Этнометодология Г. Гарфинкеля как социологическая концепция

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ, МОЛОДЕЖИ И СПОРТА УКРАИНЫ

ДНЕПРОДЗЕРЖИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра социологии

Зачетная работа

На тему: «Этнометодология Г. Гарфинкеля как социологическая концепция»

                                                                                                                  Выполнила:

                                                                                                          студентка группы

                                                                                     СЦ – 11- 1дм

                                                                                               Кривошеева Елена

                                                                                                                  Проверил:

                                                                                           проф., док. пед. наук

Наказной Н.А.

Днепродзержинск

2012

Содержание

                                                                                                                    Стр.

Введение

Этнометодология базируется на твердо установленном этноло­гами и антропологами факте: члены примитивных обществ не в состоянии описать, а тем более объяснить функционирование сущест­вующих в этих обществах социальных институтов (религии, культуры и т. п.), которые навязываются им как бы извне. Такое осмысление возможно только в современных обществах индустриального и по­стиндустриального типов, в которых большинство граждан принима­ют участие в создании и функционировании существующих здесь социальных институтов. Но такое осмысление происходит только на основе осмысленной коммуникации, возможной только в языковой форме. Однако язык способен не только прояснить смысл тех или иных действий, в том числе и социальных институтов, но и затемнить, исказить их. Поэтому социолог должен не ограничиваться при­менением терминов специального научного языка, а использовать выражения повседневной разговорной речи, воплощающие несопос­тавимые, нерефлексированные механизмы социальной коммуникации между людьми. Именно такие механизмы наиболее полно изучены этнологией, социальной и культурной антропологией, занимающими­ся преимущественно исследованием примитивных общин и культур.

В 1960-х гг. группа социологов, называвшихся этнометодологами (возглавлял их Гарольд Гарфинкель), попыталась выработать методы для выяснения того, какие правила используют люди при осмыслении поведения других людей и для того, чтобы сделать свое собственное поведение понятным другим. Понятие «правило» здесь использовалось иначе, чем в генеративной теории того времени. Речь шла не о том, что регулирует социальные действия, а о правилах, используемых для установления того, каково значение действий в конкретной ситуации. Такое правило составляет социальное действие как таковое.

Глава 1. Предпосылки этнометодологии. Феноменологическая школа социологии

В середине XX столетия с широковещательной претензией на новый стиль теоретизирования и связанное с этим более глубо­кое проникновение в сущность изучаемых явлений и процессов стали выступать сторонники нового направления в социологии -феноменологии. Поборники этого направления в своей деятельно­сти опираются на феноменологическую философию Э. Гуссерля, а также на философскую и социологическую антропологию М. Шелера. Его основоположником является австрийский, а затем аме­риканский социолог Альфред Шюц. Он предложил собственную версию понимающей социологии, берущей начало в трудах В. Дильтея и М. Вебера. Суть этой версии составляет концепция интерсубъективного социального мира, охватывающего собой всю совокупность человеческих представлений от одиночных субъек­тивных значений, формирующихся в потоке переживаний единич­ного субъекта, до абстрактно-теоретических конструкций соци­альных наук, содержащих эти значения в обобщенном и преобра­зованном «вторичном» виде. «Под термином «социальная реаль­ность», - утверждал А. Шюц, - я понимаю совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыта обобщенно о сознания людей, живущих своей повседневной жизнью среди себе подобных и связанных с ними разносторонними отношениями ин­теграции. С самого начала мы, действующие лица на социальной сцене, воспринимаем мир, в котором мы живем, - и мир природы, и мир культуры - не как субъективный, а как интерсубъективный мир, т.е. как мир, общий для всех нас, актуально данный или по­тенциально доступный каждому, а это влечет за собой интерком­муникацию и язык» [2, с. 12].

С точки зрения социологической феноменологической кон­цепции, социальная реальность представляет для каждого человека как субъекта социального «действия» существующий для него и дру­гих людей интерсубъективный мир, т.е. мир, созданный в процессе взаимодействия и взаимовлияния многих субъектов между со­бой. Только наш собственный обобщенный обыденный опыт, при­обретенный во взаимодействии с другими людьми (в семье, в школе, на работе, в общении с друзьями и незнакомыми), дает нам возможность приобщиться к интерсубъективному миру. Получен­ного в процессе усвоения и обогащения этого опыта обыденного знания (хотя оно ограничено, фрагментарно) вполне достаточно, чтобы наладить взаимоотношения с людьми, культурными объек­тами, социальными институтами, т.е. с социальной реальностью, - утверждает А. Шюц [2, с. 11 - 12].

