Узбекский этнос. История и современность

Таким образом, слово «узбек» как этноним было привнесено в местное населения в XV—XVI вв., но это не означает, что узбекский народ берет свое начало с этого периода. Народ этот, являясь одним из древних в Центральной Азии, имеет   более трех тысячелетнюю историю. Нередко история парода бывает древнее его имени. Вспомним о том, что английская, французская, русская нации в нынешнем названии определились в ходе или после её консолидации.

Вкратце остановимся на сути менталитета  узбекского народа. Духовный облик, обычаи, традиции, психология народа складывались на протяжении тысячелетий и вытекали из общечеловеческих ценностей, В их формировании решающую роль сыграли  образ жизни здешних людей, способ их выживания в конкретных социальных условиях.

Различные условия  труда,  экономические  и  иные взаимосвязи, процесс общения людей выработали определенные привычки, приемы и способы, которые становились народными обычаями,  традициями.  Ритуал отмечать  «Навруз»  стал проявлением доброты и трудолюбия людей, уважения друг к другу, к матери—Природе. Эта традиция сложилась более трех тысяч лет тому назад. Духовные истоки узбекского народа, восходят к учению зороастризма, суть которого изложена в "Авесте". Примечательным было то, что в регионе удивительно мирно    сосуществовали    различные    вероисповедания — зороастризм, буддизм, манихейство, иудаизм, христианство и др. Религиозная терпимость — добрая традиция людей края. Она сохранилась и после привнесения сюда ислама, который в нашем регионе оказался достаточно демократичным.

Профессор Г.Вамбери в 1885 г. в Лейпциге на немецком языке опубликовал книгу, посвященную тюркоязычным народам. Автор в шестидесятых годах ХIХ в. вел исследовательскую работу в Туркестане, где изучал историю края, традиции местного населения. В указаном труде имеется специальная глава "Узбеки", где он с большой теплотой и уважением описывает обычаи узбеков, особо выделяет их открытость, мужество, свободолюбие, терпимость, доброту, домовитость (приверженность к стабильному семейству), веру в ислам.

Нравственный облик узбекского народа раскрыт в романе «Минувшие дни» Абдуллы Кодири. Писатель показал присущие природе узбеков совестливость, гостеприимство, уважительное отношение к старшему г бережное — к младшему, веру в людей, искреннее сострадание.

Общепризнано,    что    национальное    достоинство, самосознание узбека не затрагивает, и, тем более, не ущемляет самолюбие других народов- И в этом проявляется его искреннее уважение к общечеловеческим ценностям.

Провозглашенная 31 августа 1991 г. национально -государственная независимость  открыла новую эру для Узбекистана  в реализации всех внутренних возможностей общественного прогресса, в политическом, экономическом и духовном развитии узбекского и других народов, проживающих здесь.

На начало 2011 года в Узбекистане  проживало 29 млн. человек, из них более 21 млн. узбеки. Среди населения республики свыше 1, 2 млн. русских, более одного миллиона таджиков, примерно столько же казахов, около 480 тыс. каракалпаков, примерно 470 тыс. татар, сотни тысяч киргизов, туркмен, уйгуров, корейцев- Среди населения Узбекистана немало украинцев, армян, азербайджанцев, башкир, белорусов, немцев и других, всего свыше ста наций и народностей, И каждая из них имеет свою историю, традиции, особенности уклада и быта. Узбеки с должным уважением относятся к их обычаям. Одним из важных достижений суверенной Республики является обеспечение стабильного мира и межнационального согласия. Реальная действительность современного Узбекистана свидетельствует о том, что здесь складывается своеобразное единое историке — этнографическое сообщество, объединяющее представителей  различных  наций  и  конфессий.  Такое сообщество по праву именуется "народ Узбекистана". Это результат   создания    здесь    нравственной   атмосферы взаимоуважения  людей  независимо  от их  этнического происхождения, вероисповедения и социального положения.

