в него) и полностью, сверху донизу (просверлить доску насквозь).

На этом примере, несколько забегая вперед, можно показать относительность критериев выделения значений. Если при метаязыковом описании отдельных значений ориентироваться на максимально высокий уровень обобщения, то в рамках одного значения можно объединять большое количество семантических вариантов. Так, если одно из значений приставки про- сформулировать как «полностью», сюда попадут такие случаи реализации этой приставки, как просверлить, прожечь, прожарить, прокутить, промотать, проесть.

Если же выбрать более конкретные формулировки, то внутри этой группы можно выделить разные подгруппы: «насквозь» (просверлить, прожечь), «тщательно» (прожарить) и «полностью израсходовать» (прокутить, промотать, проесть). «Правильность» того или иного способа описания зависит, прежде всего, от его адекватности поставленным задачам. Это, однако, не следует понимать в том смысле, что наличие у языкового знака более чем одного значения (т.е. различных пониманий, семантических интерпретаций) не является онтологическим свойством знака.

План выражения и план содержания языкового знака находятся не во взаимно-однозначных, а в асимметричных отношениях, из чего объективно следует, что одному означающему свойственно выражать более одного означаемого, и наоборот.

                                   2.Проблемы изучения полисемии

Описание полисемии единиц лексикона (и в первую очередь слов) представляет собой одну из наиболее сложных задач лексической семантики. Основные вопросы научного описания многозначности лексических единиц связаны с определением границ этой категории. Базовые теоретические задачи в этой области могут быть сформулированы как :

а) различение омонимии и полисемии (т.е. установление границ, в которых разумно говорить о различных значениях одного и того же слова, в отличие от случаев, в которых мы имеем дело с разными словами, совпадающими по форме) и

б) различение полисемии и моносемии (т.е. установление того предела, до которого различие в конкретных употреблениях слова можно рассматривать как контекстно-обусловленное варьирование в рамках одного значения, в отличие от случаев, когда очередное употребление слова следует описывать как реализацию другого значения).

Определение границ категории многозначности – как по параметру (а), так и по параметру (б) – не поддается четкой операционализации. Поискам критериев, позволяющих разграничить полисемию и омонимию, с одной стороны, и полисемию и моносемию – с другой, посвящено значительное количество исследований. Однако любой из предлагаемых критериев, взятый в отдельности, носит лишь относительный характер.

Традиционно разграничение омонимов и отдельных значений многозначного слова (называемых также семемами или лексико-семантическими вариантами) проводится на основе критерия наличия – отсутствия общих семантических признаков у сопоставляемых единиц.

Так, у слов лук1 «огородное растение, овощ» и лук2 «ручное оружие для метания стрел» нельзя найти никаких общих нетривиальных семантических признаков. Сравним также коса1 «заплетенные волосы» и коса2 «сельскохозяйственное орудие для скашивания травы». Еще проще выделить омонимы там, где совпадает лишь одна из форм соответствующих слов, сравним три как числительное и три как форма повелительного наклонения глагола тереть.

Легко выделяются также омофоны (пруд и прут, луг и лук) и омографы (змок и замк, мук и мка). Но в большинстве случаев на вопрос, имеют ли две сравниваемые лексические единицы общие семантические признаки или нет, найти однозначный ответ существенно труднее. Так, лексема коса3 «линная узкая отмель», трактуемая словарями как третий омоним по отношению к словам коса1 и коса2, явно обнаруживает общий семантический признак с лексемой коса2: нечто вроде сходства по форме. Следует ли считать этот признак достаточно весомым, чтобы рассматривать лексемы коса2 и коса3 как лексико-семантические варианты одного слова, или правильнее описывать их как омонимы?

Ответ на подобные вопросы зависит не только от целей описания, но и от используемого метаязыка, так как общие признаки могут быть выделены операционально только в том случае, если им сопоставляются совпадающие элементы толкования. Поскольку семантическое описание лексических единиц представляет собой теоретический конструкт, полученный в результате анализа, проведенного с теми или иными целями, понятно, что одна и та же единица может быть описана различным образом.

