Взаимоотношение политических и политических элит

Содержание

Введение 

      Слово «элита» в переводе с французского означает «лучшее», «отборное», «избранное». В повседневном языке оно имеет  два значения. Первое из них отражает обладание какими-то интенсивно, четко и максимально выраженными чертами, наивысшими по той или иной шкале измерений.

      Во  втором значении слово «элита» относится  к лучшей, наиболее ценной для общества группе, стоящей над массами и призванной в силу обладания особыми качествами управлять ими. Такое понимание слова отражало реальности рабовладельческого и феодального общества, элитой которого выступала аристократия.

      При рассмотрении элиты применительно  к сфере политики ученые оперируют  двумя близкими, но не идентичными  терминами: «политическая элита» и «властвующая элита». Наиболее емким является понятие «властвующая элита»: это все группы, которые могут и реально оказывают влияние на власть.

      Властвующая элита складывается из следующих  элементов:

1. Экономическая элита - группа людей, контролирующая основные экономические ресурсы общества: крупные собственники, владельцы и ведущие менеджеры финансово-промышленных корпораций и т.д. Они выступают наиболее ощутимой группой давления на власть, используя для этого как непосредственные контакты с политиками, так подконтрольные себе СМИ и деньги, направленные на финансирование партий и избирательных кампаний.
2. Военная элита - генералитет и высшее офицерство. Влияние на власть определяется концентрацией в ее руках значительного количества средств уничтожения и людей, готовых по первому приказу их использовать, а также степенью милитаризма самого общества.
3. Бюрократическая элита - чиновники государственного аппарата. Их роль и влияние обусловливаются участием в процессе подготовки и реализации важнейших политических решений.
4. Идеологическая элита - выдающиеся деятели культуры, науки, представители масс-медиа, формирующие идеологию общества и сознание масс.
5. Собственно политическая элита включает в себя руководителей государства, членов правительства, депутатов законодательного органа, т.е. тех, кто непосредственно принимает политические решения на государственном уровне. В более широких трактовках к ней относят и политические фигуры среднего звена, значимые для региональной политики.

      Цель  работы – рассмотреть особенности  взаимодействия экономических и  политических элит. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      Типы отношения государства и бизнеса, причины появления 

      Историческое  развитие сформировало относительно устойчивые и довольно разнообразные типы отношений  между государством и экономическими агентами. Различные масштабы и форматы  полномочий публичной власти во взаимоотношениях с экономикой и обществом способствовали формированию различных политических моделей государства, группировавшихся вокруг двух «полярных» типов -классического либерального («минималистского») и «этатистского» (самодостаточного и доминантного) государства[1]. Важную роль во взаимоотношениях государства и бизнеса играют также исторические особенности, которые на языке институционалистов получили название «обусловленного развития». Отношения между государством и бизнесом приобретают конкретные формы как под влиянием различий в траекториях обусловленного развития, так и в результате конкретного выбора политического курса, сделанного наиболее сильными акторами в поворотные моменты истории[2].

      Серьезный отпечаток накладывают и национальные особенности экономических систем. В рамках сравнительной политической экономии, анализирующей разновидности капиталистических систем, принято выделять механизмы координации двух противоположных типов: «либеральная рыночная экономика», где государство не играет активной роли, и «координируемая рыночная экономика», где государство играет активную, но преимущественно косвенную роль. Как правило, к категории «либеральной рыночной экономики» относят небольшую группу стран: США, Великобританию, Ирландию. В разряд стран с «координированной рыночной экономикой» попадает значительная часть Европы: Германия, Швейцария, Нидерланды, Бельгия, Швеция, Норвегия, Финляндия, Австрия. В последнее время принято также выделять особую, третью категорию: «рыночную экономику, находящуюся под влиянием государства», где государство играет (точнее, играло в недавнем прошлом) активную и непосредственную роль в координации национальной экономики. Сюда относят Францию (как относительно успешный пример); другие страны «средиземноморского капитализма»: Италию, Испанию, Португалию, Грецию (как относительно неудачные примеры); а также некоторые страны Восточной Азии: Японию, Южную Корею и Тайвань[4].

