Исторический портрет Лжедмитрия

Он также оказал покровительство печатнику «Андронову, сыну Невежина», который 5 июля 1605 г. приступил к печатанию «Апостола» в «царской его величества друкарне». Работа была благополучно завершена 18 марта 1606 г.

Внешняя политика

Дмитрий убрал  препятствия к выезду из государства  и передвижению внутри него, англичане, бывшие в то время в Москве, замечали, что такой свободы не знало  ещё ни одно европейское государство. В большинстве своих действий частью современных историков Лжедмитрий признаётся как новатор, который стремился европеизировать государство. Это отразилось даже в его титуловании (сам он подписывался как император, правда, с ошибками — «in perator», хотя его официальный титул был иной: «Мы, пресветлейший и непобедимейший Монарх Дмитрий Иванович, Божиею милостию, Цесарь и Великий Князь всея России, и всех Татарских царств и иных многих Московской монархии покорённых областей Государь и Царь»).

В это же время  Дмитрий начал планировать войну  с турками, планируя нанести удар по Азову и присоединить к Московии устье Дона, и приказал отливать на Пушечном дворе новые мортиры, пушки, ружья. Сам обучал стрельцов пушечному делу и штурму земляных крепостей, причем, по воспоминаниям современников лез на валы, несмотря на то, что его бесцеремонно толкали, сбивали с ног и давили.

Той же зимой, заручившись  помощью Войска Донского, он послал в Елец дворянина Г. Акинфова с приказом укрепить елецкий кремль. Туда же была направлена осадная и полевая артиллерия, и созданы склады для снаряжения и продовольствия. На реке Вороне, притоке Дона, приказано было строить суда. В Крым отправлено было посольство с объявлением войны. Сам Дмитрий собирался весной отправиться в Елец и провести вместе с войском все лето.

В уезды направлялись воеводы для проведения дворянских смотров. Часть новгородского ополчения, которое составляли дворяне и  дети боярские были вызваны в Москву для похода на Азов. Им же было приказано захватить с собой челобитные помещиков своей волости.

Той же зимой  в селе Вяземы под Москвой была сооружена снежная крепость, защищать которую были поставлены «свои» князья и бояре, штурмовать должны были иноземцы под предводительством самого царя. Оружием для обеих сторон были снежки. Игра, впрочем, развернулась несколько не так, как желалось Дмитрию — бояр возмутило, что царь взял под свое начало иноземцев, те же, якобы, прятали внутри снежков небольшие камни и таким образом «наставили русским синяков под глаза». Несмотря на то, что крепость была благополучно взята и воевода попал в плен царю лично, один из бояр предупредил Дмитрия, что продолжать не стоит — русские обозлены, и у многих под платьем скрыты длинные ножи. Забава могла кончится кровопролитием.

При этом, он начал искать союзников на Западе, в особенности у Папы Римского и польского короля, в предполагаемый союз предполагалось включить также германского императора, французского короля и венецианцев. На это и на признание его «императором московским» была направлена дипломатическая деятельность самозванца. Но серьезной поддержки так и не получил из-за отказа выполнить данные ранее обещания по уступке земель и поддержке католической веры.

Польскому послу  Корвин-Гонсевскому он заявил, что  не может пойти, как было обещано  ранее, на территориальные уступки  Речи Посполитой — вместо этого он предлагал отплатить за помощь деньгами. Также было отказано во въезде иезуитам, и если католикам действительно была предоставлена свобода вероисповедания, то это было сделано также в отношении христиан других толков — в частности, протестантов. Планы о войне против Швеции также не осуществились — возможно, из-за сопротивления думных бояр.

В декабре 1605 г. по воспоминаниям польского гетмана Жолкевского, в Польшу был послан швед Пётр Петрей с тайным поручением сообщить Сигизмунду о самозванстве Дмитрия, и таким образом окончательно оставить его без помощи Речи Посполитой. Существует мнение, что Петрей передал королю на словах признание инокини Марфы, охладевшей к самозванцу после того, как он приказал тайно разорить могилу Дмитрия в Угличе. Но это всего лишь предположение, досконально известно, что Петрей выполнил свое поручение, но король, сохранив самообладание, под страхом смерти запретил ему разглашать подобную информацию.

