Изучение поражающих свойств
оружия и боеприпасов противника, подтвердив
основные положения этого принципа, внесло
коррективы в прогнозы Н.И.Пирогова. Обобщая
опыт хирургической обработки ран в начальный
период войны, заместитель Главного хирурга
Красной Армии С.С.Гирголав пришел к выводу
о необходимости выделить 2 основные группы
боевых ранений: раны, подлежащие активной
хирургической обработке (они составляют
около 80%), и раны, не требующие никаких
вмешательств ни в самой ране, ни по ее
поводу, за исключением туалета окружающей
кожи по типу обработки операционного
поля для уменьшения опасности вторичного
микробного загрязнения. Этим устранялась
и разноречивость в толковании самого
понятия хирургическая обработка раны,
так как был сформулирован единый для
всех ран принцип: не стерилизовать рану
с помощью оперативного вмешательства,
а сделать ее наиболее подготовленной
для процессов заживления и наименее восприимчивой
к попавшему в нее инфекционному началу.
Третье положение Н.И.Пирогова
гласит, что «...не медицина, а администрация
играет главную роль в деле помощи раненым
и больным на театре войны...». Уточняя
это положение, Н.И.Пирогов дает ему очень
широкий диапазон приложения - от определения
статуса общего руководства военно-медицинской
службой армии до организации работы ротных
санитаров. «...Если мое пребывание в Севастополе,
- писал Н.И.Пирогов, - принесло какую-либо
пользу, то я обязан этим независимому
моему положению при штабе, которого я
достиг, однако же не правами, а личностью...».
В другом месте, касаясь организации работы
передовых перевязочных пунктов, Н.И.Пирогов
подчеркивает, что «...если врач в этих
случаях...» (т. е. при поступлении значительного
числа раненых) «...не предположит себе
главной целью, прежде всего, действовать
административно, а потом уже врачебно,
то он совсем растеряется и ни голова его,
ни рука не окажут помощи раненым...». Требования
Н.И.Пирогова к сортировке раненых по срочности
оказания медицинской помощи и показаниям
к эвакуации являются общепризнанным
образцом сочетания врачебного дела с
военным и основополагающим элементом
военной медицины вообще.
Критически рассматривая материалы
крупнейших отечественных хирургов по
вопросам оказания хирургической помощи
на театре военных действий (Н.В.Склифосовский,
Н.А.Вельяминов) и особенно работы В.А.Оппеля,
начальник ГВСУ Красной Армии, выдающийся
организатор гражданского и военного
здравоохранения генерал-полковник медицинской,
службы Е.И.Смирнов назвал эти положения
Н.И.Пирогова «путевой звездой» в своей
практической работе по руководству медицинской
службой Красной Армии.
В развитии принципов и совершенствования
организации хирургической помощи на
театре военных действий большое значение
имел опыт медицинского обеспечения боевых
действий частей Красной Армии на оз. Хасан
и р. Халхин-Гол (75% главных хирургов фронтов
участвовали в организации и оказании
хирургической помощи в этих военных действиях).
Неоценимое значение имело
изучение уроков и обобщение опыта организации
хирургической помощи во время войны с
белофиннами. Эта работа была проделана
главным образом П.А.Куприяновым и С.И.Банайтисом.
Созданное ими руководство по военно-полевой
хирургии было настольной книгой хирургов
войскового и армейского районов в течение
всей войны.
На заключительном этапе Великой
Отечественной войны организация хирургической
помощи в Советской Армии достигла весьма
высокого совершенства на всех этапах
медицинской эвакуации. Такой стройной
и испытанной на полях сражений системы
не имела ни одна из воевавших армий других
стран, участвовавших во второй мировой
войне. Квалифицированная хирургическая
помощь почти 90% раненых оказывалась в
первые 8 ч после ранения, тогда как в зарубежных
армиях этот показатель равнялся в среднем
12 ч.
