Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Апреля 2011 в 22:59, контрольная работа
Современная Россия, несмотря на масштабность изменений в политической системе и экономических отношениях, до сих пор характеризуется многими аналитиками в России и за рубежом как страна и общество «переходного типа». Не в последнюю очередь это связано с «недооформленностью» ее политической системы и, как следствие, с периодически возникающей проблемой выбора между демократией и авторитаризмом. Начиная с 1991 г., эта проблема возникала неоднократно.
У нас такая
идеологическая конструкция была невозможна.Напротив,
именно при этой системе Россия становится
ядром величайшей империи.
В нашей истории
нет ясной национальной либерально-демократической
традиции, к которой могли бы апеллировать
демократы. Векторы национализма и
демократии у нас расходятся. Совпадение
векторов национализма и демократического
антикоммунизма создает основу для общенационального
консенсуса. В России такого консенсуса
быть не могло.
Российское демократическое
движение было и есть движение меньшинства.
Его массовую базу составляла и составляет
"низовая" интеллигенция, сосредоточенная
в "стратегически важных" центрах,
Москве и Ленинграде. Это активное меньшинство
могло и может опираться на идеологически
неоформленное недовольство народных
масс, настроения которых, однако, далеки
от западничества и культа рынка, свойственного
демократам. Оно могло получать поддержку
у части номенклатурной элиты, которая
утратила веру в коммунистическую идеологию,
стремилась избавиться от партийной дисциплины,
завидовала западной элите и "дала"
демократическому движению его лидера
Б.Ельцина, Оно имело сильнейших союзников
вне России. Это было сильное меньшинство,
которому противостояли разрозненные
и деморализованные силы. Тем не менее
это было меньшинство, которое, "по определению",
не могло прийти к власти демократическим
путем. [4; 34]
Ситуацией, приближающейся
к ситуации прихода демократической
оппозиции к власти путем выборов,
было избрание в 1991 г. Б.Ельцина президентом
России, Однако не говоря уже о том,
что голосовавшие за Б. Ельцина в
большинстве своем совершенно не представляли
его программу (внятной программы у него
и не было, он использовал все популярные
лозунги одновременно, не очень заботясь
о придании им логической непротиворечивости),
голосование за него не было голосованием
за реальную верховную власть, принадлежавшую
тогда М.Горбачеву. Практически никому
из голосовавших не могло прийти в голову,
что уже в течение 1991 г, СССР распадется,
и Б. Ельцин станет "настоящим" президентом.
Приход демократов
к власти стал возможен в результате
ослабления союзного руководства после
"путча" ГКЧП, провал которого дал
"зеленый свет" сепаратизму союзных
республик, захвату российским руководством
"явочным порядком" все новых функций,
"ползучему" перевороту. Этот процесс
завершился Беловежскими соглашениями,
на которые российское общество не только
не дало "мандата", но к которым оно
совершенно не было подготовлено. Несмотря
на деморализованность общества и неоднократно
продемонстрированную затем готовность
россиян голосовать так, как указывает
власть, Б. Ельцин даже постфактум не решился
легитимизировать эти соглашения каким-либо
референдумом.
Особенность революции
1991 г, заключалась в том, что движение,
субъективно являвшееся более или
менее демократическим, пришло к
власти не демократическим правовым
путем, закрытым для него как для движения
меньшинства. Эта своеобразная ситуация
и является "зародышем", из которого
возникает наша постсоветская политическая
система.
Меньшинство, пришедшее
к власти неправовым путем, оказывается
в положении, когда оно закрывает
для себя путь "назад". То, что демократы
были меньшинством, исключало возможность
их демократического прихода к власти,
но способ их прихода к власти, в свою очередь,
исключал возможность их демократического
ухода.
Лозунгами оппозиции
отныне становятся обвинения власти не
просто в неверной политике, а в разрушении
государства, мандата на которое у правящей
группы не было. Допустить к власти оппозицию
уже после Беловежских соглашений для
Б.Ельцина и его соратников несомненно
означало пойти под суд и в тюрьму. Перед
ними был только один путь — закрепления
своих властных позиций, превращения своей
власти в "безальтернативную", Но
закрепление меньшинства у власти столь
же неизбежно совершается неправовым,
или квазиправовым путем. Одновременно
оно делает неизбежным (тем более в условиях
рыночных реформ) разгул коррупции, т.е.
совершение не только государственных,
но и множества уголовных преступлений.
