Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Декабря 2009 в 07:50, Не определен
Детство, семья, жизненный путь, рвение к власти
Когда началась война, Сталин ощутил растерянность и неуверенность. Он привык к тому, что события развивались в соответствии с его волей. Была злоба на всех – его так жестоко обманули, тревога перед неизвестностью.
Когда утром 22 июня встал вопрос, кто обратится к народу с сообщением о нападении гитлеровской Германии, то все, естественно, повернулись к
Сталину, но тот
неожиданно отказался. Почти не раздумывая.
Отказался решительно. Сталин не знал,
что сказать народу, ведь воспитывали
народ в духе того, что войны не будет.
Сталин всегда исключал риск, который
мог бы поколебать его авторитет. К исходу
месяца Сталин, осознав, наконец, масштабы
стремительной угрозы, на какое-то время
просто потерял самообладание и оказался
в глубоком психологическом шоке.
Сталин не знал, что на фронтах в эти первые дни войны царили полная неразбериха и хаос. Многочисленные документы Ставки, датированные концом июня, не зафиксировали для истории каких-либо энергичных мер, шагов, действий Сталина, направленных на решительное овладение положением. И только 3 июля Сталин выступил по радио с обращением к стране. В июле и августе Сталин сосредоточил в своих руках всю полноту власти. В первый период войны Сталин работал по 16-18 часов в сутки, осунулся, стал еще более жестким, нетерпимым, часто злым. Каким бы ни было наше отношение к
Сталину сегодня,
нельзя не признать нечеловеческого
по масштабам и ответственности
объема работы, которая легла на
его плечи. Если хозяйственные, политические,
дипломатические вопросы во многом взяли
на себя члены Политбюро и ГКО, то военные
и военно-политические проблемы приходилось
решать в основном ему, что привело к многочисленным
просчетам.
К счастью, в составе Генерального штаба быстро выдвинулась и проявила себя целая плеяда выдающихся военачальников. Сталин, анализируя соотношение сил, очень увлекался подсчетом количества дивизий, других военных сил и средств. Но при этом упускал качественную сторону процесса: укомплектованность боевой техникой войск, их сплоченность, обученность личного состава. Сталин при наличии сильной воли и негибкого ума не мог опереться на профессиональные военные знания. Он не знал военной науки, теории военного искусства. Он доходил до всех премудростей стратегии множеством проб и ошибок. Опыт гражданской войны, в которой он участвовал, был явно недостаточен для человека, занимающего пост Верховного
Главнокомандующего. Будучи дилетантом в военном деле, Сталин исподволь учился и уже во время Сталинградской битвы, как писал Г.К. Жуков, «хорошо разбирался в стратегических вопросах». Самое большое влияние на Сталина, как на военного деятеля оказали Шапошников, Жуков, Василевский, Антонов.
Под их воздействием
кровавых будней войны он постигал
азбучные истины оперативного искусства
и стратегии. И если в первой дисциплине
он так и остался на уровне посредственности,
то в стратегии преуспел больше.
Большое уважение Сталин испытывал к маршалу Б.М. Шапошникову. Сталин почувствовал свою военную «мелкость» перед эрудицией и логикой маршала, его умением терпеливо убеждать человека. Жесткая, бескомпромиссная природа
Сталина пасовала перед интеллектом, выдержкой, культурой старой русской военной школы. Шапошников, видя дилетантскую подготовку Сталина, не затрагивая достоинства Верховного, тактично и в то же время настойчиво предлагать принять те или иные меры. У Сталина не было «любимчиков». Просто он полагался на одних людей больше, на других меньше. Принимая решение о судьбе военачальника, он не брал в расчет какие-либо моральные соображения
– близкое знакомство, старые симпатии, былые заслуги. Для него не всегда имело значение, что «нашептывало» окружение, за исключением, может быть,
Берии.
После окончания
войны Сталин предпочитал говорить
только в плоскости злодеяния фашизма.
О собственных промахах не сказал ни разу.
К бесконечной череде эпитетов – «великий
вождь», «мудрый учитель», «непревзойденный
руководитель», «гениальный стратег»,
добавился еще один – «величайший полководец».
Но он не был полководцем. Он был политическим
руководителем – жестким, волевым, целеустремленным,
властолюбивым, который в силу исторических
обстоятельств вынужден был заниматься
военными делами.