      Но  на первое место среди факторов, определяющих взаимоотношения государства  и бизнеса, обычно ставят «структуру государства», то есть особенности конституционного строя и конфигурации центров принятия ключевых решений. Фрагментация государства (разделение властей, федерализм и коалиционные правительства), как правило, содействует повышенной фрагментации интересов бизнеса: предприниматели будут стараться последовательно оказывать влияние на различные центры принятия решений, один за другим, до тех пор, пока не обнаружат те точки, где к их запросам отнесутся с достаточным пониманием. Различные формы политической централизации государства, напротив, ограничивают доступ к центрам формирования правительственной политики и побуждают группы интересов бизнеса к консолидации.

      Помимо  конституционной структуры большую  роль играют и особенности институциональной среды, непосредственно определяющие условия доступа и формы участия групп интересов в политическом процессе («политический режим»)[6]. Политический режим задает рамки отношениям между государством и бизнесом. Выделение доминирующей модели (или моделей) в известной степени условно: эти отношения представляют собою дифференцированную систему, на каждом уровне (или сегменте) которой могут преобладать различные устойчивые формы взаимодействия. 
 
 
 

      Развитие  взаимодействия экономических и  политических элит 

      На  взаимодействие между бизнесом и  государством в России сильный отпечаток  накладывает их включенность в процесс  «транзита», а также особенности  последнего. Во-первых, совмещение во времени  «тройного перехода» - к рыночной системе, демократическим политическим институтам, а также интеграция в глобальную сеть экономических и политических связей - сделало трансформационные процессы особенно сложными и противоречивыми. Во-вторых, переориентация на новую модель развития после краха государственного социализма создала ситуацию «капитализма без капиталистов»[5]. Социальных агентов модернизации - деловое сообщество и формирующийся средний класс - отличает комплексная слабость. В-третьих, в результате распада структур «партии-государства» и краха Советского Союза в состоянии глубокого кризиса оказалось само государство. Можно встретить утверждения, что в России политические институты и государство в целом оказались замещены «сетевыми структурами власти». Не вдаваясь в детальный разбор этого тезиса, можно ограничиться следующим: российское государство отличается слабостью, то есть низким уровнем институционализации, неконсолидированностью (вертикальной и горизонтальной фрагментацией), большим влиянием неформальных группировок внутри госаппарата - при том что монополия на принятие ключевых решений остается в руках представителей исполнительной власти. Но общество продолжает оставаться «государствоцентричным», то есть таким, в котором государство сохраняет большую прагматическую и символическую ценность. Таким образом, неразвитость альтернативных агентов модернизации сделала главной силой перемен слабое российское государство. Оно выступает строителем рынка и фактическим создателем национальных сообществ бизнеса.

      По  классификации Ивана Селеньи, в  странах Центральной и Восточной Европы выход из социалистической системы происходил в рамках двух различных моделей: «капитализма сверху» (трансформация партийной и государственной элиты в предпринимателей) и «капитализма извне» (приход иностранного капитала). В России, в отличие от остальных восточноевропейских стран, переход осуществлялся только с использованием одной модели - «капитализм сверху» - и ее модификаций[2].

      Результатом стало появление раздробленного, маловлиятельного и тесно связанного с государственными структурами бизнеса. Трансформация резко снизила возможности групп интересов бизнеса. В «старых» секторах, унаследованных от советской экономики, главным препятствием для коллективных действий было отсутствие необходимых ресурсов, а находившиеся в долговременном упадке предприятия оказались в положении «безбилетников».

      В новых секторах, связанных с формировавшейся  рыночной системой (биржи, банки, страхование, реклама), коллективные действия ослаблялись  отсутствием доверия внутри сообществ  и повышенной склонностью к индивидуалистическим стратегиям. В то же время появление значительного количества приватизированных крупных и средних предприятий, а также длительное сохранение российских политических режимов в неконсолидированном состоянии обусловили неустойчивость баланса в отношениях бизнеса и государства.