Педиатрия
Очень много было сделано для
охраны здоровья детей. Во время эвакуации
из прифронтовых городов в первую очередь
были вывезены воспитанники яслей, детских
садов и детских домов, домов ребенка,
младшие школьники. Осуществленная в первые
месяцы войны эвакуация сохранила миллионы
детских жизней. В январе 1942 г. правительство
страны разработало меры по устройству
детей, оставшихся без родителей. В стране
родилось замечательное патриотическое
движение по патронированию осиротевших
детей. Осуществлялись меры по организации
детского питания: так, например, специальным
постановлением по всей стране существовавшие
молочные кухни реконструировались в
своеобразные "пищевые станции".
Была восстановлена нарушенная
войной организация педиатрической службы.
В октябре 1942 г. правительство в специально
принятом постановлении обязало Наркомздрав
СССР в кратчайший срок восстановить существовавшую
до войны систему медицинской помощи детям,
прежде всего участковый принцип деятельности
детских консультаций и поликлиник. Были
приняты и другие меры, в частности, по
улучшению детского питания, по витаминизации
пищи.
Все, что делалось в годы войны
для охраны здоровья детей, дало результаты.
Не в пример другим странам, смертность
детей у нас за 1941-1943 гг. не только не увеличилась,
но, наоборот, снизилась. Несколько поколение
впервые в мировой истории удалось вывести
из страшной войны с минимальными потерями.
Комментируя этот факт, Н. А. Семашко указал
(1947 г.) на факторы, которые этому способствовали,
в том числе на государственную систему
здравоохранения, на единую, продуманную,
стройно построенную систему охраны материнства,
младенчества и детства.
Санитарно-противоэпидемическая
служба
Отличных результатов
добилась военная санитарно-противоэпидемическая
служба. Гигиенисты и эпидемиологи защитили
армию и прифронтовые районы от вспышек
эпидемических болезней и помогли гражданскому
здравоохранению в противоэпидемической
защите населения.
Осенью и зимой 1941-1942
гг. врачи начали регистрировать увеличение
числа больных сыпным тифом, а также дизентерией,
брюшным и возвратным тифом; стране грозил
настоящий эпидемический "пожар".
Постановлением Государственного комитета
обороны от 2 февраля 1942 г. во всех республиках,
краях, областях, городах и районах были
созданы чрезвычайные противоэпидемические
комиссии, наделенные широкими полномочиями;
прокуратуре предписывалось привлекать
к строгой ответственности нарушителей
санитарного порядка.
К борьбе с эпидемиями
медики привлекли санитарную общественность
- санитарные звенья, санитарные посты,
санитарные дружины, многотысячный актив,
общественных санитарных инспекторов.
На путях движения к фронту создавалась
разветвленная сеть санитарно-заградительных
барьеров. Под постоянным контролем медиков
находились железные дороги. На крупнейших
железнодорожных узлах работали санитарно-контрольные,
обсервационные и изоляционно-пропускные
пункты. Проходящие по железным дорогам
поезда и эшелоны систематически проверялись
на 275 санитарно-контрольных пунктах. Здесь
проводили осмотр поездов, вагонов и пассажиров,
осуществляли санитарную обработку, изолировали
заболевших и лиц с подозрением на заболевание.
Только за 10 мес 1943 г. было осмотрено 121
169 поездов, около 2 млн отдельно следовавших
вагонов, почти 20 млн пассажиров.
- Эвакуационный госпиталь
По воспоминаниям врача Юрия Горелова,
работавшего в эвакуационном госпитале
в Сибири:
«Несмотря на все усилия медиков, в наших
госпиталях смертность была высокой. Также
был большой процент инвалидов. Раненые
к нам поступали в очень тяжелом состоянии,
после страшных ранений, некоторые с уже
ампутированными конечностями или нуждающиеся
в ампутации, несколько недель проведшие
в пути. А снабжение госпиталей, как мы
уже говорили, оставляло желать лучшего.
Но, когда чего-то не хватало, медики сами
занимались изобретательством, конструированием
и рационализаторством. Например, подполковник
медслужбы Н. Лялина разработала аппарат
для заживления ран — дымоокуриватель-фумигатор.