Более того, социальный мир не только интресубъективен, предстает как воплощение межсубъективного взаимодействия лю­дей в опыте их повседневной жизни, но и является с самого начала миром значений. Другой человек в этом опыте воспринимается нами не как организм, а как такой же человек, что и я, - поэтому мы, как правило, «знаем», т.е. более или менее четко представля­ем, что делает другой человек, ради чего он это делает, почему он делает именно это в данное время и в этих конкретных обстоя­тельствах. Это означает, что мы воспринимаем действие другого человека с точки зрения мотивов и целей. И точно так же мы вос­принимаем культурные объекты (произведения культуры, ценно­сти, нормы и т.п.) с точки зрения человеческого действия, резуль­татом которого они являются. Тот факт, что в обыденном мышле­нии мы принимаем на веру наши актуальные или потенциальные знания о значении человеческих действий и их результатов, явля­ется, по мнению А. Шюца, воплощением того, что обществоведы, начиная с М. Вебера, называют пониманием. Понимание в этом смысле есть особая форма опыта, в котором обыденное сознание получает знание о социально-культурном мире. Такое понимание другого, понимание смысла, значения его действий и составляет решающую предпосылку межсубективных взаимодействий людей, приводящих к интерсубъективности нашего опыта обыденной жизни. Этот слой жизненного мира и есть та социальная реаль­ность, которую должны изучать социология и другие обществен­ные науки.

Вот здесь-то и возникает различие между индивидуально-уникальными и типичными явлениями социальной реальности. Это различие А. Шюц разъясняет на примере своего ирландского сеттера Ровера. Я, говорит он, могу рассматривать Ровера как уни­кального индивида, своего незаменимого друга и товарища, что происходит на уровне обыденного опыта повседневной жизни, или же, напротив, в качестве типичного случая «ирландского сеттера», «собаки», «млекопитающегося», «животного» и даже «объекта внешнего мира» [12, с. 78]. Возникающий в таком случае первый ряд значений в обыденном сознании повседневного опыта выступает в ка­честве своеобразных порождений, т.е. конструкций обыденного сознания интерсубъективного социального мира. Над ними как конструкциями первого уровня, созданными обыденным сознани­ем, должны надстраиваться конструкции второго уровня, теорети­ческие конструкции общественных наук. Начало такому разделению познавательных конструкций понимания положил в своей «понимающей социологии» М. Вебер выдвинутым им зна­менитым постулатом о субъективной интеграции социальной ре­альности теоретическими построениями, понятиями обществен­ных наук. Этот постулат должен быть понят в том смысле, что все научные объяснения социального мира могут и должны опираться на объективное значение действий людей, из которых, и конст­руируется социальная реальность [2, с.12].

В связи с этим перед социологической феноменологией воз­никает сложная и методологически очень важная проблема как возможно сформировать объективные понятия и объективно про­веряемую теорию субъективно значащих структур интерсубъек­тивного социального мира? Ответ на этот вопрос можно получить, считает А. Шюц, только в том случае, если иметь в виду, что понятия, формируемые общественными науками, являются конструкциями второго рода, т.е. конструкциями, образованными обыденном сознании, сознании действующих на социальной сцене людей. Эти конструкции второго рода, теоретические понятия со­циологии и других общественных наук, отличаются от индивиду­ально-уникальных особенностей отдельных явлений социального мира, но выделяют в них и обобщают идеально-типические общие черты, составляющие в своей совокупности содержание теорети­ческих конструкций и теоретических систем науки. Каждое поня­тие в подобной научной модели социальной реальности должно быть сконструировано таким образом, что человеческое действие, осуществленное в реальном социальном мире индивидуальным действующим лицом и выраженное в обобщенном виде типиче­ской конструкцией, должно быть понятно как самому действующему лицу, так и другому человеку в терминах обыденного созна­ния повседневной жизни.

Здесь возникает еще одна важная теоретико-методоло­гическая проблема - проблема объективности идеальных конст­рукций второго рода и их адекватности интерсубъективному ми­ру социальной реальности. Этот вопрос получает разрешение, со­гласно А. Шюцу, благодаря тому, что выполнение требований ло­гической последовательности гарантирует объективный характер идеальных объектов, сконструированных социологом. А выполне­ние требования адекватности гарантируется совместимостью тео­ретических конструкций общественной науки с конструкциями обыденного сознания, конструкциями повседневной жизни [12, с. 78]. Каж­дый же шаг в конструировании и использовании научных моделей социальной реальности может быть проверен путем эмпирическо­го наблюдения при условии, что мы не ограничиваем наше пони­мание чувственным восприятием объектов социальной реально­сти, а включаем в него опытные формы, посредством которых обыденное сознание в повседневной жизни понимает человеческое действие и их результаты с точки зрения основных мотивов и це­лей таких действий. Именно таким образом в социологической феноменологии происходит концептуализация интерсубъективно­го мира взаимодействующих индивидов, конструирующих своими действиями объективные социальные процессы.

