Этнокультурные особенности карельской семьи конца XIX - начале XX века

МИНИСТЕРСТВО  ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

РОССИЙСКОЙ  ФЕДЕРАЦИИ

Государственное образовательное учреждение высшего  профессионального образования

«Тихоокеанский  государственный  университет»

Дальневосточный юридический институт 
 
 

Реферат

«Этнокультурные особенности карельской семьи конца XIX - начале XX вв.» 
 
 
 
 
 
 

2010 год

     Социально-демографические  и этнокультурные особенности.

     Ценность  семьи в традиционном обществе, в  том числе ее экономическая целесообразность, выражена в карельских пословицах: «Жизнь одинокого, что пасмурный день», «Семейный котел гуще кипит».

     По  данным Всероссийской переписи 1897 г. средний размер семьи в Олонецкой губернии составлял 5,4 человека. В этот период еще сохранялись большие нераздельные семьи, состоящие из трех-четырех поколений родственников и доходившие численно до 20-25, а иногда и 40 человек. Такая семья была обычно патрилокальна: брачные пары селились вв родительском доме мужа. Согласно обычаю глпва семьи (старший мужчина или его старший сын), распоряжавшийся ее достоянием и ведавший хозяйством, не мог без согласия женатых сыновей и жены ни продать, ни подарить ничего из семейной собственности: все имущество читалось общим. Возраст и опыт ценились высоко: иногда после смерти хозяина семьей руководила его вдова. Хозяйкой большой семьи обычно была жена главы семьи или его старшая сноха. Она, с помощью подчинявшихся уй невесток и незамужних дочерей, должна была заботиться о домашнем хозяйстве: ухаживать за скотиной, готовить пищу, изготавливать пряжу, ткани, вязать и шить одежду. Невестки сильно зависели от свекра и свекрови. У северных карелов существовал обычай: первые шесть недель после свадьбы невестка каждый вечер должна была кланяться в ноги свекру и свекрови и ждать их распоряжений, касающихся работы.

     После рождения мальчика престиж невестки (как, впрочем, и любой замужней женщины) возрастал. Предпочтение иметь сына подчеркнуто в фольклоре: «хоть  и некрасивый, да петушок (мальчик), хоть красивая, но курочка (девочка)». Дочь, которая после замужества должна была покинуть родительский дом, по сравнению  с сыном-кормильцем оценивалась  лишь как „половина” его. Это сопоставление  по линии дочь—сын представлено, например, в словах колыбельной песни: «Баю-баю, детка-дочка, половиночка [стоишь половиночку] сыночка!» 1. Девочек и девушек называли «половинками», исходя из того, что их линия наследования («женское колено») считалась вдвое ниже, чем мужская. В данном случае в фольклоре отразились нормы обычного права карел: после смерти отца та часть имущества, которая доставалась в наследство дочери, составляла половину по сравнению с долей сына.

     Устойчивость  больших семей (финские исследователи  иногда называют их «братскими»), существовавших на протяжении многих столетий, в этнографической  исследовательской традиции обычно связывается с образом жизни  карелов; ее экономическими и социальными  основами: комплексным характером хозяйства, необходимостью «социального страхования» и т.д. В последнее время «социально ориентированные» историки отстаивают мысль о том, что семья такого типа никогда не была преобладающей  в Карелии. Так, финский исследователь  Т. Хямюнен отмечает, что исследователи нередко ошибочно уравнивают домохозяйство с семьей. По его мнению, далеко не каждая такая хозяйственная единица являлось семьей в полном смысле слова: входившие в состав домохозяйства малые семьи могли быть полностью автономны. По мнению этнолога Э. Варис форма большой семьи выбиралась и поддерживалась крестьянами сознательно.

     Карельская  семья, сохраняя основы традиционной культуры, веками устоявшихся норм поведения  и ролевых установок ее членов, не оставалась вместе с тем неизменной. Начавшийся в конце XIX в. быстрый распад больших семей связан с активизацией миграционных процессов, ростом социальной мобильности, переходом ряда функций семьи к общественным организациям (в том числе — частичной передачей функции воспитания в руки народного образования), а в конечном итоге — с началом формирования нового образа мышления, ориентированного на индивидуума. Ощутимым фактором разрушения большой семьи было желание невесток избавиться от гнета свекрови, стремление молодых пар к раздельному ведению хозяйства, а также противоречия, подобные спорам между невесткой и свекровью о воспитании детей 2.