Медсестры А. Костырева и А. Секачева изобрели
особую каркасную повязку для лечения
ожогов конечностей. Майор медслужбы В.
Марков сконструировал электрозонд для
определения местоположения осколков
в организме. По инициативе старшего инспектора
отдела эвакогоспиталей Кемеровской области
А. Транквиллитати на предприятиях Кузбасса
начали выпускать ею разработанную аппаратуру
для лечебной физкультуры. В Прокопьевске
медики изобрели особую раскладную кровать,
сухожаровую дезкамеру, бинты из ветоши,
витаминные напитки из хвои и многое другое».
Госпиталям помогали горожане, приносили
из дома вещи, продукты, лекарства.
«Все отбирали на нужды армии. А госпиталям
доставалось то, что оставалось, т. е. практически
ничего. И организация их была жесткой.
С октября 1941 штатная обслуга госпиталей
лишилась военного довольствия. Это первая
военная осень, когда не было нормально
работающих подсобных хозяйств при госпиталях.
В городах действовала карточная система
распределения продуктов.
В придачу ко всему осенью 1941 года медицинская
промышленность выпускала менее 9% необходимых
лекарств. И их начали изготавливать на
местных предприятиях.
Большую помощь оказывали простые кузбассовцы.
Домохозяйки приносили в эвакогоспитали
молоко от своих коров, колхозники поставляли
мед, овощи, школьники собирали ягоды,
комсомольцы собирали дикоросы и лекарственные
растения.
Кроме того, был организован сбор вещей
у населения. Кто чем мог, тем и помогал
— посудой, бельем, книгами. По мере развития
подсобных хозяйств уже стало легче прокормить
и себя, и раненых. При самих госпиталях
выращивали свиней, коров и быков, картошку,
капусту, морковь. Причем в Кузбассе было
больше посевных площадей, больше голов
скота. Соответственно, и питание раненых
было лучше, чем в других районах Сибири».
Заботу о раненых проявляли дети. Приносили
подарки, разыгрывали сценки из спектаклей,
пели, танцевали.
Вспоминает Маргарита Подгузова, навещавшая
солдат: «С подругой бегали в госпиталь,
хотя учились в четвёртом классе. В госпитале
лежали раненые и больные, их привозили
в Котлас на выздоровление. Брали бинты,
приносили домой, мамы выпаривали их, мы
относили обратно. Больным песенку споём,
стихи расскажем, газетку почитаем, как
могли, отвлекали больных от болей, грустных
мыслей, они ждали нас, подходили к окну.
Нам с подружкой жалко было совсем молоденького
танкиста, он горел в танке, ослеп. Ему
мы уделяли особое внимание. А однажды
пришли и увидели заправленную пустую
кровать нашего подшефного. Потом всех
боль ных куда-то увезли, закончилась наша
“актерская” деятельность»
«Когда училась в 8-ом классе, мы с однокласс
никами ходили в госпиталь № 2520, он находился
в “Красной школе”, выступать. Ходили
мы группой (человек 10-15): Кетя (Кресткентия)
Черемискина, Римма Чижова, Римма Кустова,
Нина и Валя Подпругины, Женя Кононова,
Боря Рябов... Я читала стихи, любимое моё
произведение - поэма “О двадцатом”, кто
пел песни, ребята играли на баяне. Раненые
военнослужащие принимали нас всегда
тепло, радовались каждому нашему приходу».
«Бытовые условия лечившихся и персонала
госпиталя были крайне стесненные. Элек
троосвещения в ночное время, как правило,
не было, отсутствовал и керосин. Оказывать
помощь в ночное время было очень трудно.
Опрашивали всех тяжелобольных и готовили
им индивидуальные блюда. Женщины Котласа
приносили в госпиталь со своих грядок
зеленый лук, морковь и прочую зелень». (Здыбко
С. А. Котласский эвакогоспиталь).
