Российское Просвещение в эпоху Екатерины 2

3 
1 Норма,эталон в идейно-мировоззренческой системе российского Просвещения 
6

1.1 Роль социокультурной  нормы, эталона и условия их  активизации в российской культуре  второй половины XVIII века

6

1.2 Идеологемы  просвещенного абсолютизма и  просвещенной монархини в российской культуре второй половины ХVIII века

12 
2 «Сын отечества» в российской культуре второй половины XVIII века

32

2.1 Мифологизированный  образ Екатерины II в российской  культуре

32

2.2 мысль служения  отечеству и формы просвещенной  деятельности

45

«сына отечества» второй половины ХVIII века 
Заключение

59 
перечень использованных источников

60

ВВЕДЕНИЕ

неувязка социокультурной  оценки личности Екатерины II и эры  в целом, в плане культурно-исторического  движения - одна из самых принципиальных в истории культурологической области знаний. Данная дипломная работа посвящена одному из качеств данной трудности: норме и виду в культурно-историческом процессе второй полвины XVIII века.

Актуальность  данного исследования заключается  в том, что до реального времени век Екатерины II до сих пор не получил системной культурологической оценки исследователей. Так как вторая половина XVIII органически связанна с идейной, философской и нравственно-этической системой Просвещения, то воплощением эталона и нормы эры была сама Екатерина II и её просвещенные деятели - «служители отечества», которые помогали в преобразовании, в просвещении страны.

Предметом предлагаемого  исследования является российская культура второй половины XVIII века.

Объектом исследования является норма и эталон в культурно- историческом процессе второй половины XVIII века.

мишень исследования: выявить роль, нормы, эталона в  формировании социальной практики «человека  просвещенного».

Для этого нужно  решить следующие задачки:

- найти условия  активизации нормы, эталона;

- найти направленность  российского Просвещения;

- найти культурно-исторические  предпосылки и условия формирования  стиля Екатерины второй в сознании  российского общества рассматриваемого

периода;

- найти условия  и механизм мифологизации личности Екатерины;

- систематизировать  мифологемы и их роль, дать  им культурно - историческую интерпретацию;

- выявить рекламации  «просвещенной монархини» в искусстве;

- найти, как  влияли норма и эталоны просвещенческой  идеологии на

деятельность  просвещенных исполнителей «сынов отечества»;

Дипломная работа выполнена с применением таковых  способов, как культурно- антропологический, сравнимо-исторический, системный, историко- типологический.

В ходе работы были исследованы литературные и научные  источники: исторические документы, записки, воспоминания, очерки, хроники, законодательные акты эры. Источники опирались на работы Ю.М. Лотмана, 
А.Б. Каменскго, Е.В. Анисимова, Б.И. Краснобаева, Н.Я. Эйдельмана, А. 
Брикнера, А. Труайя, Н.И. Павленко, Л.М. Гавриловой и др., Которые отразили представления о Екатерине второй как культурно-историческом персонаже в массовом сознании эры.

Оценки страны для российского человека постоянно  были оценками личных свойств и достоинств сударя, от которого ждали не лишь некой  суммы социально-политических «мероприятий», «законодательства», государственных действий, но и личного величия, проявленности свойств. «Личное» отношение к правителю во многом определяло социально-политический и нравственный климат России. Екатерина вторая анализируя понятия «закона», «обычаев», 
«нравов», «русского характера», приходит к выводу о том, что основой государственного характера является любовь к обычаям и сударю. В данной связи российский человек предъявляет правителю особенные претензии: он обязан быть действователем на общее благо. «Наш образ правления, по своему складу, просит энергии; если её нет, то недовольство делается всеобщим, и, вследствие этого, если дела не идут лучше, происходят революции» /30, с. 
57/, - пишет императрица.

Служение царю, государству, обществу, народной полезности с течением времени становилась своеобразным смысловым фундаментом личностно мотивированной интенции человека, соединенной и с чувством независимости, и с честолюбивыми рвениями к славе и социальному престижу.

Человек в российской культуре второй половины ХVIII века – это человек, владеющий новой духовной, интеллектуальной, социальной и эмоционально- психологической сущностью, формирующий новенькую систему смыслов и значений, эталонов, способный к «разумному» отношению к жизни и активному способу существованию - к государственно-важному действованию. Его государственными чертами становится сознательное выстраивание жизни - по эталону гражданина, жизнетворчество в согласовании с нормами истинного служения, формирование просвещенного вида жизни.

Так называемый «золотой век» Екатерины второй - один из интереснейших этапов русской  истории. Объяснений тому много, но основное видится в том, что личность Екатерины  второй, её идеи и деяния неразрывно связанны с эрой преобразований, когда Россия в еще один раз становилась на путь евро Провещения.

1 НОРМА, эталон  В ИДЕЙНО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ

российского ПРОСВЕЩЕНИЯ

1.1. Роль Социокультурной  нормы, эталона и условия их  активизации в российской культуре  второй половины ХVIII века

Формирующиеся тысячелетиями и передающиеся из поколения в поколение эталоны  и правила поведения, определенные нормы либо деяния, игрались огромную роль и складывались на уровне обыденного сознания общества. Во второй половине ХVIII века в связи с социокультурными переменами сложились особенные нормы и эталоны, которые определили поведение людей, провоцировали их на «ожидаемый», прогнозируемый тип действий.

Культурная норма, являясь эталоном социокультурной  деятельности, регулировала поведение  людей, свидетельствовала об их принадлежности к конкретным социокультурным группам, выражала их представление о «должном», хотимом. В переработанном виде культурные нормы воплощены были в идеологии, этических учениях, религиозных концепциях, и назначение норм состояло в минимизации случайных событий, субъективных мотивов, психологических состояний. Нормативное регулирования отношений предполагало добровольное и сознательное принятие каждым человеком распространенных в данной культуре норм деятельности /61, с. 101/.

есть нормы, обязательность которых однозначна и определена вплоть до внедрения серьезных санкций (выполнение правовых норм). В остальных  вариантах допускается вариативность  норм поведения. К примеру, частенько  традиции содержат в себе набор обычных  образцов, из которых человек может выбирать. Возможны ситуации, когда предусматривается довольно свободное реагирование человека: уличная среда, домашняя обстановка.

Понятие нормы  конкретизируется в понятиях правил, образцов, предписаний. Деяния хоть какой  нормы не полностью: норма переживает период зарождения, утверждения, позже теряет стабильность, начинает разрушаться. 
Разрушение одних культурных норм постоянно сопровождается созданием новейших.

«Образец культурный является и являлся устойчивой конфигурацией  связей людей друг с другом, с предметной и природной средой, которая обуславливается определенными типами ситуаций, предписанным поведением в них человека, а так же критериями, по которым оцениваются и оценивается деяния человека либо его связи с окружающим миром » /61, с. 103 /, - Пишет 
Харуженко В. И.

Оценивая эталон с данной точки зрения, можно утверждать, что культурный эталон представляет собой только емкое понятие, которое  заключает в себе и информацию о мире, и момент его оценки, и  методы деяния в нем человека, и стимулы таковых действий. И в качестве эталона культуры в различное время способны выступать явления культуры широкого спектра деяния и разные формы: материальные предметы, методы, манеры поведения, правовые либо обыденные нормативы поступков людей и т.Д. Культурный эталон представляет и выполняет в культуре только важную функциональную роль.

На высших уровнях  культурной активности, в сфере порождения новейших форм и стилистических ценностей  философского, религиозного, художественного  характера, имело место создание особенного рода неповторимых культурных образцов, способных создавать культурные стили.

Созданные одаренными живописцами, великими мыслителями, высоконравственными  авторитетами, эти виды культуры получают общезначимый характер для данного общества и преобразуются в универсальные, фундаментальные образцы, позволяющие на их базе обновлять культуру. Во второй половине ХVIII века норма и эталон определялись идеологией и сложившейся практикой просвещенного абсолютизма, когда определенная роль в деле просвещения «закреплялась» за императором. Так, личность Екатерины 
Второй, её идеи и деяния неразрывно соединены с эрой преобразований, когда 
Россия в еще один раз становилась на путь евро Просвещения. Если 
«век Петра был веком не света, а рассвета » /69, с. 261/, Много сделавшем 
«во внешнем, материальном отношении преимущественно», то в свершениях второй половины XVIII века, по определению С. М. Соловьева, «ясно видны признаки возмужалости народа, развития сознания, обращения от внешнего к внутреннему, обращения внимания на самих себя, на свое» / 55, с. 19 /.

Суть происходивших  перемен образно передал видный екатеринский боярин И. И. Бецкой в словах, обращенных к императрице: «Петр  Великий создал в России людей; Ваше Величество влагаете в них души». По его мнению, 
Екатерина Вторая «кротко и тихо окончила то, что Петр Великий принужден был учреждать насильственно» /69, с. 171/.

Из вышеизложенного  мы можем сделать вывод, что нормы  и культурные эталоны способны выступить  явлениями широкого спектра деяния: методы и манеры поведения, правовые либо обыденные нормативы поступков людей.

В российских гуманитарных науках оценка российского Просвещения  долго строилась и отчасти  продолжает строиться по технологии установления его соответствия западноевропейскому (в большей степени французскому) просвещению. Это порождает суждение о подражательной ложности (Г.Г.

Шпет) российского  Просвещения, его миражности (В. М. Живов), о его культурно-исторической ограниченности, 
«замкнутости» пространством «императорского города» (М. С. Каган). российское 
Просвещение в реальности осуществилось как другое Просвещение, не взятое, подражательное либо миражное, а другое. Исследование специфики российского Просвещения предполагает выявление его смыслов и значений, определяющих специфику культурной практики эры.

Культура второй половины XVIII века органически связана  с идейной, философской и нравственно-этической  системой просвещения. Просвещение  – особенный этап в развитии просвещенческих  идей в России XVIII века. Он характеризуется созданием целостной системы взглядов, в базе которой – 
«учение о человеке, который стает как духовно-нравственное и физически совершенное публичное существо…»/13, с. 117/.

Просветители  полагали в качестве главенствующего  закона миропорядка природы и  общества движение к совершенству. В учении теоретиков Просвещения о человеке он стает как «цель» движения природы к совершенству и в то же время как «средство» совершенствования мира /11, с. 8/.

Идеология Просвещения  формировалась в России вокруг идеи разума, воспитания, распространения знаний, установления мудрых и справедливых законов, искоренения предрассудков и суеверий в сознании человека. В этом отношении российское Просвещение шло вслед за французским во главе с 
«энциклопедистами». Ю. М. Лотман писал: «Для западного просветителя основной задачей было сконструировать истину, для российского – отыскать пути её осуществления» /41, с. 4/.

российское Просвещение  следует разглядывать как цельное  по собственной культурно-исторической природе явление. Его целостность детерминируется новым типом мировоззрения и методом мышления (познания), которые дозволили человеку выработать принцип разумного дела к реальности и веру – убеждение в возможность устроения (на пути реформ и последовательных прогрессивных конфигураций) нового вида российской жизни, сконструировать новенькую систему ценностей и способов деятельно – просвещенного существования.

Век российского  Просвещения – это век Разума, людей, ищущих пути к справедливости и гармонии для себя и для мира. В личностном сознании укрепилась мысль о достоинстве и величии человека, о возможностях его разума.

Просветительские  философия и идеология в России были нацелены на государственные и  общечеловеческие ценности, и последние  владели значимой нравственной и  культурной энергией. Конечной целью совершенного общества во всех, за небольшим исключением, просветительских идеологических и нравственных построениях эры полагался совершенный человек, и усилия российского человека в значимой мере были ориентированы на следование эталону идеального человека – гражданина. Т. В. Артемьева, исследуя специфику и особенности философской системы XVIII века, делает в качестве одного из заключений следующее: «В систему философии 
(мировосприятия) входит не лишь создание знания, но и сама его широкая реализация – пропаганда, образ жизни, личный пример. Русский философ … мог практически уподобляться Творцу и стать Демиургом, слово которого могло организовать практическое пространство и воплотить в жизнь некоторую идеальную мысль» /5, с. 22/. Государственная же специфика этих интенций заключается в мысли – слове – действии, обращенном в конечном итоге через 
«общее благо» (как благо страны) к человеческому миру.

эра Просвещения  в целом и мифология страны как одна из составных частей мировоззренческих  основ этого периода имеет достаточно сложный генезис.

При Петре концепция  надконфессионального страны, в котором  монарх распоряжается публичным  благом, являлась исходным моментом государственных  преобразований. Европейские идеи попадали в Россию в контекст сложившейся культурной традиции. Потому трансплантируемые идеи преображались и получали новенькую жизнь. Мысль монарха как установителя социальной гармонии и блюстителя публичного блага соединилась тут с традиционными представлениями, сформулированными в концепции Москвы – 
Третьего Рима. Соответственно из медиатора космического порядка монарх преобразуется тут в демиурга, в творца нового царства, которое обязано преобразить мир. То, что наново создается царем, и есть начаток этого нового мира и совместно с тем – в согласовании с европейской мифологией страны – восстановление изначального благого порядка. В этом контексте понятно, что Петр и его приближенные могут именовать Петербург «Раем» и 
«Святой землей».