Вскоре после  Петрея в Варшаву прибыл сын боярский Иван Безобразов с тем же поручением. Его миссию облегчило и то обстоятельство, что самозванец когда-то поддерживал отношения с магнатами, недовольными самим Сигизмундом III, среди прочих, с краковским воеводой Николаем Зебжидовским, Стадницкими, доводившимися роднёй Мнишкам и т. д., предлагавшими польскую корону самому Лжедмитрию. Несомненно, этот фактор также сыграл свою роль.

^{Правление и гибель}

^{Как правитель Лжедмитрий, согласно всем современным  отзывам, отличался недюжинной энергией, большими способностями, широкими реформаторскими замыслами и крайне высоким понятием о своей власти.}

^{Отступления от старых обычаев, которые  допускал Лжедмитрий, и явная любовь Лжедмитрия к иноземцам  раздражали некоторых  ревнителей старины среди приближенных царя, но народные массы относились к нему доброжелательно и москвичи сами избивали немногих, говоривших о самозванстве Лжедмитрия. Он погиб исключительно вследствие боярского заговора, возглавляемого В.И.Шуйским.}

^{Удобный повод заговорщикам доставила свадьба Лжедмитрия. Еще 10 ноября 1605 года в Кракове состоялось обручение, а 8 мая 1606 года совершился и брак Лжедмитрия с Мариной Мнишек. Воспользовавшись раздражением москвичей против поляков, наехавших в Москву с Мариной и позволявших себе разные бесчинства, заговорщики в ночь с 16-го на 17-е мая, ударили в набат и объявили сбежавшемуся народу, что ляхи бьют царя. Направив толпы на поляков, сами заговорщики прорвались в Кремль. Захваченный врасплох, Лжедмитрий пытался сначала защищаться, затем бежал к стрельцам, но стрельцы выдали его и он был застрелен. Народу объявили, что, по словам царицы Марфы, Лжедмитрий был самозванец. Тело его сожгли и, зарядив прахом пушку, выстрелили в ту сторону, откуда он пришел.}

^{Народ, особенно в провинции, не желал верить в смерть "доброго законного" царя. Толки о том, что он спасся от "лихих" бояр не прекращались ни на один день. Массовые восстания на южной окраине государства положили начало новому этапу гражданской войны, появились новые самозванцы. Наиболее известным из них является Лжедмитрий II.}

^{Убийство}

«Последние минуты жизни Лжедмитрия I», картина Карла  Венига, 1879 год

14 мая 1606 года Василий Шуйский собрал верных ему купцов и служилых людей, вместе с которыми составил план ответных действий полякам — отметили дома, в которых они живут, и решили в субботу ударить в набат и призвать народ под предлогом защиты царя к бунту.

15 мая об этом  донесли Дмитрию, но тот легкомысленно  отмахнулся от предостережения,  пригрозив наказать самих доносчиков. Свадебные торжества решено было  продолжать, несмотря на то, что  со всех сторон поступали тревожные  слухи о начавшихся глухих волнениях. Дмитрию была подана жалоба на одного из поляков, якобы изнасиловавшего боярскую дочь. Проведённое расследование ничего не дало.

На следующий  день был дан бал в новом  царском дворце, во время которого играл оркестр из сорока музыкантов, а царь вместе с придворными танцевал и веселился. После окончания праздника, Дмитрий ушел к жене в её недостроенный еще дворец, причём в сенях расположились несколько челядинцев и музыкантов. Немцы вновь попытались предупредить царя о готовящемся заговоре, но тот снова отмахнулся, со словами «Это вздор, я этого слышать не хочу».

Той же ночью  Шуйский именем царя уменьшил немецкую охрану во дворце от 100 до 30 человек, приказал открыть тюрьмы и выдал оружие толпе.

17 мая 1606 года на рассвете по приказу Шуйского ударили в набат на Ильинке, другие пономари также принялись звонить, ещё не зная, в чем дело. Шуйские, Голицын, Татищев въехали на Красную площадь в сопровождении около 200 людей, вооруженных саблями, бердышами и рогатинами. Шуйский кричал, что «Литва» пытается убить царя, и требовал, чтобы горожане поднялись в его защиту. Хитрость сделала свое дело, возбужденные москвичи кинулись бить и грабить поляков.