      В России смена моделей отношений  государства и бизнеса в федеральном  центре в целом следовала логике трансформации политических режимов. В период «двоевластия» и «суперпрезидентской  республики» (1991-1995) доминировала новая административная и политическая элита. По данным Всемирного банка, в первой половине 1990-х более половины «организаторов» ассоциаций бизнеса составляли бывшие чиновники союзных и российских министерств[2]. Как правило, ранние ассоциации бизнеса создавались «сверху» и только потом «прорастали» на региональный и местный уровни, в сектора и отрасли. Формирующееся сообщество и ассоциации бизнеса были расколоты на «новых предпринимателей» и «красных директоров». Общепризнанный центральный союз отсутствовал, между ассоциациями велась активная борьба за лидерство. Ранние ассоциации отличались также невысоким уровнем охвата потенциальных членов. Соперничество в отраслях и секторах соседствовало с перекрестным членством в конкурирующих ассоциациях. Большинство ранних ассоциаций представляли собой «персоналистские» объединения, основу которых составляли узкие группы бизнесменов, сплотившиеся вокруг конкретного лидера. Многие создавались как инструменты личного влияния своих руководителей, выступавших в роли «политических предпринимателей». На базе коммерческих предприятий и ассоциаций бизнеса были созданы «партии интересов» для участия в выборах в Государственную Думу в 1993 году (и почти все они потерпели поражение)[4].

      Сближение государства и капитала проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными финансовыми структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или высшего политического руководства. Центральное место среди них заняли патронаж и клиентела - разновидности иерархических отношений, предполагавшие обмен покровительства политического или бюрократического патрона на лояльность клиентов из бизнеса. Основными вехами этого процесса стали учреждение института уполномоченных банков, акционирование Общественного российского телевидения (ОРТ) в 1994 году (тогда пресса впервые заговорила о «большой восьмерке» - по числу акционеров) и залоговые аукционы 1995-го.

      Первое  время политические патроны прочно удерживали свои позиции, а сами отношения  сохраняли иерархический характер. При этом в разных секторах экономики практиковались различные модели. В новых секторах деловые сообщества только начали складываться, их корпоративные объединения были слабы, фирмы и предприятия были включены в патронажно-клиентельные связи. Предприниматели из новых секторов экономики не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на принятие решений.

      Социальная  и корпоративная организация  старых секторов экономики, унаследованных от государственной экономики, была заметно выше. Через свои корпоративные объединения, такие как Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП) и Лига оборонных предприятий, «красные директора» пытались оказывать влияние на принятие решений. И в их отношении государство использовало стратегии «сдерживания» и «умиротворения».

      Следующий этап в развитии отношений государства  и бизнеса (1994-1999) отличался особой противоречивостью. В новой волне  преимущество получили отраслевые и  секторные ассоциации, создававшиеся  во многих случаях не «сверху», а  «снизу». Соперничество заметно ослабло, наметилось преодоление фрагментации в представительстве интересов в секторах и отраслях. Ассоциации «второй волны» отказываются от участия в выборах и переориентируются на лоббизм. Отраслевые и секторные ассоциации бизнеса начинают сближаться со своими западными образцами.

      Но  государство отказалось превратить ассоциации в своего основного посредника для взаимоотношений с бизнесом. Был взят курс на легитимацию крупного бизнеса в качестве второго субъекта модернизации. Перелом в отношениях бизнеса со своими политическими патронами произошел на президентских выборах 1996 года. В ходе избирательной кампании новая экономическая элита установила прямые связи с высшим политическим руководством страны, а после выборов ее представители были включены в высшие эшелоны исполнительной власти (Владимир Потанин, Борис Березовский). Обретение узкой группой ведущих предпринимателей мощного влияния после президентских выборов 1996-го нарушило политический баланс в отношениях бизнеса и государства. Произошла маргинализация ассоциаций бизнеса, а государство временно лишилось доминантного статуса. Трансформация «суперпрезидентской республики» в полицентрический режим положила начало новому этапу во взаимоотношениях государства и бизнеса. Патронаж уступил место «симбиотическим» отношениям («сращивание», личная уния). Для особо привилегированной группы бизнес-элиты связи в верхах стали такой же важной частью статуса, как и объем контролируемого капитала. Ее все чаще стали отождествлять с «олигархией»[5].