В рамках социологической феноменологии и на ее теорети­ческой основе, на рубеже 60-70-х годов XX столетия возникло еще одно новейшее направление в социологии - этнометодология Начало ее формирования положила изданная в 1967 г. известным американским социологом Гарольдом Гарфинкелем книга «Иссле­дования по этнометодологии». Идейные истоки этого социологи­ческого направления коренятся в философии экзистенциализма, феноменологической социологии, культурной и социальной ан­тропологии. По замыслу ее создателя этнометодология должна превратить методы исследования примитивных общин и культур, применяемые в антропологии и, особенно, в этнографии, в проце­дуры изучения всех социальных и культурных явлений; более то­го - в методологию их исследования. Отсюда и проистекает на­звание данного направления, интегрированное их двух терминов-этно + методология. Таким образом, в этнометодологии универ­сализируются методы этнографии и способы организации повсе­дневной жизни людей в примитивных обществах и культурах. Эти методы и способы превращаются в теоретико-методологическое основание социологического анализа всех явлений и процессов со­циальной действительности.

На чем базируется этнометодологический подход к описа­нию и истолкованию социальной реальности? На твердо установ­ленном социальными антропологами и этнографами факте: члены примитивных обществ не в состоянии описать, а тем более объяс­нить функционирование существующих в этих обществах соци­альных институтов, которые как бы навязываются им извне. Принципиально иная ситуация складывается в современных обще­ствах индустриального и постиндустриального типа. В этих обще­ствах большинство граждан в той или иной мере принимают уча­стие в создании, реорганизации и функционировании существую­щих здесь социальных институтов. Довольно высокий, по сравне­нию с примитивными обществами, уровень их культурного раз­вития (соответственно в контексте индустриальной и постин­дустриальной культуры) позволяет проанализировать и осмыслить деятельность социальных институтов, степень и значимость своего личного участия в этой деятельности. Но такое осмысление проис­ходит только на базе осмысленной коммуникации, возможной пре­имущественно в языковой или речевой форме. Однако язык спосо­бен не только прояснить смысл тех или иных действий, в том чис­ле и различных социальных институтов, но и затемнить, завуали­ровать, исказить его. Поэтому социолог, если он хочет уяснить смысл исследуемых социальных явлений и процессов, должен не ограничиваться применением терминов специального научного языка, а широко использовать те выражения повседневной разго­ворной речи, которые в своей совокупности составляют реализа­цию и воплощение скрытых, неосознаваемых, нерефлексированных механизмов социальной коммуникации между людьми. А эти механизмы как раз наиболее полно изучены именно этнографией, социальной и культурной антропологией, занимающимися иссле­дованием примитивных общин и культур.

Этнометодология последовательно проводит различение двух уровней социального познания - повседневный опыт и со­циологическую теорию. Эти различения реализуются посредством дифференциации всех суждений и выражающих их предложений на два типа - индексичные и объективные. Индексичные выраже­ния, считает Г. Гарфинкель, наиболее полно фиксируют специфи­ку социальных событий и в процессе интерпретации последних демонстрируют свою собственную рациональность. Такие выражения характеризуют уникальные, специфические объекты, причем в непосредственной связи с тем социальным контекстом, в котором они возникают и используются. Их значение в полной мере опре­деляется этим контекстом. В отличие от них объективные выраже­ния описывают общие свойства объектов независимо от контекста употребления. В таком случае описываемый объект выступает в качестве представителя определенного типа, класса, рода социаль­ных явлений и процессов.

Такое различение и позволяет, по мысли Г. Гарфинкеля, произвести разграничение между обыденным языком и языком на­учным [6, с. 256].

Стабильность и осмысленность обыденной социальной жиз­ни основывается на взаимном понимании не высказываемых вслух общезначимых для большинства людей допущений по поводу то­го, что, как и где говорить. Если бы у общающихся друг с другом людей способность воспринимать и правильно оценивать такие допущения отсутствовала, то осмысленное общение стало бы не­возможным и разрушилось. Чтобы убедиться в этом, Г. Гарфинкель и его помощники провели любопытные опыты со студентами - каждому участнику эксперимента предлагалось вовлечь в беседу своего знакомого и постараться прояснить смысл любой реплики и ремарки, возникающей в процессе разбора. Оказалось, что именно реплики, которые, казалось бы, не играют значитель­ной роли, способны создать общий каркас и направленность обы­денного общения.

Приведем один из примеров осуществленного по заданию Г. Гарфинкеля общения студента - экспериментатора А с его зна­комым Б. Студент - экспериментатор встречается с Б, и они обме­ниваются дружеским рукопожатием. Б спрашивает: «Ну, как ты?». Вместо того, чтобы ответить «Нормально», как это обычно приня­то, А неожиданно задает уточняющий вопрос: «Как я, в каком смысле? Мое здоровье, финансы, учеба». В ответ Б удивленно таращится на него и, теряя самообладание, говорит «Вот что! Я только старался быть с тобой вежливым. Мне, честно говоря, на­девать, как ты там себя чувствуешь».

