Советская власть и церковь 1920-1930-е годы

40

Федеральное агентство по образованию

Саратовский государственный социально-экономический университет

Кафедра экономической и политической истории России

Курсовая работа:

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ И ЦЕРКОВЬ 1920-1930-е ГОДЫ

Выполнил студент I курса III группы

дневного отделения

факультета экономики и права

Крупнов Максим Вячеславович

Проверила: канд. ист. наук

доцент Г. А. Колемасова

                                                     Саратов

                                                        2007

                                                ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение………………………………………………………………………3-5

Глава 1.Формирование новых государственно-церковных отношений….6-20

Глава 2. Путь к легализации церкви ………………………………………21-37

Заключение………………………………………………………………….38-39

Список использованных источников и литературы…………………………40

Введение.

История русской православной церкви насчитывает уже более тысячи лет. Земля Русская переживала тяжелые годины но духовные пастыри поддерживали народ русский словом и делом. Знала Россия и татар, и шведов, и немцев… Да кого только она не знала… Но всегда рядом с крестьянином, боярином, князем или императором был духовный наставник, который направлял его на путь истинный, освещал мятущийся ум Словом Божьим, недаром на протяжении многих веков слова «русский» и «православный» были синонимами.

Февральская революция снимает многие препоны в утверждении свободы вероисповеданий. Временное пра­вительство своими постановлениями «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений», «О свободе совести» и рядом других про­возглашает равенство граждан в экономической, со­циальной и политической областях вне зависимости от их отношения к религии, свободу вероисповеданий, со­здает нормальные условия для жизнедеятельности на­циональных церквей: грузинской православной, армя­но-григорианской, греко-католической и католической... Но Февраль не только дал свободу действий либе­рально-буржуазным кругам, но одновременно обрек их и на открытое соревнование идей по церковному воп­росу с социал-демократической рабочей партией, кото­рая боролась и агитировала за отделение церкви от го­сударства и школы от церкви.

Идея отделения церкви от государства всё оживленнее обсуждается среди верующих. Находит сочувст­вие у представителей ранее «гонимых» и «терпимых» религий — старообрядцев, мусульман, католиков, бап­тистов. Показательно, что в постановлении епархиального съезда (собора) греко-католической церкви, со­стоявшегося в мае 1917 г. в Петрограде, было записано: «Считаем для нас в настоящее время необходимым пол­ную независимость церкви от государства». Да и среди членов православной церкви находились те, кто высту­пал за отделение. Но абсолютное большинство приход­ского духовенства и иерархии было на стороне иных взглядов, таких, какие, например, высказывал князь Е. Н. Трубецкой на Всероссийском съезде духовенства и мирян в Москве (июнь 1917 г.):

«Лозунг отделения церкви от государства выдвигается против церкви людьми, ей враждебными или к ней равнодушными. И в наших рядах, и на епархиальных съездах он может быть постав­лен только по недоразумению. Отделение церкви от государства есть полное упразднение церкви, коего мы допустить не можем и не должны».

И даже в бурный 1917 год Российская церковь не спешила освободиться от сковывающих ее «золотых це­пей», не могла «бросить» своего давнего исторического союзника.

Октябрь 17-го предоставил исторический шанс те­перь уже большевикам реализовать свою «церковную программу». Они «доделывали» решительно и настой­чиво буржуазные реформы, благо, предшественники их больше провозглашали эти реформы, чем реализовы­вали на практике. Казалось, у партии есть не только политическая власть, но и понимание и уверенность в том, что делать и как делать для окончательного разре­шения «религиозного вопроса».

            До конца 80-х годов история Российской Православной Церкви в послереволюционной России практически не рассматривалась. Считалось, что утверждение коммунистической идеологии ведет к преодолению религиозного сознания. Государство проводило политические ограничения церкви и утверждение атеизма.

В конце 80-х гг. впервые стали обращать внимание, во-первых на то, что политика государства в отношении  церкви менялась на разных этапах советской истории, от попыток к сотрудничеству, в первые месяцы после революции, к вытеснению и ограничению деятельности церкви. В годы ВОВ Сталин не только снимает ограничения в деятельности церкви, но и возвращает часть храмов, монастырей и помогает восстановлению Московской Патриархии.

         В конце 50-х гг. Хрущев активизирует антирелигиозную пропаганду и возобновляет компанию закрытия храмов. В годы правления Брежнева деятельность российской православной церкви, хотя и находилась под жестким контролем, все-таки поощрялась и поддерживалась, а антирелигиозные кампании были направлены против сектантов, что получало одобрение и Московской патриархии. Таким образом, накоплен большой фактический материал, который пока еще слабо изучен.

Глава I: «Формирование новых государственно-церковных отношений».

С. Н. Булгаков: «Законопроект вырабатывался именно в сознании того, что дол­жно быть, в сознании нормального и достойного положения церкви в России. Наши требования обращены к русскому народу через го­ловы теперешних властей. Конечно, возможно наступление такого момента, когда церковь должна была придать анафеме государство. Но, без сомнения, этот момент еще не наступил».

После победы Октябрьской революции в течение октября — декабря 1917 г. Совнарком принял ряд декре­тов, обращений и постановлений («О земле», «Деклара­ция прав народов России», «Ко всем трудящимся му­сульманам России и Востока», «О расторжении брака» и т. д.), касавшихся национально-государственного, со­циально-экономического и культурного строительства. В них одновременно разрешались и некоторые из воп­росов деятельности религиозных организаций. Предполагалось более подробно рассмотреть государственно-церковные проблемы в специальном декрете. С целью подготовки его проекта в декабре 1917 г. создается осо­бая комиссия. «Новые начала», вводимые в государст­венную и общественную жизнь страны, уже меняли по­ложение верующих различных конфессий, религий и религиозных обществ: одни теряли былое экономиче­ское могущество, первенствующее положение и приви­легии, другие приобретали «свободы и права». Но все они с пристальным вниманием следили за действиями советского правительства, ожидая его дальнейших ша­гов, затрагивавших сферу их интересов. Во многом ха­рактер формирующихся новых государственно-церковных отношений зависел от того, как сложатся отноше­ния между советским государством и бывшей государственной церковью — Российской православной.

2 декабря 1917 г. на заседании Поместного собора был принят специальный акт — «О правовом положе­нии Российской православной церкви». Он явился од­ним из основных итогов первой сессии Поместного со­бора, заседавшего в Москве еще с августа. Хотя в цент­ре внимания собора были вопросы собственно «церков­ного обновления», но по мере обострения ситуации в стране его деятельность приобретала все более поли­тизированный характер. Летом и особенно осенью 1917 г. на страницах церковной прессы, в проповедях духовенства нарастает волна «обличения» и «опровержения» социализма; большевиков обвиняют во «вреди­тельстве» и «предательстве Родины».

Приступая к обсуждению законопроекта «О право­вом положении Российской православной церкви», чле­ны Собора исходили из предположения, что «нынешние власти» не продержатся более одного - двух месяцев. А потому предлагали сохранить «первенствующее положение» православной церкви среди других религиозных объединений; объявить церковный календарь государ­ственным, а церковные праздники выходными днями; установить порядок, при котором «глава государства», министры просвещения и исповедания должны быть в обязательном порядке православного исповедания; вве­сти во всех учебных заведениях преподавание закона божьего; отчислять ежегодно на нужды православной церкви средства из государственного бюджета.