     Происходили постепенные изменения в брачных  установках молодежи. По данным 11 южно-карельских приходов за 1897—1905 гг. средний возраст вступивших в первый брак невест составлял 22 года, женихов — 25 лет. На основе анализа «ревизских сказок» и метрических книг установлено, что в XIX в. средний возраст вступления в брак в Карелии постепенно рос как у мужчин, так и у женщин. Этот процесс сопровождался значительным сокращением доли лиц, создававших семью в раннем возрасте — до 20 лет. Данные по северно-карельским Ребольскому и Панозерскому приходам свидетельствуют, что в этом регионе уже к середине XIX в. ранние браки стали исключительно редким явлением, а две трети мужчин и почти половина женщин вступали в брак в возрасте тридцати и более лет. Вероятно, на формирование новой, модернизированной модели брачного поведения в Северной Карелии оказывала влияние Финляндия. В то же время в Олонецкой Карелии данная тенденция лишь наметилась. В целом брачность сельского населения края в исследуемый период была близка к европейскому типу, для которого характерны позднее вступление в брак, малая разница в возрасте жениха и невесты, высокий коэффициент полного безбрачия 3. Естественным следствием этих процессов был постепенный рост возраста родителей на момент рождения первого ребенка, в результате чего материнство и отцовство приходились на более зрелую, чем прежде, пору жизни.

     Усиление  миграционной подвижности населения  вело к росту численности межэтнических  браков. Мужчины-отходники нередко  создавали семьи в иных краях, и территории их хозяйственных интересов  совпадали с брачными ареалами, а  карельские женщины — хозяйственные  и миловидные, славившиеся своей  добропорядочностью, привлекали внимание заезжих «чужаков». По свидетельствам современников «карелками увлекаются даже городские интеллигентные кавалеры и нередко женятся на них» 4. Исследователь истории крестьянской семьи в Т. Хямюнен пришел к выводу о том, что между Приладожской (Финской) и Олонецкой Карелией фактически не было границы: она «размывалась» трансграничными браками (в 1910-х гг., например, таковым был каждый пятый союз) и устанавливавшимися родственными связями, приобретая, таким образом, характер «брачной границы» 5.

     Атмосфера в карельской семье в значительной мере определялась тем, что обычно молодые  вступали в брак по взаимному согласию и даже вопреки воле родителей, а  принудительные браки, в отличие  от русской традиции, являлись исключением. Конечно, было бы ошибочно думать, что  решение о вступлении в брак принималось  молодыми людьми вне всякой зависимости  от влияния родителей, но это воздействие  было скорее опосредованным: свою роль играло авторитетное родительское мнение, совет, а также репутация семьи  и рода избранника или избранницы. В Карелии ссоры между супругами  и тем более насилие над  женщиной были редкими явлениями. Эти  черты семейной жизни, обусловленные  относительным равноправием супругов, отмечались и в русских неземледельческих  местностях, в том числе соседнем Поморье. Традиция уважительного отношения  к женщине, ее высокий авторитет  в карельской семье имеет глубокие исторические корни, о чем свидетельствует  наличие этой особенности семейно-бытового уклада в XIX — начале XX вв. у разных этнических групп, в том числе  у тверских карелов, которые территориально разошлись со своим материнским  этносом еще в XVII в.

     Женщина на севере была самостоятельна в семье, муж советовался с женой во всех важных делах, часто поручая  ей ведение расходов. Поскольку многие мужчины на длительный период уходили  на заработки, женщины выполняли  мужскую работу не только в семье, но и в деревенском хозяйстве. В Северной Карелии, например, на порожистых бурных реках женщины нередко  работали кормщиками, виртуозно управляли  лодками и переносили «на себе»  через пороги тяжелые грузы. Сторонние  наблюдатели отмечали высокую нравственность карелок. В частности, И.В. Оленев обращал внимание на то, что женщины хранили верность мужьям, занятым отхожими промыслами и появлявшимся дома иногда раз в год, а то и реже. По его словам «редкая измена быстро делается известною во всей волости и становится позором для целого рода».

     В конце ХIХ — начале XX века все большее количество крестьянок Карелии также втягиваются в отхожие промыслы. Из Олонецкой Карелии уходили на заработки в основном в город (Петербург, Петрозаводск), который давал альтернативу тяжелому крестьянскому труду. Там они работали няньками, кухарками, сиделками, прачками, портнихами, трудились в качестве рабочих. Женщины и девушки из южной Карелии составляли также немалую часть «капорок» — работниц, трудившихся летом на обширных пригородных огородах столицы. Крестьянки северной Карелии начинают заниматься традиционно развитым здесь коробейническим промыслом, отправляясь вместе с мужчинами и детьми торговать в Финляндию. Некоторые из них уходили на зиму в финские города, где находили временную работу, дававшую средства для содержания семьи. Например, представительница рода рунопевцев Малиненых Анна Лехтонен из д. Войницы в течение ряда зим в 1910-х гг. отправлялась на заработки в далекий финский город Оулу.