В данном случае А нарочно прикидывается игнорирующим подразумеваемые допущения, вследствие чего общение его с Б разрушается. Следовательно, случайное или преднамеренное вос­принимается многими людьми серьезно и способно привести к разрушению общения. А, это означает, что в обыденном общении людей очень важную роль играет контекст тех суждений или от­дельных слов, которые употребляются в разговоре. В научном же общении, в отличие от этого, самое важное - точное установление содержания и объема употребляемых общих слов (понятий).

Именно второй тип суждений и выражений используется, наукой, поскольку их значения независимы от контекста и предоставляют собой формулировки общих утверждений, обладающих универсальной, а не уникальной значимостью. С точки зрения сто­ронников этнометодологии, социальная реальность не обладает объективными характеристиками, а видоизменяется в зависимости от особенностей, содержания и форм выражения той социальной коммуникации, в процессе которой она реализуется, возникает и развивается. Более того, социальная реальность конструируется, создается в процессе социальной, прежде всего речевой, коммуни­кации. Этот процесс представляет в своем глубинном содержании объективизацию и онтологизацию субъективных смыслов и значе­ний, употребляемых людьми в процессе их взаимной коммуника­ции, осуществляемой посредством индексичных выражений

Что же касается объективных суждений и выражений, от­страняющихся от уникальных ситуаций, то люди с их помощью преодолевают уникальность  социальных  явлений  и  процессов, изолируют их от собственного неповторимого контекста. Тем са­мым социальная реальность унифицируется и классифицируется на определенные типы и классы явлений. А это означает, что на­учные термины, концепции, теории являются вторичными, производными от повседневного опыта, от повседневного общения лю­дей, в процессе развертывания которого и создается сама объективная реальность.                                                                           

Чтобы проникнуть сквозь толщу этих терминов, концепций, теорий в самую сущность исследуемых социальных процессов и явлений, этнометодологии (Г. Гарфинкель, Г. Сам, Дж. Джеферсон, П. Макхью, М. Поллнер и др.) считают, что необходимо отказаться от дистанциирования  субъекта и  объекта,  свести  теоретические конструкты к здравому смыслу. А это означает сведение социоло­гии и всякой другой науки об обществе в некую усовершенство­ванную этнометодологией «народную мудрость», базирующуюся на здравом смысле и повседневном опыте, который коренится в  глубинах этнического сознания.

Однако сказанное вовсе не означает, что этнометодология отказывается от теории. Ее концептуальное содержание основыва­ется на четырех теоретических постулатах:

-   во-первых, отождествляются социальное взаимодействие и речевая коммуникация;

-  во-вторых, отождествляется исследование и интерпрета­ция действий собеседника и коммуникация с ним;

-  в-третьих, выделяются два различных, хотя и органиче­ски связанных друг с другом, слоя в интерпретации - понимание и разговор;

- в-четвертых, происходит отождествление структурной организации разговора (коммуникации) с синтаксисом повседнев­ной речи.

Эти четыре теоретических постулата в качестве основных аргументов используются в доказательстве основного вывода этнометодологии. Суть этого вывода такова' социолог, прежде всего этнометодолог, не должен в исследовании социальной реальности занимать позицию отстраненного, дистанцированного наблюдате­ля, он всегда включен в контекст повседневной коммуникации, в процессе которой социальная реальность не только понимается и интерпретируется, но и конструируется, т.е. создается. Поэтому наряду с вербальной, словесно выражаемой коммуникацией, во взаимодействии между людьми всегда присутствует более глу­бинная и существенная по смыслу информация, несущая в себе неявное значение, молчаливо принимаемое участниками взаимо­действия и объединяющее их в определении социальные и куль­турные общности. Тем самым этнометодология превращается уси­лиями ее поборников в изучение обыденных норм, правил и стан­дартов поведения, смыслов и значений языка общения, которые регулируют взаимодействия между людьми в обществе.

Глава 2. Этнометодология Г. Гарфинкеля

Близкой к символическому интеракционизму, хотя и вполне самостоятельной, является концепция американского социолога Гарольда Гарфинкеля, выдвинутая в начале 1960-ых годов и получившая название этнометодологии. Некоторые социологи связывают это название со стремлением превратить методы этнографии и социальной антропологии в общую методологию социальных наук. Однако на самом деле Гарфинкель пытается порвать практически со всей традиционной социологической методологией, как неспособной объяснить социальный мир в его реальном существовании.

Хотя критика методологии, казалось бы, исключительно «внутреннее дело» науки, на неё надо обратить пристальное внимание, так как позиция Гарфинкеля по этому вопросу придаёт смысл всей его концепции.

С точки зрения Г. Гарфинкеля, «традиционный» социолог руководствуется «научной рациональностью». «Накладывая» и проецируя её на социальную жизнь, он оценивает действия и поступки людей, «приписывает» её наличие или отсутствие мотивам индивидов. Социолог «верит», что его рациональность «правильна» и потому жизнь людей должна быть организована на её основе. На самом же деле люди отнюдь не осмысливают и не создают свою повседневную жизнь в терминах и логике научной рациональности. Поступки, кажущиеся социологу бессмысленными, неразумными, иррациональными, всё же, вероятно, рациональны, но по-иному. И это доказывается самим фактом их наличия, тем, что люди вступают в социальные взаимодействия, налаживают и поддерживают их, следовательно, понимают друг друга. Но вот эту-то рациональность социологи не замечают.