31 декабря эсеровская газета «Дело народа» сооб­щает о намерении правительства в ближайшее время рассмотреть проект декрета об отделении церкви от государства, и здесь же излагается его содержание: религия объявляется «частным делом гражданина», при­знается право каждого исповедовать или не исповедо­вать религию, запрещается какое-либо ограничение «свободы совести», не допускаются церковные обряды и преподавание «религиозных предметов» в государст­венных учреждениях и учебных заведениях, «церковные и религиозные общества» лишались прав владения соб­ственностью и прав юридического лица, а имущество их поступает в собственность государства», как иму­щество приходов, так и церковные здания передавались во владение «волостных, земских и городских самоуправлений», отменялись и религиозные клятвы и присяги, а «духовные лица» отстранялись от записей актов гражданского состояния.

          Среди иерархии и духовенства православной церкви превалировало отрицательное отношение к проекту, ко­торый рассматривался как акт, узаконивающий «гоне­ние» на религию и церковь, как «угроза» всякому сво­бодному волеизъявлению в вопросах религии. Именно поэтому первое же заседание второй сессии Поместно­го собора, открывшейся 20 января 1918 г., было посвя­щено выработке мер «противоборства» действиям вла­стей и защиты «церкви Божией». Тогда же было огла­шено на Соборе и патриаршее послание к духовенству и верующим. В нем через библейские аллегории и эзо­пов язык проглядывает откровенный призыв к непри­знанию и неподчинению советской власти, отвержению всех ее актов, касающихся церкви. Тихон проклинал и власть, и тех, кто проводил и ис­полнял ее постановления или хотя бы сочувствовал ей. И на Соборе и за его пределами послание было воспринято как антибольшевистское, антиправительственное.

Известие о патриаршей анафеме «врагов церкви и государства» сообщается верующим через посланников Собора. Они зачитывали его в храмах, толковали смысл аллегорий, призывали к сплочению «воедино» ради под­держки патриарха и защиты церкви. К вечеру о посла­нии Тихона стало известно в Петрограде. Ближе к ночи созывается заседание Совнаркома. И. 3. Штёйнберг (левый эсер) представил проект дек­рета «О свободе совести, церковных и религиозных об­ществах».

          Принятый декрет подтверждал верность принципи­альным положениям «церковной политики» Советского государства, проводимой с Октября 1917 г., и вместе с тем он становился «инструментом», с помощью которого общество «очищалось» от сохранявшихся еще феодально-буржуазных ограничений свободы совести, ког­да, по словам В. И. Ленина, «церковь была в крепост­ной зависимости от государства, а русские граждане были в крепостной зависимости у государственной церк­ви, когда существовали и применялись средневековые, инквизиторские законы, преследование за веру или за неверие, насиловавшие совесть человека...».

Декрет отменял всякую дискриминацию граждан в связи с их отношением к религии, провозглашал свет­скость государства и школы; устранял ранее существо­вавшее деление религиозных организаций на «господ­ствующие», «терпимые» и «гонимые» — все они стано­вились равноправными «частными обществами», кото­рые образуются на добровольных началах и содержат­ся за счет верующих; создавал правовые, организаци­онные и материальные условия, когда каждый гражданин мог свободно определить свое отношение к рели­гии и поступать сообразно своим убеждениям. Можно сказать, что в январе 1918 г. Россия встала вровень с наиболее передовыми буржуазными государствами того времени, которые в своих конституционных актах закрепляли принцип свободы совести. Но не только. Она сделала еще один и очень принципиальный шаг вперед, гарантируя не только право на веру, но и пра­во не иметь религиозных убеждений, быть атеистом.

          Послание патриарха, постановление и воззвание Собора широко распространялись по стране. Выраженные в них идеи пропагандировались к тому же в различ­ных брошюрах, журналах, газетах, листовках и иных изданиях Поместного собора, епархиальных и церковных советов, в проповедях приходского духовенства.

В январе — апреле 1918 г. по России прокатилась волна сопротивления попыткам ввести декрет в жизнь. Организовывались массовые крестные ходы и богослу­жения на площадях и в общественных местах в поддержку церкви. Кое-где совершались акты насилия в отношении представителей органов власти. В адрес правительства направлялись коллективные петиции с требованием отказаться от отделения церкви от госу­дарства и школы от церкви, с угрозами «народного со­противления» при его реализации. В марте 1918 г. делегация Поместного собора посетила Совнарком и от лица «ста миллионов русского населения» потребовала, по его сути в ультимативной форме, отмены декрета и иных распоряжений, касающихся деятельности религи­озных обществ. Российская православная церковь демонстрировала политическое неповиновение и отказывалась исполнять требования государства. Ситуация усугублялась и тем, что церковь заняла откровенно не­гативную позицию не только в отношении «церковной политики» государства, но и в отношении всей его внутренней и внешней политики. К примеру, патриарх осудил стремление правительства выйти из мировой бойни, заключить мирный договор с Германией.

События зимы — весны 1918 г. были в опре­деленной мере неожиданными для большевиков, рас­считывавших на быстрое и относительно безболезнен­ное введение декрета. Залогом этому была уверенность в полной дискредитации «политического лица» духовен­ства и органов церковного управления, рост антиклерикальных настроений в массах, в том числе и в деревне, во времена правления Временного правительства и широкая поддержка ею требований РСДРП (б) провести решительно отделение церкви от государства и школы от церкви.

Но сразу провести в жизнь декрет оказалось невозможным. К политическому противодействию органов церковного управления и руководителей религиозных организаций присоединялось недовольство со стороны многомиллионного крестьянства.

Мешало проведению декрета и отсутствие на местах подготовленных работников и специальных государст­венных органов, занимавшихся «церковной политикой».

        Жизнь настойчиво требовала образования специаль­ного органа государственного управления, который бы взял на себя проведение в жизнь декрета. Первоначально им стала Междуведомственная комиссия, состоящая из представителей комисса­риатов: внутренних дел, просвещения, призрения и др. Для участия в ее работе приглашены были представи­тели православной, старообрядческой, римско-католиче­ской, греко-католической и других церквей.

Общее обострение политической ситуации в стране летом 1918 г.— мятежи, заговоры, восстания, белый террор в отношении «вождей революции» — вызвало со стороны Совета Народных Комиссаров ответные меры Согласно Постановлению о «красном терроре» расстре­лу подлежали «все лица, прикосновенные к белогвар­дейским организациям, заговорам и мятежам». Полити­зация же все в большей мере действий и решений По­местного собора, органов церковного управления и духовенства с неизбежностью «зачисляла» и церковь в разряд таковых организаций, что неотвратимо вело к столкновению с властью.

Уже на следующий день после опубликования ин­струкции на совещании епископов с участием наиболее влиятельных лиц из мирян обсуждаются возможные меры по противодействию данному акту. Выдвигается идея закры­тия всех церквей, прекращения совершения всех рели­гиозных обрядов; проведения массовых крестных ходов, общественных богослужений и всероссийского общенародного «моления о спасении родины». В специальном послании Совнаркому Собор потребовал от «безбожной политической власти» отменить инструкцию, наносящую «смертельный удар» церкви и служащую «средством духовного угнетения православного народа».

Итак, политический выбор руководством церкви был сделан. Открытое столкновение с властью стало неиз­бежным. Это стало закономерным следствием политиче­ской линии церкви, всегда бывшей на правом фланге по­литических сил в России до февраля 17-го г. и остав­шейся на этой позиции и после Октябрьской революции.

В конце сентября церковный Собор был распущен. Епархиальный дом, где в течение года он заседал,— опе­чатан. Хранившиеся там документы и материалы изъя­ты. Меры судебного преследования распространены на патриарха и близких его помощников. Аресты, обыски, конфискация, тюремные заключения коснулись многих епископов, приходских священников, активных мирян... Но до отрезвления было еще далеко. Зато набирал силу другой и, как оказалось в дальнейшем, определяю­щий процесс: в сознании рядовых верующих все более раздваивалось отношение к патриарху и церкви в це­лом. И если как религиозно-духовные авторитеты они, по-прежнему, оставались непререкаемы и неподсудны, то их политическая «физиономия» становилась неприемлема и более осуждалась. И спустя несколько лет для Патриарха станет ясным, что без изменения политиче­ского курса церкви он обречен на одиночество, но это будет в будущем, а сейчас... пропасть между ним и его сторонниками, с одной стороны, и многомиллионной паствой, с другой, только разверзлась...