Созданная Петром новая страна оказывается, таковым  образом, землей утерянного изначального блаженства, а Петр – спасателем мира, восстанавливающим рай на земле /24, с. 663/.

таковым образом, европейская концепция монарха  как распорядителя всеобщего  блага приводит в России к беспрецедентной  сакрализации царя со времен Алексея Михайловича и характеризует весь императорский период российской истории.

Развитие правительского культа имело решающее значение для  построения и формирования образцов XVIII века. Конкретно этот культ оказывается  тем камнем, который обеспечивает синтез двух совсем разнородных традиций, формирующих русскую культуру XVIII века. Это, с одной стороны, обычная российская духовность, а с другой – рационалистическая культура евро абсолютизма.

Поскольку петровская государственность вводит перевоспитание населения в число важнейших политических задач, этот синтез преобразуется в основное идеологическое задание, полученное культурой от преображенной империи.

главные моменты  новой гос идеологии, мифологии  страны и правительского культа врастают в самую ткань русского самодержавия /24,с.667 /,- Полагает Живов В. М.. Они сохраняют свою полную значимость к началу екатерининского царствования и составляют тот мифологический фон, на котором вырастают екатерининские начинания. Как строитель нового мира и Мессия, российский монарх был заинтересован в самых радикальных для собственного времени идеях. В России XVIII века отсутствовала непосредственная связь меж идеологией страны и настоящим механизмом государственного управления. Примером может служить тот факт, что в 1767 г. 
Екатерина издает свой известный «Наказ», в большей собственной части воспроизводящий суждения Ш.Л.Монтескье, Ч.Беккариа и остальных энциклопедистов. Как пишет в собственной работе Живов В. М.: «В одной из статей 
«Наказа» говорится, что «В России Сенат есть хранилище законов», а в другой статье за Сенатом закрепляется право «представляти, что такий-то указ противен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по одному изполнить» 
/24, с. 669/. Под «Уложением» предполагаются тут главные законы, таковым образом, оказывается, что российское самодержавие самым просвещенным образом ограничивает себя главным законом. Никакого Уложения в России XVIII века не было, и за все время екатерининского царствования Основной закон так и не успели составить. «Наказ», будучи самым прогрессивным в России по содержанию юридическим монументом XVIII-го столетия, был совместно с тем законодательной фикцией, не имевшей никакого практического значения; этот факт общеизвестен и многократно анализировался исторической наукой. 
«Наказ», как и вся идеология страны, входил в мифологическую сферу и выполнял мифологическую функцию, он был атрибутом монарха, устанавливающего всеобщую справедливость и созидающего гармонию мира.

В этом мифологическом действе императрица была хотя и основным, но отнюдь не единственным участником, его действующими лицами становились все, кто приближался ко двору.

Существовали  определенные точки зрения отрицания  российского Просвещения, недооценку его функций и это имело  давнюю традицию.

Г.Г. Шпет в собственной статье «Очерк развития российской философии» утверждал, что в России не было ни собственной просветительской философии, ни фактически собственного просвещения. Он полагал, что российское Просвещение не стало, как это обязано было быть, движением к наукам и фактически знаниям. Оно, по его утверждению, явилось идеологическим оправданием социально-бюрократического рвения части российского общества к чинам и жизненным благам. Отрицание российского Просвещения мотивировано ошибочным пониманием философом того, что

«… Россия вообще прошла свой культурный путь без творчества» /14, с. 
252/. непременно, с таковыми полными отрицаниями российского Просвещения и его социокультурных итогов согласиться тяжело, так как конкретно в XVIII веке сформировался особенный статус российской интеллигенции, побуждающий её к нравственно-просветительской деятельности.Унификация российской интеллигенции, к которой прибегает Г. Г. Шпет, не возможны, у нее свое предназначение и своя государственная специфика.

Ограничения социокультурной энергии и культурного потенциала российского 
Просвещения было предпринято в статье М.С.Кагана «чем же был XVIII век в истории российской культуры», он выделил две ипостаси российской культуры, которые обусловили формирование двух различных по значению и культурно - просветительской наполненности, центров: петербургского и столичного. 
Социокультурное пространство Просвещения, на его взор, исчерпывается 
Петербургом. На долю Москвы он относит традиционалистское сопротивление 
«новому», неприятие рационализма и Просвещения в широком смысле этого слова. Он говорил, о глубочайшем расколе в российской культуре, о несоединимости двух её начал, воплощенных Москвой и Петербургом. Может быть, правильнее было бы говорить о разной степени вовлеченности российских людей в процесс просветительского преобразования, о проявленности «Московского» и 
«Петербургского» человека в культурном пространстве Просвещения, о специфике самоопределения в системе смыслов, ценности и значений эры. Но в каждом человеке происходило постепенное скопление «просвещенного» потенциала, позже в человеке возникает и то состояние «культурного напряжения», которое принуждает его действенно определяться во времени и пространстве эры. И не постоянно это самоопределение было оппозиционным по отношению к основной тенденции развития.Просвещения как явление человеческой самоорганизации, движущая сила, не может однозначно классифицировано либо разведено по «географическим» локальным пространствам.

В. М. Живов в  статье «Государственный миф в эру  Просвещения и его разрушения в России конца XVIII века» писал, что «культура российского

Просвещения была гос культурой, непосредственным воплощением  варианта гос мифологии, …мифологическим  действом гос власти» /24, с. 670/. И поэтому  вполне закономерно автор приходит к выводу: «Русское Просвещение – это мираж. Одни деятели российского 
Просвещения искренне верили в его действительность, остальные были его невольными участниками, но это не меняло его мифологического существа» /24, с. 671/ 
.Нам представляется это утверждения не совершенно справедливым. Наличие самих исключений безизбежно разрушает предлагаемую автором цельность состояния 
«миражности» российского Просвещения; В.М. Живов в значимой мере сузил хронологические рамки эры Просвещения; автор неправомерно оценивает просветительскую энергию и культурный ареал той самой гос идеологии, которую он признает в качестве реальной силы исторического движения движения России; понятие «миражности» связано с семантикой призрачности, иллюзорности. Если же признать справедливой основную мысль автора статьи, то нужно признать весь российский XVIII век глобальной мифологической гос иллюзией, «не-бытием». На наш взор нужно держать в голове, что всякие идеи имеют под собой действительную силу, владеют энергетикой, вовлекающей людей в свою культурную сферу. Процесс распространения просветительских идей – процесс реальности. Кроме этого, следует иметь в виду, что в мифологическое действо гос власти вступал человек, уже владеющий новым типом сознания, верящий в преобразовательную силу разума, знания, наук, закона и сознательно выстраивающий свою жизнь как служение отечеству и общему благу. Необыкновенную модель формирования вида жизни, типа поведения либо деятельности содержат 
«Записки» Екатерины II.

Как отмечал  К. Масон, что все «язвы и злоупотребления» в её царствования не бросали черной тени на «личный характер данной государыни. 
Она казалась глубоко человечной и великодушной. Все те, кто к ней приближались, испытывали это; все те, кто узнавали её близко, были восхищены чарами её разума … её обманывали, её обольщали, но она никогда не была под игом господства. Её деятельность, правильность вида жизни, её умеренность, её мужество, её постоянство даже её трезвость – таковые моральные свойства, которое было очень несправедливо приписать лицемерию» 
/55, с. 38/.

Но оценивая плоды правления Екатерины II в  целом (а в XVIII века она оставалась на троне дольше, кто-или чем из коронованных особ), приходим к выводу, что то была эра славы и могущества России, закрепившей за собой статус великой державы. Как признается Екатерина II в собственных «Записках», что рано либо поздно «станет самодержицей русской империи», и шаг за шагом, с замечательной последовательностью, шла к данной цели. Таковая задачка была в тех обстоятельствах под силу, пожалуй, лишь её характеру /34, с.30 /.

Екатерина совсем последовательно и целенаправленно  шла к тому, чтоб слыть «просвещенной  монархией» и добивалась этого своим  трудом и терпением. 
её государственная политика приобретала охранительный характер, тем самым как писал В.М. Живов: «Эмансипация культуры освободила тут большой религиозно-мифологический потенциал, который до этого всего – в российском 
Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителем космической гармонии на земле …».

1.2 Идеологемы  просвещенного абсолютизма, и просвещенной монархини в

российской культуре второй половины ХVIII века

Популярной в  обществе становится мысль воспитания просвещенного монарха 
– гражданина через науки и искусства. На первом витке публичного развития складывались идеи «философа на троне» как идеального правителя и 
«просвещенного абсолютизма» как идеальной гос системы. 
Формирование и пропаганда просветительских идеологем становится прерогативой гос идеологии и сударя, как бы ранее ставшим пресвященным, «философом на троне». Функции просвещенного учителя нации переходят к монарху, он задаёт и просветительскую конфигурацию 
«проводникам» - подданным, слугам отечества, определяя статусное положение дворянства.

Явные и скрытые  парадоксы просвещенного екатерининского  века, его внутренняя раздвоенность постоянно интриговало российское публичное сознание. 
Вспомнить хоть А.С. Пушкина Екатерина для него, с одной стороны - «Тартюф в юбке и короне», с другой – мудрая матушка – государыня «Капитанской дочки». Но тем не менее как моделировал Карамзин: российский люд никогда не ощущал себя так счастливо, как в годы царствования Екатерины» /40, с.4 /.

Екатерина соморекламировала, самоутверждала себя в качестве просвещенной монархии. Она была честолюбива так, что с первых дней собственного пребывания в России готовилась стать российской самодержицей, воспитывала себя в уважении к российским нравам, обычаем, российской истории.

сходу сроднившись  с новым отечеством, жадно самоучкой  впитывая всесторонние знания и изучая все касающееся России, она самодержавно правило столь расширившейся в её царствования империй. Особенности её характера, наружность и её данные помогли стать императрицей. Вот как обрисовал её К. Рольер: «Приятный и благородный стан, гордая поступь, очаровательные черты лица и осанка, повелительный взор, все освещало в ней великий характер» /55, с.32 /.

Характер Екатерины, её рвения, духовные запросы и потребности  с самого начала были другими, чем  у её супруга. За семнадцать лет, прошедшие  с приезда в Россию до восшествия на престол, она постаралась и смогла приблизить к себе людей, которые помогли в дальнейшем. Довольн рано 
Екатерина пристрастилась к чтению и скоро от французских романов перешла к трудам философов – просветителей – тех, кто были в то время властителями дум образованной Европы. Как писал лорд Бекингхэмилер «От природы способная к всякому умственному и физическому совершенству, она вследствие вынужденно замкнутой ранее жизни, имела досуг имела развить свои дарования в большой степени, чем обыкновенно выпадает на долю сударям, и заполучила умение не лишь пленять людей в веселом обществе, но и находит наслаждение в более серьезных делах» /55, с.33 /.

Екатерина Вторая занималась самообразованием, хотела себя просветить и делала все, чтоб стать «просвещенной монархиней», она сформировывает свой стиль, для того, чтоб стать Великой императрицей и быть прототипом эры. 
Английский посланник Уильямс так обрисовывает Екатерину в 1755 году: «Как лишь она приехала сюда, то, начала всеми средствами стараться приобрести любовь российских. Она совсем прилежно обучалась их языку и сейчас говорит на нем в совершенстве. Она достигла собственной цели и пользуется тут большой любовью и уважением. Её наружность и обращение совсем привлекательны. Она владеет большими познаниями российского страны, которое составляет предмет её самого ревностного исследования. Ни у кого нет столько твердости и решительности» /23, с.8 /.

Читала она  и труды по истории Англии, Франции, сочинения узнаваемых юристов и  экономистов. Потом, уже став императрицей, она и сама занялась сочинительством. Её перу принадлежат пьесы, статьи, сказки, воспоминания, работы по истории, языкознанию. И это кроме разнообразной переписки, которую на протяжении много лет вела с бессчетными русскими и иностранными корреспондентами, а так же работы над законопроектами.

совместно с  тем увлекаясь «возвышенными» идеями, Екатерина никогда не пренебрегала реальностью, вполне земными интересами. Ради сохранения власти она была готова жертвовать хоть какими принципами и  философскими идеями. 
При этом за годы пребывания на вторых ролях она стала опытным царедворцем, отлично разбиралась в людях, знала психологию, умела употреблять их достоинства и недочеты, научилась угождать, нравиться. Многие мемуаристы отмечали, что Екатерина была прелестной собеседницей, умела выслушивать и принимать нужные идеи, приспосабливая их для собственных нужд. Императрица не была безразлична к лести, но принципиальные посты при ней получали до этого всего те, кто владел необходимыми знаниями и способностями.

В течение многих лет, она упорно завоевывала симпатии собственных будущих подданных. Потом в собственных воспоминаниях она признавалась: «Вот рассуждение, либо, вернее заключение, которое я сделала, как лишь увидела, что твердо основалась в России, и которое я никогда не теряла из вида не на минуту:

- нравиться великому  князю;

- нравиться императрице;

- нравиться народу.