Поэтому, с точки зрения Гарфинкеля, задача социолога - проникнуть в суть «повседневной рациональности», характерной для людей. Только так можно объяснить существование общества и социального порядка.

Такая постановка вопроса предполагает отношение к индивидам как к самостоятельным и активным акторам, более или менее сознательно создающим социальную реальность. Т. Парсонс же, например, оценивал активность субъекта мерой усвоения индивидом социальных норм и ценностей, т.е. фактически его несвободой и зависимостью от общества.

Во-вторых, рациональность должна быть объяснена «изнутри», т.е. из самих непосредственных межличностных взаимодействий как они представляются действующему индивиду (актору).

Основываясь на таком видении социальной жизни, Гарфинкель конкретизирует свою задачу как поиск способов и методов, с помощью которых индивиды в повседневной жизни конструируют социальные взаимодействия и социальный мир.

Решение этой задачи Гарфинкель ищет в анализе речевой коммуникации. Подчеркивая ее значение, он отмечает, что люди в своих «разговорах» только и делают, что описывают свои действия в прошлом, настоящем и будущем, поведение других людей и т.п. Люди постоянно заняты описанием и самоописанием и эта особенность взаимодействий, вероятно, конституирует сами взаимодействия, делает их возможными. Искать, следовательно, надо методы описания деятельности, используемые представителями различных социальных групп и общностей.

С одной стороны, эти правила являются результатом поиска, проб и ошибок, они складываются в ходе самого взаимодействия, тогда, когда индивиды пытаются его наладить. Сам процесс взаимодействия может быть истолкован как «открытие» правил связи явлений социального мира, т.е. как процесс их интерпретации. Но, интерпретируя, индивиды в тот же самый момент и творят взаимодействия как определенного рода объективную социальную структуру.

С другой стороны, эти правила применяются под влиянием так называемого «фонового знания» (или «фоновых ожиданий»), почерпнутого из обыденного знания и закрепленного в языке.

Фоновое знание – одно из ключевых понятий Гарфинкеля. По своей сути, это знание моделей ситуаций, их схем. Вступая во взаимодействия, люди пытаются «применять» эти знания, т.е. выстраивать взаимодействия по определенной схеме.

Фоновое знание присутствует в описаниях и самоописаниях участников взаимодействий. Однако, оно не формулируется и не выражается в виде рациональных суждений, - оно молчаливо подразумевается в качестве естественного, «всем известного» условия данного взаимодействия. Оно, по словам Гарфинкеля, принимается людьми на веру, а также воспринимается в качестве общей для партнеров предпосылки их общения. Зависимость взаимодействий от фоновых знаний проявляется в том, что они фактически организуют и структурируют взаимодействия. Так возникает «повседневная рациональность». С этой точки зрения вполне понятна суть ошибки, совершаемой «традиционными» социологами. Они «берут на веру» то, что принимают на веру люди, т.е. фоновые знания. А их надо превратить в предмет анализа, следовательно, сделать человеческое поведение «антропологически чуждым», взглянуть на него глазами «марсианина».

Подчеркивая значение фонового знания, Гарфинкель выделяет ряд его функций.

Оно стандартизирует всякое обыденное взаимодействие. Другими словами, мы обнаруживаем, “открываем” определенную ситуацию и действуем в соответствии с ее «правилами», ожидая, что точно также определяют ситуацию наши партнеры и, соответственно, они готовы действовать по ее «правилам». В этом смысле фоновое знание – описание структур взаимодействия.

     1. Оно позволяет обнаружить отклонения от нормального хода событий и корректировать ход взаимодействий.

     2. Фоновое знание задает способы и методы интерпретации наших действий, т.е. реплик, суждений, жестов, - описаний. Причем это относится не к содержанию, а к способам выражения данного содержания. Мы понимаем фоновое знание, ибо понимаем не только то, что говорят, но и как говорят: иронически, шутя, втолковывая, комментируя, конфликтуя, сочувствуя и т.п. Общее согласие, или общее понимание ситуации и есть фоновое знание. Но согласие не относительно содержания взаимодействия, а относительно методов и правил его интерпретации и построения, т.е. контекста.

Другими словами, фоновое знание придает смысл и значение действиям индивидов и определяет направленность и характер их восприятия, оценки и интерпретации действий друг друга. Поэтому его можно понять как некоторые моральные правила, санкционированные группой. Совокупность фонового знания (ожиданий) образует «под-лежащую модель» (underlying pattern) ситуации.

