Контрольная работа по "Русская литература современная"

        Краткая «Grammatica Russica» на латинском языке, изданная Лудольфом в Оксфорде в 1696 году, стала первой в мире грамматикой русского (а не церковнославянского) языка; автор ставил себе задачей описать разговорный русский язык. Он внимательно ознакомился со славянской грамматической традицией (в частности, церковнославянскими грамматиками Мелетия Смотрицкого) и приложил к грамматике для справки перечень славянских грамматических терминов, однако в описании русского языка не следует за Смотрицким. Так, он вовсе не даёт категории, присутствующие только в церковнославянском языке (аорист и имперфект) или вообще выдуманные по образцу греческой грамматики. Он описывает русское полногласие, ряд фонетических соответствий между русским и церковнославянским, отсутствие чередований в русском склонении. В именном склонении он отмечает местный падеж на -у, совпадение звательного падежа с именительным (кроме церковной лексики), замену двойственного множественным (кроме форм вроде воочию), развитие из двойственного числа счётной формы (три, четыре стола и т. п.). Лудольф указывает только три времени современного языка — прошедшее, настоящее и будущее; первым описывает аналитическое будущее время со стану, взаимный залог. В перечне наречий и предлогов Лудольф вместо книжных славянских, приведённых у Смотрицкого, даёт разговорные русские формы. Во многом его описание опережает первые российские грамматики русского языка — В. Е. Адодурова (1740) и М. В. Ломоносова (1755).

          Особую ценность имеют занимающие большую часть книги учебные диалоги (5 бытовых и один на религиозную тему) с параллельным латинским и немецким текстом. Лишь в очень небольшом количестве случаев это искусственно переведённые фразы, по большей части это записанные в России из уст представителей самых разных социальных слоёв реплики, часто с эллиптическим синтаксисом и разговорной лексикой.

         Другое приложение к грамматике — «Краткие сведения по естественной истории России», где даются содержательные сведения о минеральных богатствах, флоре, фауне и населении России.

         «Грамматика» Лудольфа в XIX в. часто игнорировалась из-за якобы большого числа ошибок, демонстрирующих плохое знание иностранцем русского языка. На самом деле, как показал Б. А. Ларин, большинство их связано с опечатками, вкравшимися при подготовке книги в Оксфорде (для наборщиков русский язык был абсолютно экзотическим); синтаксических ошибок под влиянием немецкого и латыни (кочевавших в XIX в. из работы в работу как доказательство некомпетентности Лудольфа) считанное количество.

      В XX в. «Грамматика» неоднократно переиздавалась и изучалась как источник по истории лингвистической мысли и разговорному русскому языку конца XVII в. Среди её исследователей были такие авторитетные слависты, как С. К. Булич, Б. А. Ларин и Б. О. Унбегаун.

9. Грамматика В. Е. Адодурова

Василий Евдокимович Адодуров (род. в 1702 – по другим источникам в 1709 – ум. в 1779 или 1780) принадлежал к старинной русской фамилии, известной с конца XIV в. Он получил основательное математическое образование, а также хорошо знал языки; его перу принадлежат и математические исследования, и переводы с иностранных языков. В 1736 г. ему был поручен надзор за присланными из Москвы в Академию Наук учениками, в числе которых был и М.В. Ломоносов; в 1738 г. он учил российскому языку в академическом университете, а с 1744 г. преподавал русский язык принцессе Софии, будущей Екатерине II. В 1759 г. он впал в немилость и был сослан в Оренбург, но после воцарения в 1762 г. Екатерины II был ею возвращен из ссылки и стал куратором Московского университета.

       Свою «Грамматику» Адодуров начал писать, по-видимому, в 1738 г. и продолжал в последующие годы; Грёнинг мог познакомиться с ней в бытность свою в Петербурге, где он преподавал в академической гимназии с 1743 г. немецкий язык, а затем французский. Хотя труд Адодурова и не был напечатан, он был известен современникам (но, видимо, не Ломоносову), прежде всего Тредиаковскому, с которым Адодуров был знаком с 1730 г. (см. § 185) и который использовал некоторые идеи Адодурова; автором некоторых предложений по усовершенствованию русской орфографии был, очевидно, В.Н. Татищев.

      § 181. Грамматика определяется не вполне традиционно: «наука, которая обыкновенную человеческую речь приводит в обыкновенные правила» - не следует ли это толковать как выведение правил из фактов речи? – и тогда в этом определении можно видеть влияние математического образования автора (ср. мнение Готтшеда, § 85).

          Разделы Грамматики – традиционно те же, что у М. Смотрицкого: орфография, этимология, синтаксис и просодия. Не все эти части дошли до нас, но первая, в которой излагается все, относящееся к фонетике, сохранилась в рукописи или в шведском переводе.