В зависимости от того, как толкуется та или иная семема, семантические признаки, которые она разделяет с другими семемами, могут выделяться и фиксироваться в толковании или же нет, в особенности, если это признаки слабые, нейтрализуемые. Иными словами, отсутствие общих признаков в толковании не означает, что они не могут быть выделены в соответствующих семантических структурах в принципе. Напротив, выделение общих признаков в качестве основания для постулирования полисемии может быть в ряде случаев оспорено, так как существенно не только их потенциальное присутствие, но и их статус в плане содержания толкуемой единицы. В частности, это могут быть этимологически выделяемые признаки, не входящие в собственно значение слова на синхронном уровне.

Относительность критериев различения полисемии и омонимии, а также известная субъективность в выборе способа словарного описания подтверждаются тем, что одни и те же слова по-разному трактуются разными словарями. Например, стопа как «нижняя часть ноги» и стопа как «повторяющаяся ритмическая единица стиха» описываются в словаре под ред. Д.Н.Ушакова в рамках одной словарной статьи как разные значения, тогда как в «Малом академическом словаре» (МАС) эти слова даются как омонимы.

Использование критерия общих семантических признаков осложняется еще и тем, что для адекватного и экономного описания соответствующей лексической единицы следует принимать во внимание ее семантическую структуру в целом.

Выделяются два основных вида семантической структуры многозначного слова: цепочечная и радиальная полисемия.

Цепочечная полисемия отличается от полисемии радиальной тем, что в этом случае отдельные значения слова X 'B', 'C' и 'D' связаны общими признаками не с неким главным значением 'A', мотивирующим все остальные, а как бы по цепочке: у значения 'A' обнаруживается некий общий признак со значением 'B', у 'B' некий иной, отличный от предыдущего общий признак со значением 'C' и т.д. В этом случае «крайние» значения 'A' и 'D' общих признаков могут и не иметь.

Сходным образом и в случае радиальной полисемии семантические связи между значениями 'A' и 'B', 'A' и 'C', 'A' и 'D' могут осуществляться на основе разных признаков. Тогда оказывается, что значения 'B', 'C' и 'D' непосредственно не связаны между собой. Тем не менее при системном рассмотрении всех значений 'A', 'B', 'C', 'D' разумно говорить о полисемии слова X, вместо того чтобы разбивать его на ряд омонимов. Отсюда следует, что критерий наличия/отсутствия общих семантических признаков, взятый сам по себе, в ряде случаев оказывается недостаточным. Очевидно, что и расположение отдельных семем многозначного слова отнюдь не безразлично для осмысления его семантической структуры как некоего единства, так как, например, противопоставление значений 'A' и 'D' без промежуточных звеньев 'B' и 'C' (в случае цепочечной полисемии) навязало бы иную интерпретацию.

Например, среди значений слова колено выделяются, в частности, семемы «часть ноги, в которой находится сустав, соединяющий бедро и голень, место сгиба ноги» (стоять на коленях) и «разветвление рода, поколение в родословной» (до десятого колена). Найти у этих значений общий семантический признак весьма затруднительно. При их изолированном рассмотрении более адекватным представляется решение описать их как омонимы.

Однако при учете таких значений слова колено, как «отдельная часть чего-либо, идущего ломаной линией от одного сгиба или поворота до другого» (колено водосточной трубы), «отдельное сочленение в стебле злаков, в стволе некоторых растений» (коленья бамбука) и «отдельная часть, законченный мотив в музыкальном произведении» (затейливые колена гармошки), семантические связи между всеми перечисленными семемами становятся более очевидными.

Ясно, что трудности в определении границ между полисемией и омонимией объясняются самим устройством языка. Реально мы имеем дело не с четко разграниченными явлениями, а с постепенными переходами, т.е. с некоторой градуированной шкалой, на одном конце которой находятся «классические» омонимы типа лук1 и лук2, а на другом – тесно связанные между собой значения, общая часть семантики которых имеет больший удельный вес, чем релевантные семантические различия (сравним, например, поле в сочетаниях типа пшеничное поле и в сочетаниях типа футбольное поле).