К осени 1918 г. многие из членов Собора примкнули к «белому движению». Созданные на «белой» террито­рии церковные структуры выполняли роль политических организаций, воспитывая паству в «нужном» духе. Здесь же декрет об отделении церкви от государства был отменён, возвращаются старые порядки — церковь служит власть имущим, а те, в свою очередь, покрови­тельствуют ей.

О настроениях в годы гражданской войны служите­лей культа (и не только православной церкви) на тер­ритории Советской России дают представление ежене­дельные сводки ВЧК о политической ситуации в стране. В них был предусмотрен специальный раздел «духовен­ство», в котором отражалось его настроение, отношение к декрету об отделении церкви от государства, к дру­гим актам советской власти.

В годы гражданской войны и интервенции «религи­озный вопрос» для государства отодвинулся на третье­степенное место. Политическая стабилизация в обществе, настроения верующей его части, в большин­стве своем высказавшейся за советскую власть, опре­делили эволюцию политических взглядов руководите­лей различных религиозных центров: от открытого и активного неприятия к курсу аполитичности и нейтраль­ности. Так, патриарх Тихон в обращениях к В. И. Ле­нину и М. И. Калинину (август 1920 г.) признает, что декрет и Конституция РСФСР провозглашают и обеспе­чивают полную свободу совести. Не вызывает у него возражений и сам принцип отделения церкви от госу­дарства, на котором отныне должны строиться отноше­ния этих сторон. Не возражает он и против существования отдела, ведавшего «церковными проблемами», хо­тя и оставляет за собой право критиковать деятель­ность последнего.

Трудности перехода к новой экономической полити­ке, когда требовалось совместить резкий поворот поли­тического курса с умонастроениями в партии, с массовой психологией рабочих и беднейшего крестьянства, сказались и на выработке нового курса в «церковной политике». Трудно было отказаться сразу от ставших привычными военно-административных мер ее проведе­ния, так же как и трудно было отказаться от видения в религиозно-церковных организациях «политических Противников». В ноябре 1920 г. некоторые «сектант­ские» объединения обращались в Совнарком с прось­бами об изменении декрета об отделении церкви от го­сударства, в частности — предоставлении религиозным обществам прав юридического лица, разрешении веде­ния благотворительной и иной социальной деятельно­сти, приобретении в собственность зданий и другого имущества. Все эти предложения были признаны преж­девременными. Груз военно-коммунистического прошло­го, психологии политической борьбы с церковью, ска­зался и при проведении кампании по вскрытию «свя­тых мощей» и особенно трагически при изъятии церков­ных ценностей в 1922 г.

         Чтобы строить новое социалистическое, а затем коммунистическое общество, недостаточно было уничтожить капиталистическую систему, старые законы и богатых людей. Надо было также уничтожить и идеологические основы старой России - религию, старую школу, старую семью и таким образом переделать сознание и психику всего населения. Религию коммунисты считали и считают своим главным идеологическим врагом. "Религия - это опиум для народа" - был лозунг Ленина. Ленин говорил, что религия состоит на службе у буржуазии, имея задачей усыплять недовольство трудящихся обещаниями наград в загробной жизни. Известно, что с первого же дня прихода к власти, большевики начали систематические и упорные гонения на церковь. Священники, муллы, раввины арестовывались и расстреливались или ссылались в концлагеря. Преследовали также верующих людей. Все монастыри были сразу закрыты. Все духовные учебные заведения были ликвидированы. Церкви закрывались большевиками постепенно. Эта мера вызывала массовое недовольство и часто сопровождалась местными восстаниями и кровопролитиями. Поэтому закрытие церквей подготовлялось периодами агитации и пропаганды. Формы антирелигиозной пропаганды, кроме газетных и митинговых нападок на религию, носили часто самый безобразный характер. Группы коммунистов и комсомольцев врывались в церкви во время богослужения и проводили там кощунственные представления с танцами и песнями. Нередко молящиеся избивали таких "артистов" и потом подвергались за это жестоким репрессиям. В 1922 г. в социально-политической и экономической жизни страны наметились новые противоречивые процессы: после окончания Гражданской войны и подавления всех очагов антисоветских выступлений начался переход к новой экономической политике, выразившейся в ослаблении централизации в экономике и ужесточении контроля партии, монополизации власти. Усиление идеологической борьбы во всех сферах жизни общества повлекло за собой столкновение власти и церкви. Начало было связано с декретом ВЦИК от 23 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих, который открыл беспрецедентную по размаху кампанию разграбления храмов. На этот период приходится пик борьбы церкви не только за сохранение своих организационных структур и единства, но и за существование самого церковного института. Одновременно, не добившись ликвидации церкви, режим был вынужден искать альтернативные варианты "церковной политики". Венцом всего явился арест, следствие и подготовка суда над патриархом Тихоном. В ночь с 24 на 25 ноября Святейший Патриарх Тихон по распоряжению ВЧК был подвергнут домашнему аресту без предъявления обвинения. В его покоях учинили обыск и поставили стражу. В декабре 1919 г. Патриарх был вызван в ЧК на Лубянку. Вместе с ним отправился протопресвитер Николай Любимов. У подъезда Святейшего приветливо встретил чекист Сорокин, который принял у него благословение. Патриарха провели в небольшую комнату, где за письменным столом сидел М. И. Лацис, сбоку секретарь, а немного сзади Патриарха “какой-то коммунист, приехавший с Казанского фронта. Первый вопрос: передавал ли он через Камчатского епископа Нестора благословение адмиралу Колчаку. “Нестора знаю, благословения же не посылал и посылать не мог”,— ответил Патриарх. “Сколько вы выпустили посланий?” — спросил Лацис. Патриарх ответил, что четыре, и перечислил какие. “А послание к первой годовщине Октябрьской революции забыли?” “Это было письмо, обращенное мною прямо в СНК, совсем не предназначавшееся для обнародования”,— ответил Патриарх. Следующий вопрос: об отношении к Советской власти. Патриарх ответил, что и теперь придерживается взгляда, изложенного им в послании к народным комиссарам по случаю первой годовщины Октябрьской революции и сможет изменить отношение к власти, если она изменит свое отношение к Церкви. “А какие ваши политические убеждения? Вы, конечно, монархист?” “Прошу таких вопросов мне не предлагать, и от ответа на них я уклоняюсь. Я, конечно, прежде был монархистом, как и все мы, жившие в монархической стране. И каких я лично теперь держусь политических убеждений, это для вас совершенно безразлично, это я проявлю тогда, когда буду подавать голос за тот или другой образ правления при всеобщем народном голосовании. Я вам заявляю, что Патриарх никогда не будет вести никакой агитации в пользу той или иной формы правления на Руси и ни в коем случае не будет насиловать и стеснять ничьей совести в деле всеобщего народного голосования". На этом допрос закончился. Лацис объявил, что Патриарх подвергается домашнему аресту, каждый посетитель будет теперь записан и эти списки представляются в ЧК. Гулять по саду и служить в домовой церкви он может, а проводить заседания без предварительного разрешения ЧК — нет. В марте начались допросы Патриарха Тихона, его вызвали в ГПУ на Лубянку и дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство “требует от гражданина Белавина как от ответственного руководителя всей иерархии определенного и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчиненная ему иерархия". В следующий раз Патриарха допрашивали начальник 6-го отделения секретного отдела Тучков, начальник секретного отдела Самсонов, Красиков, Агранов и сам Менжинский. На требование Красикова отдать все церковные ценности, за исключением самого необходимого, Патриарх ответил: “Все? Никогда!” Самсонов потребовал принять меры по отношению к священникам, которые выступили против изъятия церковных ценностей, но Патриарх ответил, что ему неизвестны их фамилии, и конкретных сведений об этих случаях он не имеет. 26 апреля в Москве, в здании Политехнического музея, открылся процесс, на котором судили 20 московских священников и 34 мирянина по обвинению в подстрекательстве к беспорядкам при изъятии церковных ценностей. Послушные воле Святейшего Патриарха, московские благочинные, настоятели храмов, председатели. Последний раз перед арестом Патриарх служил в приходском храме Москвы. Вернувшись с допроса из ЧК, он сказал своим келейникам: “Уж очень строго допрашивали”. “Что же Вам будет?” — спросили его с тревогой. “Обещали голову срубить”,— ответил Святейший. Вождь революции, Троцкий, предложил такой план действий: спровоцировать церковный раскол, устранить Патриарха Тихона и содействовать приходу в высшее церковное управление обновленческих деятелей, тогда можно будет не принимать православную Церковь в расчет как фактор политической жизни России. Но ставка на обновленцев была лишь временной мерой. На заседании политбюро 30 марта 1922 г. Л. Д. Троцкий сказал, что уже сегодня “нам надо подготовить теоретическую, пропагандистскую кампанию против обновленной Церкви. Надо превратить ее в выкидыш”, а “с черносотенными попами — расправиться". В начале мая 1922 г. московский священник С. Калиновский подал во ВЦИК детально разработанный план по претворению в жизнь идей Троцкого, предусматривавший учреждение при ВЦИК особого Всероссийского комитета по делам православной Церкви, духовенства и мирян во главе с уполномоченным в сане православного епископа. Комитет должен был защищать от церковных крещений и судебных кар со стороны патриаршего управления тех лиц из духовенства и мирян, которые “лояльны по отношению к советской власти”; наблюдать за деятельностью патриаршего управления и способствовать проведению государственных мероприятий, “не затрагивающих религиозного чувства православного человека”.