Признаюсь, что  когда я теряла надежду на фуррор в каком-или пункте, я удваивала  усилия, чтоб выполнить другие два, и, следовательно, я думаю, что достаточно отлично исполнила свою задачу» /27, с.12/. Эти еще в юности интуитивно обретенные опытные установки Екатерина совершенствовала всю следующую жизнь.

Екатерина поближе  познакомилась с кипевшей страстями  жизнью двора и борьбой разных «партий» вокруг всего и вся, когда она овладела российской речью и стала лучше понимать происходящее, когда еще никому и в голову не приходила мысль узреть её на троне, она уже верно обмыслила свое поведение в свете:: «Я больше чем когда-или старалась приобрести привязанность всех вообще, от мала до велика; я никем не пренебрегала со собственной стороны и поставила себе за правило считать, что мне все необходимы, и поступать сообразно с этим, чтоб снискать себе всеобщее благорасположение, в чем и успела» 
/30, с. 233/.

Она все совсем отлично соображала и, что еще более значительно, делала верные выводы. Целью её действий было достижение русского престола, 
Екатерина жестко определила себе «правило нравиться людям», с которыми ей 
«приходилось жить, усваивать их образ действий, их манеру». Эта мишень, независимо ни от каких остальных привходящих событий, делает ей честь: 
«Я хотела российской, чтоб российские меня любили» /30, с. 61/ .Как показало время, и в этом она успела.

Ко времени  вступления на русский престол Екатерина  была отлично знакома с новыми достижениями европейской философской, политической и экономической мысли, на базе которых у нее сложилась определенное представление о том, что нужно делать для процветания страны. В соединении со знанием русской реальности эти представления повлияли на формирование политической программы императрицы. Некие частные предложения данной программы, а также методы её реализации со временем корректировались, но главные цели и идеи оставались постоянными. 
Поскольку идейно эта программа, а следовательно, и внутренняя политика 
Екатерины основывались на принципах Просвещения, то и сам этот период российской истории получил в литературе заглавие «просвещенного абсолютизма». 
Эта идеология заполучила определенную направленность в согласовании с социальными нуждами и интересами разных слоев населения.

В ряды государств Восточной Европы монархи для  укрепления собственных позиций  употребляли популярные посреди  просветителей идеи «просвещенного абсолютизма»: Фридрих II в Пруссии, Иосиф II в Австралии, Екатерина II в 
России. Хотя Вольтером, Дидро и другими идеологами Просвещения им были присвоены титулы «просвещенных монархов», но эти свойства относились по большей части не к тому, что они уже реально сделали, а к тому, чего просветители ждали от них в будущем.

«Просвещенный монарх» в идеале обязан был вырастать  верно понятые интересы большинства  людей и этим, по представлениям просветителей, различаться от феодального  монарха, отражающего лишь эгоистические, идущие вразрез с благом других людей  интересы маленький прослойки привилегированных поданных. Власть сударя формально не ограничивалось публичным мнением, она ограничивалась законами. Сударь исполнял волю людей, выраженную в новейших законах.

Еще в XVIII веке Западноевропейским мыслителем в частности, Томасом 
Гоббсом была сформулирована именитая теория публичного контракта, согласно которой правительство было создано людьми, договорившимися меж собой о передаче ему, государству, передачи ему части собственных прав с тем, чтоб оно его защищало. Но раз правительство – творение человеческих рук, то, следовательно, его можно совершенствовать для общего блага с помощью удобных и нужных символов /4, с. 140/.

Идеи авторов  теории публичного контракта были развиты  французскими просветителями XVIII века и, в частности, Шарлем Луи Монтескье автором известного сочинения «О духе знаков» которое высоко оценивала Екатерина 
II. Монтескье полагал, что есть три формы правления: монархия, республика и деспотия. Чтоб монарх не стал деспотом, необходимы законы, по которым он будет править и которые будут определять его, а также его подданных права и обязанности. Осуществляя свою власть, сударь делит её меж учреждениями. При этом нужен особый орган власти, который смотрел бы за исполнением и соответствием символов всеобщему благу. Как защита от деспотии сударя трибунал. Мудрый и просвещенный законодатель, действуя на базе чётких знаний о положении дел в стране, её обычаев и традиций, равномерно совершенствует законы, которые обязаны быть написаны обычным, легкодоступным каждому языком.

Сформулированные  Монтеснье идеи были взяты Екатериной на вооружение и составили практически  базу её теоретических воззрений. Эти  воззрения наложились на представления  императрицы о государственных  интересах и нуждах 
России. До этого всего Екатерина считала себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого, с которым всю жизнь как бы соревновалась в славе. Его главную заслугу Екатерина видела в европеизации России, в превращении её в мощную империю с ведущей ролью в мировой политике.

Вполне созвучна представлением Екатерины была мысль создававшегося 
Петром регулярного страны. Совместно с тем к современной ей Европе императрица относилась довольно критично и совсем не считала нужным заимствовать у Запада все подряд. Одним важнейшим тактическим принципом 
Екатерины показавшее её мудрой, правительницей была постепенность преобразований и реформирование страны. Конкретно постепенность дала возможность достаточно безболезненно провести те же реформы, которые Петр 
Третий, к примеру, пробовал сделать в три дня, что и стало одной из обстоятельств его свержения.

Желание дать законы способствовало тому, что с начала собственного правления Екатерина  выполнила несколько принципиальных преобразований, которые в целом  прошли в подготовке реформ: сенатская  реформа 1763 г., Отмена секуляризации церковных земель, изменение положения российской православной церкви. Для депутатов комиссии она написала собственный Наказ, о котором уже оговаривалось выше, но стоит сказать о том, что в нем она постаралась соединить главные идеи Монтескье и остальных ведущих философов – просветителей и правоверов того времени. Закончив работу над Наказом, 
Екатерина обязана была представить его лицам из собственного наиблежайшего окружения. 
Камнем преткновения в Наказе был вопрос о крепостном праве, которое императрица считала экономически вредным и противоречащим принципам гуманности и справедливости. Наказ начинался с рассуждения о нужном характере законов, который обязан соответствовать историческим особенностям люд , для которого они создаются. При этом для таковой большой страны, как 
Россия, нужен самодержавный образ правления, ибо всякий другой был бы губителен. Мишень самодержавия – благо всех подданных. Самодержавный сударь правит в согласовании с законами, за соблюдением которых смотрит сенат. Все граждане равны перед законом, и свобода людей состоит в том, что они могут делать все, что разрешено законом.

В качестве одной  из важнейших задач – Уложенной  комиссии выдвигалась разработка законов  об отдельных сословиях. Поэтому  особые главы 
«Наказа» посвящены дворянству и «среднему роду людей» (так Екатерина называла третье сословие).

Глава о крестьянстве в Наказе отсутствовала, и не понятно, была ли она вначале.

Большой раздел документа был посвящен понятиям преступления, следствия, суда и наказания. Законы, утверждала Екатерина, создаются не для устрашения, а для воспитания людей. Таково основное содержание Наказа – одного из важнейших документов екатерининского царствования.

Многие авторы, писавшие о нем, сетовали на то, что  его положение, как им показалось, осталось только декларацией, невоплощенной в жизнь. Наказ был всего только аннотацией для депутатов Уложенной комиссии: это им поручалось выработать законы, основанные на сформулированных императрицей принципах, и воплотить эти законы, но влияние Наказа фактически не ощущалось, хотя депутатам и предписывалось ежемесячно его перечитывать. Истины Наказа казались отвлеченными и как будто совершенно не соприкасались с реальностями русской жизни /59, с. 134/.

Так закончился первый этап екатерининских реформ, характерной особенностью которого было рвение императрицы выполнить преобразования вместе с представителями разных социальных групп. 
Важнейшим выводом, сделанным Екатериной из данной пробы, было представление о глубочайшем консерватизме широких слоев её подданных, а следовательно, и о невозможности по-настоящему радикальных реформ. Сразу императрица получила реальную картину настроения общества и отныне обязана была учесть их, определяя тактику и темпы дальнейших преобразований.

С. М. Соловьев изучив работу Комиссии об Уложении 1977 г., Верно поймал основное её назначение: она была созвана с целью «познакомиться с умоначертанием народа, чтоб испытать почву до этого, чем сеять, испробовать, что может быть, на что будет отклик и чего еще нельзя начинать» /55, с. 21/.

таковым образом, созыв Комиссии имел для императрицы  до этого всего энтузиазм практический. Так, в одной из ранешних собственных  заметок она выделяет особой строчкой очень крамольное для России середины XVIII века утверждение: «Рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, индустрия, искусства и науки, честь и благоденствие»/30, с. 646/.

Уже в 1775 году первым плодом реформ стал один из более значимых актов екатерининского царствования – «Учреждение для управления губернией Всероссийской империи» /4, с. 87/.

Покончив с  организацией системы управления, Екатерина  приступила к реализации главенствующего  собственного плана – созданию законодательства о сословиях.В день собственного рождения 21 апреля 1785 г. Она издала сходу два широких документа, которые в исторической литературе принято называть 
Жалованными грамотами дворянству и городам.

Грамота подтверждала дарованное Манифестом «О вольности  дворянства» 
1762 г. Право дворян служить либо не служить по своему выбору и наниматься на службу в иностранные страны. В губерниях создавались губернские дворянские собрания, в обязанности которых входило ведение дворянских губернских родословных книг для записи всех местных помещиков. В памяти русских дворян Екатерина осталась истинной благодетельницей и защитницей. Все это создало представление о екатерининской эры как «о золотом веке» российского дворянства. Но было бы неверным мыслить, что работая над грамотой, Екатерина Вторая забыла об интересах страны и собственных просветительских принципах.

Жалованные грамоты  дворянству 1785 г., Этот законодательный  акт окончатьльно возвысил дворян над  другими сословиями и слоями общества. 
Екатерининская эра поистине стала «золотым веком» для них, временем наивысшего торжества крепостничества.

О корректировке  начальных представлений императрицы  о границах вероятных преобразований говорит и записанное с её слов изложение разговора с Дидро, взявшего на себя роль советника по проведению нужных, на его взор, реформ в России: «Я долго с ним беседовала, но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, убить законодательство, правительство, политику, деньги, и заменить их несбыточными мечтами я ему произнесла: 
«г. Дидро, я с огромным наслаждением выслушала все, что вам внушал ваш блестящий разум. Но вашими высокими идеями отлично наполнить книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы разных преобразований, вы забываете разные наши положения. Вы трудитесь на бумаге, которая все терпит, меж тем как я, тружусь для обычных смертных, которые очень чувствительны и щекотливы» /23, с. 12/. Этим она хотела показать её желание, которое постоянно «имела», содействовать благу страны.

Как Екатерина  Вторая мудро заметила: «… часто  недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть для выполнения их»/23,с.23/. Небезынтересны на этот счет и доводы Екатерины Дашковой, приведенные ею в беседе с Дидро все о том же «рабстве наших крестьян»: 
«Просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы лишь анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы, так как они тогда лишь смогут пользоваться ею без вреда для собственных граждан и не разрушая порядка и отношений, неизбежных при всяком виде правления» /16, с. 80/.

Тем самым Екатерина  зафиксировав, что «Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей империи, с кем  дело имеем и о ком пещимся  должно».

Подобно тому как  на родине Просвещения Вольтер, Д’ Аламбер либо Дидро не могли обрести взаимопонимание с Людовиком ХV, так в России не вышел диалог меж Екатериной и русским просветителем Николаем Ивановичем 
Новиковым. Зато императрице удалось пленить разумы парижских вольнодумов, с которыми она вела оживленную переписку. Она была авторитетом у европейских мыслителей.

В оценки отношений  Екатерины с просветителями историки, как правило, руководились высказываниями А. С. Пушкина. Он считал, что просветители, не ведая подлинного положения дел  в стране, доверились оценкам самой монархини. Пушкин писал об отвратительном фиглярстве императрицы «в отношениях с философами её столетия». Оценка Энгельса близка к пушкинской: 
«… двор Екатерины Второй превратился в штаб-квартиру тогдашних просвещенных людей, в особенности французов; императрица и её двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей так удалось ввести в заблуждение публичное мировоззрение, что Вольтер и многие остальные воспевали «северную 
Семириаду» и провозглашали Россию самой прогрессивной государством в мире, отечеством либеральных принципов, поборником религиозной терпимости»/35,с.105/.

Всякая мера в пользу трудового населения  квалифицировалась как вынужденная, исходившая не от Екатерины, а от событий, принуждавших её идти на уступки.

Но сводить все к фарсу, лицемерию и обману – означает не замечать генерального факта: Екатерина Великая после собственного 34-летнего правления оставила Россию более могущественной и просвещенной.

Ключом к пониманию  взаимоотношений императрицы и  просветителей служит её ответ на осуждение митрополитом Платоном её переписки с «безбожником» 
Вольтером. «80-летний старик – заявила она, - старается своими, во всей 
Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить противников её и удержать деятельную вражду собственных соотчичей, как тогда старались распространить повсюду язвительную злость против дел нашего отечества, в чем и преуспел. В таком виду намерении письма, писанные к безбожнику, не нанесли вреда ни церкви, ни отечеству»/14, с. 27/.