Доклад о работе эвакогоспиталя №2520 с
1 августа 1941 года по 1 июня 1942 года раскрывает
статистику успехов врачей войны: «Всего
произведено 270 операций. В том числе: удаление
секвестров и осколков - 138, ампутация пальцев
- 26. Терапевтических больных всего поступило
485 чел., в том числе с Карельского фронта
25 чел. По характеру заболеваний большинство
терапевтических больных относятся к
двум группам: заболевания органов дыхания
- 109 чел., и тяжелая форма авитаминоза -
240 чел. Такой большой прием терапевтических
больных в госпиталь объясняется тем,
что в апреле 1942 года по приказу УРЭП-96
было принято сразу 200 больных эстонцев
из рабочих колонн местного гарнизона.
…ни один больной, поступивший с карельского
фронта, в госпитале не скончался. Что
касается гарнизонных больных, то из общего
числа поступивших возвращено в строй
176 чел., оказалось негодными к несению
военной службы - 39 чел., уволено в отпуск
- 7 чел., находится на 1 июня в госпитале
- 189 чел., умерло — 50 чел. Причины смерти,
главным образом, туберкулез легких в
стадии декомпенсации и общее истощение
на почве тяжелой цинги»
Условия работы медиков
В осажденном Севастополе медики
действовали в условиях жесткой обороны,
отрезанными от фронта, от действующей
армии. Город все время находился под огнем.
В огромной голубой подкове севастопольской
бухты вода кипела от разрывов бомб, мин
и снарядов, городские кварталы превратились
в руины. За несколько дней декабрьских
боев в Севастопольский военно-морской
госпиталь поступило около 10 тысяч раненых.
Нескольким хирургам было не по силам
справляться с ними. Пришлось привлечь
терапевтов, невропатологов, рентгенологов:
они делали простейшие операции. И все
же эффект титанических усилий медиков
был неполным – госпиталь подвергался
непрерывной бомбардировке и обстрелу,
раненые получали дополнительные ранения,
многие погибли под огнем и развалинами
госпиталя, защищенного одним лишь знаком
Красного Креста. На израненной и обожженной
земле Севастополя не оставалось безопасного
места.
Лучше всего было бы «спрятать»
медицинские убежища под землю. Но где
найти необходимые подземные сооружения?
Строить долго, да и некому. Выход нашли.
Помогли командующий Приморской армией
генерал И.Е.Петров и командующий Черноморским
фронтов адмирал Ф.С.Октябрьский. По их
совету решили использовать каменоломные
штольни «Шампанстроя»: штольни благоустроили,
надежно защитили толщей камня от огня.
В считанные дни медики 25-й Чапаевской
дивизии (она входила в состав Приморской
армии) провели сюда электрическое освещение,
оборудовали вентиляцию, устроили водопровод
и канализацию. В общем, необитаемый подвал
был превращен в госпиталь на 2 тысячи
коек. В шести подземных операционных
и перевязочных священнодействовали хирурги.
Здесь оперировали опытнейшие хирурги
Б.А.Петров, Е.В.Смирнов, В.С.Кофман, П.А.Карпов,
Н.Г.Надтока... Ночами к причалам Инкермана
подходили катера и лодки: от Графской
пристани, от причалов Северной стороны,
от Минной гавани в госпиталь доставляли
раненых и медикаменты. Опыт первого подземного
госпиталя широко использовали в Севастополе.
Значительная часть госпиталей и медицинских
пунктов действовала под землей: в заброшенных
подвалах завода шампанских вин, в естественных
укрытиях бухты «Голландия» (здесь разместился
медсанбат 95-й дивизии), Корабельной стороны,
Юхариной балки. Врачи бригады морской
пехоты расположили свой медицинский
пункт в бывшем пещерном монастыре на
обрывистом склоне Инкерманских высот
у самой оконечности Северной бухты. К
бывшим монастырским кельям добирались
по трапу, а тяжелораненых поднимали сюда
на блоках при помощи ручной лебедки.