Плоды и цена
Победы.
После войны Сталин понимал, что его авторитет – до войны непререкаемый только внутри страны, да еще в Коминтерне, - стал международным, всемирным.
Лидеры западных держав при личных встречах, в ходе обширной переписки воздавали ему хвалу. Трумэн и Черчилль пригласили Сталина на встречу в
Потсдаме. Сталин опоздал, чтобы подчеркнуть свою значимость. Великого вождя можно и нужно ждать. Этот психологический прием он применил не однажды.
Вечером «большая
тройка» начала делить плоды Победы
в Европе. Это оказалось проще,
нежели сохранить этот союз надолго.
Временами Сталину казалось, что за столом – не союзники, а давние соперники, пытающиеся урвать побольше от пирога, который вместе испекли. На поприще политики у партнеров были слишком разные позиции, но в целом Сталин был доволен итогами переговоров. Великая Победа окончательно превратила
Сталина в земного
бога. Но до свободы от сталинизма было
еще далеко. Люди хотели жить лучше,
без страха и понуканий. Сталина
по-прежнему превозносили, славили, поклонялись,
но в то же время верили, что не
будет больше насилия, бесконечных
кампаний, постоянных жестких нехваток
самого необходимого.
Но фактически
курс, взятый Сталиным после войны
– это курс на тотальную бюрократию.
Многие ведомства стали носить погоны.
Создавались все новые
Берии не оставалось без работы. В обиход вновь вошли утомительные ритуалы славословия «вождя». По-прежнему крайне опасной была откровенность даже с близкими людьми. Никто не мог иметь своего мнения, отличного от официального. Сталин сознательно и решительно консервировал созданную им
Систему. Люди смогут
спустя годы сказать – абсолютная
власть развращает абсолютно.
Победа над
фашизмом укрепила единовластие и культовое
поклонение единодержцу. Для народа
он стал Мессией. Но слепая вера одновременно
обессиливала народ, долго лишенный
истины и справедливости.
После войны
народ бедствовал, голодал. Эти сентенции
Сталина интересовали уже меньше: он всегда
считал, что без больших жертв невозможно
построить социализм и восстановить державу.
Сталин всегда излагал в своих директивах
свой основной принцип: достичь цели, не
считаясь с жертвами. Для человека, избавленного
от любых форм критики, ценность человеческой
жизни не имела никакого значения.
Саван сталинских
«тайн».
Сталин любил
тайны. Большие и маленькие. Но больше
всего он обожал тайны власти. Их
было немало. Часто они были жуткими.
Самая большая его тайна – он сумел
стать символом социализма. Многое позитивное,
что родилось в обществе, стало реальностью
прежде всего не благодаря, а вопреки Сталину.
Постоянная «тайна»
воздействия на общественное сознание
заключалась в поддержании
«тайну» управления
общественным сознанием: важно внедрять
в него мифы, штампы, легенды, которые
основываются не столько на рациональном
знании, сколько на вере. Людей приучали
верить в абсолютные ценности «диктатуры
пролетариата». Ритуальные собрания, манифестации,
клятвы делали их частью мировоззрения.
Уверенность, основанная на истине, подменялась
верой. Люди верили в социализм, в «вождя»,
в то, что наше общество – самое совершенное
и передовое, в безгрешность власти.
Существует еще одна тайна, которую едва ли когда удастся полностью раскрыть: смерть жены Сталина. Среди личных тайн – одна, связанная со старшим сыном Яковом. По ряду свидетельств, есть основания предполагать, что делались одна-две попытки организовать побег из плена Якова Джугашвили.
Сталин боялся,
что фашисты могут «сломать»
его и использовать против отца.
Еще одна «тайна»
Сталина. Он боялся покушений. Окружение
знало об этом патологическом страхе
и боялось навлечь на себя подозрения,
которые могли стать роковыми.
Закрытость общества
начинается с руководства. Сталин здесь
многого добился. Свету гласности
предавалась лишь малая толика его
жизни. В стране были миллионы его
портретов, скульптур, но народ его
совсем не знал. Сталин умел хранить
втайне силу своей личности, давая народному
обозрению лишь то, что предназначалось
для ликования и восхищения. Все остальное
было укрыто невидимым саваном.