3. Характер взаимоотношений русского и узбекского  этносов

Со времени своего появления  в Туркестанском крае во втор. пол. XIX в., русские "колонисты", то есть крестьяне-переселенцы постоянно  жили в условиях более или менее  тесного взаимодействия с местным  коренным населением. Культурные, социальные, бытовые различия двух групп населения  неизменно вносили элемент этнической напряженности в их отношения. Модели межэтнических отношений, как и  социально-политические факторы, во многом их определявшие, на протяжении всего  ХХ века достаточно быстро менялись, каждый раз становясь качественно иными: при царской власти, в период гражданской  войны, коллективизации, в годы так  называемого социалистического  строительства и "развитого социализма", в постсоветское время. Жители относительно небольших русских анклавов в сельской местности должны были вновь и вновь приспосабливаться к изменившимся социально-политическим реалиям, выстраивая с местным населением новую систему отношений. Формирование этих отношений было важнейшей составляющей процесса адаптации русского населения, обеспечивающей возможность его развития и выживания (в социальном и культурном смысле), что повлияло на самые различные стороны жизни этой группы.

В отдельные периоды центральные  власти придерживались различных концепций  относительно желательности того или  иного типа межнациональных отношений  в среднеазиатском регионе и  степени своего влияния на их формирование. На практике, роль государства в  конструировании этих отношений  имела ограниченный характер, поскольку  сами жители, вступающие в контакты, строили их "снизу" на межличностном  уровне, что отнюдь не совпадало  с моделями групповых, обезличенных отношений.

При царской власти организация  системы управления в Туркестанском  крае позволяла различным по своим  социальным традициям группам населения  жить достаточно автономно друг от друга. Тогда на местных уровнях  параллельно существовали две различающиеся  по форме структуры местной власти, сходившиеся на едином уездном начальнике (российском чиновнике). Было самоуправление на уровне однонациональных общин (узбекских, таджикских, славянских) или родовых  групп (киргизов, казахов) и выборное из своей же среды волостное начальство. Волости очерчивались таким образом, что объединяли в основном однородные по составу селения (либо кишлаки, либо аулы, либо русские села)⁹. При такой административной модели сохранялась определенная дистанция между местными жителями и переселенцами. Помимо политической и культурной автономности, русским переселенческим анклавам была обеспечена и экономическая независимость от местного населения.

Есть все основания утверждать, что развитие добрососедских отношений  между переселенцами и "туземцами", взаимовыгодное сотрудничество, возникновение  каких-либо форм взаимодействия в хозяйственной  деятельности не планировалось, и более  того — не поощрялась русской администрацией. Контакты признавались скорее опасными, чем полезными, их эффективность  не принимались в расчет.¹⁰

Однако, фактически уже в первые годы после образования переселенческих  сел между коренным населением и  новоселами стали устанавливаться  хозяйственные, торговые и даже дружеские  отношения. Правило "закрытости" сел для размещения там представителей местного населения 

Крестьяне нанимали работников для  вполне определенных видов работ: на полях обычно работали и сами хозяева, и батраки из местных. И те, и  другие выполняли операции, которые  в силу традиционных навыков, наличия  инвентаря и знаний о природных  условиях умели делать лучше. При  этом складывалась система разделения труда, основанная на исторически обусловленных  различиях хозяйственной деятельности и предпочтении отдельных ее видов  у разных народов. Поэтому функции  и положение наемных работников в русских хозяйствах стали несколько  иными, чем, скажем, в узбекских.¹¹

Различия в хозяйственной ориентации переселенцев и коренного населения  способствовали быстрому установлению деловых отношений между ними. Инициатива принадлежала, главным образом, местному земледельческому населению  — узбекам и таджикам. Они открывали  лавки в русских поселениях, примерно с теми же товарами, что и в  кишлаках. Многие села стали базарными пунктами в маршрутах торговых караванов, издавна курсировавших между Средней Азией и Китаем.

Коренные жители, выполняя в русских  селах работу, непривычную для  россиян, параллельно обучали их приемам орошения и возделывания местных культур. В то же время, под  влиянием русских у живших по-соседству  представителей коренного населения  происходили принципиальные изменения  не только в хозяйственной деятельности, строительной технике, но и в самом образе жизни.

После установления советской власти сложившаяся организация жизни  переселенцев стала постепенно разрушаться, один за другим исчезали те факторы, которые  в совокупности делали возможным  существование и независимое  развитие русских поселений в  этом регионе. Новая власть принципиально  изменила политику в отношении жителей  Туркестана, приехавших из России. В  соответствии с концепцией большевиков  переселенческое движение — элемент «царско-помещичьей колонизации», а переселенцы — в основном «кулаки, эксплуататоры местного населения».¹²

Переселенцы лишились покровительства  государства, и могли теперь рассчитывать в обеспечении своей безопасности исключительно на собственные силы. Однако ни это обстоятельство, ни экономическая разруха в период гражданской войны в целом не привели к разрушению сложившегося уклада жизни в русских селах, рост и развитие которых в 1920-е годы продолжались.