Но было бы опрометчиво объяснять переписку Екатерины с Вольтером и иными просветителями чисто утилитарными целями. Начиналось все с преклонения перед силой идей, исходившей от могучей кучки деятелей 
Просвещения, сумевших покорить любознательную Екатерину в годы, когда она отвергнутая супругом, находила утешение в чтении их сочинений. Великая княгиня Екатерина Алексеевна не представляла энтузиазма для просветителей, поскольку не имела способности хоть как выполнить их проекты. Лишь после того, как она стала Екатериной Второй, появился взаимный энтузиазм.

Екатерина допускала  себя по отношению к Вольтеру, с  которым активнее всего переписывалась. Скромной ученицей, всего только стремившаяся воплотить в жизни его идеи. Она воздерживалась от демонстрации превосходства императрицы большой страны над лицами, зарабатывавшими на хлеб насущный пером. Какими лишь лестными эпитетами не награждал Вольтер Екатерину! «Я до таковой степени стал уверенным в собственных пророчествах, - писал он в 1766 году,- что смело предсказываю сейчас вашему величеству наивеличайшую славу и наивеличайшее счастье» /31, с. 11/.

особенный восторг  просветителей вызвала материальная помощь нуждавшемуся 
Дидро: у того была единственная дочь, для приобретения приданного которой он намеревался реализовать основное свое достояние – библиотеку. В 1766 году 
Екатерина купила у него библиотеку за 15 тыщ франков, предоставив право держать её у себя до погибели; более того, императрица назначила Дидро хранителем библиотеки, определив жалование в 1000 франков в год с выплатою его за 50 лет вперед.

В связи с  этим Д’Аламбер писал Екатерине: «Вся литературная Европа рукоплескала…», Вольтер: «Все писатели Европы обязаны  пасть к стопам её величества».

В июне 1778 года императрица  получила весть о погибели Вольтера. Она писала Гриму: «Вольтер – мой учитель; он, либо лучше сказать, его произведения, развили мой разум и мою голову». Гримм получил задание приобрести у наследников библиотеку учителя «и все оставшиеся после него бумаги, включая и мои письма. Я щедро заплачу его наследникам» /23, с. 66/.

Информируя забугорных корреспондентов о положении  дел в стране, 
Екатерина прибегала к значимым передержкам, лакировке происходившего, что было вполне в духе того времени – аналогичным образом вели себя прусский и шведский повелители: Фридрих II и Густав III. Проще было Екатерине информировать забугорных корреспондентов о военных действиях в годы первой русско-турецкой войны. Успехи тут были так бесспорны и очевидны, что не нуждались не в лакировке, ни в искажении. Любая победа российского орудия немедленно становилась достоянием Вольтера и Бьельке.

Связи императрицы  с французским просветителями не ограничивались перепиской. С Дидро  и Гримом Екатерина общалась лично, причем с Гримом дважды.

В первый раз  оба явились в Петербург в 1773 году, когда императрице было не до светских и учёных дискуссий – длилась русско-турецкая война, её занимали тревожные слухи о движении, вспыхнувшем в Оренбургских степях. Тем не менее, Екатерина практически раз в день беседовала с гостями по нескольку часов.

В столице России Дидро пробыл пять месяцев заместо двух, как собирался вначале: Екатерина умела слушать собеседника и говорить сама. Собеседники не постоянно высказывали взоры приемлемые для каждого из них. Граф Сегюр, французский посол при дворе императрицы выразил это различие довольно верно: «Она восхищалась его разумом, но отвергала его теории, заманчивые по своим идеям, но неприложимые к практике» /23, с. 167/.

Эпистолярное  наследие, оставленное Екатериной и  европейскими философам, дало Н. М. Карамзину  основание сделать справедливое замечание: 
«Европа с удивлением читает её переписку с философами, и не им, а ей удивляется. Какое достояние мыслей и знаний, какое проницание, какая точность разума, чувств и выражений» /48, с. 111/.

Общение с европейскими знаменитостями закрепило за Екатериной славу просвещенной монархини и бессмертной покровительницы художеств. Планы императрицы простирались и дальше, К. Д’ Аламберу она обратилась с просьбой быть воспитателем собственного отпрыска Павла Петровича, а Дидро готов был предоставить убежище от преследований французского правительства с тем, чтоб тот продолжил издание энциклопедий в Петербурге. Оба, впрочем, вежливо отказались.

В те времена  престиж монарха был неразрывно связан с престижем страны, в которой  он занимал трон. Следовательно, восторги философов относились не лишь к Екатерине, но и к России.

Собственное царствование Екатерина сформировывала в пяти пунктах 
«правил»: «1) необходимо просвещать нацию, которой обязан управлять.

2) необходимо  ввести хороший порядок в государстве, поддерживать общество и

вынудить его  соблюдать законы.

3) необходимо  учредить в государстве хорошую  и точную политику.

4) необходимо  способствовать расцвету страны  и сделать его изобильным.

5) необходимо  сделать правительство грозным  в самом себе и внушающим уважение соседям» /30, с. 647/.

Постепенность, последовательность, плановость –  важнейшая черта преобразований Екатерины Второй.

Как пишет Брикнер  А. Г.: «Нельзя отрицать, что тот  час же после воцарения императрицы, была видна кипучая деятельность в государственном организме и что во всех дела выказывалось личное роль Екатерины в решении всевозможных вопросов» /8, с.142/.

В то же время  Екатерина Вторая была лишена холодной рассудительности, являя собой пример, как она сама говорила, натуры «восторженной», «горячей головы», т. Е. Человека увлекающегося. Так, возражали неумеренно лестным попыткам представить её «образцом во всех отношениях», она пишет, что «этот эталон не лишь плох, но и не пригоден для образца», так как «я … вся состою из порывов, бросающих меня то туда, то сюда». Это её черта характерна порой проявлялась и в государственных делах.

Екатерина Вторая в собственных заметках писала в  частности, о том, какие обязаны  быть «Нравственные идеалы Екатерины  Второй»:

« - Изучайте людей, пытайтесь воспользоваться ими, не вверяясь им без разбора … .

- Никогда не  позволяйте льстецам осаждать  вас … .

- Оказывайте  доверие только тем, кто имеет  мужество при случае вам поперечить  … .

- Будьте мягки,  человеколюбивы … .

- Храните в  себе великие душевные свойства … .

- Мелочные правила  и жалкие утонченности не обязаны  иметь доступа к вашему сердцу  … .

- Молю Проведение, да напечатлеет оно эти немногие  слова в моем сердце и в  сердцах тех, которые их прочтут  после меня» /55, с. 40/.

Все эти стержневые этические нормы не есть что-то нарочно придуманное 
(для потомства), они отвечали возвышенным представлениям «века 
Просвещения». Она сформировывала себя просвещенным монархом, и это было видно, не даром в поисках идеала публичной гармонии взгляды современников все почаще стали обращаться к недавнему прошлому, к золотому веку Екатерины 
Великой, но времени блистательному и безвозвратно утраченному.

Тогда, при государыне Екатерине, российское орудие не понимало поражений, 
Россия прочно утвердилась на берегах темного моря, началось освоение плодороднейшей черноземной степи, уральский чугун и стальные изделия вывозились в Англию, и Западная Европа с изумлением, опаской и восхищением следила неслыханно стремительный рост могущества великой северной империи. 
Подданные Екатерины Второй гордились военными победами, европейским авторитетом страны, процветанием наук и искусств. Про нее писали: «Первые искры государственного самолюбия, просвещенного патриотизма показались при 
Екатерине, при ней родились и вкус, и общие представления и первые понятия о чести, о личной свободе, о власти законов» /31, с. 7/.

Время Екатерины  Второй видится одним из сверкающих периодов русской истории, временем подлинного величия Державы русской. Жаль, что современный человек  поневоле не достаточно искушен в подробностях старинной жизни, что забылись великие действия прошедшего, которыми можно и обязано гордиться. 
практически стерлись из публичной памяти имена людей, чьи воля, разум и талант служили России. Потомки забывчивы и неблагодарны и им ближе неосторожные слова Растопчина о том, что Екатерининский трон окружали люди из которых 
«наиболее честные заслуживают быть колесованными без суда» /31, с. 295/ . 
реальность была другой, совсем иной…

Голицын писал: «Царствование Екатерины мнится, было высшею степенью славы России. Счастливым я себя поставляю, что жил в её время и ей служил, и был очевидцем всей величественности и уважения, до которого достигло мое любимое отечество. Как при том пропустить без подабающей похвалы тех самых её помещиков именитых соотчичей наших, одаренных необычными способностями, доказавших всей Европе, что россияне могу почитаться, без всякой лести, практически в свете первым народом» /27 ,с. 303/.

Екатерина возвысила  Россию на степень чести и славы, показав Европе, что россияне, мудро управляемые, да всего достигнуть могут, не зря Сегюр писал: «Екатерина украсила странички истории собственной страны. Она достойна похвалы, весь люд высказывает к ней свою любовь» /23, с. 139-140/.

Екатерина Вторая была необыкновенная монархиня. Она имела все достоинства, присущие великому сударю. От иных всех держав она получила особенное уважение и держала в руках свои весы политической системы Европы. 
Хотя в сознании же многих поколений людей она остается только лицемерной правительницей, но не следует забывать, что при всей неординарности и противоречивости личности Екатерины Второй и результаты её правления все почаще отмечается, что в сравнении с предшествующими эрами правления её время утвердило славу и могущество России как великой державы.

2 «СЫН ОТЕЧЕСТВА»  В российской КУЛЬТУРЕ ВТОРОЙ  ПОЛОВИНЫ

ХVIII ВЕКА

2.1. Мифологизированный  образ Екатерины Второй в российской  культуре

до этого чем  перейти к непосредственному  анализу мифологем Екатерины 
Второй, нужно выяснить условия их формирования.

Появлению мифологем  просвещенной монархини способствовал  ряд обстоятельств, таковых, как  незаурядность мышления самой Екатерины  Второй, специальные и политические социальные условия в России, мифологический уровень массового сознания той  эры.

Согласно теории К. Г. Юнга, архетипы появляются в «комплексах аффектов…», вызванных ситуациями – раздражителями, которые являются формами субъективного переживания человеком собственных архетипических структур /70, с. 
52/, то есть архетипы репродуцируются в кризисные состояния человека и общества. Поэтому неслучайно возникновение ореола мифологем вокруг императрицы в рассматриваемую эру.

Образ Екатерины  Второй – «просвещенной монархини» - создавался в мифологизированном сознании эры. Она заключала в  себе нечто (разум, энергию, одержимость), что потенциально способствовало возведению её массовыми сознаниями эры на уровень мифологического персонажа.

В период перехода к новым социальным регуляторам  и нормам, массовое сознание как  ни как нацелено на восприятие мифологем, выполняющих функцию, понятную каждому человеку, - функцию социокультурной адаптации в новейших политических и культурных условиях.

Екатерина Вторая свои мысли воплотила через факты  и деяния, так она являясь просвещенной монархиней – была прототипом эры, и в этом качестве она само рекламировала и само утверждала себя.

С точки зрения идеи – свойства Екатерины законодательницы и её времени интересно утверждение  И. Багдановича:

Но все тебя поют едину

Поют и не пристанут петь

Премудрую Екатерину,

Что век златой дала узреть /14, с. 117/.

строка «Что век златой дала узреть» нас отсылает к веку золотому безоблачному, полному  гармонии и красы, блага и счастья, бытовавшему в античной культуре. Современники всем сердцем желали пришествия «золотого века» при Екатерине.

По определению  современников С. М. Соловьева, И. И. Бецкого, отличительной чертой царствования Екатерины Второй по мимо её постепенных  не насильственных преобразований было то как писал Н. М. Карамзин, что  следствием очищения самодержавия от «примесей тиранства» были спокойствие сердец, успехи приятностей светских, знаний, разума /31, с. 47/

таковым образом  мифологема «Золотого века» и  век Екатерины Второй стал периодом рассвета культуры во всех сферах жизни  России.

монументы архитектуры, скульптуры, живописи, литературы, музыки – живые свидетели времени, донесшие до нас мечту об идеальном мире и идеальном человеке.

Появлению другой мифологемы «Минервы» способствовало то, что мифологема «просвещенной  императрицы» была характерна и для  массового сознания эры, показательной  становится одна из её характерных  экспликации 
– присвоение Екатерине Второй патриотически-настроенными современниками 
«звания истинно просвещенной государыни», «устанавливающей всеобщую справедливость и созидающей гармонию мира». Публичное и художественное сознание эры мгновенно откликнулось на мифологизировано – идеологический запрос времени воспроизведением просветительских желаний о новой государыне. Появление её на троне было сопровождено рядом программных произведений, реализующих идею просвещенной мудрой императрицы, готовая даровать государству новейшие справедливые законы. И в этом ряду возникло живописное полотно «Екатерина Законодательница в храме богини Правосудия» 
Д. Г. Левицкого. В них Екатерина – Минерва стала мудрой и справедливой правительницей «нового века», «века златого». Как писал В. М. Живов: «Над 
Невой нависали сады Семирамиды, Минерва после праздничного молебна отверзала храм Просвещения, Фонвизин обличал пороки, и люд блаженствовал» 
/24, с. 670/.