          Захватив патриаршее подворье, документацию и печати высших органов церковной власти, обновленческое ВЦУ лихорадочно пыталось заручиться поддержкой духовенства и мирян. 23 мая ВЦУ устроило первую встречу со священнослужителями и клириками Хамовнического района, но московское духовенство категорически отказалось признать самозванцев и поддержать их, тем не менее, раскольники не собирались идти на попятную. Сколотив немногочисленную группу единомышленников, они организовали издание журнала “Живая церковь”, а вскоре так назвали и свою группу. Православный народ стал именовать обновленцев “живцами”. В мае вышли два номера “Живой церкви” под редакцией Калиновского со статьями епископа Антонина, священников Введенского и В. Н. Львова. Бывший обер-прокурор советовал священникам прежде всего скинуть рясу, обстричь волосы и превратиться, таким образом, в “простых смертных". Смысл обновленческого движения журнал видел в освобождении духовенства “от мертвящего гнета монашества, оно должно получить в свои руки органы церковного управления и непременно получить свободный доступ к епископскому сану”.29 мая в Москве учредительное собрание “Живой церкви” открыто провозгласило пересмотр и изменение всех сторон церковной жизни. Подражая своим идейным вдохновителям, обновленцы избрали ЦК “Живой церкви” из 10 членов и президиум ЦК. Но серьезное беспокойство у обновленческого ВЦУ вызывало поначалу отсутствие епископов среди его приверженцев. Советская власть взяла новую церковь под свою опеку. Антихристианская пропаганда становилась все более агрессивной. Борьбу с Церковью с 1922 г. возглавляла Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП (б) под председательством Е. Ярославского, секретарем ее был чекист Е. Тучков. Помимо организации репрессий против духовенства, комиссия руководила пропагандистскими кампаниями, устраивала в городах процессии, направляла беснующихся комсомольцев на разграбление и осквернение храмов, вдохновляла их на инсценировку шутовских богослужений и “судов над Богом”. Как из рога изобилия на малограмотных, сбитых с толку людей обрушивались многочисленные тиражи антирелигиозных брошюр, например, только за январь-март 1923 г. появилось 27 новых названий. Средством усиления давления на Церковь служила новая инструкция о регистрации религиозных обществ, опубликованная в № 1–3 журнала “Революция и Церковь” за 1923 г. Согласно постановлению ВЦИК от 3 августа 1922 г. ни одно религиозное общество какого бы то ни было культа не могло действовать без регистрации в отделе управления губ - или облисполкома. Если устав общества, задачи его и методы деятельности противоречат Конституции РСФСР и ее законам, отдел управления отказывает в регистрации. Религиозные общества, не зарегистрировавшиеся в указанном порядке, считаются закрытыми. 1 февраля 1923 г. обновленческое ВЦУ выносит постановление о созыве Собора, который оно именовало Вторым всероссийским поместным собором православной Церкви. Открылся он в захваченном у православной Церкви храме Христа Спасителя 2 мая и закончился через шесть дней. Заседания проходили в Третьем Доме советов (здание Московской Духовной семинарии, где проходил Собор 1917–1918 гг.), предоставленном властями обновленцам. Постановление было оглашено на общем пленарном заседании, где и приняли соответствующую резолюцию: “Так как Патриарх Тихон вместо подлинного служения Христу служил контрреволюции, то собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви, на основании церковных канонов сим объявляет его лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное, мирское положение. Отныне Патриарх Тихон — мирянин Василий Белавин. С первых дней ареста Святейшего Патриарха не прекращались злобные и провокационные выпады в печати против него. Газета “Рабочий край”, обличала Патриарха как сторонника “царского самодержавия, блюстителя интересов помещиков и капиталистов”, “Архангельская волна” злобно уверяла, что гражданин Белавин — первый враг, “поволжских крестьян, кто растравлял их раны во время тяжелой болезни”.6 апреля “Известия” сообщили о том, что 11 апреля 1923 г., в Пасхальную среду, в Москве начнется суд над Патриархом Тихоном. На следующий день объявили о переносе процесса на 24 апреля, пытаясь таким образом психологически давить не только на Патриарха, но и нагнетать обстановку в среде верующих и духовенства. Судьба заключенного Патриарха встревожила православных за границей. Еще в мае 1922 г. при первом известии об аресте Патриарха Тихона, Вселенская Патриархия издала меморандум в защиту гонимых христиан в Азии и России, в котором в частности говорилось: “Немедленно убиваются служители Церкви за то, что отказываются собственноручно отдавать святые иконы и святые чаши осквернителям религии, привлекается к суду и сам наивысший вождь Русской Церкви Патриарх Тихон" Еще в начале 1923 г. узника перевели из Донского монастыря в тюрьму ГПУ на Лубянке, где его регулярно допрашивали Тучков и Я. Агранов. Обращение с ним, по его собственным словам, “не было особенно крутым”: ему предоставили комнату-камеру, и даже готовили постную пищу, потому что другой он не вкушал, но мучительными были полная изоляция от паствы и тревога за Церковь. Агранов настойчиво вел переговоры и уверял Святейшего Патриарха, что можно улучшить отношение властей к Церкви, если Патриарх пойдет на определенные уступки. После тридцати восьми дней тюремного заключения Патриарх снова был переведен в Донской монастырь под домашний арест. 16 марта 1923 г. Агранов предъявил Патриарху Тихону постановление, в котором глава Российской Церкви обвинялся по четырем статьям Уголовного кодекса: призывы к свержению советской власти и возбуждение масс к сопротивлению законным постановлениям правительства. Патриарх признал себя виновным в предъявленных ему обвинениях. 16 июня он обратился в Верховный суд с заявлением: “Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к советской власти враждебно, причем враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 г., воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г. Все мои антисоветские действия за немногими неточностями изложены в обвинительном заключении Верховного суда. Признавая правильность решения суда о привлечении меня к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в этих поступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархически-белогвардейской контрреволюции". 25 июня Патриарх Тихон был освобожден из заключения. Заявление Патриарха Тихона в Верховный суд и его освобождение из-под стражи вызвало не столько в России, сколько среди эмигрантов, недоумение, смутило и озадачило одних, обескуражило и даже раздосадовало других. Много было толков о том, от чего власти пошли на компромисс и не осуществили свой замысел казнить Патриарха. В действительности ответ однозначен и прост: боязнь непредсказуемых последствий внутри страны: как бы боль и гнев православных людей, а они и в 1923 г. составляли решительное большинство населения России, не вылились во что-нибудь более грозное и опасное, чем протесты мировой общественности и зарубежных правительств. Не меньше волновал людей и вопрос о том, почему на компромисс пошел сам Патриарх. В. Н. Львов решил, что Патриарх Тихон собирается, наконец, поддержать обновленцев, объясняя это тем, что “Тихон — сын псаломщика, а известно, что дети псаломщиков всегда были в рядах радикальной общественности".

