Псковский филиал
Российская международная академия
туризма
Направление 38.03.03 «Управление
персоналом»
Контрольная работа
по дисциплине «Культурология»
Тема: «Человек играющий»
(обзор концепции Й. Хейзинга»
Выполнил:
студент заочного отделения,
группа 162133-БУП
Липин А.В.
Проверил:
Давыдов Г.А., к.п.н., доцент
Псков
2016г.
Содержание
Введение |
3 |
1.«Человек играющий» концепция
Йохан Хейзинга |
4 |
2.Характер и значение игры как
явления культуры |
6 |
Заключение |
13 |
Список литературы |
15 |
Введение
Феномен возникновения культуры
нашел отражение в трудах различных ученых,
представителей разных философских направлений.
Человек всегда имел способность
и склонность облекать в формы игрового
поведения все стороны своей жизни. Это
является подтверждением объективной
ценности изначально присущих ему творческих
устремлений — важнейшего его достояния.
Игра - прежде всего свободная
деятельность. Все исследователи подчеркивают
незаинтересованный характер игры. Она
необходима индивидууму как биологическая
функция, а обществу нужна в силу заключенного
в ней смысла. Игра, скорее, нежели труд,
была формирующим элементом человеческой
культуры. Раньше, чем изменять окружающую
среду, человек сделал это в собственном
воображении, в сфере игры.
Ощущение и ситуация игры, давая
максимально возможную свободу ее участникам,
реализуются в рамках контекста, который
сводится к появлению тех или иных жестко
очерченных правил - правил игры. Смысл и значение
игры целиком определяются отношением
непосредственного, феноменального текста
игры - к так или иначе опосредованному
универсальному, то есть включающему в
себя весь мир, контексту человеческого
существования.
Игровая концепция культуры
целостно была сформулирована нидерландским
историком и философом идеалистом Й. Хейзингом
(1872-1945гг.) в работе, “Homo Ludens; Статья по
истории культуры” (1938).
Проблематика игры с особой
остротой звучит в наше неспокойное и
часто весьма зловещее время. Именно оно
сделало столь актуальным вопрос неразрывно
слитого со стихией игры пуэрилизма. (Понятие
вводится Й. Хейзингом, как демонстрация
видимых свойств игры, жажда грубых сенсаций,
тяга к массовым зрелищам).
Жизненная необходимость утвердиться,
найти точку опоры, когда вокруг рушатся
ценности, столь долго казавшиеся незыблемыми,
понуждает общество искать поддержку
не у лишившихся доверия авторитетов,
а у молодежи, — в некотором смысле заискивая
перед будущим на заре Нового времени
провозвестник грядущей пуэрилистской
эпохи, элитарный герой-одиночка, внезапный
пришелец из некоего чуть ли не горнего
мира, решительно вторгается в затхлое
людское болото. Вскоре, однако, на передний
план выходят серые однородные массы с
их неизменным пристрастием к красному,
кровавым потопом смывающие вековые устои
этики и культуры. В неустойчивые, переходные
эпохи резко повышающийся интерес к молодежи
приобретает подчас параноидальный характер.
Таким образом, рассмотрение
культуры человечества с точки зрения
игры представляется актуальным даже
в настоящее время. Исследование Й. Хейзинга
позволяет отличить “чистую игру”, глубоко
гуманистическую, от бескультурья и варварства.
Целью данной работы является раскрытие
игровой концепции культуры, сформулированной
Й. Хейзингом.
1.«Человек играющий»
концепция Йохан Хейзинга
Голландский философ Йохан
Хейзинга (1872–1945) известен своей работой
«Homo ludens» («Человек играющий»), в которой
он защищает тезис об игровом характере
культуры. Его концепция бросает вызов
теориям, согласно которым труд являлся
культурообразующим фактором исторического
процесса. Лейтмотив концепции Хейзинга
– игра старше культуры, она творит ее.