Что касается определения границ категории многозначности по параметру (б), иными словами, выработки критериев для разграничения полисемии и моносемии, то важно изначально четко представлять себе, что в реальной речи мы имеем дело с бесконечным множеством разных употреблений лексических единиц, а не с готовыми списками семем. Если перед лингвистическим описанием стоит задача определить, сколько значений имеет слово X, и охарактеризовать эти значения содержательно, то исходным пунктом является не некое «общее значение», виртуально присущее этому слову, а его различные употребления в речи. В каком-то смысле каждое из употреблений оказывается уникальным, поскольку слово, рассматриваемое как единица речи, т.е. употребленное в конкретной ситуации общения, обрастает дополнительными смыслами, привнесенными данной ситуацией. Несколько преувеличивая, можно утверждать, что у слова следует выделить столько актуальных, речевых, ситуативно-обусловленных значений, сколько различных контекстов его употребления удастся обнаружить.

Сведение актуальных, речевых значений в значения языковые, узуальные – результат работы лингвиста. В зависимости от своих теоретических представлений о природе объекта и практических установок он может в принципе принимать разные решения относительно того, от каких различий между конкретными речевыми значениями можно при этом отвлечься, а от каких – нет. Единственный общий принцип, который здесь можно было бы назвать, – это стремление не умножать количество значений без нужды, что соответствует общеметодологическому принципу научного исследования, известному как «бритва Оккама» («Сущности не должны умножаться без необходимости»).

Например, для слова окно можно было бы выделить такие значения, как (1) «отверстие в стене здания», ( 2) «стекло, закрывающее это отверстие» и (3) «рама, в которую вставлено это стекло». Такое разделение могло бы в принципе оказаться полезным для описания сочетаемости слова окно. Так, в словосочетании залезть в комнату через окно имеется в виду (1), в словосочетании разбить окно – (2), а в сочетании покрасить окно – (3). Иными словами, в каждом из этих случаев мы интерпретируем окно несколько по-разному. Однако ни один из известных словарей не прибегает к такому способу описания, а предпочитает толкования, объединяющие все три интерпретации; сравним «отверстие в стене здания для света и воздуха, а также застекленная рама, закрывающая это отверстие» (МАС). Возможность и целесообразность такого объединения объясняется тем, что различия между (1), (2) и (3) выводятся по достаточно регулярным принципам: попадая в тот или иной контекст, слово может фокусировать, подчеркивать некоторые признаки, важные в данном контексте, и приглушать, как бы уводить в тень другие признаки, потенциально присутствующие в его значении. Так, говоря он разбил окно, мы подчеркиваем признак 'застекленный', а говоря он покрасил окно – признак наличия у окна рамы. При этом и в том и в другом случае понятие окна со всеми его существенными признаками остается тождественным самому себе. С этой точки зрения, отказ от выделения самостоятельных значений (1), (2) и (3) оказывается оправданным. Описание этих интерпретаций как прагматически обусловленных вариаций одной и той же семантической сущности представляется более экономным и более приемлемым интуитивно. Здесь мы имеем дело с так называемыми импликатурами дискурса, т.е. с определенными правилами интерпретации высказываний и их элементов, увязывающими некие принципиально «недоспецифицированные» семантические структуры с обсуждаемой ситуацией.

Дополнительным аргументом в пользу такого синкретического описания является наличие контекстов, в которых слово окно выступает как бы одновременно в нескольких вариантах употребления, ср. он залез в комнату через разбитое окно, где окно понимается и как (1) и как (2) одновременно. В данном случае различия между употреблениями типа (1) и (2) нейтрализуются, что может быть истолковано как наведение фокуса внимания сразу на несколько элементов семантической структуры.

