Эпидемии XIV-XV веков в Западной Европе

Многое говорит следующий  факт - когда в разгар московский эпидемии чумы в 1654 году царица переезжала из стана на реке Нерли в Колязин  монастырь, стало известно, что через  дорогу было перевезено тело дворянки Гавреневой, умершей от заразы. Было приказано: на этом месте и на десять саженей вокруг него навалить дров и сжечь их дотла; угли и пепел  увезти вместе с землей, а новую  землю привести из отдаленного места.

Вообще, нельзя не отметить роль, которую сыграли эпидемии чумы в развитии учения об инфекции и  мерах по борьбе с ними. Например, в 1348 году на острове св. Лазаря близ Венеции были организованы первые в  истории карантины - специальные  дома, где в течение сорока дней выдерживались лица, прибывшие в  город из мест, зараженных чумой. Слово  «quarantena», обозначавшее эту изоляцию, происходит от итальянского «quaranta gironi» - «сорок дней».

В средние века причины  эпидемий не были известны. Их часто  связывали с землетрясениями, которые, как утверждал немецкий историк  медицины Генрих Гезер, «во все времена  совпадали с опустошениями от повальных болезней». По мнению других, эпидемии вызываются «миазмами» - «заразными испарениями», которые «порождаются тем гниением, которое совершается  под землей», и выносится на поверхность  при извержении вулканов. Третьи думали, что развитие эпидемий зависит от положения, поэтому иногда, в поисках  астрологически более благоприятного места люди покидали пораженные города, что, с одной стороны, понижало опасность  их заражения, а с другой -способствовало распространению инфекции. Первая научно обоснованная концепция распространения  заразных болезней была выдвинута итальянским  ученым Джироламо Фракасторо (1478-1533). Он был убежден в специфичности  «семян» заразы (то есть возбудителя). Согласно его учению, существует 3 способа  передачи инфекционного начала: при  непосредственном соприкосновении  с больным человеком, через зараженные предметы, и по воздуху на расстоянии. Пандемия чумы вызвала всплеск и антисемитских настроений. Евреев стали обвинять в том, что именно они виноваты в распространении «черной смерти». Гуляло много нелепых слухов о сотрудничестве евреев с прокаженными. Европейцы верили, что гренадский эмир, видя, как часто его побеждают христиане, сговорился с евреями погубить их, но евреи, будучи от природы подозрительными, обратились к прокаженным и при помощи дьявола убедили их уничтожить всех католиков. Сир де Партенэ писал королю, что один «важный прокаженный», схваченный в своем поместье, признался, что какой-то богатый еврей дал ему денег и некоторые снадобья, состоявшие из человеческой крови, мочи с примесью тела Христова. Эту высушенную смесь бросали в источники и колодца, вызывая так эпидемию. Первые еврейские погромы случились в трех городах Франции, в мае 1348 года. Массовыми и общеевропейскими они стали осенью, когда еврейский врач из г. Шильона после кровавых истязаний признался, что он и еще несколько членов еврейской общины отравили городские колодца. Вскоре власти отбросили формальности суда и стали действовать с помощью толпы. Страх и помешательство стали всеобщими: в Базеле было построено деревянное здание, куда собрали всех евреев и сожгли. Массовые сожжения евреев имели место в Аугсбурге, Констанце, Галле, Мюнхене, Тюрингене, Эрфурте и других германских городах. В Париже было перебито огромное количество евреев, их трупы долго служили пищей волкам в окрестных лесах, а имущество было продано магистратами «по закону и справедливости». Антисемитские настроения умело подогревались верхушкой феодального общество, рассчитывавшей направить ненависть народа в нужное русло и присвоить имущество весьма состоятельных еврейских семей. Всего же в Европе в те годы было уничтожено 50 крупных и 150 мелких еврейских общин и устроено 350 погромов. В некоторых городах Германии, где евреев не было (Магдебург, Лейпциг) обвинение в отравлении колодцев было возведено на могильщиков. 