Другая мифологема «Фелица» имеющая античную традицию, возникла и выделилась, когда отпрыск  собственного века Державин Г. Искренне выразил свои монархические чувства в оде «Фелица», где прославил Екатерину Вторую как эталон «просвещенного монарха». Для собственной оды он пользовался сюжетом и персонажами её аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре», написанной в условно «восточном» стиле. От туда он взял имя Фелица, которым в притче была названа богиня добродетели. В оде Фелица – это сама Екатерина Вторая.

На фоне скромного  вида жизни Фелицы еще более выигрышным для создаваемого Державиным идеального вида правительницы становится перечисление круга её хлопот. Фелица, прекратив войны, призрела «сирых» и 
«убогих», разрешила «свободно» «в чужие области искать», дозволила частным лицам «с ребра и золота искать», разрешила рубить леса, заводить всякого рода мануфактуры и фабрики, заботиться о просвещении и здравии народа.

Это внимание Фелицы к насущным интересам «своего» народа представлена в оде Державина  как полная противоположность тираническому  правлению Анны 
Иоанновны. В «Фелице» раскрывается державинская формула «будь на троне - человек»:

Едина ты только не обидешь,

Не оскорбляешь  никого,

Дурачествы через  пальцы видишь,

только зла  не терпишь одного …

Как и его  предшественники Ломоносов и  Сумароков – Державин находился  во власти представлений о просвещенной абсолютной монархии как идеальном  для России государственном строе. Державин пробовал показать, что в базе положительных свойств Екатерины Второй как правительницы лежат её человеческие характеристики. Его «Фелица» потому так удачно справляется со своими государственными обязанностями, что она сама человек, а не бог, не сверхъестественное существо и соображает все человеческие потребности и слабости. Державин не ограничился «Фелицией»: мысли и виды данной оды развивались и в «Изображении Фелицы», и в «Видении Мурзы», и в оде «На счастье».

Сама Фелица – Екатерина Вторая была личностью достаточно незаурядной, она во многом превосходила собственных предшественников и предшественниц на российском троне (за исключением Петра Первого) разумом, проницательностью, хитростью, образованностью. «Никто из занимавших российский престол до нее, не считая Петра Великого, не мог бы поразмыслить о сочинении «Наказа»; никто из них не решился бы вести переписку с известнейшими мыслителями Европы» /60, с. 
60/.

У дворянского  общества были достаточные основания  для идеализации и прославления Екатерины Второй как «матери отечества».

Образ идеальной  правительницы – Фелицы – в  одах Державина изменяется, у него возникает критическое отношение  к императрице, которую он так  опоэтизировал до этого.

В «Изображении Фелицы», одна диагностическая деталь данной екатерининской Аркадии заслуживает особенного внимания. В число её жителей не редко попадают «дикие народы». Так, к примеру, в том же «Изображении 
Фелиции» в описании того, как Екатерина дарует народам свой «Наказ». Это описание Державина соотносится с сервизом Рашета, в котором так же прославлялась Екатерина и необыкновенную характеристику составляли фигурки «народов 
Востока» - финнов, калмыков и т.Д. В обоих вариантах этот этнографический набор, непременно, выполняет панегирическую функцию. Их появление в императорской Аркадии имеет двоякий смысл.

Во-первых, списки «диких народов» представляют собой  этнографический коррелят географических атрибутов торжествующего монарха: распространение могущества и благодеяний  империи может быть обозначено географически, так и этнографически. При этом, если географические вехи указывают на военно- политическое могущество монарха, этнографические приметы означают шествие правительского просвещения: в географическом пространстве монарх выступает в качестве ипостаси Марса, тогда как в этнографическом пространстве он выступает в ипостаси Минервы.

И конкретно  тут раскрывается второй смысл появления  «диких народов». 
Они олицетворяют те концы вселенной, которые обхватывают собой созданные императрицей Аркадии.

В светской культуре эмансипация освободила религиозно-мифологический потенциал, он был перенесен сейчас на саму культуру, и поэт получил  те мироустроительные харизматические  возможности, которые ранее усваивались  императору.

Самый географический размах поэтической славы – это географический размах оды: поэтическая слава занимает в точности тоже пространство, что и могущество торжествующего монарха, и описывается той же самой традиционной формулой – «от … до …». И от монарха же, от Фелицы, переходит в «Памятник» несчётные народы – это те самые «дикие люди», которые ранее преображала благодать государственного просвещения.

Мифологема матерь отечество возникла тогда в российской культуре, когда в Москве 30 июля 1967 года в присутствии Императрицы  состоялось открытие 
Комиссии об Уложении, коей надлежало обсудить «Наказ» Государыни местные наказы. 31 Июля депутаты, заседавшие в Грановитой палате, постановили поднести Екатерине титул Премудрыя и Великая Матере Отечества.

12 августа Императрица  приняла депутатов во дворце. Председатель комиссии генерал А. И. Бибиков просил её «принять титло как приношение всех верных твоих подданных». Государыня ответила: «О звания же, которые вы желаете, чтоб я от вас приняла на сие ответствую: 1) на Великая – о моих делах оставляю времени и потомках беспрестрасно судить; 2) на Примудрыя – никак себя таковою назвать не могу, ибо един Бог премудр, и на; 3) Матерь 
Отечества – обожать Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимой от них есть мое желание». /50,С.400/ Председателю комиссии Императрица произнесла с неудовольствием: «Я им повелела сделать рассмотрение законов, а они делают анатомию моим качествам». /52, С. 324/

«Двор её (Екатерины  Второй), - писал граф Д. Сегюр в 1780-х  гг., - Был местом свиданий всех государей и всех именитых лиц её века. До нее 
Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался практически незамеченным, и, казалось, находилось в Азии. В её царствование Россия стала державою европейскою. Петербург занял видное место меж столицами образованного мира, и царский престол возвысился на череду престолов самых могущественных и значительных». /52, С. 230/.

Ориентиром в  мирской жизни становится учение о Царстве Божием, но созидаемом людьми на земле. На смену мечтаниям  о Третьем Риме приходит идеал великой России. В обществе растет жажда образования и образования конкретно светского, а основным делом жизни человека провозглашается благородное служение государству.

Культура XVIII века характеризуется необычным энтузиазмом к личности человека. Человек – вот тот герой, венец творения, которого воспевали в стихах, живописи, музыки, которому покланялись в XVIII столетии.

Екатерина Вторая умела окружать себя умными и деловыми людьми. Конкретно в её эру выдвинулся ряд огромнейших, государственных, политических, военных деятелей, и творцов культуры, поддерживаемых и вдохновляемых монархиней. Галерея портретов дает полное представление о российском обществе того времени. С красочных полотен А. П. Антропова, Ф. С. Рокотова, Д. Г. 
Ливицкого, В. Л. Боровиковского, остальных живописцев на нас глядит сама 
Екатерина со всеми императорскими знаками власти, являющаяся прототипом данной эры, диктующая свои нормы, и представители высших аристократических кругов, военные, чиновники, духовенство, писатели, поэты, актеры, музыканты, провинциальные помещики, мастеровые, фермеры.

Выдвижение на историческую арену ярких, деятельных людей привело к развитию портретного  жанра в живописи, скульптуре, графике. Глядя на эти портреты, невольно вспоминаешь стихи Г. Р. Державина, посвященные рождению внука Екатерины Второй, в которых поэт обращается к царственному младенцу:

Будь страстей твоих владыка,

Будь на троне  человек!

Мотив гуманизма  в период правления Екатерины  Великой становится характерным  для всех сфер культуры. Для новой идеологии главной становится неувязка утверждения подлинной человечности во всех областях жизни. Вот, к примеру, образ идеального человека, как он представлялся Н.Новикову: 
«Разумный и добродетельный господин; он делает добро всем, кому лишь может. Он думает, что разум ему дан, чтоб служить государству, достояние – чтоб помогать бедным, и для того он появился человеком, чтоб быть полезным всем людям». /46, С. 95/

черта личности, данная Новиковым, во многом созвучна портретным образам, созданным в то время. Человек с атрибутами деятельности – таков герой красочных портретов Д. Г. Левицкого. Конструктор 
А. Ф. Кокоринов изображен демонстрирующим свое творение – план Академии художеств; П. А. Демидов стает на фоне Воспитательного дома, основоположником и опекуном которого он был; императрица («Екатерина в храме богини Правосудия», 1783 г.) Выступает в лавровом венке, со знаками святого 
Георгия на груди, у ног её лежат книги, а на щите помещено изображение бога торговли Меркурия – все говорит о радении на благо Отечества.

Одна из самых  узнаваемых работ художника –  серия портретов воспитанниц 
Смольного института, исполненная по заказу Екатерины. В них любая из женщин представлена на фоне пейзажа либо интерьера, окружена предметами, которые молвят о её увлечениях и талантах.

Таковы и скульптурные портреты Федота Шубина. Понятно, что  скульптор употребляет другие художественные средства, но мысль тут та же. Осанка портретируемого в работах Шубина, как правило, полна гордого достоинства, взор – благородства. Деятельность натуры подчеркнута динамикой композиции, задающийся асимметричным движением огромных форм: торс повернут вправо, а голова дана в резком развороте в лево. Диагональные складки одежд дополняют и усиливают чувство энергичности вида, а ритм линий и подобие пластических частей работают на выявление особенностей лица портретируемого.

Скульптор любуется человеком как красивым творением, умеет выделить в нем фаворитные стороны. Во внешнем, видимом виде он воплощает достоинство человеческой души. Один из самых именитых портретов Шубина – 
«Портрет неизвестного». В нем ощутимы фаворитные черты гражданина России XVIII века. Спокойное, благородное лицо, умный, уверенный взор, достоинство в позе …

Биография такового человека, как Ф. Шубина становится обычными для эры. Они наглядно показывают отношение к таланту и человеку в царствовании Елизаветы Петровны и Екатерины Великой.

Подобно Шубину, Г. Р. Державин прошел путь от солдата, отпрыска бедного дворянина, до наикрупнейшго  государственного деятеля – статс-секретаря при императрице Екатерине Второй, сенатора, президента Коммерц-коллегии, члена верховного совета и государственного казначея при императоре Павле, реального тайного советника при императоре Александре, кавалера различных орденов. Как и Шубин в скульптурных портретах, Державин в собственных стихах не утомляется восхищаться человеком – вершиной творения. Так в оде «Бог» мы видим по мере того как перед поэтом раскрывается предмет вдохновения, поэта все более и более занимает отражение Бога в человеке:

… А я перед  тобой – ничто.

Ничто!- Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих  доброт;

Во мне Себя изображаешь.

Как солнце в  малой капле вод.

Я связь миров, по всюду сущих,

Я крайня степень  вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

разумом громам повелеваю,

Я царь – я  раб; я червь – я Бог /18, с. 79/

Вспомним что  мысль воспитания просвещенного  монарха через науки и искусства  популярна в это время. И мысль  – иллюзия способности и обязательности при троне учителей – философов – писателей. Через эту иллюзию прошли фактически все просветители, она определила во многом и тип их гражданского личного служения, и тип творчества, и неизбежное разочарование, часто катастрофически сказывающиеся на их судьбах.

Программу «философа на троне» поддержали в литературе Г. Державин, написавший в 1782 году оду – рекомендацию «Фелиция», И. Богданович в «Оде государыни Екатерине Алексеевне на новый 1763 год» и Д.Левицкий, создавший в 1883 году картину - декларацию о мудрой императрице – законодательнице 
«Екатерина Законодательница в храме богине Правосудия».

И ода Державина, и полотно Д. Левицкого – не портрет Екатерины, а быстрее  художественно реализованная программа  того, какой обязана быть просвещённая государыня в просвещённом отечестве. Сам Левицкий в ответ на восторженный отклик И. Богдановича по поводу картины писал: «Середина картины представляет внутренность храма богини Правосудия, перед которой в виде Законодательнецы её императорское величество, сжигая на алтаре маковые цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Заместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венком, украшающим гражданскую корону, возложенную на голову ей. Знаки ордена Св. Владимира изображают отличность знаменитую за понесенные труды для полезности отечества, коих лежащие у ног Законодательнецы, законы свидетельствуют истину. 
Победоносный орел лежит на законах, а вооруженный Перуном страж рачит о целости оных. В дали видно открытое море, а на развевающемся флаге изображенный на военном щите Меркуриев Жезл значит защищенную торговлю» 
/47, с. 115 /

Словесное описание картины Левитского дает в стихотворении  «Видение мурзы» Державин:

Простертой на алтарь рукою

На жертвенном она жару

Сжигая маки благовонны,

Служила вышню  божеству.