Свой интерес к человеку играющему Хейзинга
обосновывает следующим образом: люди
оказались не столь разумными, как наивно
внушал век Просвещения, уповавший, как
известно, на разум. И, соответственно,
к определениям Homo sapiens (человек разумный)
и Homo Faber (человек умелый) должно быть прибавлено
Homo ludens (человек играющий). Последнее определение
выражает такую же существенную функцию
жизнедеятельности, как созидание.
Игра в концепции Хейзинга –
это культурно-историческая универсалия.
Как общественный импульс, более старый,
чем сама культура, игра издревле заполняла
жизнь и, подобно дрожжам, заставляла расти
формы архаической культуры. Дух, формирующий
язык, всякий раз перепрыгивал играючи
с уровня материального на уровень мысли.
Культ перерос в священную игру. Поэзия
родилась в игре и стала жить благодаря
игровым формам. Музыка и танец были сплошь
игрой. Право выделилось из обычаев социальной
игры. Игровое начало лежит в основании
спортивных состязаний и зрелищных видов
художественного творчества. Хейзинга
убежден, что культура в ее древнейших
формах «играется»: «Она происходит из
игры, как живой плод, который отделяется
от материнского тела, – пишет автор, –
она развивается в игре и как игра»[26].
Обзор истории культуры приводит автора
к выводу об убывании игрового элемента
в процессе культурогенеза. Он говорит
о «вытеснении игры», начинающемся с XVIII
века и заканчивающемся в XIХ веке, когда
духом общества начинает овладевать трезвое,
прозаическое понятие пользы. Дух рационализма
и утилитаризма убили таинство Игры и
провозгласили человека свободным от
вины и греха. Труд и производство стали
идеалом, а потом и идолом. Хейзинга отмечает,
что позднебуржуазная культура теряет
игровое наполнение, а там, где оно вроде
бы остается, игра отдает фальшью. Автор
предупреждает о возможной «порче» культуры,
уходящей от своих истоков. Игра, наполненная
эстетизмом, творящая аксиологическое
поле культуры, перерождается в суррогат
– спорт. Тот, в свою очередь, превращается
в научно-технически организованный азарт.
Из былого единства духовного и физического
сохраняется лишь низменная физическая
сторона. Спорт, в котором число зрителей
превышает число участников, теряет свою
общественную организующую и дидактическую
функцию. Даже искусство, пораженное потребительством,
утрачивает духовное напряжение игры.
Современное сознание автор характеризует
понятием «пуелиризм» – наивность и ребячество.
Пуелиризм противоположен игровому сознанию,
несет в себе несамостоятельность, грубость
и нетерпимость юношества. В основе пуелиризма
– путаница игры и серьезности, поэтому
работа, долг, жизнь не воспринимаются
современным человеком всерьез, развитие
цивилизации привело к формированию подобного
инфантилизма. Отсюда массовая тяга к
банальным развлечениям, пустым зрелищам
и дешевым сенсациям.
Не всякая игра может быть культуросозидающим
фактором, подлинная культура требует
«благородной» игры. Гуманист Хейзинга
выступает против произвола и варварства,
в этом – созидательное начало его концепции.
Однако строго научными его выкладки назвать
сложно, скорее, это научный миф, позволяющий
глубже понять специфику духовных процессов
путем постижения фундаментальных основ
культурной традиции.
2.Характер и значение
игры как явления культуры
Раскрытие игровой концепции
культуры, сформулированной Й. Хейзингом
предполагает прежде всего определить,
что автор вкладывает в понятие игры, в
чем видит её характер и значение как явления
культуры.
В первую очередь надо сказать,
что игра, с точки зрения исследователя,
гораздо старше культуры, так как понятие
культуры предполагает человеческое сообщество,
а животные “не дожидались появления
человека, чтобы научить их играть”1.