Таким образом, каждый шаг на пути закрепления
правящей группы у власти и каждый день
ее пребывания у власти делают для нее
уход из власти еще более чреватым гибелью,
еще менее возможным. Если теоретически
можно представить себе Б.Ельцина, ушедшего
от власти сразу после Беловежских соглашений
и не попавшего в тюрьму, то после приватизации
и расстрела парламента это уже просто
непредставимо. [17]
Закономерностью
политической жизни ельцинской эпохи
было различие результатов голосований
(выборов в Государственную
Альтернатива, которая
вставала перед избирателями, была
альтернативой не президента или
оппозиции, а власти или хаоса. Страх,
заставлявший голосовать за власть, был
не страхом перед оппозицией, а страхом
самой ситуации перехода власти, чреватой
граждан ской войной, призрак которой
преследовал российское общество в течение
1990-х годов и активно использовался правящей
верхушкой. Тем не менее в этой ситуации
оппозиция приобретала своеобразные черты,
объективно работающие на складывающуюся
систему. Когда у власти оказывается меньшинство,
пришедшее к ней неправовым путем и таким
же путем закрепляющее свою власть, оппозиция,
естественно, становится "революционной"
(или "контрреволюционной").
И именно этой "революционностью"
оппозиция объективно работала на власть.
Избиратели понимали, что оппозицию,
идущую на выборы под лозунгом; "Банду
Ельцина — под суд!", к власти
никогда не допустят (об этом открыто говорилось
и самими представителями власти), что
в случае победы на выборах власть ей все
равно придется брать силой, что победа
оппозиции означает гражданскую войну.
Но в идеологии
и политике оппозиции своеобразно
отражаются не только протест народных
масс, который не может принять "нормальную"
демократическую форму и принимает форму
"экстремистскую", но и ее собственная
боязнь перемены власти. Внешний радикализм
сочетается с готовностью оппозиции к
компромиссам, с голосованием за бюджет
и с избирательными кампаниями, которые
проводятся при явном понимании оппозиционными
лидерами, что к власти они не придут. Именно
такая оппозиция — внешне достаточно
радикальная, чтобы пугать избирателей,
и достаточно компромиссная и вялая на
деле — и нужна для сохранения "без
альтернативной" власти.
При таком сознании
народа и такой оппозиции правящая
группа могла прибегать к террору
лишь в редких случаях. Даже выборы
могли быть "относительно честными"
— к подтасовке результатов голосования
власть прибегала лишь в ограниченных
масштабах и больше "из перестраховки"
Общее направление
развития нашей системы было задано
особенностями российского
Наша система
прошла через два острых кризиса,
в каждом из них была возможность как
ее гибели, так и разных форм разрешения
кризисов и, соответственно, ее послекризисного
существования и развития.
Кризис 1993 года
— прежде всего кризис "институционализации"
системы. Возникновение его было,
очевидно, неизбежно. Власть президента
не имела адекватного институционального
оформления. Основной закон, в рамках которого
осуществлялась эта власть, — не приспособленная
для этой роли советская конституция,
в которую были внесены разнообразные
поправки, в результате чего она приобрела
крайне противоречивый вид. Принятие новой
конституции было необходимым, что создавало
ситуацию, альтернативную и чреватую конфликтами,
поскольку разные ветви власти, естественно,
стремились закрепить в ней как можно
больше прав для себя. На конфликт ветвей
власти, президента и парламента накла
дывался конфликт центра и периферии.
В условиях, когда в обществе нет единой
партийной системы и вообще развитой системы
горизонтальных связей между регионами,
ослабление бюрократических связей ведет
к усилению центробежных тенденций (естественно,
особенно в нерусских регионах).
С этими институциональными
конфликтами взаимодействовали
и другие. В условиях обнищания
населения и быстрого обогащения
правящей верхушки депутаты, связанные
с народными массами, "аккумулировали"
социальный протест и апеллировали к нему.
Конфликт ветвей власти приобрел аспект
социального.
Был и еще
один аспект конфликта 1993 г. В ходе борьбы
за власть Б.Ельцин — лидер демократов,
но лишь "первый среди равных".
Став президентом, он превращается в "хозяина",
а его "товарищи по борьбе" — в подчиненных.
Это — всегда болезненная ситуация, чреватая
конфликтами.