          Какие же были главные причины негативных отношений церкви и власти?

а) Неграмотность и забитость народа, особенно крестьян, и люди слепо верили  

    священнослужителям и отлучить их от церкви было невозможно;

б) Боязнь потери главенствующей власти над верующим народом;

в) Власть была не согласна с тем, что доходы от пожертвований прихожан были

    распределены неравномерно, большая часть дохода приходилась на церковь.

Глава II: «Путь к легализации церкви».

          21 марта 1924 г. Президиум ВЦИК принимает постановление о прекращении дела Патриарха Тихона и его сподвижников. 12 апреля 1924 г. Святейший Патриарх обратился к Калинину (после предварительной встречи и беседы) с официальным письмом, в котором ходатайствовал о легализации Священного Синода и епархиальных управлений на местах. Патриарх напоминал и о том, что архиереи, дела которых были прекращены по тому же постановлению, что и его, “не только не освобождены, но, как передают, высылаются в административном порядке в Бухару. Ходатайствую и об этих лицах,— заканчивал свое письмо Патриарх,— ибо, отбывая предварительное заключение, и не малое время, они не могли совершить каких-либо новых заслуживающих кар преступлений". Положительного ответа на ходатайство Патриарха не последовало. Продолжение церковного раскола и не прекращавшиеся нападки на православную Церковь со стороны обновленцев побуждали Патриарха противодействовать церковным преступникам. Некоторые обновленческие деятели пытались найти примирение с Патриархом в расчете на то, что им удастся склонить его на компромисс и принять их без покаяния, что даст им возможность влиять на принятие решений в Патриархии. Эти расчеты естественно, нашли поддержку и со стороны Тучкова. В течение шести недель он вел переговоры с Патриархом Тихоном и его ближайшими помощниками, которые закончились заявлением, поданным им на имя Патриарха 19 мая: “Прошу Ваше Святейшество принять меня и моих собратьев, которые пожелают последовать моему примеру, в молитвенно-каноническое общение и благословить потрудиться на восстановление церковного мира и по подготовке очередного Поместного Собора в организующемся при Вашем Святейшестве церковном управлении, покрыв своей архипастырской любовью все, чем я прегрешил в период церковно-обновленческого движения". В тот же день заявление было подписано. Достигнута была договоренность о созыве общего Собора. 29 мая появляется специальное воззвание о подготовке второго Поместного Собора и об организации епархиальных советов с участием раскаявшихся “живцов” - обновленцев. 6 июня 1924 г. Святейший Патриарх Тихон получил письмо от представителя Вселенского Патриарха в Москве архимандрита Василия с выписками из протоколов заседаний Священного Синода Константинопольской Церкви. Из документов видно, что Патриарх Григорий VII, “изучив точно течение русской церковности и происходящие разногласия и разделения, для умиротворения дела и прекращения настоящей аномалии” решил послать в Москву “особую миссию, уполномоченную... действовать на месте на основании и в пределах, определенных инструкцией, согласных с духом и преданием Церкви”. В инструкции для членов комиссии Константинопольский Патриарх выразил пожелание, чтобы Патриарх Тихон “ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал собою, немедленно удалившись от управления Церковью, как подобает истинному и любвеобильному пастырю, пекущемуся о спасении многих, и чтобы одновременно упразднилось, хотя бы временно, патриаршество, как родившееся во всецело ненормальных обстоятельствах, в начале гражданской войны, и как считающееся значительным препятствием к восстановлению мира и единения”.

