Роль Минина и Пожарского в освобождении России от поляков

Было еще сильное, но бесполезное сопротивление в  двух местах. Стрелецкий голова Василий  Гаютин, дьяк Анфиноген Голенищев, Василий  Орлов и казачий атаман Тимофей  Шаров с отрядом из сорока казаков  решили защищаться до последнего. Шведы уговаривали их сдаться, [132] но они предпочли погибнуть за православную веру. Софийский протопоп Аммос заперся на своем дворе с несколькими новгородцами, они долго отбивались от шведов, перебив многих из них. Аммос был в это время под запрещением у митрополита Исидора. Митрополит служил молебен на городской стене, видел подвиг Аммоса, заочно простил и благословил его. Шведы, озлобленные сопротивлением, подожгли двор протопопа, и он погиб в пламени со своими товарищами: ни один не сдался живым в руки шведам.

Это были последние  защитники Новгорода. Митрополит Исидор и князь Одоевский, видя, что ратных людей нет в городе, послали  договариваться с Делагарди. Первым условием была присяга новгородцев  шведскому королевичу. Делагарди  со своей стороны обязался не разорять Новгород и был пущен в кремль. До прибытия королевича новгородцы должны были повиноваться Делагарди.

В находившемся рядом Пскове царило безвластие. Но, как говорится, свято место пусто  не бывает. 23 марта 1611 года в Иван-городе появился вор Сидорка, назвавшийся царевичем Дмитрием (Лжедмитрий III). Самозванец рассказал горожанам, ч-то он якобы не был убит в Калуге, а "чудесно спасся" от смерти. В Иван-городе на радостях три дня звонили в колокола и палили из пушек.

Лжедмитрий III вступил  в переговоры со шведским комендантом Нарвы Филиппом Шедингом. Когда шведский король узнал из донесения Шединга о явлении спасенного Дмитрия, то направил в Иван-город своего посла Петрея, в свое время бывшего в Москве и видевшего Лжедмитрия I. Прибыв в Иван-город, Петрей увидел перед собой явного проходимца, после чего шведы прекратили всякие контакты с ним.

8 июля 1611 года  самозванец явился под стены  Пскова. На выручку Пскову шведы  направили отряд Горна. Лжедмитрий III испугался и отступил к Гдову.  Горн отправил укрепившемуся в Гдове Лжедмитрию послание, где писал, что не считает его настоящим царем, но так как его "признают уже многие", то шведский король дает ему удел во владение, а за это пусть он откажется от своих притязаний в пользу шведского королевича, которого русские [133] люди хотят видеть своим царем. Самозванец отказался, его войска сделали вылазку из Гдова и прорвались в Иван-город.

3 июня 1611 года  пал Смоленск. Теперь у короля  были развязаны руки, но из-за  нехватки денег и ряда других  причин Сигизмунд не спешил к Москве.

Первое ополчение  не сумело даже организовать полную блокаду  Москвы. Отдельные польские отряды прорывались в Москву и из нее. Подвоз продовольствия осажденным полякам  хоть и с перебоями, но все-таки шел. В Москве интервенты захватили огромное количество пороха и мощную артиллерию. В результате получилась не правильная осада, а скорее стоянка ополчения под Москвой.

Ляпунов попытался  организовать нечто вроде временного правительства в лагере ополчения. Управление регионами осуществлялось посредством рассылки грамот от имени "бояр и воевод, и думного дворянина Прокопия Ляпунова". Причем имена бояр не указывались. Самым "родовитым" из этого правительства был князь Трубецкой, получивший боярство в Тушине. Однако и такое правительство не устраивало казаков. В соперничество с Ляпуновым вступил казачий атаман Иван Заруцкий.

30 июня казаки  Заруцкого вызвали в свой круг  Прокопия Ляпунова и предъявили  ему поддельное письмо антиказачьего  содержания. Ляпунов посмотрел на  грамоту и сказал: "Рука похожа на мою, только не я писал". Но казакам был нужен лишь повод, и через секунду Ляпунов лежал мертвый под казачьими саблями.

Через несколько  дней казаки устроили новую провокацию. В стан ополчения была доставлена икона Казанской Богоматери. Духовенство и все служилые люди пошли пешком навстречу иконе, а Заруцкий с казаками выехали верхом. Казакам не понравилось, зачем служилые люди захотели отличиться благочестием, и начали издеваться над ними. Дело кончилось убийством нескольких десятков человек, среди которых были дворяне и стольники. После всего этого большинство служилых людей покинуло лагерь ополчения. Под Москвой остались казаки и немногочисленные дворяне, в основном те, кто служил Лжедмитрию II в Тушине и Калуге. [134]

Теперь первое ополчение фактически превратилось в банду разбойников. Чтобы придать ему хоть какую-то легитимность, вожди ополчения лихорадочно стали искать претендента на престол, за "справедливое" дело которого они, де, воюют. Младенец Иван, сын Марины Мнишек, явно не проходил по возрасту. В итоге 2 марта 1612 года казачий круг провозгласил государем псковского самозванца, Лжедмитрия III. Заруцкий и Трубецкой вместе со всем ополчением целовали крест "Псковскому вору".

