Религия и наука: точки соприкосновения

Если же моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить  другую группу преступников (колдунов), то здесь возникает вопрос – а  есть ли у этого моралиста вообще нравственное право на то, чтобы  считаться моралистом…

Так что вовсе  не с наукой воевала инквизиция, а с магическим суеверием. Оттого и рождение науки пришлось на пору расцвета инквизиции… 

2. Слепая вера. 

Итак, церковный  тезис о том, что христианство и наука не враждебны друг другу  – это не просто «противоатеистическая контрпропаганда». Христианство создало предпосылки для рождения научной картины мира – а потому оно не может быть враждебным по отношению к науке. Как говорил св. Филарет Московский - "Вера Христова не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством".  
Да, люди впервые переступают церковный порог, как правило, по соображениям вполне суеверным. Они ждут «чуда» и по большей части им совершенно все равно – из какого источника требуемое ими «чудо» поступит. Но Церкви-то не все равно – «какую веру верует» человек. И потому, разочаровывая поклонников «неведомой магической энергии», Церковь требует расти от суеверия к осознанной вере, требует труда мысли и отчетливости, требует, чтобы человек совершил труд рефлексии над содержанием своей веры.  
Никогда Православие не воспевало «слепую веру».  
Во-первых, потому, что «слепая вера», не знающая ни своего предмета, ни своих оснований, не заметит и границы между христианством и язычеством, между православием и ересью. 
Во-вторых, потому, что «слепым» может быть только неверие. Опыт неверия может рождаться из опыта слепоты. Неведение естественно следует за невидением. 
В-третьих, потому, что та вера, которая считается нормативной в церковной традиции, как раз должна быть зрячей. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5,8). Со времен св. Кирилла Иерусалимского (IV в.) в православии различаются «вера догматическая» и «вера созерцательная» («Есть два вида веры: один – вера догматическая, соглашение души на что-либо... Другой же вид веры есть дарование благодати. Эта вера... созерцает Бога").  
Итак, богословие созерцательное, мистическое не является слепым потому, что оно-то как раз видит.  
 
Богословие же догматическое также не слепотствует потому, что оно думает. Теология есть модус присутствия логики в иррациональном мире религии.  
В конце ХХ века было осознано то, с чем так яростно не соглашался век «Просвещения»: естественнонаучная модель рациональности не есть единственная форма рациональности. Знание может быть не математическим и не физическим. Оно может быть гуманитарным. Рациональность же определяется тем, как человек обрабатывает ту или иную информацию, поступающую к нему, а не тем, из какого именно источника (научной лаборатории, инстроспекции, библиотеки, храмовой проповеди или из уличного разговора) поступает эта информация (анализ уличных разговоров и базарных пересудов может быть вполне научным – это будет отрасль науки по имени «социология»).  
Оказалось, что миф более рационален, чем казалось прежде. А наука более мифологична, нежели думал о ней XIX век. Православие прилагает рациональные процедуры к анализу своих преданий. А светская наука, как оказалось, не может жить без догм. Доказательство Куртом Гёделем в 1931 г. знаменитых теорем «о неполноте формальных систем» и «о невозможности доказательства непротиворечивости формальной системы средствами самой системы» показало, что интеллектуальные процедуры всюду работают одинаково: любая теория зиждется на некоем наборе догм (которые в светской науке стыдливо именуются аксиомами).  
Аксиома христианства – это доверие к опыту Присутствия. Аксиома атеизма – доверие к опыту пустоты. В принципе, рационально можно прокладывать логические цепочки и от одной аксиомы, и от другой. Другое дело, что эти логические цепочки приводят к расширению изначального опыта. Путь религии идет от опыта Присутствия предмета веры к опыту Преображения в предмет веры. Путь атеизма ведет от опыта пустоты к опыту тошноты (см. «Тошноту» Сартра) и к самоубийству (см. «Бесы» Достоевского).  
Законы рациональности едины – и для верующих людей, и для неверующих. Различие лишь в том, что предпочитается в качестве «момента истины», в качестве точки доверия и опоры. Откуда идти и к чему – вот где наши различия. А техника интеллектуальной «ходьбы» одинакова у математиков и богословов. 

3. Откуда возникает  конфликт. 