Существование фоновых знаний и их значение Гарфинкель доказывает рядом оригинальных экспериментов. Обнаружение фонового знания затруднено способом его существования. Оно «дано» нам в языке, жестах, самой коммуникации, оно, очевидно, видимо, однако же, не формулируется, а лишь подразумевается, «видится, но не замечается», как пишет Гарфинкель. Коротко говоря, фоновое знание присутствует в наших описаниях, но не описывается. Поэтому фоновые ожидания выглядят как естественные, сами собой разумеющиеся свойства и предпосылки взаимодействий. Это то, что известно «всем и каждому», оттого их «морально принудительная сила» просто не замечается и не обсуждается. Учитывая все эти обстоятельства, Гарфинкель пытается обнаружить фоновые знания методом их разрушения. Вот один такой «разговор» - эксперимент.

Субъект: Привет, Рэй! Как поживает твоя девушка?

Экспериментатор: Что значит: как поживает? Что ты имеешь в виду? Здоровье физическое или состояние духа?

Субъект: Ничего не имею… Спрашиваю, как поживает…Что с тобой происходит? (смотрит удивленно).

Экспериментатор: Ничего. Так объясни же, что ты имеешь в виду?

Субъект: Ладно, брось… Как дела на факультете?

Экспериментатор: Что значит: как дела?

Субъект: Ты сам понимаешь, что это значит.

Экспериментатор: Но я действительно не понимаю.

Субъект: Что с тобой? Ты нездоров?

Совершенно очевидно, что когда экспериментатор отказывается следовать фоновым ожиданиям, предложенным субъектом, «нормальное» взаимодействие становится невозможным. Субъект не знает, как интерпретировать реплики экспериментатора, по каким правилам действовать, ему не понятна ситуация. Более того, он отказывается формулировать те фоновые знания, в соответствии с которыми хочет построить общение. Они ведь настолько естественны и очевидны, что в этом не нуждаются, - «Ты сам понимаешь, что это значит».

В то же время субъект явно желает понять, по какой же модели хочет выстроить разговор собеседник. Сначала он стремится ее «нащупать» («Что с тобой происходит?»); затем пытается модифицировать взаимодействия по модели разговора с больным («Что с тобой? Ты нездоров?»). Таким образом, эксперимент Гарфинкеля ясно демонстрирует способность индивидов (именно их, а не каких либо социальных структур) находить новые смысловые контексты и связанные с ними организационные принципы. С их помощью реорганизуются разрушенные ситуации взаимодействия или же создаются принципиально новые.

Итак, с одной стороны, фоновые знания действуют как принудительная сила, относительно которой существует «всеобщее согласие», с другой стороны, они «во власти» индивидов, которые способны их модифицировать, менять их конфигурацию в ходе своих взаимодействий. Оттого фоновые ожидания – не стоящая над индивидами сила, а «интерсубъективные» правила, зависящие от самих индивидов. Сама социальная реальность, начиная с каждой конкретной ситуации, ее объективность и рациональность формируется и воплощается взаимодействиями. Объективно и рационально то, что люди рассматривают в качестве объективного и рационального. Выражая свои представления, мнения, переживания в терминах языка, люди типизируют их, лишают их уникальности и придают им форму всеобщности. Поэтому вербальное выражение придает опыту рациональный и систематический характер, который воплощается во взаимодействиях. Это возникновение социальных структур в ходе и результате взаимодействий (интерпретаций) Гарфинкель называет рефлексивностью. Организуя свои действия в соответствии с фоновыми знаниями, представляющими собой средства социальной стандартизации, как пишет Гарфинкель, «этими же самыми действиями индивиды открывают, творят и поддерживают эту стандартизацию».

Можно привести еще один пример Этнометодологии Г. Гарфинкеля. Он заключается концептуализация проблем гендерных отношений Гарфинкелем. Концептуализация проблем гендерных отношений представлена анализом случая транссексуализма Агнес (Garfinkel 1967). Рассмотрим его подробнее. Агнес с рождения до восемнадцатилетнего возраста воспитывалась мальчиком, с рождения имея мужские гениталии. В 18-летнем возрасте, когда сексуальные предпочтения и телесная идиома привели к личностному кризису, он(а) поменяла идентичность и приняла решение стать женщиной. Наличие мужских гениталий она интерпретировала как ошибку природы. Эта «ошибка», по мнению Агнес, подтверждается тем фактом, что везде ее принимали за женщину, и сексуальные предпочтения, которые она испытывала, были сексуальными предпочтениями гетеросексуальной женщины. Смена идентичности приводит к тому, что Агнес полностью меняет образ жизни: она покидает родительский дом и город, меняет внешность - стрижку, одежду, имя. Через некоторое время Агнес убеждает хирургов в том, что ей необходимо сделать операцию по смене половых органов. Происходит хирургическая реконструкция гениталий. У нее появляется сексуальный партнер мужского пола. В связи с изменением биологического пола перед ней стоит жизненно важная задача - стать настоящей женщиной. Ей очень важно, чтобы ее никогда не разоблачили - это залог ее признания в обществе, ее вписывания в рутину повседневности. Это задача, которую новая молодая женщина должна решить, не имея «врожденных сертификатов» женственности, не имея изначально женских половых органов, не пройдя школу женского опыта, который известен лишь частично, поскольку во многом незаметен в материи человеческих взаимоотношений. Выполняя эту задачу, Агнес осуществляет постоянные действия по созданию и подтверждению новой гендерной идентичности. Именно эта стратегия становления настоящей женщины становится предметом анализа Гарфинкеля.