           Автор «Грамматики» противопоставляет букву и звучание: «Литеры… сами по себе никакого сходства с теми звонами или гласами не имеют, из которых слова составляются», их звуковое соответствие зависит «от одного токмо согласия, или произволения людей», а в русском языке есть буквы, не обозначающие никакого звука, и «некоторые гласы двумя или тремя знаками изъявляются» (т.е. имеется несколько букв с одинаковым звуковым соответствием). Следовало бы иметь «столько особливых знаков, сколько есть в котором языке особливых голосов или звонов». Это требование к составу алфавита неоднократно, и раньше, и позднее, формулировалось лингвистами в разных странах, но с точки зрения современных представлений о рациональном построении графической системы языка его соблюдение вовсе не обязательно.          Традиционное определение гласных и согласных отнесено к литерам: гласные – «те, которые без помощи других литер разные человеческие голоса изображают», согласные же «без прибавления одной из гласных литер никакого человеческого голоса учинить и выговорить не могут» (в чем Адодуров ошибался, и эта ошибка была уже понята многими европейскими лингвистами, см. § 103, 122, о наличии «плохого» звука у согласных писали античные авторы, см. § 7, 12, 17, 22).

        § 182. Адодуров перечисляет 9 букв, обозначающих простые гласные: а, е, и, ï, о, у, ы, э, v – однако в переводе Грёнинга – только 6: а, э, и или ï, о, у, ы. Заслуживает особого внимания соотношение букв э и е, а также ъ, которая, вместе с iа, ю названа двугласной, т.к. все эти три буквы соединяют звуки ï и е, ï и а, ï и у. По описанию Адодурова, буква е «имеет силу писмени двоегласного» - т.е. /je/ - в начале слова или после гласного: един, ученiе, после согласного «выговаривается чисто и совершенно так как простое гласное, то есть без примеса в оном литеры ï как… в слове дерево»; буква э употребляется только в иностранных словах: Эвропа, этимология. Иными словами, написание C + е по тогдашним нормам произношения, принятого в церковном чтении и в светской речи высокого стиля, не означало мягкости предшествующего согласного, в отличие от ъ, перед которым согласный был мягким. См. [Успенский 1975] Поскольку буквы е и ъ означают разное произношение после согласного, а одинаковое произношение только в начале слова или после гласного, обе они должны быть в алфавите.Ср. ниже точки зрения Тредиаковского, Ломоносова

         Сочетания гласных с /j/ предшествующим (т.е. буквы iа (т.е. я), ъ, ю) или последующим (т.е. с буквой й) названы, двугласными, а в случае, если /j/ есть и перед, и после гласного (напр., ъй, юй) – троегласными (то и другое является традиционным, т.к. есть и у Смотрицкого). Значительно ниже и по другому поводу названа буква ю (значок ^ отличает эту букву от сочетания i + о), которая употребляется в иностранных словах – Маiорка, а некоторыми и в русских: бьiотъ, всiо. Эта буква использовалась Ломоносовым, Тредиаковским, Барсовым (в «Академических известиях» она употреблена в описании «говорящего» устройства Кратценштейна), но затем перестала применяться, т.к. в 1797 г. Карамзин ввел вместо нее букву ё (которая в наше время, к сожалению, редко употребляется).

          Знаки ъ и ь не причислены ни к гласным, ни к согласным. Автор все же полагает (как и Смотрицкий), что «ь имеет силу половины гласной литеры ï», и потому это «полгласная литера», «когда она прикладывается к которой нибудь из согласных литер, тогда глас оная согласныя в произношении несколько умягчает», напр., брать – отличается от братъ и дань – от данъ. Как носитель языка, Адодуров понимает необходимость указывать на письме разницу между твердыми и мягкими согласными. Что же касается ъ, то эта буква «не изъявляет никакого человеческого голоса», в связи с чем и не следует называть ее припряжногласной, как это сделано в Грамматике 1648 г., что дает основания «почитать сей знак… за излишней», однако Адодуров указывает, что ъ и ь представляют собой разделительные знаки, напр., в подъемлю, лью.

         § 183. Рассматривая русские согласные, Адодуров объединяет их в группы, опираясь на греко-латинскую традицию и на слуховые впечатления. Но при это он не учитывает мягкие согласные как особые единицы, в этом сказывается влияние русской письменности, в которой для этих фонем нет отдельных букв. Мягкие согласные стали включать в классификации только в конце XIX в

        Адодуров несколько нарушает свой принцип разграничения звука и буквы, включая в число согласных θ, поскольку «литеры ф и θ в рассуждении нынешнего нашего произношения между собою ничем не разнствуют», однако он указывает, что изначально, у греков, эти буквы различались, и эта разница сохраняется в украинском; таким образом наличие θ оказывается оправданным. Нет среди согласных и /j/ й, который трактован как гласный.