Важно, однако, иметь в виду, что сама по себе нейтрализация семантических различий в определенных контекстах не является доказательством отсутствия многозначности. То, что в одних случаях экономно и интуитивно приемлемо описывать как особенности фокусирования частей некоторой единой по сути семантической структуры, в других случаях удобнее описывать как нейтрализацию различий между отдельными значениями. Подобные аргументы в пользу моносемии оказываются значимыми лишь в сочетании с другими факторами, препятствующими выделению нескольких значений.

Итак, с одной стороны, принцип экономии лингвистического описания требует минимизировать количество постулируемых значений, но, с другой стороны, этот же принцип требует установления полисемии везде, где это удобно для описания лингвистически значимых свойств данной лексической единицы.

Например, даже если не принимать во внимание собственно семантические особенности, значение глагола выходить в контекстах типа Окна выходят в сад проще и экономнее описать как отдельную семему, отличную от реализации этого глагола в контекстах типа Дети выходят в сад, хотя бы из-за того, что глагол выходить в первом случае не имеет формы совершенного вида, а во втором имеет, сравним неприемлемость выражения «Окна вышли в сад» с совершенно нормальным «Дети вышли в сад». В противном случае различия в образовании видов пришлось бы объяснять с помощью развернутого описания контекстных условий. Сходным образом, значение существительного работа в контексте Пора идти на работу полезно описать как отличающееся от значения Студент сдал работу вовремя. В первом случае форма множественного числа отсутствует («Они каждый день ходят на работы в свои институты» при норме «Они каждый день ходят на работу в свои институты»), а во втором она есть (Студенты сдали работы вовремя).

Понятно, что чем больше разных лингвистических свойств обнаруживают сопоставляемые употребления рассматриваемого слова, обращение к которым необходимо для исчерпывающего описания его функционирования в языке, тем больше оснований считать эти употребления разными значениями. Это могут быть различия в образовании форм, в синтаксической позиции, в заполнении валентностей и пр. Если же различия минимальны и в известной степени тривиальны из-за своей регулярности и предсказуемости, то ими можно пренебречь. Наглядной иллюстрацией этого положения может служить предложенное Ю.Д.Апресяном словарное описание глагола гореть.

Значение X горит [Каша горит ] = «приготовляемый на огне пищевой продукт» X становится непригодным к употреблению в результате слишком длительной или слишком интенсивной тепловой обработки, выделяя при этом характерный запах' необходимо отделить от значения этого глагола в таких контекстах, как «Мы в том году три раза горели». Это необходимо хотя бы из-за разных форм совершенного вида (сгореть и погореть соответственно), а также из-за разного заполнения субъектной валентности. С другой стороны, внутри «пищевого значения» не выделяется в отдельное подзначение метонимическое употребление типа чайник/сковородка горит (которая в принципе есть своего рода регулярная многозначность – сравним ниже), хотя в этом случае толкование существенно модифицируется: X горит = 'от X-а в результате слишком сильного накаливания идет чад'; X сгорел = 'в результате слишком сильного накаливания X стал непригоден для употребления'. Здесь также происходит смена семантического класса заполнителя субъектной валентности. Но из-за регулярности подобных случаев (ср. вода кипит – чайник кипит; у тебя там молоко убежало – разг. у тебя там кастрюля убежала) в словарном описании метонимические переносы такого рода можно и не выделять в отдельные значения, считая, что они выводимы по правилам «грамматики лексикона».

3.Критерии выделения значений

Остановимся кратко на основных критериях, позволяющих принимать решения о целесообразности выделения разных значений. Все предлагаемые в специальной литературе критерии можно с известной долей условности поделить на три группы: парадигматические, синтагматические и концептуальные.