Случай Агнес, проанализованный в феминистской перспективе, позволяет по-новому понять, что такое пол (sex). Для того, чтобы выяснить, каким же образом создается, конструируется и контролируется гендер в рамках социального порядка, исследователи аналитически различают три главных понятия: биологический пол (sex), приписывание пола (категоризация по полу) и гендер (Уэст, Зиммерман 1997).

Биологический пол – это совокупность биологических признаков, которые являются лишь предпосылкой отнесения индивида к тому или иному биологическому полу. Категоризация по полу или приписывание пола в отношении индивида имеет социальное происхождение. Наличие или отсутствие соответствующих первичных половых признаков не гарантирует того, что индивида будут относить к определенной категории по полу. Агнес сознательно строит собственный гендер, учитывая механизмы категоризация по признаку пола, действующие в повседневной жизни. Она повседневно занята тем, чтобы убедить общество в своей женской идентичности. Гарфинкель называет Агнес методологом-практиком и истинным социологом, потому что, попадая в проблемную ситуацию гендерного сбоя (gender trouble), она начинает осознавать механизмы «делания» социального порядка. Ее опыт, фиксируемый и анализируемый Гарфинкелем и его исследовательской группой, приводит к пониманию того, что социальный порядок держится на различии мужского и женского, т.е. он гендерно сконструирован.

Отличие пола, категоризации по признаку пола и гендера позволяют исследователям выйти за пределы интерпретации пола как биологической данности, как константы, как аскриптивного статуса, противопоставленного гендеру – достигаемому статусу. Гендер мыслится как результат повседневных взаимодействий, требующих постоянного исполнения и подтверждения, он не достигается раз и навсегда в качестве неизменного статуса, а постоянно производится и воспроизводится в коммуникативных ситуациях. Одновременно это «культурное производство» скрывается, и выдается обществом за проявление некоей биологической сущности. Однако в ситуациях коммуникативных сбоев самый факт «производства» и его механизмы становятся очевидными.

Процедура приписывания пола постоянно сопровождает повседневное человеческое взаимодействие. В пользу данного тезиса американские феминистские исследователи К.Уэст и Д.Зиммерман (1997) приводят другой пример «гендерного сбоя». Клиент - социолог приходит в компьютерный магазин и обращается к продавцу за консультацией. Однако он сталкивается с затруднением в коммуникации лицом к лицу, поскольку не может определить пола человека, к которому он адресует свой вопрос. Рассказчик-клиент ощущает чрезвычайное неудобство от невозможности идентифицировать пол продавца-партнера по взаимодействию - он сталкивается с тем, что может быть названо gender trouble. Покупатель-социолог осознает, что эффективная коммуникация по законам и нормам общества, в котором он живет, требует определения пола взаимодействующих. Он испытывает потребность в категоризации, потребность отнести этого продавца к женскому или мужскому полу. В ситуации неопределенности в процессе взаимодействия возникает вопрос о критериях отнесения того или иного лица к категории пола.

Ситуация в магазине оставила клиента-исследователя в недоумении. Он не смог определить пол продавца, но сформулировал методологическую проблему. Ситуация коммуникативного сбоя позволила зафиксировать потребность идентифицировать агентов взаимодействия по признаку пола, возникающую в процессе коммуникации. Когда пол того, с кем взаимодействуешь, известен, коммуникация работает. Если возникает проблема идентификации, коммуникация дает сбой. Таким образом исследователи подходят к выводу, чрезвычайно важному для микросоциологии гендерных отношений, а именно: приписывание пола (категоризация принадлежности по полу) является базовой практикой повседневного взаимодействия; она становится обычно нерефлексируемым фоном для коммуникации во всех социальных сферах и избавиться от нее не представляется возможным. Категоризация по полу атрибутивна социальному взаимодействию. Когда она затруднена, возникает коммуникативный срыв.

Рассказ о продавце и покупателе - это нарратив о проблемной ситуации коммуникации, позволяющей различить пол и категоризацию по полу (или приписывание пола). Пол индивида далеко не всегда совпадает с той категорией принадлежности по полу, которая ему приписана. Если биологический пол определяется через наличие биологических признаков - анатомо-физиологических, то в ситуации взаимодействия лицом к лицу приписывание пола происходит по другим признакам.