Все эти аспекты
кризиса 1993 г, были закономерны, но их сочетание,
формы, которые принял кризис, и способ
его решения зависели от множества
субъективных факторов. Складывалась
ситуация определенного веера возможных
альтернатив. Реализовалась одна из них
—насильственный разгон парламента и
принятие конституции, закрепляющей "царские"
полномочия президента, делающей парламент
бессильным (и наличие в нем оппозиционного
большинства неопасным) и перераспределяющей
власть от регионов к центру.
Таким образом,
система безальтернативного президентства
получила адекватное институциональное
и квазиправовое оформление Выборы
1996 г. не были реальным кризисом. Власть
нервничала и готовила "запасные варианты"
перехода к открытой диктатуре, но фактически
победа Б.Ельцина была предрешена, и атмосфера
кризиса в значительной мере создавалась
для нагнетания страхов. Новый острый
кризис, преемственности власти, наступил
в 1999 г. Как во всех кризисах, в кризисе
1999 г. присутствовали и закономерные, "системные",
и случайные элементы. [19; 1]
С 1996 г., когда
начался второй срок президентства
Б.Ельцина, его здоровье не позволяло
ему думать об изменении конституции
и третьем сроке. Начались поиски преемника,
что не могло не обострить борьбу "придворных"
группировок. Ситуацию осложняло то, что
Б.Ельцин долго не мог найти человека,
относительно которого он был бы твердо
уверен, что тот обеспечит ему и его близким
гарантии от судебных преследований или
внесудебной расправы. Проявлением этих
метаний была чехарда с чередой премьеров
после отставки В.Черномырдина, В этой
ситуации правящий слой попытался "самоорганизоваться",
определить преемника президенту независимо
от его воли. Замаячила перспектива передачи
власти не прямому наследнику и даже —
реально альтернативных выборов. Объективно
это могло бы означать переход к иной системе
отношений власти и общества, более близкой
к правовым демократическим формам.
Однако наша
система благополучно миновала этот
кризис. Хотя и с запозданием, Б.Ельцин
определил преемника, назначил его
премьером и подал в отставку,
сделав его исполняющим обязанности
президента. К выборам В.Путин
приходит уже как лицо, обладающее
всей полнотой власти, и побеждает в первом
туре. Если кризис 1993 г. привел к институциональному
закреплению и оформлению системы, то
1999-2000 гг. — к появлению и "апробации"
механизма передачи власти, который, очевидно,
будет использоваться в дальнейшем. Одновременно,
его разрешение освободило систему от
чрезмерной связи с личностью ее создателя
и тем самым усилило сознание ее прочности.
Триумфальное
избрание В.Путина и его устойчивая
популярность свидетельствуют о
том, что система безальтернативной
и передаваемой по наследству власти
стала восприниматься как "нормальная".
Голосование за В.Путина было уже не голосованием
против неприемлемой альтернативы, но
голосованием "за" — не столько за
данного человека, сколько за саму систему,
своеобразным ритуалом присяги власти.
При выборе В.Путина
Б.Ельцин исходил не. только из гарантий
личной безопасности, обеспечиваемую
В.Путиным, но и из того, что преемник
должен быть способен выполнить задачи,
отличные от задач первого президента.
Очевидный контраст между самодуром-харизматиком
Ельциным и упорядоченным, неэмоциональным
Путиным — это контраст разных стадий
эволюции системы. Б.Ельцин — революционный
вождь. В его задачи входило разрушение
старой системы и закладывание основ новой
в борьбе с многочисленными врагами. В.Путин
встает во главе системы, уже доказавшей
жизнеспособность. Перед ним стоят задачи
достройки, упорядочивания системы по
уже обозначенному плану — расширение
сферы безальтернативности и ликвидация
независимых от власти "центров силы"
и остатков революционного хаоса. Способные
противодействовать центральной власти
и влиять на нее силы — это, во-первых,
"олигархи", сколотившие в период
приватизации колоссальные состояния
и, во-вторых, региональные власти.
Состояния "олигархов"
возникали при содействии президентской
власти в обмен на различные оказанные
ей услуги, но приобретя их, олигархи стали
относительно независимыми и захотели
влиять на политический процесс, в том
числе через подконтрольные им СМИ. В.Путину
удалось, используя "квазиправовые"
методы, избавиться от двух наиболее амбициозных
и одиозных олигархов и поумерить пыл
остальных, а СМИ сделать более управляемыми.
Хотя в 1993 г. Б.Ельцину
удалось пресечь федералистски-