Великая Хартия Вольностей

Итак, первая группа статей отразила материальные требования оппозиции, которые сводились в основном к требованиям ограничить произвол короны в области вассально-ленных и фискальных отношений и уважать старинные феодальные обычаи в этом вопросе. Вполне естественно, что бароны как лидеры движения и представители его на окончательных переговорах с королём, закрепили в Хартии прежде всего свои материальные требования. Другие же участники оппозиции, выступившие вместе с баронами и доверившие баронам закрепление своих требований, несмотря на силу и решающую роль этой поддержки, получили неизмеримо меньше, а кое в чём и понесли ущерб в угоду крупным феодальным собственникам. При этом следует учесть, что рыцарство не имело своей программы, существенно отличной от баронской, а баронство, добиваясь ограничения произвола со стороны короля, не было заинтересовано в ограничении своих фиксальных притязаний в отношении собственных  держателей. Поэтому оно ограничилось несколькими весьма абстрактными обещаниями в пользу своих вассалов и, если иметь в виду рыцарство, своих классовых союзников. Горожане же вообще принадлежали к другому классу и сословию, и там, где интересы короля и баронов противоречили интересам горожан, последние были просто обмануты.

Самую значительную, вторую группу статей Хартии составляют статьи, направленные на пресечение злоупотреблений королевского судебно-административного аппарата. Это неудивительно, ибо эти статьи отражают в основном единодушные и наиболее однозначные требования оппозиции; как в стане крупных земельных собственников, так и в массе более мелких фригольдеров и горожан. Эти статьи также расположены без особой системы, а отсутствие чёткого разделения судебного и административного аппарата короны ещё более затрудняет их систематизацию. И всё же можно попытаться выделить какие-то подгруппы статей, наиболее сходных внутри данной обширной группы по направленности и содержанию.

Ряд статей, например, подтверждает старинные ″справедливые″ обычаи в области судопроизводства и те порядки, которые утвердились в этой области со врёмен реформ Генриха II, войдя в фонд общего права (ст. 18, 19, 20, 22, 32, 38). Так, ст. 18, 19 в целом подтверждают порядок разбора некоторых специальных видов судебных исков по гражданским делам (ассиз) – о новом захвате, о смерти предшественника и др., установленный Генрихом II. Они расследуются королевскими судьями с участием четырёх рыцарей от графства по месту нахождения собственности. Специальное указание на эти ассизы в Хартии отразило борьбу среди крупных феодалов за ренту, доходы, которая велась методами ″кулачного″ права – в форме захвата и увоза движимого имущества соседа, усиливающегося огораживания общинных земель и т.п. Ст. 20 закрепляет принцип штрафования, нашедший отражение ещё в хартии Генриха I, детализируя и развивая его. Именно в этой статье  Хартии 1215г. единственный  раз упоминается крепостной крестьянин – виллан. Однако это упоминание вряд ли можно рассматривать как отход от принципа ″исключения  вилланства″ и как закрепление права виллана, аналогичного правам перечисленных рядом с ним категорий свободных. В известном трактате английского юриста Генри Брактона ″О законах и обычаях Англии″ (XIII в.) указывается, что виллан не может иметь никакого имущества, которое не могло бы стать собственностью лорда: господин может отнять всё, когда ему будет угодно, включая и плуговую запряжку виллана. Отсюда можно заключить, что обязательство короля о нераспространении штрафа на плуговую запряжку виллана в ст. 20 отражает лишь стремление феодалов оградить своих вилланов от вымогательств центральной власти в интересах самих феодалов. Без этого основного инвентаря виллан не смог бы выполнять повинности.