Осознание вышесказанного помогло перейти от конфликта  к сосуществованию. В науке и  культуре как в коммунальной квартире: чтобы не было конфликтов, каждый должен четко знать свои права и обязанности, пределы своей жизненной территории. Помните, как у Булгакова: “люди-то они хорошие, вот только квартирный вопрос их испортил”, - потому что в коммуналке было непонятно, кто ответственен за свет в туалете, ванной и т.д. А когда люди разъезжаются по разным блокам, значительная часть источников конфликта исчезает. Так вот, что касается отношений Церкви и Науки – конфликт растворяется по мере того, как каждый из нас осознает, где граница нашей компетенции.  
В науке же признаком профессионализма считается умение четко осознавать пределы своей компетентности. Как токарь знает, каким сверлом какой материал на какой скорости надо обрабатывать, так и ученый знает границы своего метода: вот этот круг проблем моя теория, моя модель могут разрешить, а для других проблем нужны другие методы.  
Конфликт возникает оттого, что нам кажется, будто в чужой речи мы услышали ответ на наш вопрос. Представьте, я спрашиваю попутчика: «Мы успеем проскочить на зеленый свет?” А он отвечает: ”Думаю, что в следующем году удастся!”. Случай свел меня с идиотом или с шутником? Нет, все проще: я просто не заметил, что в ухе у моего собеседника наушник от мобильного телефона, и он вел разговор не со мною, а с кем-то другим.  
А вот иное видение: представьте, что жена посылает меня в магазин и, вручая мне 50 рублей, настойчиво твердит: «Купи два пакета молока!.. Нет, ты понял? Два пакета молока! Повтори: два пакета молока! Посмотри мне в глаза и скажи еще раз! Ты понял? Два пакета молока, а не два номера «Богословского вестника», как ты в прошлый раз притащил!». Получив эту инструкцию, я иду в магазин и по дороге повторяю как мантру: «два пакета молока… два пакета молока…». И вот, уже на подходе к кассе я слышу, как стоящий передо мною покупатель говорит кассиру: «А мне два батона хлеба, пожалуйста!». Имею ли я право в эту минуту сказать: «Ну что за недоумок это мужик! Все передовое человечество покупает два пакета молока, а этот пень покупает зачем-то два батона хлеба!!!»?  
Так вот, прежде, чем обвинять Библию в антинаучности и глупости, неплохо было бы поинтересоваться: а на какие вопросы Библия намерена дать ответы. Те ли это вопросы, какие изучают на геологическом или биологическом факультетах, или же это ответы совсем другим людям на совсем другие вопросы. Если мы научимся понимать вопросы, которые люди задавали Моисею, мы поймем (и примем) и его ответы… Мы поймем – за чем он был послан.  
Как-то В. Гейзенберг так пояснял своему коллеге – физику ядерщику Вольфгангу Паули свое видение отношения религии и науки: «Когда мы видим в небе самолет, то можем с известной степенью достоверности заранее рассчитать, где он будет через секунду. Сначала мы просто продлим его траекторию по прямой линии; или же, если мы успели заметить, что самолет описывает кривую, то мы учтем и кривизну. Таким образом, в большинстве случаев мы успешно справимся с задачей. Однако траекторию мы все же еще не поняли. Лишь когда мы сначала поговорим с пилотом и получим от него объяснение относительно нечаемого полета, мы действительно поймем траекторию… Разговор ненадолго прервался, потому что на расстоянии нескольких сот метров мимо нас проплыл большой пассажирский пароход, который со своими многочисленными огнями выглядел в светло-синих сумерках сказочным и почти нереальным. Мне пригрезились в этот миг человеческие судьбы, которые, вероятно, разыгрывались за освещенными окнами кают, и в моем воображении вопрос Вольфганга превратился в вопрос о пароходе. Что такое в действительности этот пароход? Масса железа с машинным отделением, системой электропроводки и лампочками? Или же выражение целеустремленности человеческого намерения, структура, образовавшаяся как результат отношений между людьми? А может быть, он просто следствие биологических природных законов, которые в качестве объекта своей формирующей силы использовали на этот раз не только молекулы белка, но и сталь, и электрический ток? Тогда слово "намерение" в человеческом сознании представляет просто отражение этой формирующей силы или природных законов? И что означает в этой связи слово "просто"?".  
Движение того корабля, входившего в копенгагенский порт, и в самом деле можно было описать двояко. Можно сказать, что на нем установлен такой-то двигатель, в нем сгорает такое-то топливо, газы при сгорании давят на поршень, движение которого по системе трансмиссий передается на винт и в результате корабль плывет. А можно сказать, что этот корабль движется здесь потому, что он был зафрахтован такой-то фирмой для того, чтобы перевезти груз хлопка из Америки в Европу. Первое описание будет научным. Второе - религиозным.  
Наука отвечает на вопрос «почему» и «как». Религия - на вопрос «зачем».  
Если я хочу куда-то поехать, я должен подойти к расписанию поездов. Расписание поездов составлено на научной основе, но сколько бы я ни изучал расписание, я из него никогда не узнаю, куда нужно ехать мне самому. Вот это и есть пример соотношения этики, религии и науки. Религия дает ценности: ради чего человек живет, каких целей добивается, куда идет, а наука говорит, какими путями можно добраться до намеченной станции.  
Есть вопросы, которые не ставит перед собой религия. Есть вопросы, которых не ставит перед собой наука. А потому не стоит искать у нас ответы на вопросы, которые мы не исследуем. И наши вопросы не следует переводить на язык не-наших ответов.  
Когда Библия говорит, «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так» (Быт. 1,9), то она описывает не геологический катаклизм. Она говорит о той воде, о которой ничего не знают современные химики (но о которой еще знают моряки). Вода, море на языке архаики – это Океан. Это та мощь, которая живет своей жизнью, абсолютно несоразмерной с человеком и с его силами. Но та мощь, что лишь одним своим дыханием может стереть город или разломить корабль – эта мощь абсолютно послушна воле библейского Бога. Раз Он сказал – то вода послушно течет туда, куда надо Ему. Верховному правителю шумерских богов Мардуку для одоления водной мощи (которую символизировала богиня Тиамат) понадобилось крайнее напряжение всех его сил (и сил союзных ему богов). Но для Ягве даже нет проблемы покорения водного хаоса. Все Им создано и все Ему послушно. Ты понял теперь, человек, почему и ты должен молиться не Океану и не Нептуну, а Богу? Ты понял теперь – Кто желает союза с тобой, Кто просит тебя – “сыне, дай Мне сердце твое”?!  
 