Игра переходит границы чисто
биологической или чисто физической деятельности,
так как уже в наипростейших формах, в
том числе и в жизни животных, игра есть
нечто большее, чем чисто физиологическое
явление, либо физиологически обусловленное
психическая реакция. Исследователь указывает,
что в игре есть нечто, выходящее за пределы
непосредственного стремления к поддержанию
жизни.
К определению основных функций
игры неоднократно обращались ученые
различных специализаций (физиологи, психологи,
философы, педагоги). Синтез этих теорий
позволяет выделить следующие положения:
- игра - высвобождение избыточной
жизненной силы;
- игра - инстинкт подражания;
- игра - удовлетворение потребностей
в разрядке;
- игра - упражнение на
пороге серьезной деятельности;
- игра учит себя ограничивать;
- игра поддерживает собственную
индивидуальность
Однако, Й. Хейзинга находит
неудовлетворительными эти объяснения,
так как, по мнению исследователя, можно
было бы принять эти положения, но в том
случае, если бы хотя бы одно из них было
исчерпывающим, оно исключило бы все остальные
либо, как некое “высшее единство охватывало
их и вбирало в себя”2.
Психологи и физиологи стремятся
проникнуть в самое тело игры, не проявляя
интереса к её эстетическим особенностям,
поэтому изначальные качества игры ускользают
от описаний. Например, накал игры нельзя
объяснить никаким биологическим анализом
- а в этом состоит сущность игры. Автор
правомерно ставит вопрос: природа могла
бы дать своим отпрыскам такие полезные
функции, как высвобождение энергии, расслабление
после затраты сил, приготовление к суровым
потребностям жизни и компенсация несуществующих
желаний, всего-навсего в виде механических
упражнений и реакций, так почему же она
дала игру, с её напряжением, радостью,
потехой? Такой элемент игры, как шуточность
сопротивляется любому анализу, любой
логической интерпретации. Этот элемент
определяет сущность игры.
Й. Хейзинга доказывает, что
игра относится к области иррационального,
так как игра простирается на животных
и на человеческий мир, она не может быть
обоснована никакими рационалистическими
связями. Ведь укоренённость в рассудке
означало бы, что её пределы - человеческий
мир. Существование игры не связано ни
с какой-либо ступенью культуры, ни с какой-либо
формой мировоззрения “Игра, какова бы
ни была её сущность, не есть нечто материальное”3. Даже у животных она вырывается
за границы физического существования.
С точки зрения мира, мыслимого как детерминированный,
то есть как чисто силовое взаимодействие,
игра есть нечто избыточное. Лишь с вторжением
духа, который сводит на нет эту детерминированность,
наличие игры становится возможным, мыслимым,
постижимым.
Существование игры утверждает
сверхлогический характер положения в
космосе: животные могут играть, следовательно,
они нечто большее, чем механизмы; человек
играет и знает, что он играет, следовательно,
он нечто большее, нежели разумное существо,
так как игра неразумна.
“Очищая” понятие игры от игры
в жизни животных и в жизни детей, рассматривая
её там, где биология и психология её не
затрагивают, Й. Хейзинга дает понятие
игры в культуре следующим образом: игра
предстает как некая заданная величина,
предшествующая самой культуре, сопровождающая
и пронизывающая её от истоков, вплоть
до той фазы культуры, которую в данный
момент переживает сам наблюдатель. Наблюдатель
обнаруживает присутствие игры как определенной
особенности или качества поведения, отличного
от обыденного поведения в жизни. Его будет
интересовать игра как некая форма деятельности,
форма, наделенная смыслом, и как социальная
функция. Он пытается понять игру так,
как воспринимает её сам играющий, в её
первичном значении. Если он придет к выводу,
что игра основывается на обращении с
определенными образами, то захочет понаблюдать,
как они проявляются в самой игре, и попытаться
понять игру, как фактор культурной жизни.