По распоряжениям «сверху» стали создаваться смешанные в этническом отношении колхозы (на базе, скажем, русского села и соседних кишлаков или аулов), в которых отсутствовала возможность проявлять какую-либо предпринимательскую инициативу. Колхозники действовали по утвержденному плану, в котором подразумевалось развитие определенных производственных направлений, часто — без учета хозяйственной ориентации тех или иных этнических групп, представители которых оказались в колхозе вместе. Так отпала экономическая заинтересованность в сотрудничестве и торговле, связанная с тем, что переселенцы и коренные жители традиционно осваивали различные виды сельскохозяйственных работ и разные сферы деятельности. Не осталось места элементам этнического разделения труда (этнического симбиоза), позитивно влиявшего на межэтнические отношения.

Бывшие переселенческие районы и отдельные села, особенно на территории современного Узбекистана, стали местами, куда большей частью насильно и в  массовом порядке ссылались представители  многих народов, разных этнических групп (прежде всего депортированных народов), а также узбеки и таджики из густонаселенных или горных районов  Средней Азии. Переселенческие села Казахстана, особенно Южного, стали  активно заселяться казахами, страдавшими  от голода, вызванного разрушением  кочевого скотоводаства вследствие коллективизации.

Причина здесь в том, что развитие межэтнических отношений в предыдущий период проходило при сохранении определенной дистанции между этносами, что оказалось важным условием толерантности. Когда этнический состав сел изменился, дистанция стала слишком мала: представители различных народов  были вынуждены селиться практически  вперемежку, мозаично, им приходилось  выполнять в колхозах и совхозах сообща практически одинаковую работу, чаще всего независимо от собственных  предпочтений.

Классические многонациональные  общества советского типа возникали  в местах крупных строек или на новых промышленных объектах, куда стекались работники со всей страны. Такие социальные образования носили временный характер, население обладало высокой степенью подвижности, большинство  не задерживалось надолго на одном  месте, велика была доля обратных миграций. Другой тип многонационального общества существовал в крупных городах, население которых складывалось постепенно и воспроизводило образ  жизни потомственных горожан. И  в первом, и во втором случае социальные отношения строились по законам урбанизированного общества, в котором, как правило, этнические различия действительно отходят на второй план.

В старожильческих селах была иная ситуация. В результате проведенных  переселений оказались искусственно перемешаны представители нескольких этнических групп, резко различающихся  в этнокультурном плане. Причем в  основном это были люди, исконно  ведущие сельский образ жизни  с присущими ему бытовыми традициями и особым социальным укладом. Оказавшись мозаично расселенными среди численно преобладающих представителей местных  среднеазиатских народов, старожилы-славяне  вынуждены были постепенно менять привычные  для них модели поведения и  даже отчасти образ жизни, поскольку  постоянно сталкивались в быту и  на работе с нормами, правилами и  жизненными устоями, характерными для  представителей совершенно иной социокультурной  ориентации.

Существовавшие в Средней Азии на протяжении столетий социальные институты, основанные на нормах обычного права  оказались очень устойчивыми  благодаря своей гибкости, адаптивности и в то же время внутреннему  консерватизму. Хотя за десятилетия  пребывания сначала в составе  Российской империи, а затем СССР среднеазиатское общество значительно  трансформировалось, эти институты  продолжали функционировать в усеченном  виде, а после распада СССР проявилсь  тенденция к их регенерации.¹³

Несмотря на официальную пропаганду идей интернационализма и создание единой плановой экономической системы, различные общины в быту стремились сохранять внутреннюю автономию. У  каждой общины действовали свои собственные  формальные и неформальные нормы  регулирования отношений. На высших уровнях власти сложился своеобразный тоталитарно-традиционный симбиоз, при  котором неофициально высшие государственные посты закреплялись за представителями определенных этнорегиональных или родоплеменных элит. С другой стороны, советская власть, осуществляя планы по индустриализации и урбанизации республик Средней Азии, искусственно (вольно или невольно) поддерживала там культурную идентичность «этнических россиян», чьими руками осуществлялись эти процессы. Это явление наблюдалось не только в больших городах, где развивалась система социальных отношений, характерная для индустриальных обществ, но для бывших переселенческих районов, которые также получили достаточный импульс индустриального развития именно благодаря потенциальной готовности к работе на промышленных предприятиях русскоязычного населения.