Орел полуношный, большой,

Сопутник молний торжеству,

Геройской провозвестник  славы,

Сидя пред нею  на груде книг,

Свещенны блюл её уставы;

Потухший гром в когтях собственных

И лавр с оливными ветвями

Держал, как будто  бы уснув. /18, С. 72/

Державин в  оде, как и Левицкий, дает представление о императрице – законодательнице, наделяя её желанными качествами. Образ диктуется мыслительным представлением об идеальном монархе:

Не дорожа своим  покоем

Читаешь, пишешь пред налоем

И все из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь;

…

Ты здраво о  наградах мыслишь,

Достойным воздаешь ты честь,

…

Любезна и в  делах, и в шутках,

Приятно в дружбе и тверда;

…

А в славе  так великодушна,

Что отреклась  и мудрой слыть /19, с. 35-37/

Екатерина в  оде Державина она увидала  себя мудрой, добродетельной. Он выразил её государственные дела, её привычки, обычаи, склонности, черт, пристрастий. Несмотря на совсем скоро проявившуюся к нему неприязнь двора и самой императрицы, он верою и правдою, служил закону, отечеству и 
Екатерине. Он желал «поддержать», по его мнению, прогрессивное правление 
Екатерины. В неприятном же случае он добился бы быстрее и безболезненнее славы на поэтическом поприще. В сознании эры Державин был первым российским поэтом.

но Державин упорно служил, хотя его взаимоотношения с Екатериной никогда ни были простыми. Но итог её правления в сравнении с предшествующими эрами утверждало славу и могущество России как великой державы как эталона эры.

Державин переживал  осознания собственных собственных  иллюзий, в том числе, и по отношению к Екатерине. Тем не менее упорное рвение служить отечеству делами и поэзии сохранилось в Державине до конца его жизни. Современники высоко оценивали его культурно-историческую и личностную роль в российском обществе.

Это смог передать для потомков на собственном полотне В. Боровиковский 
«Портрет Г. Р. Державина» 1795 года. Державин у Боровиковского становится носителем славы России, а следовательно, и её государственного величия.

Одним из огромнейших  мастеров красочного портрета екатерининского  времени был еще и Ф. С. Рокотов, происходивший из крепостных фермеров и получивший вольную. Благодаря покровительству И. И. Шувалова, он был принят в Академию художеств, а написанный художником портрет великого князя и наследника престола Петра Федоровича принесла ему широкую известность при дворе. В дальнейшем Рокотов писал Екатерину, создав один из первых её парадных портретов, портретировал наследника Павла Петровича (в детстве), 
И.И. Шувалова, Г.Г. Орлова, Н.И. И П.И. Паниных …

Работы Рокотова различает неповторимое притягательность; он фиксирует не просто черты модели, но и загадочною жизнь души. Созданные им дамские виды получили заглавие рокотовский тип. Более необходимыми оказываются в портретируемых Рокотовым моделях их эмоциональные тональность, интонация настроения, «звучания» заместо пластической определенности. Совместно с тем конкретно портреты Левицкого и Рокотова «заложили базы того углубленного истолкования человеческой особенности в портрете, которая определялась просветительскими идеалами и представлениями» /47, с. 164/.

таковым образом, век Екатерины стал периодом рассвета культуры во всех сферах жизни России. Российские просветители делали упор на законности, справедливости и правосудии как главном оружии императрицы  и как залоге 
«общества благоденствия». Прославление императрицы в большинстве случаев осуществляется в словесной и красочной аллегорических формах как «урок», назиданием царям.

Так, в публичном  и художественном сознании эры прием 
«обожествления» императрицы как носительницы высшей, божественной, а означает, справедливой и мудрой власти, был привычным. Если верховная личность накладывает свой отпечаток на всю эру своими идеями, то эти идеи через исполнителей проносятся поднимая статус верховной власти.

С историей царствования Екатерины Второй связана имена целой плеяды сверкающих государственных деятелей, таковых как А. Г. Орлов, А. А. Вяземский, 
Н. И. Панин, А. Р. Воронцов, Г. А. Потемкин, А. А. Безбородко, И. И. 
Бецкой, Г. Державин, А. Н. Родищев, Н. И. Новиков и т.Д. Они все были до этого всего послушными слугами императрицы, никогда и ни с кем не делившейся властью. Постоянно занимаясь государственными делами, они помогали Екатерине Великой, ведь не зря период её правления называют 
«золотым веком». И хочется написать отрывок, который сумеет показать всю достопримечательность XVIII века:

Екатерины век, её шикарный двор,

Созвездие имен сопутников Фелицы,

Народной повести  блестящие странички,

Сановники, вожди, хор ибранных певцов,

Глашатаи побед  Державин и Петров –

Все облекалось в жизнь, в движенье и в глаголы.

П. А. Вяземский

2.2. мысль служения  отечеству и формы просвещенной  деятельности

«сына отечества» второй половины ХVIII века

Культура второй половины XVIII века органически связана  с идейной, философской и нравственно-этической  системой Просвещения. Эра Екатерины начиналась с преобразований государственных конфигураций, сотворения различного рода законопроектов и, следовательно, она нуждалась в энергичных, деятельных и просвещенных исполнителей. Поэтому вновь активизируется мысль нравственной ценности публичного деяния, необходимости полезного служения.

Это был век, несмотря на признание его веком  Разума, людей страстных, противоречивых, пытливо ищущих пути к справедливости и гармонии для себя и для мира, с одинаковой целеустремленностью увлекающихся и идеями энциклопедистов о всевластии человеческого разума, и масонскими мечтаниями о нравственном преображении души и мира. В это время черезвычайно популярной становится мысль «сына отечества» - «служителя отечества». Мысль просвещенных деятелей явилось тоже прототипом данной эры.

отпрыск отечества  мыслился как просвещенный, разумный человек, радеющий о справедливых законах  и приносящий общественную пользу. Методы же воплощения эталонов высокого служения виделись различными.

Будучи прилежной ученицей философов – просветителей, Екатерина соображала, что фуррор всех социальных преобразований зависит от уровня просвещенности народа, от его способности принимать новое. Было разумеется, что недостаточно дать человеку только определенный набор знаний, но нужно изменить его психологию, ценностные ориентиры, нравственные базы личности.

«Сын отечества» актуализировался в структуре знаний значения философии как высшего  рода человеческих знаний. «Сын отечества» осознал и определил ценность познания над научением через полезные знания и отвлеченные (философия) науки. Он нацелен на исследование философских истин, анализ природы человека, рассмотрения устройств организации общества. С этим напрямую связано появление различного рода трактатов о социальных и образовательно-воспитательных системах, способных содействовать приближению «общества благоденствия».

В сознании «сына  отечества» интенция просвещения разума и научения человека – гражданина выполнению собственного гражданского долга соединились с интенцией нравственного воспитания. Суждения российских просветителей об проблеме воспитания человека гражданина, подабающего обладать не лишь разумом, но и нравственностью, суммирует Д. И. Фонвизин в комедии 
«Недоросль». Нравственное состояние общества по мнению Н. И. Новикова 
(трактат «О воспитании»): «Процветание страны, благополучие народа зависят неотменно от доброты нравов, а доброта нравов – неотменно от воспитания» /46, с. 258/. Обоснованию необходимости воспитания добродетельного человека посвящена центральная трактата эры: «Беседа о том, что есть отпрыск отечества» А. Н. Радищева. Он обозначил в собственном смысловом пространстве ту культурно-историческую дистанцию, внутри которой осуществился неизбежный разброс мнений, более официальных и менее официальных, но просветительских собственной сущности. Автор соединяет понятие 
«сына отечества» с понятием «нравственного человека», а должность служебную 
(гражданскую) толковать как должность человеческую. Большая часть российских просветителей видело в воспитании подлинной нравственности человека один из самых действующих и «коротких» путей исправления состояния общества, сглаживания социальных противоречий, искоренения предрассудков и пороков. 
Активную практическую добродетель «сына отечества» осуществляли в собственной деятельной жизни Г. Р. Державин, Н. И. Новиков, А. Н. Радищев и т.Д.

Структура практических действий «сына отечества» определяются его убежденностью в том, что  общее нравственное состояние общества зависит от 
«добрых законов», призванных регулировать не лишь гражданские, но и нравственные дела. Так, Я. П. Козельский со ссылкой на трактат 
Гельвеция «Об уме» утверждает: «… что пороки народные сокрыты в самих законах, и нежели кто желает истребить пороки в каком народе, не применяя производящих их законов, тот ищет невозможного» /67, с. 177/.

Категория закона просвещенным человеком включается в регулятивную систему общества.

«Сын отечества» по характеру действия на публичное  сознание был в большей степени  человеком публичной мысли; человеком, грезившим о 
«конечном» слове и ищущем ту социальную истину, которая дозволит устроить жизнь по некой совершенной модели. Поиски слова – истины детерминированы идеалистической и утопической отвлеченностью в понимании просветителями основ восприятия и осознания истины народом. Просветители были убеждены в том, что слово истины просто будет подхвачено народом, ибо отвечает своим интересам людей. Нарастает потребность в обретении публицистического слова, просвещающего сознания людей. В структуре «сына отечества» слово не будет иметь откровенно пропагандистское, агитационное значение, оно будет делать функцию просвещающего научения и воспитания нации.

Служение государству (общей полезности) по – прежнему являлся 
«определителем» «человека просвещенного», а служение становилось знаковым качеством «сына отечества». Поэтому и образовательные программы ориентировали юных людей на служение как единственно вероятный для человека метод существования. Служение понимается как выполнение долга гражданина и все в большей степени наделятся социальными и нравственными ценностями значениями, стают коррелятивным служению Отечества, за которым стоят все нуждающиеся в гражданских добродетелях «сына отечества». 
Служба отечеству в структуре «сына отечества» становилась личностно осознанной, этически мотивированной. Обязанности «сына отечества» предполагали выполнение долга служения по закону, и по долгу гражданина, и по долгу человека. Это объединяло различных по профессии, характеру служения и личным качествам людей.

совместно с  тем в структуре служения полностью не изживаются такие стержневые и смыслообразующие понятия, как достояние, состояние, служение императору, социальный статус, чин, знатность и другое.

таковым образом, служение как метод существования  «человека просвещенного» во второй половине столетия исполняется в нескольких формах практики, равно признанных просвещенным сознанием эры: государственная служба – служение, просветительская общественно – публицистическая и издательская деятельность, научно-просветительское и литературное творчество отмечается тенденция к частному и граждански полезному существованию.

Видным представителем передовой общественно-политической мысли второй половины XVIII в., Одним  из первых российских философов-просветителей  является 
Я. П, Козельский. Его служение отечеству было выражено в том, что он перевел на российский язык ряд книг историко-философского содержания. Свои переводы он сопровождал предисловиями и примечаниями, в которых отразились его социально-политические воззрения. Он участвовал в переводе статей из энциклопедии Дидро и Д’ Аламбера. В собственном главном труде «философические предложения» Козельский развивал идеи справедливого публичного устройства, выступал против крепостничества, критиковал христианскую мораль. Он был противником самовластия, угнетающих «людей обществу полезных». Идеалом Козельского было основанное на труде общество, в котором нет ни роскоши, ни бедности, частная собственность существует, но ограничивается личным трудом и наградами перед гражданами.

совсем показательна деятельность другого человека, Д. И. Фонвизина. Он обожал Россию активной действенной любовью, не скрывая от себя вопиющих недостатков крепостнического строя и борясь с ними, сколько хватит сил. Это обосновывают его произведения: «Корион», «Недоросль», «Бригадир». Тема воспитания постоянно сильно занимала его. Он неутомимо ратовал за расцвет просвещения в России. Устами Стародума в комедии «Недоросль» он говорит: «… я желал бы, чтоб при всех науках не забывалась основная мишень всех знаний человеческих, благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое орудие делать зло. Просвещение одну добродетельную душу»./64, С. 63/

Государственное и частное служение совсем показательно в российской культуре второй половины XVIII века.

основным проводником политики Екатерины в области образования и государственного служения стал И. И. Бецкой, сам получивший неплохое образование за границей. Анисимов Е.В. Пишет: «уже в 1763 году он был назначен директором Сухопутного шляхетного корпуса и президентом Академии художеств, а в 1764 году императрица утвердила разработанное им 
«Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», в базе которого лежало популярное тогда в Европе мысль «воспитание новой породы людей» /4, с. 182/ По плану автора, в России следовало сделать сеть училищ, где в изоляции от дурного влияния общества воспитывались дети.

В согласовании с этим проектом Бецкого уже в 1764 г. В Петербурге было открыто училище  при Академии художеств и создано  общество двухсотен благородных  девиц, а через год при нем было открыто отделение для мещанских девиц. В следующие годы была проведена реформа шляхетских корпусов, открыты воспитательные дома для сирот в Москве и Петербурге, коммерческое училище. Для всех новейших учебных заведений Бецкой разработал особые уставы, в которых просветительские идеи в области педагогики воплотились в обязательные нормы.

Уставами запрещалось  бить и бранить детей, развитие свойств  и склонностей поощрять лаской и  уговорами.