3.1.Парадигматические критерии

К парадигматическим критериям относится, в первую очередь, так называемый принцип Куриловича – Смирницкого. В соответствии с этим принципом разные употребления данного слова следует считать разными значениями этого слова, если им соответствуют разные синонимы. Иногда этот критерий неплохо работает, но часто дает противоречивые результаты. Например, в приведенном выше примере со словом окно его употреблениям (2) и (3) соответствуют разные синонимы: «разбить окно » «разбить стекло», «покрасить окно » «покрасить раму». Однако, говорить о разных значениях в этом случае вряд ли целесообразно. Наряду с наличием разных синонимов в качестве критерия разграничения значений может служить также наличие разных антонимов (принцип Вейнрейха, или Вайнрайха). Сравним, прилагательное холодный в значении «имеющий низкую температуру», которому в зависимости от сочетаемых характеристик его контекстуального партнера сопоставляются разные антонимы: холодный день – жаркий день, но холодная вода – горячая вода. Вряд ли здесь есть смысл выделять два разных значения. К парадигматическим критериям следует также отнести наличие у слова в разных значениях разных конверсивов и дериватов, но и эти критерии также оказываются относительными.

3.2.Синтагматические критерии

Синтагматические критерии основаны на предположении, что одно и то же слово в разных значениях должно по-разному сочетаться с другими словами. Будучи в целом удачной эвристикой этот комплекс критериев также не всегда дает однозначные результаты. Так, практически во всех семантико-синтаксических теориях признается, что слово, взятое в каком-либо одном значении, может обладать альтернативными моделями управления. Сравним также известные случаи валентностного варьирования типа «он читает книгу» и «он много читает». Из того факта, что в первом случае глагол «читать» управляет прямым дополнением, а во втором – нет, не следует, что мы имеем дело с разными значениями этого глагола.

Во многом оценка надежности синтагматических критериев зависит от теории, в рамках которой работает данный лингвист. Если синтаксическая теория построена на постулате о центральной роли глагола в синтаксической организации высказывания, естественно считать подобные различия достаточным основанием для выделения разных значений. Напротив, в «теории конструкций» Ч.Филлмора такие случаи описываются как реализации одного и того же значения, поскольку допускается, что глагол может входить в разные конструкции, не меняя своего значения. Иными словами, в рамках этой теории глаголы обладают более низким статусом. Они не столько «порождают» предложение, открывая валентностные места для своих актантов, сколько сами заполняют места, открытые для них в соответствующих синтаксических моделях. Соответственно, изменения в синтаксическом поведении глагола не рассматриваются как достаточная причина для постулирования отдельного значения.

Описанию и интерпретации подобных случаев большое внимание уделяется в работах американского лингвиста Дж.Пустеевского, концепция которого строится на (в целом не вполне убедительной) идее существования относительно регулярных правил порождения вариантов употребления для самых разных слов. В соответствии с этой концепцией, разные значения одного слова (в первую очередь синтаксически обусловленные) можно не задавать списком, а выводить по правилам, воздействующим на определенные части семантической структуры.

Наряду с различиями в синтаксической сочетаемости к синтагматическим критериям относятся различия в семантической сочетаемости. Особое место среди них занимает так называемый тест на включительную дизъюнкцию. Если употребления 'A' и 'B' слова X могут реализоваться как по принципу либо 'A', либо 'B', так и по принципу 'A' и 'B' одновременно, не создавая при этом эффекта языковой игры, основанной на зевгме, значит, перед нами реализации одного значения. Ср. известный пример Ю.Д.Апресяна: X гаснет = 'X перестает гореть или светить' (а не (1) 'X перестает гореть' и (2) 'X перестает светить'), потому что возможны стилистически нейтральные контексты типа дрова в камине и неоновые лампы на улице погасли почти одновременно.

Если же подобное объединение в рамках одного предложения создает каламбур, речь идет, как правило, о разных значениях, ср. Ваня качается на качелях, а Петя – в тренажерном зале. Этот, казалось бы, столь ясный и надежный критерий «работает», однако, только в том смысле, что отсутствие игровых эффектов может интерпретироваться как показатель моносемии. Попытки использовать этот критерий «в обратном направлении» не всегда успешны. Сравним столь явную зевгму, как «он любит фильмы Антониони» и «мясо с кровью». Значит ли это, что у глагола любить здесь необходимо выделить два разных значения: одно для произведений искусства, другое для пищевых продуктов? Конечно же, нет. Глагол любить употреблен здесь в одном и том же значении: «чувствовать склонность, интерес, тяготение, пристрастие к чему-либо». По отношению к лексемам с широкой семантикой, способным сочетаться со словами весьма различных семантических классов, тест на включительную дизъюнкцию неэффективен.