Статьи  18, 19, 20, 38 кроме прочего, официально закрепляют порядок расследования гражданских и уголовных дел с помощью присяжных в качестве свидетелей или обвинителей. Следовательно, этот институт, введённый                  Генрихом II, прочно укоренился в английском судебном процессе, равно как и система судебных приказов (ст. 36). Вместе с тем изживший себя ″суд  божий″ с ордалиями и судебным поединком ещё окончательно не исчез из практики. Об этом свидетельствует, правда косвенно, содержание  ст. 38 и 54. Последняя статья, на первый взгляд весьма странная, имела целью сократить количество поединков, происходящих по жалобе женщин и часто имеющих неблагоприятный для обвиняемого исход: женщины –  истицы могли выставить вместо себя на поединок любого рыцаря, в то время, как обвиняемый вынужден был драться самостоятельно.

Несколько статей (17, 24, 36, 39, 40, 45) устанавливают в декларативной, как правило, форме принципы и гарантии справедливого, бескорыстного, доступного правосудия для всех свободных. В ряде случаев намеченные этими статьями меры  идут дальше реформ Генриха II. Так, по ст. 17 суд Общих тяжб, находившийся всегда при королевской курии и перемещавшийся вместе с ней во время военных походов, теперь должен был постоянно пребывать в одном определённом месте (им стал Вестминстерский дворец в Лондоне).  Ст. 24, несмотря на свою краткость, очень многозначительная по содержанию. Указывая на исключительность юрисдикции короны по подсудным ей делам, она подтверждает высшую судебную компетенцию короны, отстраняет королевских чиновников от вмешательства в судебное разбирательство. Ст. 36, 40 обещают не превращать в дальнейшем уголовное и всякое правосудие, права и справедливости в предмет торговли. Ст. 45 настаивает на назначении на посты только квалифицированных и добросовестных судей и чиновников. Статья 39 – вероятно, самая известная статья Хартии 1215г., имеет особое значение. Сформулированная также весьма декларативно, она содержит стилистические обороты, которые приводят к   спорам относительно её содержания. Прежде всего, эта статья относится только к свободным людям, и, значит, в эпоху Хартии она не могла являться гарантией неприкосновенности всякой личности, как это утверждают некоторые буржуазные историки. По мнению Д.М.Петрушевского весь контекст  ст. 39, где устанавливается обязательность сословного суда пэров для наказания ″свободного человека″, а также слова о том, что король может ″идти″ на этого человека, указывают именно на крупного феодала – барона (Очерки из истории английского государства и общества в средние века).

Такое предположение имеет значительные основания. Даже если мы будем переводить ″суд пэров″ как ″суд равных себе″, мы увидим, что требование такого суда содержится в Хартии в ст. 21, 52, 56, 57, 59, т.е. только там, где речь идёт о интересах крупнейших феодалов. Из контекста ст. 52 и 55 складывается впечатление, что именно 25 баронов, о которых подробно говорится в ст. 61, и должны выступить в качестве ″суда  пэров″ для решения всех спорных вопросов между королём и подданными. Положения ст. 39 Хартии, как и других ″нематериальных″ её статей, могут трактоваться и в более широком смысле. Характерно, что ст. 39, которую часто относят к откровенно ″баронским″, ″конституционным″ статьям Хартии (12, 14, 61), в отличие от них не была исключена из текста при переизданиях документа в XIII в.

Статьи 21и34 также заслуживают особого внимания. Они находятся в резком противоречии со всей массой судебно-правовых статей, имеющих в основном общее значение. Ст. 21 прямо изымает графов и баронов из-под действия укоренившейся со времён Генриха II судебной процедуры с участием присяжных. В ст. 34 речь опять идёт о всяком ″свободном человеке″, но, в отличие от ст. 39, содержание этого термина споров не вызывает. Обладателями судебной курии, о которой здесь говорится, являлись крупные феодалы. Статья, таким образом, ограничивает вмешательство короны в дела феодальных курий с помощью одного из видов судебных приказов, наиболее ненавистного феодалам.

Наконец, во второй группе статей  Хартии  можно особо выделить статьи, пресекающие злоупотребления королевского административного аппарата (чиновников) на местах (23, 25, 28, 30, 31). Они весьма просты для понимания и в основном подтверждают старые обычаи, запрещая чиновникам брать имущество без согласия владельца и произвольно принуждать свободных к определённым видам работ.