Чумные  эпидемии XIV и XV столетия в России

В 1401 г. , а  по Никоновской летописи в 1402 г. , описывается  мор в Смоленске, но без обозначения  симптомов. Мор, появившийся в 1403 г. в Пскове, характеризуется в летописях  как “мор железою”, ввиду чего мы можем его причислить к чумным эпидемиям. Этот мор интересен в  том отношении, что здесь впервые  упоминается в летописях о  случаях выздоровления, хотя и говорится, что такой исход наблюдается  редко; большинство больных умирало на 2 или 3 день болезни, как и в прежние эпидемии. Мор “железою” повторился в Пскове в 1406 и 1407 гг. Последнюю эпидемию Псковичи поставили в вину князю Данилу Александровичу, поэтому отреклись от него, и призвали к себе в князья брата великого князя Константина, после чего, по свидетельству летописца, прекратился мор. В 1408 г. в летописях описывается сильно распространенный мор “коркотою”.

По аналогии с летописными описаниями других эпидемий можно предположить, что  под словом “коркотою” здесь подразумевается  кровохаркание, и ввиду почти  повсеместного распространения  этого мора, можно предположить, что мы имеем в данном случае дело с легочной формой чумы. После 9-летнего  перерыва чума снова посетила Россию в 1417 г. , захватив, главным образом, северный области и отличаясь  страшной смертностью. По картинному выражению  летописца, смерть косила людей, как  серп косит колосья. С этого времени  чума, с короткими перерывами, стала  часто посещать Россию. Затем, в 1419 г. , описывается в летописях мор, сначала в Киеве, а потом по всей России, но о симптомах болезни  ничего не говорится. Возможно, что  это было продолжение эпидемии 1417-1418 гг. , а может быть, чума, свирепствовавшая в Польше, была занесена через Киев в Россию.

В 1420 г. почти  во всех летописях встречается описание мора в разных городах России. В  некоторых летописях ничего не говорится  о симптомах болезни, в некоторых  она называется коркотою, в других сказано, что люди умирали “железою”. Очевидно наблюдались сразу обе  формы чумы—легочная и бубонная. Особенно пострадали города Кострома, Ярославль, Галич, Плесса, Ростов, Новгород и Псков. Смертность была до того сильна, что некому было собирать хлеб с  полей, вследствие чего, в свою очередь, развился голод, унесший так же массу  жертв. Никоновская летопись сообщает далее о море “по всей земли  Русской” в 1423 г. , не приводя никаких  подробностей о характере болезней. Напротив, мор 1424 г. характеризуется  в летописях кардинальными симптомами чумы—кровохарканием и припуханием желез. О продолжительности эпидемий ничего не говорится в летописях.

Вообще же можно сказать, что, начиная с 1417 г. чумные эпидемии почти беспрерывно, или с весьма короткими перерывами господствовали в России то в меньшей, то в большей степени, до 1428 г. При  появлении мора в Пскове князь  Федор, из боязни заболеть, бежал из этого города со своею Челядью  в Москву. Очевидно, в это время  уже существовало смутное представление  не только о заразительности болезни, но и о заражении местности, где  она свирепствовала. Однако, бегство  не спасло князя; он скоро умер в  Москве, —может быть, от чумы. В те времена, когда не знали и не понимали сущности заразы, подобные бегства от эпидемии, в большинстве случаев, конечно, не только не спасали бежавших, но даже служили причиной распространения  заразы на новые области. С 1427 по 1442 гг. в летописях не упоминается  об эпидемиях, но в 1442 г. в Пскове опять  появился мор, характеризовавшийся  появлением желез, так что мы можем  причислить эту эпидемию к чумным.

Судя по летописям, она ограничилась только Псковом  и прекратилась только в 1443 г. После 1443 г. опять наступает затишье  до 1455 г. В этом году снова появился “мор железою” в злосчастном Пскове, откуда он затем распространился  на Новгород. При описании мора в  Пскове летописец говорит, что мор  начался в Опочьском конце  города, у Федорка, приехавшего из Юрьева, отсюда эпидемия распространилась по всему городу, пригородам, и всей области Псковской. Это первый раз, когда мы встречаем в летописи исходную точку повальной болезни  и способ занесения ее. Следующее  описание повальной болезни мы встречаем  в 1478 г. во время нападения татар  на город Алексин, они были отбиты и прогнаны за Оку. И “Бог, милуя  род христианский, посла смертоносную язву на татар, начаша понапрасну умираты  мнози в полцех их…”.