          Всего к концу 1924 г. в тюрьмах и ссылках пребывало более 66 архиереев — почти половина российского епископата. Отказавшись от всякого влияния на политическую жизнь страны, признав советскую власть, Патриарх возвышал свой голос в защиту Церкви-Матери, когда давление на нее становилось особенно нестерпимым. Так, 30 сентября 1924 г. Патриарх Тихон направил во ВЦИК заявление: “Церковь в настоящее время переживает беспримерное внешнее потрясение. Она лишена материальных средств существования, окружена атмосферой подозрительности и вражды, десятки епископов и сотни священников и мирян без суда, часто даже без объяснения причин, брошены в тюрьму, сосланы в отдаленнейшие области республики, влачимы с места на место; православные епископы, назначенные нами, или не допускаются в свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении туда, или подвергаются арестам; центральное управление православной Церкви дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при Патриархе Всероссийском, не зарегистрированы, и даже канцелярия и архив их опечатаны и недоступны; церкви закрываются, обращаются в клубы и кинематографы или отбираются у многочисленных православных приходов для незначительных численно обновленческих групп; духовенство обложено непосильными налогами, терпит всевозможные стеснения в жилищах, и дети его изгоняются со службы и из учебных заведений потому только, что их отцы служат Церкви". Архиепископ Серафим (Мещеряков) писал митрополиту Антонию, что Святейший Патриарх Тихон “сильно ослабел и страшно переутомился. Он часто служит и ежедневно делает приемы. К нему едут со всех концов России. У него заведен такой порядок: он принимает каждый день не более пятидесяти человек, с архиереями говорит не более десяти, а с прочими не более пяти минут. Иногда вследствие изнеможения принимает лежа на диване. Он сильно постарел и выглядит глубоким старцем. Около него нет ни Синода, ни канцелярии. Письменных распоряжений он избегает делать во избежание осложнений с властями..." 9 декабря 1924 г. на Святейшего обрушилось тяжелое несчастье: был убит самый близкий ему человек — его келейник Яков Сергеевич Полозов. В покои Патриарха ворвались бандиты, один из них остановился на пороге, а другой бросился к Патриарху. Верный келейник стал между бандитами и Святейшим. Раздался выстрел, и Полозов рухнул на пол. Бандиты выскочили в переднюю и, прихватив с вешалки шубу, помчались вниз по лестнице. Несмотря на возражения Тучкова, Патриарх Тихон настоял на том, чтобы останки его почившего друга были погребены у наружной стены малого Донского собора. Отпевали почившего 8 епископов и сонм священников, при большом стечении православных, провожавших в последний путь мученика. В “Известиях” же появился фельетон “О краже патриаршей шубы”, где не было ни слова о совершенном при этом убийстве. После убийства Якова Полозова здоровье Патриарха заметно ухудшилось: к хроническим болезням добавились мучительные приступы грудной жабы. “Лучше сидеть в тюрьме,— сетовал Патриарх,— я ведь только считаюсь на свободе, а ничего делать не могу. Я посылаю архиерея на юг, а он попадает на север, посылаю на запад, а его привозят на восток". Врачи, наблюдавшие Патриарха, настойчиво советовали ему лечь в больницу. Но когда 13 января Святейший уже готов был переехать в частную клинику Бакуниной на Остоженке, профессор-кардиолог Плетнев в последний момент стал умолять его не делать этого, ведь неизвестно, в чьи руки он попадет. В клинику Бакуниной Патриарх Тихон приехал на извозчике. Больного положили в просторной светлой комнате. Патриарх Тихон привез с собой иконы, поставил их на столик, затеплил пред ними лампаду. В больничную книгу его записали как гражданина Белавина и лечили его сама Бакунина, два врача больницы, профессор Плетнев и его ассистент. В клинике Святейшему Патриарху стало спокойнее, чем в монастыре, у него даже находилось время на чтение не только духовных книг, но и Тургенева, Гончарова, писем Победоносцева, однако посетители не оставляли Святейшего и здесь. Не говоря уже о митрополите Петре и других ближайших помощниках по управлению Церковью, приходили за благословением, особенно перед операцией, простые верующие, больные, лежавшие в той же клинике. Группа рабочих подарила ему сафьяновые сапоги на заячьем меху, которые очень понравились Патриарху. В праздник Благовещения тяжело больной Патриарх вынужден был ехать на экстренное заседание Синода по выработке окончательного текста документа. Отредактированный документ митрополит Петр повёз Тучкову, а оттуда опять в клинику на Остоженке. Рукой Тучкова в воззвание были внесены поправки и дополнения, неприемлемые для Патриарха. Разговор с митрополитом Петром был мучителен для святителя, и, когда митрополит вышел от больного, ему стало плохо. Около 10 часов вечера Патриарх Тихон попросил келейника Константина Пашкевича помочь ему умыться. Вдруг он пошатнулся, сделав рукой движение, как при острой сердечной боли. Келейник предложил поскорее лечь и заснуть. Тогда Патриарх Тихон “очень строгим, серьезным тоном, к которому я не привык,— вспоминал келейник,— сказал: “Теперь я усну... крепко и надолго. Ночь будет длинная, темная-темная”. Больной то бредил, то лежал в забытьи. Без четверти двенадцать он открыл глаза и начал креститься: “Слава Тебе, Господи!” — повторил он дважды и поднял руку, чтобы в третий раз осенить себя крестным знамением. Рука бессильно упала". Святой Патриарх Тихон отошел к Господу в Благовещение 1925 г., в 23 часа 45 минут, в Москве, в клинике Бакуниной на Остоженке, на 61 году своей многострадальной и праведной жизни. Через неделю после преставления святого Тихона, 15 апреля 1925 г., газета “Известия” напечатала послание, подписанное Патриархом в день его кончины, озаглавив его “предсмертным завещанием Тихона”. Документ этот посвящен теме церковно-государственных отношений. В церковном народе этот документ, названный “Завещанием” Патриарха, вызвал много недоумений и толков. Высказывались даже сомнения в его подлинности, авторами называли Тучкова с помощниками. До сих пор некоторые церковные публицисты и историки отвергают принадлежность его Патриарху Тихону. Их версия происхождения документа такова: проект послания с внесенными в него поправками Тучкова митрополит Петр передал Патриарху Тихону в день его кончины с тем, чтобы тот подписал его. Но, несмотря ни на какие уговоры, Святейший своей подписи на этой бумаге не поставил. Необходимо подчеркнуть, что издание «завещания» было чуть ли не единственной возможностью улучшить условия существования Церкви в Советском государстве. Святейший Патриарх Тихон не захотел и не смог устраниться от неблагодарных трудов по выработке такой линии Церкви в отношениях с враждебной ей государственной властью, которая помогла ей выжить.

          26 февраля 1922 г. ВЦИК - Ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие служить средством борьбы с голодом в Поволжье и для обсеменения его полей, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в дополнение к декрету об изъятии музейного имущества, постановляет:

          1. Предложить местным Советам в месячный срок со дня опубликования постановления изъять из церковных имуществ все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, которые не затрагивают интересы самого культа, и передать в органы Наркомфина, со специальным назначением в фонд Центральной комиссии голодающим.

          2. Образовать в каждой губернии комиссии в составе  ответственных представителей губисполкома, губкомпомотдела и губфинотдела, под председательством одного из членов ВЦИКа.

          3. Пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным присутствием представителей групп верующих.

          4. Изъятое имущество поступает в особый фонд и на особый учёт и обращается исключительно на нужды голодающим.

          5. О всех ценностях и их расходования Центральная комиссия помощи голодающим публикует периодически в печати.

          28 февраля 1922 г. было уделено внимание тому, что среди тяжёлых бедствий и испытаний, величайшим и ужаснейшим являлся голод, захвативший обширное пространство с многомиллионным населением.

В августе 1921 г. стали доходить слухи об этом ужасающем бедствии, церковь считая своим долгом придти на помощь нуждающимся, обратилась с посланием к главам отдельных христианских церквей, православным патриархам, Римскому папе, архиепископу Кентерберийскому и епископу Нью-Йоркскому с призывом, во имя христианской любви, произвести сбор денег и продовольствия и выслать их вымирающему от голода населению Поволжья. Тогда же был основан Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначавшихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана Советским правительством излишней, и все собранные церковные денежные суммы были потребованы к сдаче и сданы правительственному комитету. Однако в декабре Правительство предложило сделать при посредстве органов церковного правления (Священного Синода, Высшего Церковного Совета, Епархиального Совета, благочинного и церковно-приходского Совета) сборы деньгами и продовольствием для оказания помощи голодающим.

           Желая уделить возможную помощь вымирающему от голода населению Поволжья, было разрешено церковно-приходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающим драгоценные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чём оповестили православное население 13 февраля с.г. особым воззванием которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения. Но вслед за этим же, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям церкви, 26 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все драгоценные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения церкви подобный акт является актом святотатства. Церковь допустила, ввиду чрезвычайности тяжких обстоятельств, возможность пожертвовать церковные предметы, не освящённые и не имеющие богослужебное употребление. Она призывала верующих церкви к пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, и чтобы бы они действительно оказывали реальную помощь нуждающимся. Но церковь не могла одобрить изъятие из храмов, даже через добровольное пожертвование, освящённых предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещалось канонами Вселенской церкви и каралось ею, как святотатство, мирянин – отлучением от неё, священнослужитель – низвержением из сана.

          19 марта 1922 г. было замечено, что в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов. Вследствие этого было проведено изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно тогда громадное большинство крестьянской массы было либо за большевиков, либо за черносотенное духовенство и реакционное городское мещанство, которые могли и испытывали политику насильственного сопротивления советскому декрету.

           После проведения изъятия церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, был обеспечен фонд  в несколько сотен миллионов золотых рублей, состоящий из гигантских богатств некоторых монастырей и лавр. Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности, было совершенно немыслимо.

          Было дано самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и оно подавлено. Самую кампанию проведения этого сражения было представлено следующим образом:

     Официально выступить с каким то ни было мероприятием должен только тов. Калинин, - никогда и ни в коем случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий. Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменена. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретная, противник, конечно, скоро узнает)… Самого патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.

          На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, Народного комиссара юстиции и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

          Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т.е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии и с тем, чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.

          19 марта 1922 г. ввиду имевших место осложнений на почве изъятия церковных ценностей ЦК предлагало впредь до особых сообщений от ЦК приостановить проведение изъятия церковных ценностей. Сосредоточить все силы на подготовительной разъяснительной агитационной работе.   

