Также и степень
распространения рабовладельческих
отношений никак не была связана
с экономическим прогрессом. Если
организация общества допускала
наличие других форм зависимости
за счет внутренних источников самого
общества, то преимущественно они и выступали
в основных формах эксплуатации. По крайней
мере так было в реальности на ранней стадии
любой цивилизации, начиная с Древнего
Царства в Египте и кончая обществами
раннефеодальной Европы. (Для последних
это особенно показательно, так современные
историки за редким исключением определяют
их как феодальные, споря лишь о степени
развитости феодальных отношений. Между
тем понятия “феодальный” и “рабовладельческий”
являются несравнимыми категориями, так
как первое ориентировано на структуру
общества свободных, а второе – на степень
распространенности людей, стоявших за
пределами общества свободных. С традиционной
точки зрения, общества цивилизации средневековой
Европы, рассматриваемые как наследники
варварских племенных сообществ, было
рабовладельческим. Но само средневековое
европейское общество не ощущало себя
таковым потому, что мыслило себя позднеантичным
римским обществом.). История знает только
одно исключение из этого правила (которое
некоторые современные теоретики поспешили
абсолютизировать, говоря о вечном феодализме
добуржуазных формаций), когда рабовладение
на некоторое время приобрело необычайно
широкий размах. И этим исключением была
античная греко-римская цивилизация. Однако
расцвет античного рабовладения был обусловлен
не каким-то чрезвычайным для древности
развитием античной экономики, которая
поэтому потребляла большие массы рабов,
а особенностью, уникальностью античной
общественной структуры, которая ориентировала
общество именно на рабов как главный
вид эксплуатируемых. Утрата этой уникальности
в позднеантичную эпоху привела к существенному
сокращению рабовладельческих отношений
по отношению к иным формам эксплуатации.