Понимание наших различий поможет избежать не только ненужных конфликтов, но и ненужных союзов. Ведь сегодня нам приходится обороняться от ученых, которые хотят задушить нас в своих объятиях. Дня не проходит, чтобы в патриархию не пришло письмо или не постучался какой-нибудь человек и не сказал, что изобрел очередной харизмометр, замерил энергетику Святого Духа, вывел компьютерную формулу Троицы и так далее... Но опять же - не надо устраивать коммунальную квартиру. Пусть религиозное и естественно-научное мышление живут в разных плоскостях.  
Когда некоторые ученые забывают об этом и позволяют себе вторгаться со своими методами и формулами в мир религии – это пошло. Это псевдонаука, и конфликт происходит не между церковью и наукой, а между наукой и псевдонаукой.  
В диалоге с учеными наша задача – не дать людям конкретных наук оказаться в плену у каких-то ненаучных идеологий, избежать слишком поспешных отождествлений результатов собственно научной работы с некоторыми модными идеологическими догмами. Например, не торопиться делать атеистические выводы из наблюдения факта эволюции.  
Кстати, именно так когда-то поступила католическая Церковь в отношении к новой астрономии. Она приняла теорию Коперника (опубликованную в 1542 г., но благосклонно выслушанную папой еще в 1533 г.) как математическую модель (и на ее основе разработала новый календарь в 1582 г.). Но при этом в 1616 г. она призвала воздержаться от ее принятия как физической модели до получения доказательств (которые появились лишь в середине 19 века – наблюдение звездного параллакса и маятник Фуко). А в 1600 году она осудила Бруно, который из коперниканской теории сделал выводы сколь антинаучные, столь и антихристианские, ибо перемешал Коперника с оккультизмом…  
Мы говорим ученым: ваша наука не побуждает Вас к неверию. Но она и не тождественна нашей вере. Между нами есть дистанция. Если Вы хотите – вы можете преодолеть ее усилием своей воли. Это и будет подвигом веры. Но – если захотите. Если увидите, что у нас есть что-то, чего не синтезировать в ваших лабораториях. Ведь, в отличие от таблицы умножения, Бог Себя не навязывает. Он умеет быть незаметным.  
Нормальная светская наука помогает богословию оттачивать его методы размышления над тем, что Бог сказал нам о Себе и своем замысле о нас (речь идет, понятно, не о физике, а о текстологии, источниковедении, лингвистике, археологии, истории и т.д.). Религия же напоминает людям науки, что они тоже – люди. И, значит, им тоже свойственно ставить вопрос “зачем”. Если вопрос поставлен правильно, а способы поиска ответа честны – ответ однажды прояснится. 

Заключение: 

Наука - это познание и изучение явлений этого мира, а религия - это поиск Бога, попытки  человека найти смысл существования, построение концепции существования  на Земле.

Можно серьезно заниматься наукой и в то же время верить в Бога. И одно другому не мешает. Все зависит от самого человека. 
Интересно, что в любой религии (за исключением христианства) по определению есть поиск - научная составляющая, а в любой науке есть недоказанные постулаты, в которые просто верят. Отсюда вывод: наука и религия - смежные понятия. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Список  использованной литературы: 

1. Ольшки Л. История научной литературы на новых языках. Т.3. М.-Л. 1933.  
2. Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933.  
3. Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.-Л. 1934.  
4.Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция М., 1955  
5.Вопросы истории религии и атеизма. Сборник статей. Вып. 1. М., 1950.  
6.Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Т. 1 М., 1980. Т.2 М., 1987  
7.Гайденко П. П. История новооевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000  
8. Яки С. Спаситель науки. М. 1992.  
9. Яки С. Бог и космологи. М.1993.  
10. Косарева Л.М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М. ИНИОН.1991.  
11. Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., ИНИОН, 1985.  
12. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.  
13. Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее средневековье и возрождение) М.ИНИОН.1980.  
14. Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сборник обзоров. М., ИНИОН, 1987  
15. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987.  
16. Кимелев Ю. А. Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М. 1988,  
17. Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000.  
18. Философско-религиозные истоки науки. М., 1997  
19. Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999  
20. Лернер Л. Госселин Э. Галилей и призрак Джордано Бруно // В мире науки. 1987, № 1, сс. 80-88.  
21. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, №1.