Общество двухсотен  благородных девиц в Петербурге (Смольный институт) было первым в России дамским учебным заведением и воспользовалось особым покровительством Бецкого и самой императрицы. В это время зарождалась русская благотворительность – явление, которому многим должны российская культура и образование.

Деятельности  Бецкова И. И. Покровительствовала  Екатерина Вторая. 
Реформаторские усилия педагога и императрицы отчетливо выявили две тенденции развития просвещения и образования в России. Первая проявлялось в существенном расширении сети учебных заведений различного ранга. Вторая предполагала получение образования представителей высших сословий.

На ряду с  расширением сети народных школ, предназначавшихся  для низших слоев общества, но не для крепостного крестьянства, возросло число сословных учебных заведений для дворян. В конце XVIII-го столетия было уже пять кадетских корпусов заместо одного в начале века. Новым типом учебных заведений для дворянских детей были благородные пансионы.

не считая гос  школы, по инициативе состоятельных  частных лиц создаются училища для бедных детей и сирот в столицах, Владимире, Туле, 
Твери, Курске и ряде остальных губернских городов. В 1779 году при столичном институте раскрывается учительская семинария – первое в России педагогическое учебное заведение. Заметно улучшилась подготовка врачебных кадров – к концу столетия в стране имелось три медицинских училища, Медико- хирургическая академия и медицинский факультет при столичном институте.

Говоря о попытке  Екатерины Второй и И.И. Бецкого  сделать «новую породу людей», наикрупнейший российский дореволюционный историк В. О. Ключевский пишет: «Эти мысли пропали бесследно». И подчеркивает эти слова. Чуток ниже читаем: «Вольтер не поверил бы, узнав, что его свободолюбивой философии в 
России суждено было служить цветной повязкой, прикрывающей постыдные пятна на лбу рабовладельца» /35, с. 566/ .

Глубоко неверными  были исходные пункты теории И. И. Бецкого  – превосходство воспитания над  обучением, открыв школы от жизни, достоинства 
«благонравия» над просвещенным разумом.

главным ассистентом императрицы стал выдающийся российский просветитель, отпрыск отчества, и издатель XVIII-го века Н. И. Новиков. Реальным своим делом он считал издательство; на типографию и книжную лавку положил он фаворитные силы собственного разума и сердца. «Типография, книжная лавка – это не просвещение, а лишь его орудия» /35, с. 364/. Но конкретно как издатель и книгопродавец 
Новиков сослужил русскому просвещению огромную службу, своеобразную и неповторённую.

Важнейшим средством  просвещения человека и, следовательно, заслуги идеала общества благоденствия Н. Новиков считал печатное слово. Он издает фаворитные русские журнальчики «Трутень» и «Живописец», с которыми не в состоянии соперничать «Всякая всячина», негласно издаваемая Екатериной, 
«Детское чтение для сердца и разума», газеты «Утренний свет», «Московские новости», выпускает ряд неповторимых по своему значению изданий. «Он основал книжную торговлю в шестнадцати городах России, печатал книги в своей типографии и продавал совсем дешевые книги. Он основал школы для детей ремесленников и фермеров, библиотеку, бесплатную аптеку» /33, с. 370/. 
Он хотел оказать услугу своему отечеству и вправду его роль в просвещении российского общества велика.

Ю. М. Лотман ведает о Новикове: «Новиков соединял в  себе практика и мечтателя. Хоть какое дело горело в его руках. Он умел и обожал заниматься практическим организаторством, создавал типографии и журнальчики, научные общества и аптеки. Но вся эта кипучая деятельность имела для него смысл только лишь потому, что с её помощью он надеялся перевоплотить 
Россию в красивое царство просвещения и братства…» /46, с. 134/.

Общественно-политическое и издательская деятельность Н. И. Новикова, страстного обличителя порядков самодержавно-крепостнической  России, горячего поборника просвещения, глубоко верившего в преобразующую силу науки,- это крупное явление в истории российской культуры XVIII-го века.

Новиков происходил из дворянской семьи и совместно  с Фонвизиным обучался в гимназии при столичном институте, потом  служил солдатом в Измайловском полку.

глубочайшее влияние  на формирование антикрепостнических  убеждений 
Новикова оказала работа в Комиссии по составлению нового Уложения, где перед ним в выступлениях депутатов и в проектах, подаваемых в Комиссию, открылась беспросветная нужда и бесправие фермеров, жестокость и произвол помещиков. Выйдя в 1769 г. В отставку, М. И. Новиков смог развернуть огромную издательскую деятельность. Он сплотил вокруг себя публицистов, писателей, переводчиков, издавал журнальчики, книги по всем отраслям знаний. В тяжелых условиях цензурного и полицейского надзора Новиков с большой силой изобличал язвы крепостнического режима, клеймил крепостное право как зло, приносящее неисчислимые бедствия России.

Эпиграфом к  журнальчику «Трутень» он взял слова  из притчи Сумарокова: «Они работают, а вы их труд едите», адресуя эти слова помещикам. В сатирических журнальчиках Новикова защищались передовые этические идеи, проникнутые гуманизмом, осуждались дворянско – аристократическое чванство, праздность и эгоизм. Новиков выдвинул положительную программу преобразования общества: воспитание новейших поколений, способных установить справедливые взаимоотношения разных социальных групп под властью просвещенного монарха. С данной целью он создавал школы для обучения выходцев из бедных сословий. В 1792 г. Екатерина Вторая заточила его без суда в 
Шлиссельбургскую крепость сроком на 15 лет. В 1796 году он был освобожден 
Павлом Первым, но возвратиться к публичной деятельности не сумел.

Труды Н. И. Новикова оказали огромное влияние на развитие российской прогрессивной мысли. После закрытия сатирических журналов, выходивших в 
Петербурге, Новиков развернул издательское дело в Москве, создал Дружеское учение общество и Типографическую компанию, в которую объединились его друзья и единомышленники.

Другое направление российской публичной мысли этого времени представлено именованием А. Н. Радищева, он выдающийся писатель и философ. Он первым осознал коренные противоречия самодержавно-крепостнической России и встал на сторону угнетенного народа. Но с большей силой ненависть писателя к самодержавию и крепостничеству выразилась в «Путешествии из 
Петербурга в Москву» - произведение, которое раз и навсегда определило место Радищева в истории и культуре.

Показательна  его судьба, он, как и многие в  России, был «угнетен» мыслью о рабском положении фермеров. Его слово – истина о рабстве в отечестве, о народе и нации, о возможных возможностях российского человека обязана была быть услышана теми, от кого напрямую зависело благополучие народа. Он пишет страстное «Путешествие из Петербурга в Москву», надеясь книгой разбудить здоровые силы нации. Но в Сибири, где он оказался как государственный преступник, Радищев с горечью понимает, что его голос не услышан, что «наш люд книг не читает». И тогда в его сознании рождается мысль дела, поступка – героического самоубийства. «Пробуждение народа мыслилось Радищевым как итог собственного рода психологического шока: героическая смерть великодушного философа, сознательно идущего на погибель, потрясет люд и разбудит его политическое самосознание» /41, с. 265/. 
Добровольная погибель философа не потрясла основ российской публичной жизни. 
Но тем не менее искреннее его желание не лишь провозгласить истину, но и восполнить её даже ценой жизни, очень показательна.

Истинная же правда состоит в том, что «красота мира», «прекрасный в мире порядок», согласно которому свободные люди могут и обязаны жить в обществе, помогая друг другу, уродуется рабством и крепостничеством.

Как отмечал  Ю. М. Лотман, в базе идейной концепции  «Путешествие из 
Петербурга в Москву» лежала руссоистская теория «естественного права» и 
«договорной природы власти». В согласовании с ней власть государственного лица, не оправдавшего доверия народа, может быть насильственно отобрана. А. 
Н. Радищев же в собственной книге обратился к критике власти и дворянства, не желающих созидать ужасающего положения фермеров, неустройство в государственных структурах власти. В художественной системе произведения 
Радищев акцентирует делему безотлагательного разрешения крестьянского вопроса. Обычно полагается, что Радищев предложил метод революционного присвоения власти народом, то есть народной революции как средства ликвидирования не лишь крепостного рабства, но и самодержавия. 
«Путешествие» содержит в себе урок правды о недопустимом рабском положении фермеров, обращенный к той части дворянства, которая еще сохранила человеколюбие, предостережение всему обществу, подабающему ждать народного гнева и народного мщения при условии, если оно не предпримет решительные шаги по изменению положения фермеров.

«Революционность» Радищева, на самом деле, не простиралась далее идейного акцентирования общественного  неблагополучия фермеров и указания – напоминания дворянам о необходимости  выполнения собственного гражданского долга, гражданской повинности по отношению к крестьянам.

Все его творчество была проникнута горячим, страстным  патриотическим чувством.

В произведение «Беседующий гражданин» указывает  свою любовь к собственной 
Родине. Для автора «истинный человек» и «сын отечества», т.Е. Патриот – 
«одно и тоже». Поэтому отнюдь не каждый достоин «величественного наименования отпрыска Отечества».

В праве называться патриотом Радищев решительно отказывает большая часть дворянского общества – в сём этим щеголям, вертопрахам, праздным тунеядцам, острые сатирические зарисовки которых он дает в собственном произведении. Тем более отказывает он в этом праве «злодеям человечества», проливающим потоки слез и «реки крови» народной недвусмысленно разумея под этим крепостников – помещиков, царских победителей в роде Потемкина и, на конец, саму императрицу.

Подлинным патриотом  Радищев признавал лишь того, кто  отдает все свои силы на благо народа. Патриот, пишет Радищев, «всем жертвует для благо одного» и если уверен в том, что «смерть его принесет крепость и славу 
Отечеству, то не страшиться пожертвовать жизнью» /20, с. 19/.

Быть истинным отпрыском отечества – патриотом  – значило для Радищева бороться за народную свободу и народные права, не лишь героически отстаивая их от внешних противников, но и вырывая  их из хищных когтей двуглавого орла – герб самодержавной царской России.

Большой вклад  в государственное служение отечества  «было и со стороне 
Е. Дашковой, которая была первой дамой на арене сумевшая бросить в истории екатерининского времени броский и запоминающий след.

Ключевский В.О. Пишет: «Княгиня Дашкова шла впереди просвещенных дам собственного времени не даром она занимала президентское кресло в российской 
Академии наук. Еще в юности в 15 – 16 лет, зачитывалась до нервного расстройства произведениями Вальтера, Руссо …»/35, с. 347/

российская женская  личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из собственного затворничества, принуждает свою способность и просит роли в деле государственном, в науке, в преобразовании России – и смело  становится рядом с Екатериной.

С первого свидания Дашкова любит Екатерину страстно, как и она её. 
Зато она ощущает такое же искреннее отвращение от собственного крестного отца 
Петра Федоровича.

Дружба её к  Екатерине растет, они вели переписку  в которой писали о литературе, о мечтах, пишут о Вольтере и о Руссо, стихами и прозой.

Екатерина со собственной  стороны посылает ей свои статьи и  с большой настойчивостью просит, чтоб она их никому не показывала.

В 1783 г. Она стала  директором Петербургской Академии наук и президентом русской Академии. Академия наук переживала тогда трудные времена. «Я очутилась запряжённой в воз, совсем развалившийся …», - писала Дашкова. Она смогла упорядочить финансовое положение этого учреждения и оживить его научную деятельность. Одно из самых принципиальных её начинаний – учреждение общедоступных курсов (лекции) по главным отраслям знания, которые читались на русском языке «известными русскими учеными и имели большой фуррор. При Дашковой активно пополнялись академическая библиотека и научные коллекции. Сама Екатерина Романовна принесла в дар Академии наук редкие книги коллекции минералов, образцов флоры и фауны Старого и Нового Света.

Она добилась того, что Академия возобновила издательскую деятельность. 
При ней было выпущено первое собрание сочинений М.В. Ломоносова, «Описание земли Камчатки» - С.П. Крошенниникова «Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъютанта Ивана Лепехина по различным провинциям русского страны, в 1768 – 1772 гг.» (1771 – 1805 гг.). К сотрудничеству в новом журнальчике – «Собеседнике любителей русского слова» (1783 – 1784 гг.) 
Дашкова завлекла известнейших российских литераторов Г.Г. Державина, Д.И. 
Фонвизина, М.М. Хераского, В.В. Капниста, а также саму императрицу.

журнальчик составляли лишь из уникальных (непереводных) сочинений, задачей его была защита екатерининского правления от нападок «остальных» людей и сатира на престижные нравы «света». В журнальчике под псевдонимом Россиянка публиковались некие сочинения Дашковой: «Сокращение катехизиса честного человека», «Об истинном благополучии», «Искреннее сожаление об участии издателей «Собеседника»», «Картина моей родни». Они носили назидательный, воспитательный характер.