Опять на Руси было безвластие, опять русские люди должны были выбирать между плохим и очень плохим, то есть между воровскими казаками Заруцкого и ненавистником православия Сигизмундом.

4 декабря 1611 года Лжедмитрий III торжественно  въехал в Псков, где немедленно  был "оглашен" царем. Но, увы,  его "царствование" продолжалось недолго. В Пскове возник заговор против самозванца. 18 мая 1612 года Лжедмитрий III бежал из города, однако через два дня был пойман и в цепях доставлен в Псков. 1 июля его повезли в Москву. По дороге на конвой напали казаки пана Лисовского. Псковичи убили "вора" и кинулись бежать.

Но вернемся к событиям в Новгороде. 27 августа 1611 года шведскому королю Карлу из Новгорода были отправлены послы, но вручать грамоты им пришлось уже  новому королю Густаву II Адольфу, так  как 29 октября Карл IX умер. В феврале 1612 года на сейме в городе Нючёпинг (Норчепинг) Густав II Адольф заявил новгородским послам, что сам он только новгородским царем быть не желает, а хочет быть общерусским царем, а в случае невозможности этого предпочитает отторжение от России части ее территории  и  присоединение ее к Шведскому королевству. Что же касается кандидатуры принца Карла-Филиппа, то в случае прибытия за ним представительного новгородского посольства он отпустит его для занятия новгородского  и , возможно, московского престола.

Между тем шведы, где силой, где посулами к середине 1612 года овладели городами Орешек, Ладога, Тихвин, а также Сумским острогом на Белом море. [135]

В Нижнем Новгороде  Кузьма  Минин   и  Дмитрий  Пожарский  сформировали второе ополчение. В отличие от первого ополчение это были не казацкие "воровские" отряды, а регулярное войско, состоявшее из дворян  и  служилых людей. Поход второго ополчения  и  взятие им Москвы хорошо известны каждому читателю. Автору же остается лишь обратить внимание на ряд неоспоримых фактов, которые, тем не менее, до сих пор замалчивались.

Дореволюционные  и  советские историки существенно исказили образ Дмитрия Михайловича  Пожарского  (1578-1642). Делалось это с разными целями, а результат получился один. Из  Пожарского  сделали незнатного дворянина, храброго  и  талантливого воеводу, но слабого политика, начисто лишенного честолюбия. В общем, этакого служаку бессеребренника: совершил подвиг, откланялся  и  отошел в сторону. Реальный же князь  Пожарский  не имел ничего общего с таким персонажем.

К началу XVI века князья  Пожарские  по богатству существенно уступали Романовым, но по знатности рода ни Романовы, ни Годуновы не годились им в подметки. Родословная  Пожарских  идет по мужской линии от великого князя Всеволода Большое Гнездо (1154-1212).  И  ни у одного историка не было даже тени сомнения в ее истинности. В 1238 году великий князь Ярослав Всеволодович дал в удел своему брату Ивану Всеволодовичу город Стародуб на Клязьме с областью. Стародубское княжество граничило с Нижегородским, Владимирским  и  Московским княжествами. Князья  Пожарские  держались на своем уделе до 1566 года, а затем попали в опалу  и  на 35 лет исчезли с политической арены.

Второе  ополчение было готово к походу уже в  январе 1612 года. А  подошло к Москве лишь 18 августа. По Владимирскому тракту от Москвы до Нижнего Новгорода 400 км. Войско могло пройти их за две недели, в крайнем случае, за месяц. Чем же объяснить восьмимесячный крутой путь второго ополчения?

Дело  в том, что  Пожарский   и   Минин  меньше всего хотели соединения с казаками Трубецкого  и  Заруцкого. Заняв  Ярославль ,  Пожарский   и   Минин  думали создать там временную столицу Русского государства, собрать Земский [136] собор  и  выбрать на нем царя. А пока в  Ярославле  было создано "земское" правительство, которым фактически руководил князь  Пожарский . В  Ярославле  появились приказы (нечто типа министерств) — Поместный приказ, Монастырский приказ  и  другие. В Ярославле был устроен Денежный двор, началась чеканка монеты. Земское правительство вступило в переговоры с зарубежными странами. Ярославское правительство учредило  и  новый государственный герб, на котором был изображен лев. На большой дворцовой печати были изображены два льва, стоящие на задних лапах. При желании введение нового герба можно объяснить тем, что все самозванцы выступали под знаменами с двуглавым орлом, гербом русского государства еще со времен Ивана III. Но с другой стороны новый государственный герб был очень похож на герб князя  Пожарского , где были изображены два рыкающих льва. Да  и  сам  Пожарский  теперь именовался "Воевода  и  князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский". Надо ли гадать, кого бы избрали царем на Земском соборе в  Ярославле ?