В общем и целом статьи, касающиеся деятельности судебно-административного аппарата короны, главным образом, на местах, были выгодны, прежде всего, мелким и средним фригольдерам, на долю которых приходилась основная часть  злоупотреблений. Они были выгодны и баронам, поскольку ограждали от злоупотреблений чиновников их имущественные и личные права. Однако в этих статьях таилась и известная опасность для стратегических, а не сиюминутных интересов баронства. Судебно-административные статьи  Хартии, в конечном счёте, способствовали укреплению и совершенствованию центрального и местного судебно-административного аппарата, повышению его авторитета в массе свободных, а значит способствовали подрыву судебных привилегий и политического влияния феодальной верхушки. Сознавая невозможность, а во многом и не желая нанести значительный удар по судебно-административной системе в том виде, в каком она уже укоренилась со времён Генриха II, бароны попытались кое в чём изъять себя из-под её действия (ст. 21 и отчасти 39). Более того, в одном случае была сделана попытка прямо ограничить вмешательство королевской юрисдикции в их судебные права (ст. 34).

Последняя группа статей немногочисленна, но именно она придаёт Великой Хартии особый исторический колорит. Эти статьи иногда условно называют ″конституционными″. О них говорят, что они направлены не только против злоупотреблений короля и его аппарата, но и претендуют на установление новых политических порядков, в частности, на ограничение политической власти короны.

К ″конституционным″ статьям Хартии чаще всего относят  ст. 12, 14, 39 и 61 (Хрестомат.  памятн.). Возможность отнесения к этой группе ст. 39, как указывалось выше, весьма проблематична. Остаются ст. 12, 14 и 61. Наличие в документе этих статей значительно усложняет оценку Хартии. В литературе единая точка зрения по этому вопросу достигнута в следующем: 1) документ 1215г. следует оценивать без его позднейших модификаций; 2) Хартия – документ чисто феодальный, в котором не могли содержаться положения, приписываемые ему историкам различных направлений. В остальном же оценки Хартии колеблются от документа ″феодальной реакции″ до ″противоречивого документа″ (Петрушевский Д.М. Великая хартия вольностей и конституционная борьба в английском обществе во 2-й половине 13 в. 1918г.).

И так группа ″конституционных″ статей. Ст. 12 ограничивает фискальные права короны в отношении взимания щитовых денег и феодального вспомоществования, особенно часто и произвольно взимавшихся Иоанном. Они должны теперь взиматься только ″по общему совету королевства″. Согласно ст. 14 этот общий совет состоит из самых крупных духовных и светских феодалов и включает только непосредственных вассалов короля. Сравнение ст. 12 со ст. 32 Баронских статей позволяет сделать вывод, что в окончательной редакции положения этой статьи значительно изменили свой смысл и направленность. В  ст.32 Баронских статей выдвигается идея общего совета королевства, без указания состава, для сбора ″щитовых денег″, феодального вспомоществования, а также тальи и пособий с городов, имеющих ″относительно этого вольности″. Однако в окончательной редакции ст. 12 и 14 очевидна попытка баронов закрепить ограничение фискальных прав короны в своих, чисто баронских, узко сословных интересах. Традиционно существующий при короле совет феодальной знати, обладающий чисто совещательными функциями, теперь по существу наделяется решающим голосом по финансовому вопросу. А между тем ″щитовые деньги″, которые бароны упомянули, и талья, которую они опустили из окончательного текста, до середины XIII в. составляли основные источники финансовых поступлений в казну. В результате здесь уже не просматривается движение к сословно-представительной монархии и юридическая форма её будущего выражения, как в ст. 32 Баронских статей.