Каким образом конституируется категория принадлежности полу в том или ином контексте, мы можем понять, лишь проанализировав механизмы работы той или иной культуры. Отсюда становится ясным, что гендерные отношения - это конструкты той культуры, в рамках которой они работают. Или - иными словами - работа культуры по приписыванию половой принадлежности и называется гендером [8, с. 56].

Приведенное выше рассуждение позволяет конструктивистам сформулировать следующее понимание гендера. Гендер - это система межличностного взаимодействия, посредством которого создается, утверждается, подтверждается и воспроизводится представление о мужском и женском как базовых категориях социального порядка.

Заключение

На основании всего вышеизложенного можно сделать следующие выводы:

Основоположник феноменологической социологии Альфред Шюц, опираясь на феноменологическую философию Э. Гуссерля и философскую антропологию О. Шпенглера, выдвинул концепцию интерсубъективного социального мира, охватывающего собой всю совокупность человеческих представлений от переживаний единич­ного субъекта до абстрактно-теоретических конструкций социальных наук.

Под термином «социальная реальность» А. Шюц понимает совокупность объектов и событий внутри социокультурного мира как опыт обобщенного сознания людей, как общий для всех них интер­субъективный мир, созданный в процессе взаимодействия и взаимо­влияния многих субъектов между собой. Социальный мир не только интерсубъективен, представляет собой воплощение межсубъектного взаимодействия людей в опыте их повседневной жизни, но и является миром значений.

В рамках социологической феноменологии на рубеже 60-70-х годов XX столетия возникла этнометодология. По замыслу ее основа­теля Гарольда Гарфинкеля, этнометодология должна превратить мето­ды исследования примитивных общин и культур, применяемые в этно­логии и антропологии, в процедуры изучения всех социальных и куль­турных явлений, более того - в методологию их исследования. Отсюда и проистекает название данного направления, интегрированное из двух терминов: этно плюс методология.

Этнометодология базируется на твердо установленном этноло­гами и антропологами факте: члены примитивных обществ не в состоянии описать, а тем более объяснить функционирование сущест­вующих в этих обществах социальных институтов (религии, культуры и т. п.), которые навязываются им как бы извне. Такое осмысление возможно только в современных обществах индустриального и по­стиндустриального типов, в которых большинство граждан принима­ют участие в создании и функционировании существующих здесь социальных институтов. Но такое осмысление происходит только на основе осмысленной коммуникации, возможной только в языковой форме. Однако язык способен не только прояснить смысл тех или иных действий, в том числе и социальных институтов, но и затем­нить, исказить их. Поэтому социолог должен не ограничиваться при­менением терминов специального научного языка, а использовать выражения повседневной разговорной речи, воплощающие несопос­тавимые, нерефлексированные механизмы социальной коммуникации между людьми. Именно такие механизмы наиболее полно изучены этнологией, социальной и культурной антропологией, занимающими­ся преимущественно исследованием примитивных общин и культур.

Этнометодология различает два уровня социального позна­ния: 1) повседневный опыт; 2) социологическую теорию. В соответ­ствии с этим все суждения и выражающие их предложения диффе­ренцируются на два типа — индексичные и объективные. Индексичные выражения характеризуют уникальные, специфические объекты, при­чем в непосредственной связи с тем социальным контекстом, в кото­ром они возникают и используются. В отличие от них объективные выражения дают обобщенное описание определенного типа, класса социальных объектов независимо от контекста употребления.

Литература

1. Гидденс Э. Социология / Э. Гидденс. – М.: Эдиториал УРСС, 1999. – 704 с.

2. Громов И.А.  Западная теоретическая социо­логия / И.А. Громов. СПб., 1996. – 256 с.

3. Добреньков В.И. История зарубежной социологии / В.И. Добреньков, А.И. Кравченко. - М.: Академический проект, 2005.

4. Ермаков И.П. Феноменология / И.П. Ермаков // Социология / Под ред. Э.В. Тадевосяна. М., 1995. – 12 с.

5. Кравченко С.А. Социология: парадигмы через призму социологического воображения / С.А. Кравченко. Москва – 2002. – 310 с.

6. Луман Н. Почему необходима системная теория? / Н. Луман // Проблемы теоре­тической социологии. СПб., 1994. – 256 с.

7. Луман Н. Общество, интеракция, социальная солидарность / Н. Луман //Человек. 1996. - №3.

8. Луман Н. Теория общества / Н. Луман. - М., 1999.

9. Луман Н. Понятие общества / Н. Луман // Проблемы теоретической социологии. СПб., 1994. – 12 с.

10 .Навч.посіб. / За ред. О.С. Макеєва. – 4-те вид., перероб. і доп. – К.: Т-во «Знання», КОО, 2008. – 566 с

11. Ритцер, Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. — СПб.: Питер, 2002. — 688 с.

12. Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках / А. Шюц //Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1996. – 78 с.

13. Энциклопедический социологический словарь / Под ред. Г.В. Осипова. М., 1995. – 687 с.

13