          Также был внесён раскол в духовенство, взятие под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступали в пользу изъятия. Были организованы манифестации с участием гарнизона при оружии и с плакатами: «Церковные ценности – для спасения жизни голодающих». Патриарх Тихон: «Я отныне Советской власти не враг» Патриарх Тихон, обратившись 16 июня 1923 г. с настоящим заявлением в Верховный суд РСФСР заявил, что он действительно был настроен к Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила в активные действия, но он раскаялся в этих поступках, которые были обращены против государственного строя и просил Верховный суд об освобождении его из-под стражи. Тихон окончательно и решительно отмежевался как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции. 21 марта 1924г. Постановлением ЦИК СССР дело Тихона было приостановлено. Одною из забот патриарха Тихона (29 июля 1927 г.) перед его кончиной было желание поставить православную русскую церковь в правильное отношение к советскому правительству и тем дать церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая он говорил: «Нужно бы пожить ещё годика три». Эта неожиданная кончина прекратила его святительские труды, но он довёл бы своё дело до конца. Жребий быть временным заместителем первосвятителя церкви пал на Сергия¹, а вместе со жребием пал на него и долг продолжать дело Тихона и всемерно стремиться к мирному устроению церковных дел. С учреждением при нём временного патриаршего святейшего синода укреплялась надежда на приведение всего церковного управления в должный срок и порядок, возрастала и уверенность в возможности мирной жизни и её деятельности в пределах закона. При стремлении к своим целям не прекращались выступления зарубежных врагов: убийства, поджоги, налёты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы. Всё это нарушало мирное течение жизни, создавало атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Был осуществлён вывод на путь легального и мирного существования, дабы показать, что церковь не на стороне врагов государства и безумных орудий и их интриг, а с народом и с правительством. Православная церковь в Союзе имела не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление, легализация постепенно распространялась и на низшее церковное управление: епархиальное, уездное и т.д. Были выражены благодарственные молитвы ко господу, благодарность также была выражена и советскому правительству. Актуален был вопрос, связанный с духовенством, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские выступления некоторых архипастырей и пастырей заставили почившего патриарха упразднить заграничный синод (5 мая 1922 г.). Но синод и до сих пор продолжал существовать, политически не меняясь, своими притязаниями на власть расколол заграничную церковную общественность на два лагеря. Чтобы положить этому конец, была потребована от заграничного духовенства выдача письменного обязательства о полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его были

—————

   1 Сергий (Иван Николаевич Старогородский) (1867-1944), митрополит Нижегородский (с 1917 г.), Московский и Коломенский (с 1934 г.), с 1925 г. Заместитель, а с 1937 г. патриарший местоблюститель; патриарх Московский и всея Руси (с 1943 г.). В 1941-1944 гг. руководил патриотической деятельностью церкви по сбору средств на нужды войны.

исключены из состава клира, подведомственного московской патриархии. Церковь просила о помощи в понимании об их труде всеми способами, и всех кого могла. 19 августа 1927 г. рабочий класс и крестьянство выгнали белогвардейщину из рабочего государства. С белогвардейцами эмигрировали или было прямо выгнано и черносотенное духовенство, все эти Евлогии, Платоны, Антонии. Православие для них – только орудие для того, чтобы возвратить власть помещикам и капиталистам и чтобы вместе с тем возвратить архипастырям церкви их золотые митры и блестящие ризы, их многотысячные доходы. Между белогвардейской паствой и пастырями здесь царило и было полное единодушие. Таковыми же остались и пастыри, и церковь, и православие нашего рабоче-крестьянского государства. Дальновидная часть духовенства в 1921 г. открыла, что политика и открытый союз, которые хоронили эксплуататорами православную церковь в глазах крестьян и рабочих, вбивали в неё осиновый кол, угрожали лишить духовенство всех доходных статей, сделать

его профессию ненужной для всех трудящихся. Часть духовенства сделала искусный манёвр, отреклась от патриарха Тихона и заявила о своём признании советской власти властью, происходящей от бога.

          Тихоновцы долго упорствовали. Они не прерывали своих связей с черносотенным духовенством белогвардейской эмиграции, они старались содействовать агентам Николая Николаевича, этого опереточного претендента на разбитую корону Романовых. Но результатом была их нескончаемая борьба с паствой, с ещё удержавшимися в церкви крестьянами и рабочими. Всё бодрое, жизненное поворачивалось против церкви. Антисоветская политика церкви била не советскую власть, а саму церковь. И тихоновцам пришлось перекрашиваться в советские цвета.

          27 сентября 1927 г. одним из посланий архиереев, заключённых в Соловецкий лагерь было послание правительству с благодарностью о заботе к духовным нуждам православного населения, но на самом деле эта благодарность была не искренней, потому что знали, что правительство лишь оскверняла и разрушала храмы, закрывала монастыри, отбирала св. мощи, запрещала преподавание детям закона божия, изымала из общественных библиотек религиозную литературу и ограничивала права служителей церкви. Многочисленные епископы и священники лишь в административном порядке томились в тюрьмах, ссылке и на принудительных работах за свою чисто церковную деятельность (борьбу с обновленчеством) или по причинам, часто не известным самим пострадавшим. В 30-е годы были предприняты новые меры, позволяющие включить церковь в командно-мобилизационную систему, сделать её законопослушной и менее влиятельной.

         Но политика гонений против верующих продолжалась. 8 апреля 1929 г. Религиозные общества или группы могли приступить к своей деятельности лишь после регистрации общества или группы в подлежащем административном отделе (отделении или части) местного исполнительного комитета или городского Совета, в волостном исполнительном комитете или городском Совете города, не являющимися административным центром района или уезда. Для регистрации религиозного общества учредители его не менее 20 человек подавали в органы заявление о регистрации по форме, устанавливаемой Народным комиссариатом внутренних дел РСФСР. Для удовлетворения религиозных потребностей верующие, составившие религиозное общество, могли получить по договору в бесплатное пользование от волостного или районного исполнительного комитета или городского Совета специальные молитвенные здания и предметы, предназначенные исключительно для культовых целей. Кроме того, верующие, составившие религиозное общество, или группа верующих могли пользоваться для молитвенных собраний и другими помещениями, предоставляемыми им частными лицами или местными Советами и исполнительными комитетами на правах аренды. Общие собрания религиозных обществ и групп верующих происходили с разрешения: в сельских поселениях – волостного исполнительного комитета или районного административного отделения, а в городских поселениях – административного отдела. 

Религиозным обществам воспрещалось:

   а) создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения и использование находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей;

   б) оказывать материальную поддержку своим членам;

   в) организовывать как специально детские, юношеские, женские, молодёжные и другие собрания, так и общие библейские, литературные, рукодельнические, трудовые, по обучению религии и тому подобные собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь.

          Религиозные общества и группы верующих могли организовывать местные, всероссийские и всесоюзные религиозные съезды и совещания. Здания религиозного культа подлежали обязательному неокладному страхованию за счёт лиц, подписавших договор в пользу подлежащего исполнительного комитета или городского Совета. Передача здания культа, находящегося в пользовании верующих, для других надобностей допускалось исключительно по мотивированному постановлению центрального исполнительного комитета автономной республики, краевого, областного или губернского исполнительного комитета, если это здание необходимо было для государственных или общественных потребностей. Постройка новых молитвенных зданий могла быть допущена по просьбе религиозных обществ.

          В июле 1929 г. в Конституцию (Основной закон) Советского государства Съездом Советов был внесён ряд поправок, в частности было изменено содержание четвёртой статьи Конституции. Раньше эта статья гласила: «в целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа – от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами». Чтобы пресечь вредительскую работу церковников и сектантов, чтобы действительно осуществить отделение церкви от государства, Съезд Советов внёс изменение в четвёртую статью конституции. Новая редакция этой статьи такова: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа – от церкви, а свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды остаётся за всеми гражданами». Новая редакция статьи не делала никаких стеснений для верующих в смысле вероисповедания. Личным делом каждого гражданина оставалось, исповедует ли он какую-либо религию или нет. Но эта редакция вносила ограничения в деятельность церковников и сектантов. Свобода исполнения религиозных обрядов, служб оставалась в силе. Однако заниматься миссионерской деятельностью, вести религиозную пропаганду церковники и сектанты, в силу этой статьи, не могли. Никакая другая деятельность, выходящая за пределы обслуживания религиозных потребностей, этой статьёй не допускалась.