Пароксизмы насилия.
Слава Сталина стала планетарной. И враги, и друзья были вынуждены считаться с его волей, изощренным умом, планами. Еще задолго до 70-летия
Сталина по инициативе Политбюро длинный перечень мер и шагов по достойному празднованию юбилея. Это не только новые монументы, присвоение его имени комбинатам и стройкам, но и бесчисленные трудовые рапорты. Анализ его повседневных дел свидетельствует, что централизация власти еще больше усиливалась. Ни одна мало-мальски важная проблема не могла быть решена без
Сталина. Обруч чудовищного централизма давил инициативу, гасил живое творчество масс. Новое строительство предприятий тяжелой промышленности, жесткая денежная реформа, использование труда пленных, сокращение численности сил ПВО Москвы, создание министерства лесного хозяйства и многое другое – все это должен был лично решать Сталин. Решая ежедневно многие десятки вопросов, крупных и мелких, важных и второстепенных, Сталин стал пленником созданной им Системы. Стоило кому-нибудь принять более или менее самостоятельное решение без одобрения Сталиным, или хотя бы кем-либо из его окружения, следовала жесткая реакция. Сталин с удовлетворением отмечал, что к его юбилею удалось восстановить практически все разрушенные предприятия, заложить сотни новых. Возрождение экономики шло быстрыми темпами. Но аграрная «революция сверху», начавшаяся в конце 20-х годов, показала глубокую пагубность декретирования и административного насилия. В
ЦК принимались
многочисленные решения, но все они
носили верхушечный характер, означали
лишь поиск новых рычагов в
стремлении заставить работать людей.
Фактически этот труд был подневольным.
При внимательном рассмотрении жизни гигантского государства, в котором все было построено на огромном напряжении сил народа, самоотверженности миллионов людей, терпеливо ждавших улучшения условий своего бытия, было видно – путь в «светлое будущее» прокладывался с помощью насилия. Сталин усматривал в этом «закономерность» социалистического строительства.
Крестьянин-колхозник не мог по своему желанию покинуть деревню. Не пустовали многочисленные лагеря. Неосторожное слово могло стоить свободы.
Директива, приказ, указание сверху, часто нелепые, не подлежали обсуждению.
Каторжные работы были введены по указанию Сталина. Подвижничество, самоотверженность, стоицизм советских людей сопровождались частыми пароксизмами насилия – экономического, социального, духовного. «Вождь» считал это нормой. Многие думали, что Сталин знает и видит все. Но он видел то, что хотел. Он никогда не желал, хотя бы мысленно, посмотреть в полные отчаяния глаза миллионов советских людей, прошедших через его лагеря. В год своего 70-летия Сталин осуществил одну из самых популярных акций у населения. Он смог в условиях фактического развала сельского хозяйства, упадка легкой промышленности, пойти на заметное снижение цен на товары широкого потребления – хлеб, муку, масло, колбасы, водку, парфюмерию, ткани, велосипеды, часы. Каждый следующий год население ждало очередного снижения. И оно следовало. Авторитет Сталина поднялся еще выше. Люди не хотели видеть, что в условиях острейшего дефицита товаров политика снижения цен играла весьма ограниченную роль в повышении благосостояния. Нередко в качестве аргументов «защиты» Сталина говорится о «порядке», «дисциплине»,
«уважении законов». Но все язвы общества – пьянство, хулиганство, воровство и даже наркомания были и тогда. Только все это считалось «совершенно секретной» криминальной статистикой. Казарменные порядки, насилие, административные методы были не в состоянии не только устрашить, но и снизить преступность. Едва ли Сталин был согласен с тем, что уважение закона, высокая культура отношений и демократичность социальной среды способны успешно противостоять криминальным аномалиям. Он все более настойчиво нажимал на рычаги идеологические вместо экономических, не видя медленного, но неуклонного участия революционного энтузиазма. Сталин по- прежнему делал ставку на социалистическое соревнование, сковав тем самым творческую активность масс; все чаще он обращался к испытанным методам – угрозам, административным, директивным мерам. Сталин почувствовал, что в области литературы и искусства появились слабые попытки выйти за рамки установленных партией параметров. Травля Зощенко и Ахматовой стала сигналом к кампании идеологической чистки. Разгромное постановление 1946 года о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград» было принято по инициативе