В надежных укрытиях в скалах,
в тоннелях, пробитых в известковых горах,
под охранительной пятидесятиметровой
толщей, которую не могли пробить никакие
авиабомбы или снаряды, раненые чувствовали
себя в безопасности. А хирурги осажденного
города, переносящего беспрерывные обстрелы
и бомбежки, здесь работалось намного
спокойнее. Дел же было невпроворот. Все
госпитали и медсанбаты оказались переполненными.
Хирурги сутками не выходили из операционных,
каждый проводил за смену более 40 операций.
Врачей мучила мысль: как и куда эвакуировать
раненых? Впереди – враг, позади – море.
Правда, в первое время удавалось использовать
морской путь. Боевые корабли, грузовые
пароходы, санитарно-транспортные суда
в ноябре 1941 года эвакуировали 11 тысяч
раненых. В госпиталях и медсанбатах стало
намного свободнее. Однако, когда в декабре
гитлеровцы начали новое наступление,
каждый день поступало до 2,5 тысяч раненых.
И опять проблема их эвакуации заслонила
все другие. Санитарно-транспортные суда
Черноморского флота, перевозившие раненых,
быстро выходили из строя. Нарушая все
законы и обычаи войны, фашистские стервятники
специально охотились за ними, по многу
раз с непонятным нормальному человеку
упорством атаковали и топили беззащитные
корабли, а пытавшихся спастись раненых
расстреливали из пулеметов. Так были
потоплены транспорты и теплоходы «Сванетия»,
«Грузия», «Абхазия», «Молдавия», «Крым»,
«Армения». На «Армении» вместе с флотскими
медиками, сопровождавшими раненых моряков,
должны были отплыть из Севастополя главный
хирург Черноморского флота Б.А.Петров
и профессор Е.В.Смирнов. По какой-то случайности
они не попали на теплоход и отплыли днем
позже на военном корабле. А вскоре пришло
сообщение о гибели «Армении». В этот день
в своем дневнике Б.А.Петров в отчаянии
записал: «Прибыли в Туапсе. Здесь нас
встретила громовая весть: «Армения» погибла...
На нее было погружено все хирургическое,
что было в Севастополе. Погибла вся хирургия.
Погибли все хирурги Черноморского флота.
Погибли все мои друзья, помощники, выученики,
единомышленники... Погиб весь медицинский,
политический, хозяйственный состав севастопольского
госпиталя. Погибло все!!! Неужели я буду
еще смеяться и радоваться жизни? Мне кажется
это сейчас святотатством».
С потерей санитарно-транспортных
судов, совершавших героические рейсы
под вражескими бомбами, медики использовали
только военные корабли. И хотя возможности
линкоров и эсминцев, крейсеров и лидеров
значительно ниже специально оборудованных
санитарных транспортов, и приходили они
нерегулярно, это была очень важная «форточка».
В одну из декабрьских ночей 1941 года линкор
«Парижская коммуна» дерзко вошел в Севастопольскую
бухту и, встав на бочки, открыл огонь по
противнику, укрепившемуся на северной
стороне. В это время к его борту подходили
одна за другой баржи с ранеными. Приняв
более тысячи человек, корабль вышел в
открытое море. Но, несмотря на героизм
военных и медиков, положение ухудшалось.
Огромные фашистские самолеты стали пикировать
на любую одинокую машину, перевозившую
раненых, а на каждую показавшуюся на улице
или дороге подводу бросали бомбы. Беспомощные
раненые получали повторные ранения, нередко
погибали. В подземном госпитале, оборудованном
в штольнях, перестали работать вентиляция
и водопровод, погас электрический свет,
проник дым от пожаров, разрывов бомб и
снарядов. Но раненые все поступали, и
хирурги непрерывно оперировали, теперь
уже при свете керосиновых ламп, забыв
об отдыхе и едва держась на ногах от усталости.