Здесь говорится  только о море среди татар, в другом же месте летописи сказано, что было “много зла в земле, голод, мор, и  брани”. Во время войны великого князя с Новгородом в 1478 г. в осажденном городе развился сильный мор, продолжавшийся и после падения Новгорода, но из летописи не видно, какого рода была эта болезнь. То же самое приходится сказать о море , постигшем Псков в 1487 г. , и продолжавшемся еще в 1488. Этим мором заканчиваются повальные болезни 15 столетия.

Затем наступает  в это отношении затишье в  течении 20 лет, а в 1506 г. мы встречаем  в Пскове снова страшный мор. В 1507 и 1508 гг. сильный мор свирепствовал  в Новгороде, может быть, занесенный из Пскова. Смертность в обоих городах  была необычайная: в Новгороде, где  чума держалась, по летописям, три года, за одну только осень 15396 чел.

После 15-летнего  перерыва Пскову пришлось снова пострадать от мора неизвестного характера, унесшего массу жертв, и продолжавшегося  и в 1522 г. При описании этого мора мы опять находим в летописях  указания относительно того, где были первые смертельные случаи в городе. Кроме того, он представляет интерес  в том отношении, что здесь  мы впервые встречаем указание на устройство застав: князь велел запереть улицу, на которой начался мор, с  обоих концов, а сам покинул  город. Однако народ не мог отказаться от старого средства и построил церковь. Мор, однако, не прекращался. Тогда сам  великий князь, опечаленный участью  Пскова, велел построить еще одну церковь.

По-видимому, мор ограничился Псковом. Но смертность была громадная, в 1522 г. в одну “скуделницу” похоронили 11500 чел. До 1552 г. в летописях  больше не упоминается о море. Между  тем, в западноевропейских государствах за это время почти беспрерывно  свирепствовала чума. В 1551 г. она была в Лифляндии, в 1552 г. она разразилась  со страшною силою сначала в Пскове, затем в Новгороде, несмотря на то, что новгородцы при появлении  чумы в Пскове стали принимать  меры против занесения ее. Они устроили заставы на псковской дороге, запретили  псковичам въезд в город и  изгнали даже уже бывших в

Новгороде псковских  купцов с товаром, причем прибегали  к крайне жестоким мерам: тех купцов, которые не повиновались этому распоряжению велено было ловить, вывозить за город вместе с товаром, и там сжигать купцов и товар, а горожан, которые держали их у себя наказывали кнутом.

Это первый встречаемый  в летописях пример устройства в  России застав в более широких  размерах и исключения одного города из общения с другим—объявление  его “неблагополучным”. Но, должно быть, эти меры были приняты слишком  поздно, чума, вероятно, уже была занесена в Новгород псковичами, когда их стали изгонять оттуда. Оба города страдали от нее одинаково в течение 1552, 1553, 1554 гг. В Пскове умерло за один год более 25000 чел. , а в Новгороде, Старой Руссе, и во всей новгородской области 279594 чел.

Особенно  много умерло священников, монахов, и вообще лиц духовного звания. Что эпидемия была чумная, на это  указывают слова Псковской летописи, что люди умирали “железою”. Как  всегда, народ прибегал к обычным  средствам: молитвам, постам, постройке  церквей и т. п. Эпидемия прекратилась, по-видимому, лишь в конце 1551 г. Одновременно в этой чумою господствовали в  России и другие повальные болезни.