Князь  Пожарский  был не только выдающимся полководцем, но  и  мудрым политиком. У него не хватало войска, чтобы воевать одновременно с поляками и шведами. Поэтому с последними он затеял сложную дипломатическую игру. В мае 1612 года из  Ярославля  в Новгород был отправлен посол "земского" правительства Степан Татищев с грамотами к новгородскому митрополиту Исидору, князю Одоевскому  и  командующему шведскими войсками Делагарди. У митрополита  и  Одоевского правительство спрашивало, как у них дела со шведами? К Делагарди правительство писало, что если король шведский даст брата своего на государство  и  окрестит его в православную христианскую веру, то они рады быть с новгородцами в одном совете.

Одоевский  и  Делагарди отпустили Татищева с ответом, что вскоре пришлют в  Ярославль  своих послов. Вернувшись в  Ярославль , Татищев объявил, что от "шведов добра ждать нечего". Переговоры со шведами о кандидате Карла-Филиппа в московские цари стали для  Пожарского   и   Минина  поводом к созыву Земского собора. [137]

В июле приехали в  Ярославль  обещанные послы: игумен Вяжицкого монастыря Геннадий, князь Федор Оболенский  и  из всех пятин, из дворян  и  из посадских людей — по человеку. 26 июля новгородцы предстали перед  Пожарским . Они заявили, что "королевич теперь в дороге  и  скоро будет в Новгороде". Речь послов закончилась предложением "быть с нами в любви  и  соединении под рукою одного государя".

Лишь  теперь  Пожарский  решил раскрыть свои карты. В суровой речи он напомнил послам, что такое Новгород,  и  что такое Москва. Избирать же иностранных принцев в государи опасно. "Уже мы в этом искусились, чтоб  и  шведский король не сделал с нами также как польский", — сказал  Пожарский . Тем не менее,  Пожарский  не пошел на явный разрыв со шведами  и  велел отправить в Новгород нового посла Перфилия Секерина. Надо отметить, что на переговорах "тянули резину" как  Пожарский , так  и  Густав-Адольф. Обе стороны считали, что время работает на них.

Однако  планы  Пожарского   и   Минина  в отношении Земского Собора  и  избрания царя в  Ярославле  были сорваны походом польских войск во главе с гетманом Ходкевичем на Москву. Узнав о походе Ходкевича, многие казачьи атаманы из подмосковного лагеря написали слезные грамоты к  Пожарскому  с просьбой о помощи. С аналогичной просьбой обратились к нему монахи Троице-Сергиева монастыря. В  Ярославль  срочно выехал келарь Авраамий Палицын, который долго уговаривал  Пожарского   и   Минина .

Из  двух зол пришлось выбирать меньшее,  и  рати  Пожарского  пошли на Москву. 24 октября поляки в Москве были вынуждены капитулировать. Вместе с поляками из кремля вышли несколько десятков бояр, сидевших с ними в осаде. Среди них были Федор Иванович Мстиславский, Иван Михайлович Воротынский, Иван Никитич Романов  и  его племянник Михаил Федорович с матерью Марфой. Эти люди привели поляков в Москву  и  целовали крест королевичу Владиславу, но сейчас они не только не каялись, а наоборот, решили управлять государством.

В начале ноября 1612 года  Минин ,  Пожарский   и  Трубецкой разослали десятки грамот во все концы страны [138] с известием о созыве Земского собора в Москве. Боярин Федор Мстиславский начал агитировать за избрание на престол шведского королевича. Но иностранца уже никто не хотел, ни  Пожарский  с земцами, ни казаки, ни сторонники Романовых. В итоге "боярин Мстиславский со товарищи" был вынужден покинуть Москву.

Как дореволюционные, так  и  советские историки утверждают, что Дмитрий  Пожарский  стоял в стороне от избирательной кампании начала 1613 года. Тем не менее, уже после воцарения Михаила  Пожарского  обвинили, что он истратил 20 тысяч рублей "докупаясь государства". Справедливость обвинения сейчас уже нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Но трудно предположить, что лучший русский полководец  и  серьезный политик мог безразлично относиться к выдвижению шведского королевича или шестнадцатилетнего мальчишки, да еще из того семейства, которое с 1600 года участвовало во всех интригах  и  поддерживало всех самозванцев. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что самым оптимальным выходом из смуты было бы избрание государем славного воеводы, освободившего Москву  и  вдобавок прямого Рюриковича. Мог ли с ним конкурировать шестнадцатилетний придурок, в жилах которого не было ни одной капли крови Рюриковичей или Гедеминовичей. А кого смущает слово "придурок", тот пусть почитает речи  и  грамоты царя Михаила за 1613 год.