Вклад в психологию Л. Выготского

 Побывал в этой лаборатории и Лурия - в 1925 и 1929 г. В  том  же    1929  г. Лурия  участвовал  в  IX  Международном  психологическом  конгрессе  в  США. Выготский черпал свои идеи из общего для своей эпохи багажа.  Неудивительно,   что Выготский предложил своему  ученику Л.  Сахарову   воспользоваться методикой    Аха,  а  для   опытов   в   Узбекистане   Лурия   модифицировал классификационную    методику,  следуя  разработкам  немецкого  психолога  и психиатра К. Гольдштейна.  Сама идея отправиться в Узбекистан  опиралась  на накопленный к тому времени в   мире опыт полевых  исследований  традиционных  культур. Леви-Брюль в  книге  1930    г.  резюмировал  описательные  данные, которые  ранее   получили   другие     исследователи,   складывалась   школа культурной  антропологии  Малиновского,  были    известны  труды  Боаса.   В смежных с психологией науках о человеке  -  в  культурной    антропологии  и межкультурных исследованиях, работавших иными,  нежели    экспериментальный, методами, был достигнут весьма  высокий  уровень.   Перспектива  показать  в эксперименте, как меняется мышление людей в социуме,  где, выражаясь  языком того времени, совершался грандиозный скачок в другую историческую  формацию, -  это была  задача,  достойная теоретического  кругозора   Выготского   и сокрушительной энергии Лурия.  Чтобы понять, что  значили  результаты  Лурия для Выготского, достаточно прочесть   несколько восторженных писем,  которые Выготский послал  Лурия  в  Среднюю  Азию.     Результаты  первой  узбекской экспедиции лета 1931 г. были столь впечатляющими,  что  уже  зимой  1931  г. Лурия написал письмо знаменитому немецкому психологу   Вольфгангу  Келеру  с кратким  описанием  результатов   и   предложением   принять     участие   в запланированной на лето 1932 г. следующей  экспедиции  в  Среднюю  Азию.   А ведь  уже  шла  "дискуссия"   о   концепции   Выготского.   Как   и   прочие организованные   "сверху" дискуссии того времени, она  переросла  в  травлю.

 Экспедиция лета 1932   г. все же состоялась, но  непосредственно  после  нее травля Выготского и его    школы  достигла  пика.  О  культурно-исторической теории стали писать в кавычках;  для Лурия и Выготского в Москве  фактически не было места. Лурия все же был   тогда  молод  и  полон  сил,  Выготский  - стоял на краю могилы.  Когда  в  конце  50-х  в  СССР  имя  Выготского  было возвращено из относительного    забвения,  подлинный  пафос  его  работ  был забыт. После публикации "Психологии   искусства" в 1965  г.  Выготского  еще раз "открыли" - но уже в контексте   набиравшей силы  семиотики.  Результаты Лурия продолжали оставаться   невостребованными в его личном  архиве  вплоть до 1967 г. Александр Романович   снял эти архивные  папки  с  полок,  будучи уже совершенно другим человеком  -  это    был  маститый  ученый  с  мировой славой, который знал, в какой ряд теперь попадет   его книга - к тому времени знаменитый  американский  психолог  Дж.  Брунер уже   издал фундаментальную работу на близкую тему.  Через два года (т.е.  в 1969) новая книга была готова. Английская версия ее -   кстати,  куда  более тщательно исполненная, увидит свет лишь в 1976 г. 

  Оглядываясь  назад

   Научные устремления  и инновации, как  и  книги,  имеют  разную  судьбу.  И судьба   эта часто обусловлена не одним лишь  содержанием  научных  идей,  а совокупностью   внутринаучных и  вненаучных  факторов.  Понятно,  что  любые переломные эпохи   создают особый климат, благоприятный для  рецепции  одних идей и губительный для   других,  не  менее  важных.  Разумеется,  зерно  не всегда падает на благоприятную   почву; иногда при громе пушек музы  молчат, а иногда и наоборот, и т.д.  При всем том бесспорно,  что  рецепция  научных и, шире говоря,  культурообразующих идей -  достойный  внимания  предмет.  .

 Остается лишь   сожалеть, что в русской культурной  традиции  рецепция  идей как  таковая  очень    редко  является   объектом   специального   внимания. Исследование  жизни  идей  всегда  связано  с  эволюцией  ментальностей  как фактора   культуры и культурной памяти. К сожалению, оно нередко сводится  к   констатациям,  глубина которых пребывает на  уровне  фразы "декабристы разбудили   Герцена". И еще меньше интереса  вызывают  Авторы  или  Глашатаи научных идей в   качестве субъектов и  гарантов  рецепции.  Поэтому  ученый, которого современные   историки  и  писатели  представляют  как  культурного героя нашего времени, редко   изучается как герой своего времени.   Но  ведь даже для того, кто опередил свое время, оно было, тем не  менее,  своим,   и личные жизненные коллизии ученого могут быть содержательно соотнесены с  его   творчеством не в меньшей мере, чем обстоятельства  жизни литератора.   Я думаю, что именно из книги Лурия "Cognitive development:  its  cultural  and social foundations" мы лучше всего можем понять, что потеряла наша  наука в результате разгрома школы Выготского и чем на самом деле была  замечательна его   теория.  Быть может, рукописи и в самом деле не горят,  но  в  пламени эпохи сгорают те,  кому они некогда были адресованы. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                    Список используемой литературы.

1.  Л.С.Выготский.  Проблема культурного развития  ребенка (1928)

      // Вестн.  Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1991. N 4. С. 5-18.

2. Асмолов А.Г.  «Психология личности».

 3.  Буякас Т.М., Зевина О.Г. «Опыт утверждения общечеловеческих ценностей - культурных символов - в     индивидуальном сознании» // Вопросы психологии 597.

 4. Буякас Т.М., Зевина О.Г. «Внутренняя активность субъекта в процессе амплификации индивидуального сознания» // Вопросы психологии 599.

 5. Выготский Л.С. «Исторический смысл психологического кризиса».

 6. Ждан А.Н. «История психологии от античности к современности».

 7. Пузырей А.А. «Манипулирование и майевтика: две парадигмы психотехники» // Вопросы психологии 3-497.

8.  Журнал "Человек"  № 3, 1999 г.

  Идеи и время