По «всеподданнейшему  докладу» Е.Р. Дашкова основала Российскую 
Академию для исследования российского языка. На её учредительном заседании в октябре 1783 года. Она выступила с речью в которой изложила программу новой 
Академии: сделать словарь и создать грамматику российского языка. Работа над словарем продолжалась 11 лет и стала общенациональным достоянием. Как писал 
Ключевский В.О.: «Словарь Академии русской издававшийся в 1789 – 1794 гг. Содержал свыше сорока тыс. Слов и сыграл огромную роль в установлении норм российского литературного языка» /35, с. 255/

Публикация катастрофы “Вадим Новгородский” опального  поэта Я.Б. Княжнина вызвала гнев императрицы. Екатерина Романовна была устранена от дел, взяла двухгодичный отпуск и 1794 г. Опять отправилась в Москву. Последние годы жизни Дашкова провела в Москве и в собственном имении Троицкое. Она занималась хозяйством и литературной деятельностью, сотрудничала с журнальчиком «Друг просвещения», приводила в порядок свои бумаги. В рукописи сохранились её трактат «О трагедии» и пьеса «Свадьба Фаблана …».

«Записки» Екатерины  Романовны Дашковой, «С явностью и  правдоподобием рисует образ дамы, вправду достойной уважения и может быть, даже удивления потомства, дамы сердечной, с ласковой впечатлительностью, вспыхивавшей внезапно и горячо на всякий благородный порыв, пускай в месте с тем дамы незначительно крутой и деспотичной».

её записки – превосходный монумент российской культуры, в равной мере принадлежащей истории и литературе, там запечатлены многие идеи, виды выдающихся людей эры XVIII в. И нормы диктующие в это время: только во второй половине XVIII-XIX веков дамы, принадлежавшие к высокому обществу 
России, устремляются к политическим делам и просветительской деятельности. 
В эту эру дамы выходят на широкую арену публичной деятельности. 
Е.Р. Дашкова была первой ласточкой, которая смогла бросить в истории екатерининского времени след.

таковым образом  царствование Екатерины стало временем появления незаурядны государственных, политических и военных деятелей, живописцев и писателей. Все они  помогали Екатерине второй в преобразовании и просвещении страны. Являясь  «служителями отечества», «сынами отечества» и 
«просвещенными деятелями», которые несли свой эталон в культуру и историю 
России.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное в  работе исследование дозволяет сделать  вывод о том, что с именованием  Екатерины второй связан совсем принципиальный культурно-исторический этап, и понять его можно только пристально вглядевшись в личность и деяние той, которая игралась в нем столь существенную роль. Рассматривая деятельность того либо другого российского царя, правителя либо императрицы, необходимо до этого всего держать в голове, что это был политический деятель, волею судеб оказавшейся наделенным неограниченной самодержавной властью. И поэтому нужно выяснять, какова была её подготовка к осуществлению данной многотрудной миссии, её взоры, интересы, симпатии и антипатии и, наконец, личные свойства, тем либо другим образом сказавшиеся на её деятельность, итоги данной деятельности.

конкретно Екатерина  вторая была, быть может, самым удачным  русским реформатором за три с  лишним десятилетия её были осуществлены серьезные преобразования, коснувшиеся чуть ли не всех сторон жизни страны и имевшие длительное значение и во многом предопределили в следующую историю.

В работе была достигнута мишень, решены все поставленные задачки.

перечень ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

 
1. Алпатов М.А. Российская историческая мысль и Западная Европа (XVIII – XIX века). – М.: Наука, 1985. – 271 с. 
2. Альперович М.С. Россия и Новый Свет: последняя треть XVIII века. – М.:

Наука, 1993. – 240 с. 
3. Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века: борьба за наследие Петра. –

М.: Мысль, 1986. – 239 с. 
4. Анисимов Е.В., Каменский А.Б. Россия в XVIII – первой половине XIX века: История. Исторические документы. – М.: Мирос, 1994. – 336 с. 
5. Артемьева Т.В. Идеи истории в России XVIII века. – СПб, 1998. – 278 с. 
6. Аспидов Ф., Cтепанов Д. Подъём-переворот: [о дворцовых переворотах в

России ХVIII века] // Родина. – 1993. - №7. – С.91 – 93. 
7. Бердяев Н.А. Российская мысль // российская литература – 1990. - №2-4. – С.34-

48. 
8. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. Т.1. – М.: Современник, 1991. –

431 с. 
9. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. – М.: Сворог и К, 2000. – 800 с. 
10. Брикнер А.Г. История Екатерины Второй: В 3 т. Т.1. – М.: Изд. Центр

«Терра», 1996. – 206 с. 
11. Валицкая А.П. Российская эстетика XVIII века: историко-проблемный очерк просветительской мысли. – М.: Наука, 1990. – 300 с. 
12. Век Просвещения: Век XVIII: документы, воспоминания, литературные монументы. – М.: Наука, 1986. – 450 с. 
13. Водовозов В. Очерки из российской истории XVIII века. – СПб.: Типография

Ф.С.Сущинского, 1982. – 548 с. 
14. Век Екатерины II: Дела Балканские / Рос. Акад. Наук, институт славяноведения. – М.: Наука, 2000. – 295 с. 
15. Гаврилова Л.М. Екатерина II в российской историографии. – Чебоксары: изд.

Чувашского института, 1996. – 119 с. 
16. Дашкова Е.Р. Записки. – Л.: Наука, 1985. – 288 с. 
17. Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер. М.И К. Вильмонт из России. – М.:

Изд-во МГУ, 1991. – 586 с. 
18. Державин Г.Р. Оды. – Л.: Лениздат, 1985. – 334 с. 
19. Державин Г.Р. Сочинения. – М.: Правда, 1985. – 576 с. 
20. Державин Г.Р. Сочинения: Стихотворения; Записки; Письма. – Л.:

Художественная  литература, 1987. – 504 с. 
21. Державин Г.Р. Алмазна сыплется гора. – М.: «Сов. Россия», 1972. – 240 с. 
22. Екатерина II. Сочинения Екатерины II. – М.: Современник, 1990. – 557 с. 
23. Екатерина II и ее свита / Сост. Вступит. Ст. И примеч. А.И.Юхта. –

М.: 1996. – 464 с. 
24. Живов В.М. Государственный миф в эру Просвещения и его разрушение в

России конца XVIII века // Из истории российской культуры XVIII – начала

XIX века. – М.: Наука,1996.- 430 с. 
25. Законодательство Екатерины II: в 2-х т. Т.1 /Арапов Д.Ю., Давидян

Г.М., Звонарёв А.В. И др. – М.: Юридич. Литература, 2000. – 1053 с. 
26. Законодательство Екатерины II: в 2-х т. Т.2 /Клеандрова В.М., Кутьина

Г.А., Новицкая Т.Е. И др. – М.: Юридич. Литература, 2001. – 982 с. 
27. Записки императрицы Екатерины II. Репринтное воспроизведение. 1859.

Лондон. – М.: Наука, 1990. – 288 с. 
28. Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. – М.: Мысль, 1996. –

350 с. 
29. Записки и воспоминания российских женщин. XVIII – I п. XIX в. – М.:

Современник, 1990. – 538 с. 
30. Записки императрицы Екатерины Второй. – М.: Наука, 1990. – 277 с. 
31. Золотой век Екатерины Великой: Воспоминания /Изд. Подг. В.М.Боковой и

Н.Ч.Цимбаевым. – М.: 1996. – 330 с. 
32. Из истории российской культуры (XVIII – начало XIX века). – М.: 1996. –

Т.4. 
33. Каменский А.Б. «Под сению Екатерины…» Вторая половина XVIII века. –

СПб.: Правда, 1992. – 448 с. 
34. Каменский А.Б. Сословная политика Екатерины /Вопросы истории. – 1995.

- №3 – С. 29-44. 
35. Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. –

М.: Наука, 1990. – 624 с. 
36. Краснобаев Б.И. Очерки истории российской культуры XVIII века. – М.:

Просвещение, 1987. – 319 с. 
37. Краснобаев Б.И. Деятели российской культуры XVIII века. – М.: Мысль,

1980. – 372 с. 
38. Каменский А.Б. Россия империя в XVIII веке: традиции и модернизация. –

М.: Наука, 1999. – 457 с. 
39. Климакова М. Русская культура XVIII века: образ жизни //История. –

1997. - №24. – С. 6-8. 
40. Каменский А.Б. Жизнь и судьба императрицы Екатерины Великой. – М.:

Знание, 1997. – 287 с. 
41. Лотман Ю.М. Беседы о российской культуре: быт и традиции российского дворянства (XVIII – начало XIX века). – СПБ.: Правда, 1994. – 399 с. 
42. Макогоненко Г.П. Н.Новиков и российское просвещение. – М., Л.: Правда,

1951. – 543 с. 
43. Михайлов О.Н. Державин. – М.: Юная гвардия, 1977. – 336 с. 
44. Милюков П.Н. Очерки по истории российской культуры. В 3-х т. Т.3. – 1995.

– 315 с. 
45. Михайлов О. Екатерина II – императрица, писатель, мемуарист. //Москва.

– 1990 - №4 – С.199-207. 
46. Новиков Н.И. И его современники: избранные произведения. – М.:

Просвещение, 1980. – 226 с. 
47. Очерки российской культуры XVIII века. Ч.1 /Под. Ред. Янина В.Л.,

Кузьмина М.Н. – М.: Издат-во Моск. Института, 1985. – 383 с. 
48. Павленко Н.И. Екатерина Великая /Гл. Ред. А.В.Петров – М.: Мол.

Гвардия, 2000. – 495 с. 
49. Павленко Н.И. Страсти у трона: история дворцовых переворотов: (Россия,

18 в.). – М.: Знание, 1996. – 317 с. 
50. Павленко Н.И. Екатерина Великая. – М.: Юная гвардия, 1999. – 495 с. 
51. Путь к трону. История дворцовых переворотов 28 июня 1962 г / М.: 1997.

– 560 с. 
52. Россия XVIII века очами иностранцев. – Л.: Лениздат, 1989. – 544 с. 
53. российские воспоминания. Избранные странички. XVIII век. – М.: Юная гвардия,

1988. – 320 с. 
54. российская мысль в век Просвещения. – М.: Юная гвардия, 1991. – 428 с. 
55. Рахматуллин М.А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. –

1996. - №6 –  С.19-45. 
56. Радищев А.Н. «Путешествие из Петербурга в Москву» - СПб.: 1980.–245 с. 
57. Радищев А.Н. Стихотворения – Л.: «Совет. Писатель», 1975. – 272 с. 
58. Рассадин С.Б. Сатиры смелый властелин – М.: Книга, 1985. – 269 с. 
59. Стегний П.В. Хроники времён Екатерины II.– М.:Олма-Пресс, 2001.–512 с. 
60. Серман И.З. Державин. – Л.: Просвещение, 1967. – 119 с. 
61. Словарь по культурологи XX века. – М.: Наука, 1997. – 440 с. 
62. Труайя А. Екатерина Великая. – М.: Республика, 1997. – 382 с. 
63. Тальберг Н.Д. Екатерина II: очерки истории императорской России. – М.:

Изд. Сретен. Монастыря, 2001. – 47 с. 
64. Фонвизин Д.И. Недоросль /Д.И. Фонвизин. Путешествие из Петербурга в

Москву /А.Н.Радищев. Подщипа (Трумф) /И.А.Крылов; - М.: Просвещение,

1988. – 288 с. 
65. Фонвизин Д.И. Драматургия, поэзия, проза. – М.: Правда, 1989. – 432 с. 
66. Чайковская О.Г. Императрица: Царствование Екатерины II. – М.:

Смоленск, 1998. – 508 с. 
67. Чебанюк Т.А. Парадигма «человека просвещённого» в российской культуре конца XVIII – первой четверти XIX века. Монография – Владивосток: Изд- во Дальневосточного института, 2000. – 400 с. 
68. Человек. Мыслители прошедшего и реального о его жизни, погибели и бессмертии. Старый мир – эра Просвещения /Сб.Ст. – М.: Политиздат,

1991. – 461 с. 
69. Шишов А.В. Век Екатерины II – т.III, IV – М.: Российская литература,

1998. – 528 с. 
70. Шкуринов П.С. Философия России XVIII века. – М.: Высшая школа, 1992.

– 256 с. 
71. Шлафли Д. Иезуиты в России в царствование Екатерины II, Павла I и

Александра I //Родина – 1993 - №12 – с.16-19. 
72. Шторм Г. Потаённый Радищев, Вторая жизнь «Путешествия из

Петербурга в  Москву». – М.: Художественная литература, 1974. – 416 с. 
73. Щипанов И.Я. Философия российского просвещения. Вторая половина XVIII века. – М.: Правда, 1971. – 507 с. 
74. Эйдельман Н.Я. Из потаённой истории России XVIII – XIX веков. – М.:

Высшая школа, 1993. – 493 с. 
75. Эйдельман Н.Я. Твой восемнадцатый век /Под ред. Зарецкой М.А. – М.:

Детская литература, 1986. – 286 с. 
76. Эйдельман Н.Я. Грань веков: Политическая борьба в России, коней XVIII

– начало XIX веков. – М.: Мысль, 1986. – 367 с.