Так, в Свяжске  войско великого князя, выступившее  на войну с Казанью, сильно страдало в 1552 г. от цинги, а в 1553 г. в осажденной Казани также развилась эпидемия, характер которой не поддается определению. Развитие этой болезни летописец  ставит от того обстоятельства, что, когда  Иоанн отрезал казанцев от воды, они стали добывать воду в городе, “начаша воду копати, и не обретоша, но токмо мал поток докопашася смраден, и до взятья взимаху воду с нужию, а тое же воды болезнь  бяше в них, пухли и умираху  с нее”. Описание этой болезни не имеет прямого отношения ни к  эпидемиологии России вообще, ни к  истории чумных эпидемий в частности, но мы привели слова летописца  потому, что из них можно судить о совершившемся уже некотором  прогрессе в воззрении на происхождение  болезней: болезнь уже не объясняется  божьим гневом, а приводятся физические причины происхождения ее. Следующее  описание эпидемии мы встречаем в  летописях 1563 г. в Полоцке.

Смертность  была большая, но, по краткому описанию летописца невозможно определить характер болезни. В 1566 г. снова появляется мор  в Полоцке, затем захватил города Озерище, Великие Луки, Торопец и  Смоленск, а в следующем году распространилась на Новгород, Старую Руссу и продолжался  до 1568 г. На этот раз летописец также  не упоминает о симптомах болезни. Зато мы в описании этой эпидемии опять  встречаем указание на устройство застав и применение крайне жестоких мер  против занесения повальной болезни, как мы впервые это видели при  описании чумы 1552 г. Когда язва дошла  до Можайска 1556 г. , Иван IV приказал устроить здесь заставу и не пропускать никого в Москву из областей, в которых господствовал мор.

Точно так  же, в следующем году, во время  войны с Польшей из Ливонии  русские полководцы приостановили  наступательные действия войска, опасаясь заразительной болезни, свирепствовавшей в Ливонии. Это указывает на то, что в это время на Руси стали  относить более сознательно к  опасности заражения и ограждать  себя рациональными мерами, а не постройкою церквей в один день, арестными ходами и т. п. Последняя  эпидемия 16 столетия, о которой упоминается  в летописях, была в 1592 г. в Пскове и в Ивангороде. Народ обращался  опять к помощи сверхъестественных средств, присланных царем из Москвы, святой воде, мощам чудотворцев, т. п.

Методы  борьбы с чумой в средневековой Руси

Первоначально, относительно каких-либо упоминаний о  мероприятиях против болезней, лечебных или предохранительных, в летописях  нет. О врачах, и деятельности их во время эпидемий, в летописях  не упоминается ни слова, хотя в 11 столетии были уже врачи в России. Но задача их заключалась в те времена и  позже— до 17 столетия —почти только в  лечении князей, во время же эпидемий роль их, по-видимому, сводилась к  нулю. Народ смотрел на повальные  болезни как на нечто фатальное, неизбежное, посланное на него разгневанным Богом, и поэтому, по-видимому, считал излишним, или даже неправильным, обращаться в таких случаях, к помощи людей.

С 10 по 2-й половины 14 в. ни одна из повальных болезней не представляет в летописных описаниях  каких-либо типичных черт, на основании  которых можно бы было высказать  сколько-нибудь определенно о ее характере. Летописцы не приводят ни разу ни одного болезненного симптома многочисленных этих моров, не описывают  течение болезни, не говорят ничего о продолжительности ее. Единственное явление, которое обращало на себя их внимание— потому что внушало  им страх —это чрезвычайная смертность. Мы знаем, что в те времена не только не принимались никакие меры к  пресечению эпидемических болезней или к ограждению здоровых от опасности  заболевания, но напротив, существовали только самые благоприятные условия  для того, чтобы повальные болезни  глубоко укоренялись и возможно широко распространялись.

Возможность спасения от болезни народ видел  лишь в обращении к Богу, служении молебнов, постройке церквей. В XIV столетии появляются первые данные о профилактических мерах: врачи рекомендовали “очищать” воздух через постоянное жжение костров на площадях и даже в жилищах, или как можно скорее покидать зараженную местность. На Руси в XIV в. на пути предполагаемого движения заразы стали выставлять костры. Так, в 1352 г. , в Новгороде в связи с эпидемией чумы горожане просили владыку “костры нарядить в Орехова”. Сопровождались ли эти меры также запретом приезжать в город из пораженных болезнью мест, т. е. были ли эти костры заставами—неизвестно. Возможно, эта мера была предшествующей распространенным позднее засекам и заставам.