         Группы согласных, выделенные Адодуровым, можно соотнести с теми, какие назывались в греческих и латинских грамматиках: «безгласные» соответствуют немым, а в их числе «умягченные» - средним (mediae), «жестокие» - тонким (tenues), «тяжелые» - греческим «густым»: ф, х, θ образуют такую же группу, что и греческие φ, χ, θ. Термин «тáемые», очевидно, перевод лат. liquides, букв. «жидкие», «текучие». Сами же термины «умягченные» и «жестокие» связаны, очевидно, с господствовавшим в то время представлением, что глухие отличаются от звонких более сильным, жестким произношением, а различие по участию голоса не осознавалось.

          В то же время выделение «умягченных» и «жестоких» Адодуров связывает с сочетаемостью согласных в слове: перед «умягченными» (звонкими) произносятся звонкие: разбить, перед «жестокими» (глухими) – глухие: распилить. По этому признаку «тяжелые», хотя и выделены особо, «надлежат несколько до жестоких». Отделение группы «сиповатых» (в западно-европейской традиции – сибилянты), возможно, связано с тем, что з, с перед ж, ш заменяются на эти последние (терминов «свистящие» и «шипящие» Адодуров не знает). Выделение в мотивировано дважды: сначала тем, что эта литера «ни в какую другую литеру не переменяется» (т.е. не чередуется на письме с другими, что нелогично, ибо тем же свойством обладает и ф); а затем – сочетаемостью с предшествующими согласными: «перед в и умягченные, и жестокие могут полагаться»: звонит, свой, подошва. «Таемые» тоже допускаю перед собой «умягченные и жестокие литеры»: блюдо, плаваю и др. Адодуров первый заметил близость русского в [v] к сонантам. Сложные согласные, состоящие из «жестоких литер», разумеется, допускают перед собой только такие же: исц ълить, расчистить и др.

           Таким образом, предлагаемое Адодуровым деление согласных на группы оправдано отчасти их фонетическими свойствами (выделение сложных), но в бoльшей степени – верно подмеченными законами дистрибуции, т.е. фонологически.

           Рассмотрение сочетаемости согласных и их функционирования при словообразовании и словоизменении приводит к новому делению: на «переменяющиеся» и «непеременяющиеся», т.е. на участвующие и не участвующие в чередованиях. В отличие от Смотрицкого, в переменяющиеся входят и те согласные, которые участвуют в живых чередованиях при «сложении слов» - т.е. в префиксальных образованиях (например, т «переменяется» на д в оддаю, одд ъляю, хотя пишется отдаю, отд ьляю, з на с в исц ьлить и т.д.), и те, которые включены в исторические чередования при словоизменении и словообразовании, напр., ухо – уши, отец – отче, бегу – бежишь, крик – кричать.

          § 184. Адодуров формулирует и некоторые правила русской графики и отдельные принципы орфографии, конечно, не отличая одного от другого и представляя их как орфографические частные рекомендации. По поводу ъ отмечено, что эта буква не пишется после ж к ф [θ] х ч ш щ, если это не окончание; указывается, что после ч ж к х ч ш щ пишется и, а не ы, и а, у, а не я, ю; что ы не может писаться в начале слова – это частные правила графики, относящиеся к русскому языку. И тут же, вперемежку с ними, даются и другие рекомендации – в сущности, принципы орфографии: писать, «как которое слово выговаривается»: в слове л ъсъ – «соединение двух гласных ï и е», а в слове лесть – «один только простой глас э», - т.е. фонетический принцип; «рассматривать, откуда какое слово происходит»: если л ъс, м ъта пишутся с ъ, то и л ъсной, прим ъта и другие производные тоже с ь; - примирение с и по мир и т.д. – это словопроизводственный принцип; наконец, указано, что ъ представляет собой падежное окончание при сочетании существительного с предлогом: в рек ъ, по рек ъ и т.д. – это морфологический принцип.

         Интонация не была предметом описания в грамматиках и в фонетических трудах вплоть до XIX в., но один из ее компонентов – членение – часто рассматривается в связи со знаками препинания, по традиции, восходящей еще к Донату и Присциану. Адодуров сетует на отсутствие единства, разнобой при расстановке знаков препинания у разных писателей и на трудность создания приемлемых для всех правил. Сам он приводит правила, которые «обыкновенно принимаются»; видно, что использование того или иного знака определяется мерой смысловой завершенности: запятая служит для разделения имен, глаголов, наречий и таких частей, «которые между собой по нужде не соединяются» (формулировка, несколько отличная от использованной Смотрицким); точка «показывает… совершенный смысл»; двоеточие ставится, если «смысл не так совершенно оканчивается»; «запятая с точкою значит смысл больше совершенный, нежели одна запятая, а не так полный, какой является через двоеточие». Употребление знаков, за исключением двоеточия, соответствует современному. Упомянуты еще «точка вопросительная» ? и «точка удивления» - !; их употребление не поясняется, видимо, в силу полной его очевидности.