Узко сословные интересы баронства выражаются в ст. 12 и 14 также и потому, что уплата ″щитовых денег″ входила в обязанности, прежде всего, непосредственных вассалов короля. Вместе с тем, вряд ли можно считать, что     ст. 12 создаёт возможность для откровенной баронской олигархии. Сам институт ″щитовых денег″ не упразднён, в руках короля остаются и другие финансовые прерогативы, которые он может использовать без всякого обращения к совету - сбор тальи, различных экстраординарных налогов, к которым широко прибегал Иоанн и о которых, кстати, ничего не сказано. Можно было бы отметить и тот факт, что бароны волей-неволей ″позаботились″ в отношении ″щитовых денег″ и о других слоях населения, ибо на практике к их уплате в XIII в. привлекалось и свободное, и даже крепостное крестьянство. Однако, эта ″забота″, конечно аналогична ″заботе″ о виллане в ст. 20.

Статья 61, безусловно, внешне самая ″олигархическая″. Она выступает как гарантия мира и соблюдения Хартии, и имеет чисто политический характер. Между тем, в ней, как и в материальных статьях Хартии, отразилось чисто вассальное отношение баронов к королю, стремление поставить королевскую власть в рамки феодального обычая. Узаконив возможность мятежа, в котором они вполне оправданно видели единственное средство давления на короля, бароны исходили из феодального обычая, предусматривавшего, что злостное нарушение сеньором своих обязательств в отношении вассалов может освободить последних от клятвы верности.

Положения, аналогичные ст. 61, содержались во многих правовых памятниках стран Европы периода феодальной раздробленности, например, в венгерской ″Золотой булле″ 1222г. Однако по сравнению с этими странами Англия давно уже сделала гигантский шаг вперёд в области государственной централизации и укрепления королевской власти. Попытка законодательно закрепить в новых условиях старый феодальный обычай, планирование в ″статье мира″ настоящей войны с королём, вряд ли может считаться прогрессивной мерой. В то же время, историческая ситуация в Англии ясно отразилась на позиции баронов в ст. 61. В отличие от ″Золотой буллы″ бароны уже не могли зафиксировать автоматическое право на восстание ″знатных королевства″ в случае нарушения документа, а тем более – право на восстание каждого из них в отдельности. В ст. 61 предусмотрены уже и специальный комитет как представительный орган всех баронов, и определённая процедура исправления нарушения, но главное – положение об участии в войне против короля ″общины всей земли″. Более того, бароны настаивают на обязательном участии ″общины″ в этом движении (положение о всеобщей присяге). Таким образом, бароны попытались придать возможной войне с королём видимость не баронского мятежа; а общего движение всех свободных, широкой оппозиции во главе с баронами, как это уже было в конфликте 1215г. В ст. 61, следовательно, отразилось осознание баронством исторической обречённости бывших баронских мятежей как средства, способного без поддержки других слоёв свободного населения нанести удар по королевской власти. Также следует отметить, что оценка Хартии, вероятно, не может быть однозначной. В исторической перспективе она сыграла прогрессивную роль, и прежде всего в области политической идеологии – роль политического манифеста,  своего рода феодальной декларации прав. В 1215г. Хартия непосредственно отразила расстановку социально-политических сил в условиях конфликта, временный компромисс короля и лидеров движения – баронов. Однако зафиксированные в Хартии попытки крупных феодалов ограничить осуществление королевской властью ряда наиболее ненавистных баронам прерогатив (ст. 12, 21, 34) и ввести в той или иной форме (но в рамках централизованного государства и при сохранении мощного центрального аппарата) контроль за осуществлением этих прерогатив (ст. 14, 61) не могут считаться определяющими при оценке Хартии. Даже юридически, в том виде, в каком они нашли отражение в этом документе, попытки по сути дела ничего не меняли в положении королевской власти в Англии. Закон (Хартия) не ограничил существенно власть короля, а комитет 25 баронов мог препятствовать осуществлению этой власти лишь в случае нарушения данного закона и после соблюдения определённой процедуры. Что же касается фактической стороны дела, то претензии баронов в корне противоречили долговременному соотношению сил в пользу центральной власти, были утопичны, а потому тотчас отброшены жизнью. Центр тяжести, как представляется, приходится в Хартии всё же на судебно-административные статьи, которые стимулировали прогрессивные тенденции в развитии английской государственности, были реальны, и потому оказались жизнеспособными.