Горькая правда такова: осуществить эвакуацию
всех раненых не удалось, хотя были приложены
огромные усилия, чтобы сделать это. На
берегу моря, близ новых санитарных пристаней
в Камышовой и Казачьей бухтах, у скалистого
мыса Херсонес в последние дни обороны
находилось около 10 тысяч пострадавших
в боях бойцов и моряков и с ними медики:
врачи, сестры, санитары. Конечно, одни,
без раненых, медики могли бы еще, пожалуй,
эвакуироваться. Но бросить раненых, оставить
их на произвол фашистов? Они остались,
остались вместе с теми, кого спасали.
Медикаменты
«Без медикаментов нет практической
медицины» - отмечал Ефим Смирнов.
Владимир Терентьевич Кунгурцев рассказывал
о военных лекарствах-обезболивающих: "Если
у раненного болевой шок, надо положить
его так, чтобы кровь нормально циркулировала,
а голова находилась не выше корпуса. Затем
надо обезболить раны. Ничего кроме хлорэтила
у нас тогда не было. Хлорэтил замораживает
боль на несколько минут. А уже потом, в
медсанбате и в госпитале раненному делали
инъекции новокаина, давали более эффективные
эфир и хлороформ".
"Но мне везло: ни одного смертельного
случая. А вот тяжелые были: однажды привезли
бойца с пневмотраксом грудной клетки.
Он не мог дышать. Наложил ему глухую повязку,
чтобы воздух не попал в легкие. Вообще,
тяжело раненных мы оперативно эвакуировали
– на носилках или машинах. У всех солдат
в обязательной экипировке были индивидуальные
перевязочные пакеты, которые они получали
у полкового врача. Каждый солдат был хорошо
проинструктирован на случай ранения.
К примеру, если пуля попала в живот, пить
и есть нельзя, потому что через желудок
и кишечник вместе с жидкостью в брюшную
полость попадает инфекция, и начинается
воспаление брюшины – перитонит".
"У неопытного наркотизатора больной
под эфиром долго не засыпает, и может
проснуться во время операции. Под хлороформом
же больной заснет обязательно, но может
не проснуться" - писал врач Юдин.
В годы войны раненые умирали чаще от заражения
крови. Были случаи, когда из-за нехватки
лекарств для предотвращения гангрены
раны перевязывали бинтами, смоченными
в керосине, что предотвращало заражение.
В Советском Союзе знали об изобретении
английского ученого Флеминга – пенициллине.
Однако согласование на использование
лекарства требовало времени. В Англии
к открытию отнеслись с недоверием, и Флеминг
продолжил свои опыты в США. Сталин не
доверял союзникам-американцам, опасаясь,
что лекарство может быть отравлено. Опыты
Флеминга в США продолжались успешно,
но патентовать изобретение ученый отказался,
утверждая, что лекарство создано для
спасения всего человечества.
Чтобы не терять время на бюрократию, советские
ученые взялись за разработку аналогичного
лекарства-антибиотика.
«Устав от напрасного ожидания, весной
1942 года я с помощью друзей стала собирать
плесени из самых различных источников.
Те, кто знал о сотнях неудачных попыток
Флори найти свой продуцент пенициллина,
относились к моим опытам иронически» -
вспоминала Тамара Балезина.
«Мы стали использовать метод профессора
Андрея Львовича Курсанова по выделению
спор плесени из воздуха на очистки картофеля
(вместо самого картофеля — по военному
времени), смоченные медным купоросом.
И лишь 93-й штамм — споры, выросшие в бомбоубежище
жилого дома на чашке Петри с очистками
картофеля, — показал при испытании методом
разведений в 4–8 раз большую активность
пенициллина, чем флеминговский».
К концу 1941 года советский пенициллин
начал применяться для лечения. Опыт нового
лекарства был поставлен на 25 умирающих
раненых, которые постепенно пошли на
поправку.
«Невозможно описать нашу радость и счастье,
когда мы поняли, что все наши раненые
постепенно выходят из септического состояния
и начинают поправляться. В конце концов
все 25 были спасены!» — вспоминала Балезина.
Широкое промышленное производство пенициллина
началось в 1943 году.