Так, наиболее заметные первоначальные
проявления общественной деятельности
человека уже пронизаны игрою: например,
язык, это первейшее и высшее орудие, которое
человек формирует, чтобы иметь возможность
сообщать, обучать, править. С помощью
языка человек возвышает вещи до сферы
духа. Поэтому “всякое абстрактное выражение
есть речевой образ, всякий речевой образ
есть ни что иное как игра слов”4. Пронизан игрою и миф, который
тоже “есть образное претворение бытия,
только более подробно разработанное,
чем отдельное слово”4. Так же и культ: ведь ранние
общества совершали свои свяшеннодейтсвия
в ходе чистой игры. Далее Хейзинга делает
немаловажный вывод: в мифе и культуре
зачинаются великие движущие силы культурно
жизни - право и порядок, общение и предпринимательство,
ремесло и искусство, поэзии, ученость,
наука; таким образом, все они уходят в
ту же почву игровых действий.
В игре мы имеем дело с такой
функцией живого существа, которая полностью
может быть столь же мало определена биологически,
как логически или этически. Понятие игры
остается в стороне от всех остальных
интеллектуальных форм, в которых можно
было бы выразить структуру духовной и
общественной жизни5.
Всесторонне изучение феномена
игры позволило Й. Хейзинге выделить следующие
её признаки:
- игра - свободное действие:
игра по принуждению не может
оставаться игрой;
- игра не есть “обыденная”
или “настоящая” жизнь. Игра - это
выход из такой жизни в преходящую
сферу деятельности с её собственными
устремлениями. Всякая игра способна
во все времена полностью захватывает
тех, кто в ней принимает участие. Поэтому
противопоставление игра - серьезность
всегда подвержена колебаниям. Недооценка
игры граничит с переоценкой серьезности.
Характер игры не обусловлен посторонними
интересами: не будучи обыденной жизнью,
она стоит вне процесса непосредственного
удовлетворения нужд и страстей. Она прерывает
этот процесс, и располагается в сфере
более возвышенной, нежели строго биологическая
сфера процесса пропитания - спаривания
- самозащиты;
- третий, отличительный признак
игры - замкнутость, ограниченность. Она
“разыгрывается” в определенных
границах места и времени. Её
течение и смысл заключены в ней
самой;
- игра устанавливает порядок,
она сама есть порядок - и этот
порядок непреложен. Эта глубокая
связь с идеей порядка есть
причина того, почему игра в
столь значительной мере лежит
в области эстетического. Игра
склонна быть красивой. Термины,
которые применяются для обозначения
элементов игры большей частью лежат в
сфере эстетики: напряжение, равновесие,
колебания, чередования, контраст, вариация,
завязка и развязка, разрешение;
- следующий признак игры
- напряжение. Именно элемент напряжения
сообщает игре то или иное
эстетическое содержание, ведь напряжение
игры подвергает силы игрока
испытанию: его физической силы,
упорства, изобретательности, мужества,
выносливости, а также духовной
силы, так как он, обуреваемый
желанием выиграть, вынужден держаться
в рамках дозволенного;
- в каждой игре - своим
правила. Ими определятся, что должно
иметь силу в выделенном игрою
временном мире. Правила игры
бесспорны и обязательны, и не
подлежат никакому сомнению, ведь
стоит какому-либо игроку отойти
от правил и мир игры тот
час же разрушится;
- немаловажным признаком
игры Й. Хейзинга признает то, что играющие
создают новое сообщество - группу, которая
сохраняет свой состав и после того, как
игра закончилась;
- наконец, последняя отличительная
черта игры - её обособленность, выраженная
в таинственности. В подтверждении
своей мысли Хейзинга приводит в
доказательство игры первобытных народов,
например, обряд инициации, окруженный
таинственностью, недопущением женщин
к участию в них и т.д. Также инобытие и
тайна игры выражается в переодевании,
когда надевшие маску, выражают совсем
другое существо.