          В августе 1929 г. Информационный статистический подотдел Центрального Совета Союза воинствующих безбожников (СВБ) подытожил сведения о количестве закрытых за первую половину 1929 г. культовых зданий. Всего по СССР закрыто за первую половину т.г. в порядке выполнения постановлений трудящихся 423 культовых здания, из них городских 243, сельских 180. Кроме того, возбуждены ходатайства о закрытии 317 культовых зданий, из них городских 154 и сельских 163. Закрытые культовые здания были использованы:

   1) Культурные нужды (клубы, народные дома, красные уголки, дома спорта и физкультуры, театры, кино, музеи) – 156;

   2) Школьно-детские нужды (всякого рода школы, техникумы, детские площадки, ясли и т.п.) -38;

   3) Производственно-торговые цели (кооперативные магазины, склады, зернохранилища, пожарные депо, мастерские и цехи, мельницы, электростанции и др.) – 14;

   4) Лечебные (амбулатории, больницы, фельдшерские и ветеринарные пункты и т.п.) – 10;

   5) Снесены независимо от целей употребления строительного материала (например, материал употреблён под школу, больницу и т.п.) – 26;

   6) Иные (жильё, столовые) – 9;

   7) Неизвестные и частью неиспользованные (например, за отсутствием средства на переоборудование и т.п.) – 171.

          Были сравнены имеющиеся сведения за т.г. с такими же сведениями за первую половину 1928 г., когда по данным информационного подотдела было закрыто 219 культовых зданий. Эти последние сведения также неполны, был отметчен значительный рост движения за ликвидацию очагов дурмана в текущем году. Движение за закрытие культовых зданий в 1928 году широко всколыхнуло весь трудовой Союз, но в огромном числе случаев соответствующие постановления трудящихся не были надлежащим образом оформлены и проведены, местами благодаря крайнему равнодушию, беспечности и бюрократическому отношению к вопросам этого рода со стороны местных учреждений и организаций. Благодаря этому во многих случаях требования о закрытии культовых зданий оставались неудовлетворёнными: так как церковники успевали вовремя сорганизовать кучки верующих, которым и удавалось создавать группы для продолжения пользования культовыми зданиями при наличии отрицательного отношения к религии со стороны подавляющего большинства трудящихся данного населённого места. В ряде случаев закрытия культовых зданий проходили в обстановке напряжённого сопротивления церковников, пускавшихся на всякие приёмы, чтобы отстоять своё положение, в частности, на подлоги, клевету, на угрозы и в отдельных случаях решавшихся даже на попытки возбуждения религиозного фанатизма (Рыково, где в демонстрацию рабочих бросали камни). Были случаи поджога церквей и битья в них стёкол после закрытия, попытки избиения активных безбожников. В значительном числе случаев закрытие культовых зданий проходило стихийно, по единодушному требованию трудящихся. В ряде сёл церкви закрывались немедленно по вынесении постановления сходов о закрытии, т.к. противников закрытия почти не находилось или даже и вовсе не было.

          Почему именно в 1920-1930-е годы возникли разногласия между властью и церковью?

          Предпосылками этих разногласий были: последствия гражданской войны, голод, разруха, нищета, беспризорность.

По СССР сведения о закрытых культовых зданиях распределялись так:

Заключение.

          Великая Октябрьская революция отделила церковь от государства и школу от церкви. Но она не отделила и не могла отделить верующих от религии. Общественный строй, утвержденный Октябрьской революцией, открывал перспективу обновления всей духовной жизни общества. Первые годы существования молодого социалистического государства ознаменовались массовым отходом от церкви верующих, особенно крестьян. Отход от церкви был и массовым и бурным, сопровождавшимся разрушением церквей и эксцессами по отношению к священнослужителям. Это стихийное движение с трудом поддавалось упорядочиванию. В его водоворот оказались вовлеченными и многие атеисты, что отнюдь не способствовало осуществлению вдумчивой, терпеливой, несущей положительные знания пропаганды. Местные власти зачастую оказывались не на высоте положения, внося порой ненужное озлобление в массовое антицерковное движение, пренебрегая законностью, действуя по собственному усмотрению, которое нередко шло вразрез с директивами Советской власти, указаниями и предостережениями партии. Между тем для большинства крестьянства отход от церкви не означал отхода от религии. Многие из тех, кто порвал с православной церковью, пополнили в тот период разные организации религиозного сектантства, которые преследовались при царизме.

          Глубокие процессы происходили и в среде духовенства. Снятие рясы как символа служения антинародным интересам было частым явлением и не вызывало сомнений в искренности совершавших это. Верхи духовенства тем временем лелеяли надежды на поражение революции в ходе Гражданской войны и внесли свою лепту в борьбу с революцией. Переход к лояльности по отношению к Советской власти реакционной части духовенства произошел в 1923 году после известного раскаяния патриарха Тихона. В течение первой половины и середины 20-х годов стихийная волна «безбожия» спала, уступив место деятельности организаций Союза безбожников. Однако набравшая силу инерция «выпячивания» религиозного вопроса как якобы одного из важнейших для судеб нового общества сказывалась и на деятельности Союза безбожников и других массовых организаций и преодолевалась с трудом. Следует с предельным пониманием отнестись к тому, что свобода совести была выстраданным правом на убеждения не только верующих, но и неверующих. Русская церковь пережила множество потрясений, множество потерь, в 20-е годы она почти полностью потеряла свою власть, благодаря мощной дискредитации со стороны большевиков. А коммунистическая партия закрепила за собой монополию на духовную жизнь общества и приступила к реализации воспитания «нового человека» и новой пролетарской интеллигенции.

Был установлен негласный запрет на изучение «религиозной жизни» в стране и публикацию о ней материалов, закрыты учреждения, которые занимались церковной политикой, недоступны были для исследователей документы, которые хранились в спецхранах.

          Почему же произошло сближение церкви и государства в наше время?

          Да, потому что люди устали от войн, от революций, катаклизмов, террора. А церковь призывает к миролюбию, милосердию, к прекращению войн и конфликтов. И люди идут в церковь, чтобы найти там покой и умиротворение.

В настоящее время происходит возрождение старых и возведение новых соборов, храмов и церквей.

Список использованных источников и литературы.

1. Журнал «Эксперт» №28 2006 г.

2. Главацкий М. Е. Хрестоматия по истории России 1917-1940. М., 1995 г.

3. Журнал «Наука и религия» №5 1998 г.

4. Ларина Л. И. История отечества в документах №2 1917-1993 гг.М. «Илби»,      

    1994 г.

5. Е. М. Ярославский Против религии и церкви, том I-Октябрьская революция,   

    религия и церковь ОГИЗ ГАИЗ М., 1932 г.

6. Журнал «Отечественная история» №3 2005 г.

7. Аксёнова М. Д. Энциклопедия «Религии мира» 1999 г.

8. С. И. Самыгин, В. Н. Нечипуренко, И. Н. Полонская Религиоведение:  

    социология и психология религии, оформление, издательство «Феникс»

    Ростов-на-Дону 1996 г.

9. Журнал «Отечественная история» №6 2006 г.

10. Радугин А. А. Введение в религиоведение, издательство «Центр» М. 1996 г.

11. XX-летие отделения церкви от государства ОГИЗ - Государственная  

     Антирелигиозное Издательство М., 1938 г.