3.3.Концептуальные критерии

Концептуальные критерии выделения значений базируются на знании носителей языка о сходствах и различиях понятий (а также соответствующих денотатов), обозначаемых данным словом. Эти критерии представляются в известном смысле первичными. Так, для носителей русского языка достаточно очевидно, что слово язык употребляется в сочетаниях типа прикусить себе язык в другом значении, чем в сочетаниях типа английский язык. Для того чтобы убедиться в этом, нет необходимости анализировать парадигматические связи этого слова или особенности его сочетаемости. Вполне достаточным аргументом для выделения двух разных значений является интуитивное знание о том, что язык как 'орган во рту' и язык как 'система знаков' обозначают очень разные сущности. Соответственно, за ними стоят различные ментальные репрезентации.

Проблематичность концептуальных критериев состоит в том, что они вряд ли могут быть хоть как-то формализованы. Из-за своей неоперациональности эти критерии до последнего времени практически никогда не использовались в теоретической семантике. В рамках когнитивного подхода к исследованию языка в последние десятилетия наметились определенные пути придания концептуальным критериям теоретического статуса. В частности, метаязыковой аппарат так называемых фреймов и сценариев позволяет описывать концептуальные структуры, стоящие за языковыми выражениями, и интегрировать эти описания в лингвистические построения. Так, язык в значении 'орган во рту' вписывается во фрейм «тело человека», а язык в значении 'система знаков' – во фрейм «семиотические системы» или в сценарий «общение между людьми». Принадлежность к разным фреймам – достаточное основание для выделения самостоятельных значений.

В семантике прототипов, представляющей собой одно из наиболее влиятельных направлений когнитивной лингвистики, было показано, что категории не всегда конституируются на основе набора необходимых и достаточных признаков. В ряде случаев членство в категории задается сходством с неким прототипическим представителем этой категории. Таким образом, различия в наборе признаков могут и не интерпретироваться как основание для выделения разных значений. Например, из того факта, что существуют птицы, которые не умеют летать, не имеют перьев и даже крыльев, не следует, что слово птица выступает для их обозначения в значении, отличающемся от «нормального». Отсюда не следует также, что толкование слова птица должно содержать лишь те признаки, которые присущи всем без исключения птицам. Напротив, толкование формулируется для прототипических представителей категории, что не противоречит возможности употреблять соответствующую лексему по отношению к маргинальным представителям данной категории без семантических модификаций.

4.Регулярная многозначность

Весьма существенным для исследований в области теоретической семантики является понятие регулярной многозначности, под которым в большинстве работ понимается комбинация семем многозначного слова, присущая всем или хотя бы многим словам, входящим в определенный семантический класс. Так, слова типа школа, университет, институт имеют, наряду со значением 'учебное учреждение', значения 'здание' (новая школа <новый университет/институт> сгорел(а)), 'люди в этом здании' (вся школа <весь университет/институт> уехал(а) на экскурсию), 'учебные занятия' (школа <университет/институт> ему надоел(а)) и некоторые др. Подобные семантические параллели позволяют предположить, что в ряде случаев полисемия может описываться с помощью неких более или менее общих правил. Эта идея, несмотря на всю свою теоретическую привлекательность, оказывается малоэффективной, так как регулярность в области лексической полисемии весьма относительна и может устанавливаться лишь на уровне определенных тенденций. Так, школа обладает еще одним значением, не присущим словам университет и институт; савним он создал свою школу.

В качестве еще одного примера можно рассмотреть прилагательные, обозначающие эмоции. Все слова этого семантического класса могут сочетаться не только с существительными, обозначающими людей (грустная девушка), но и с обозначениями продуктов творческой деятельности. Однако семантический результат такого переноса не вполне регулярен, Так, грустный роман – это 'роман, от чтения которого читателю становится грустно', а гневный роман – это 'роман, проникнутый гневом его автора'. Отсутствие подлинной регулярности в сфере лексической многозначности становится особенно очевидным при обращении к материалу разных языков. В большинстве случаев сопоставимые по основному значению слова обладают в них разной структурой многозначности.