     В отдельных местностях исключительно  женщины, а не мужчины, были заняты отходничеством. Так, например, в селе Кондуши Неккульской волости Олонецкого уезда женщины весной отправлялись в Петербург, откуда, закупив товар (кружева, женскую одежду и украшения), расходились по деревням и селам и возвращались домой лишь к осени. Мужчины же в это время работали в поле и дома, брали на себя заботу о детях. Такие женщины-промышленницы держали себя в семье очень независимо. (Подобное распределение ролей даже современные россияне относят скорее к «американскому типу» семьи!) Показателем экономической самостоятельности и независимости женщин является и тот факт, что в 1909 г. они составляли половину всех вкладчиков сберегательных касс в Олонецкой губернии.

     Сложившийся на основе относительного экономического, и, как следствие, родительского  равноправия супругов тип лидерства  предотвращал конфликты в карельской семье. Об уважении к женщине говорят  карельские эпические и свадебные  песни, сказки. Большинство карельских сказок о женщинах отличается, например, от русских сказок на те же сюжеты своей мягкостью, добродушием. Так, в различных версиях сказки «Исправление ленивой» муж тонко и остроумно перевоспитывает ленивую жену, не прибегая к физическим мерам воздействия и не унижая ее человеческого достоинства.

     Важным  фактором внутрисемейного согласия был трезвый образ жизни. Н. Лесков, сравнивая в этом плане карелов  с русскими, отмечал: «Карел ни за что не пойдет в буден в кабак, ни за что не снесет туда жениных нарядов и не пропьет сошников и семенной ржи. Он строг к себе и всегда найдет в себе достаточно сил, чтобы противостоять соблазну… Карел знает вкус водки, но потребляет ее умеренно, в будни — как исключение» 6. Еще в 1849 г. Олонецкий земский исправник так объяснял устойчивость карел в отношении пьянства: «между женщинами оно считается мерзостью, и это самое заставляет молодых мужчин быть воздержанными». Тот же источник констатировал: «Семейный быт карел в нравственном отношении можно назвать благородным, они стараются жить в мире и согласии, и если случаются какие-либо семейные распри, то всячески оные скрывают от посторонней наблюдательности».

     Путешественники отмечали, что взаимоотношения в  карельской семье более мягкие, более  «человечные», чем у русских. Николай  Камкин писал по этому поводу: «…взаимные отношения между младшими членами  вообще хороши, дружественны. Благодаря  этому между карелами гораздо  чаще можно встретить большие, неразделенные  семьи, чем между русскими. Сплошь и рядом в одном доме уживаются  в полном мире и согласии по три, по четыре семьи, то есть по три-четыре женатых брата…» 7. Большим уважением пользовались в семье старики, которых карелы почитали как носителей опыта, достоинства, строгой морали. Учитель И.В. Оленев, работавший в Карелии в 1890-х годах, замечал: «Часто можно видеть восьмидесятилетнего, убеленного сединами, слепого или глухого старца, который уже десяток лет ничего не работает. Его, однако, не только не попрекнут дармоедством, но без его совета не решается ни одно важное семейное дело» 8.

     Уровень рождаемости в крае характеризовался ежегодным появлением 43—50 детей  на каждую тысячу жителей, что было близким к среднероссийским показателям. Рост рождаемости отмечался в экономически благоприятные периоды, и наоборот, падал в военные и неурожайные годы, а также годы, непосредственно следующие за ними. Так было, например, в 1903 г., когда из-за недорода хлебов в 1902—1903 гг. коэффициент рождаемости в Олонецкой губернии понизился с 49 до 44%. Несмотря на высокую детскую смертность, дети в возрасте до 9 лет по переписи 1897 г. составляли более четверти всего населения Олонецкой губернии 9.

     Рождение  ребенка вне брака, обрекавшее его  на социальную неполноценность, расценивалось народом как большой грех и было достаточно редким явлением. Подчеркивая неполноту родственных связей, «привязывающих» незаконнорожденного ребенка к миру людей, в народе о нем говорили: «из-под ног добытый ребенок, под можжевельником найденный». Негативное восприятие факта внебрачного рождения описывается красноречиво: этих детей не рожают, а «добывают», «находят». Отрицательное отношение усиливается фольклорной семантикой можжевелового леса как места ужасного, мрачного, где бродят медведи и растут горькие можжевеловые ягоды — метафорическое отождествление горькой жизни. Представления о внебрачных детях как о части природы, неизвестной находке, обнаруженной взрослыми, широко распространено и в традиционной русской культуре 10.

     Появление внебрачного ребенка обязывало  женщину всю последующую жизнь  раскаиваться в содеянном. Для искупления греха к общепринятому двухдневному посту на неделе (в среду и пятницу) добавлялся еще понедельник, грешница отказывалась от потребления чаю и кофе, воздержание от которых у карелов, при их пристрастии к этим напиткам, считалось своего рода подвигом.