Важно правильно определить статус этих соответствий. С одной стороны, они, как правило, не предсказывают структуру полисемии всех членов данного семантического класса и в этом смысле оказываются непродуктивными. Описание полисемии было и остается задачей словаря. Никакая система правил не позволит вывести все реально существующие значения того или иного слова без обращения к эмпирическим фактам. С другой стороны, открытие неких регулярных тенденций, образующих своего рода «грамматику лексикона», – крайне полезное дело, так как знание о существовании подобных тенденций имеет эвристическую ценность, а также объясняет, с помощью каких когнитивных операций осуществляется понимание окказиональных метафорических и метонимических словоупотреблений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проделанной работы была изучена сущность категории языкознания полисемия, которое обозначает наличие у языкового знака более чем одного значения.

Многозначностью могут обладать любые языковые знаки: единицы лексикона меньше и больше слова (т.е. морфемы – как корневые, так и служебные – и фразеологизмы различных типов, а также граммемы, модели синтаксических конструкций, интонационные контуры и другие элементы синтаксиса и лексики.

Итак, единство слова в словаре нередко обеспечивается только

соотнесенностью разных значений с одним и тем же фонетическим комплексом,

т.е. единством плана выражения. Но тогда это не лексико-семантические варианты, а омонимы. Именно на такой позиции стояли Л.В.Щерба и, особенно, А.А.Потебня, утверждавший, что полисемия - это сугубо диахроническое явление, что производное значение обособляется и происходит распадение слова на омонимы. Словари в значительной части своих толкований воплощают именно такой подход, хотя составители словарей, разумеется, разделяют противоположную точку зрения: они исходят из того, что полисемия существует и что многозначное слово - это единый семантический комплекс, система значений. В словарных толкованиях встречаются и такие пары значений, в которых легко прослеживаются “родственные” связи в виде общих компонентов; однако в целом можно констатировать, что толковые словари не ставят задачи фиксировать и последовательно отражать семантические связи между исходными и производными значениями. Таким образом, полисемантичность большинства слов находится в противоречии с однозначностью знака.

Полисемия слов — чрезвычайно распространенное явление и может рассматриваться как одна из главных особенностей смысловой стороны слов. Вместе с тем отличительной чертой полисемантичного слова является смысловая связь между отдельными элементами его часто весьма сложной смысловой структуры. Само существование подобной связи обеспечивает единство слова.

Таким образом, многозначность слова — продукт исторического развития языка. Производные значения слова обычно возникают в результате переноса наименования предмета с одного на другой. Поэтому главное значение слова на данном этапе развития языка выступает в качестве прямого, производящего значения, и его производными являются переносными.

Так или иначе, полисемия – определенное средство языка, наполняющее его многозначностью, внутренним богатством и разнообразием. Это позволяет строить более открытую и разносмысловую речь, что дает возможность разноуровнего понимания смысла.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Маслов Ю. С. Введение в языкознание 2-ое изд. М.: Высшая школа, 1987.

2.      Реформатский А. А. Введение в языковедение 4-ое изд. М.: Просвещение, 1995.

3.      Головин Б. Н. Введение в языкознание 4-ое изд. М.: Высшая школа, 1983.

4.      Баранникова Л. И. Основные сведения о языке М.: Просвещение, 1982.

5.      Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов М.: Сов. энциклопедия, 1966.

6.      Розенталь Д. Э. , Теленкова М. А. Справочник лингвистических терминов М.: Просвещение, 1985.

7.      Лингвистический энциклопедический словарь М.: Наука, 1990.

8.      Маслов Ю. С. Введение в языкознание 2-ое изд. М.: Высшая школа, 1987.

9.      Калабина С. И. Практикум по курсу “Введение в языкознание” М.: Высшая школа 1985. с. 81.

10. Лингвистический энциклопедический словарь М.: Наука, 1990.

25