Шуйский въехал в Кремль через Спасские ворота, с мечом в одной руке и крестом в другой. Спешившись возле Успенского собора, он приложился к образу Владимирской Божьей матери, и далее приказал толпе «идти на злого еретика».

Разбуженный колокольным звоном Дмитрий, кинулся в свой дворец, где Дмитрий Шуйский сказал ему, что Москва горит. Дмитрий попытался вернуться к жене, чтобы успокоить её и затем ехать на пожар, но толпа уже ломилась в двери, сметая немецких алебардщиков. Басманов, последним оставшийся с царем, открыл окно, потребовал ответа, и услышал: «Отдай нам твоего вора, тогда поговоришь с нами».

К этому времени  относится эпизод с дьяком Тимофеем Осиповым, на которого была возложена  обязанность приводить московский люд к присяге новой царице. Дьяк, готовясь к неизбежному, наложил на себя пост и дважды причастился святых тайн, после чего, проникнув в царскую опочивальню, якобы заявил царю: Велишь себя писать в титулах и грамотах цезарь непобедимый, а то слово по нашему христианскому закону Господу нашему Иисусу Христу грубо и противно: а ты вор и еретик подлинный, расстрига Гришка Отрепьев, а не царевич Димитрий. Впрочем, существует мнение, что вся эта история не более чем патриотическая легенда, и Осипов проник во дворец, чтобы зарезать Дмитрия во сне, времени на произнесения речей у него не было. Так или иначе, досконально известно, что Тимофей был убит Петром Басмановым, его труп выброшен из окна.

Далее, как рассказывали очевидцы, в суматохе не обнаружив  своего меча, Дмитрий вырвал алебарду у одного из стражников и подступил к дверям с криком: «Прочь! Я вам не Борис!». Басманов спустился на крыльцо и попытался уговорить толпу разойтись, но Татищев ударил его ножом в сердце.

Дмитрий запер  дверь, когда заговорщики стали  ломать её, бросился бежать по коридору и выбрался в окно, пытаясь спуститься по лесам, чтобы скрыться в толпе, но оступился и упал с высоты 15 саженей в житный двор, где его подобрали нёсшие караул стрельцы. Царь был без сознания, с вывихнутой ногой и разбитой грудью. Стрельцы облили его водой, и когда он пришел в себя, то просил защиты от заговорщиков, обещая им поместья и имущество мятежных бояр, а также семьи мятежников — в холопство. Стрельцы внесли на руках в опустошённый и ограбленный дворец, где попытались защитить от заговорщиков, рвавшихся довершить начатое. В ответ приспешники Татищева и Шуйского стали грозить стрельцам убить их жен и детей, если те не отдадут «вора».

Какой-то немец  попытался подать царю спирта, чтобы  поддержать в нем сознание, но был  за это убит. Стрельцы заколебавшись, потребовали, чтобы царица Марфа еще раз подтвердила, что Дмитрий — ее сын, в противном случае — «Бог в нем волен». Заговорщики были вынуждены согласиться, но пока гонец ездил к Марфе за ответом, они с руганью и угрозами требовали от Дмитрия, чтобы он назвал свое настоящее имя, звание и имя своего отца — но Дмитрий до последнего момента твердил, что он сын Грозного, и порукой тому слово его матери. С него сорвали царское платье и вырядили в какие-то лохмотья, тыкали пальцами в глаза и дергали за уши.

Вернувшийся гонец, князь Иван Васильевич Голицын, крикнул, что Марфа ответила, будто ее сын  убит в Угличе, после чего из толпы  раздались крики и угрозы, вперед выскочил сын боярский Григорий Валуев и выстрелил в упор, сказав: «Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!». Дмитрия добили мечами и алебардами.

Поход в Россию

Основная  статья: Русско-польская война 1605—1618 

К. Ф. Лебедев Вступление войск Лжедмитрия I в Москву

Поход Лжедмитрия I на Москву начинался при самых  неблагоприятных обстоятельствах. Во-первых, было упущено лучшее для  военных действий время — лето: после проволочек со сбором войск, выступить удалось только 15 августа 1604 и только в октябре перейти границу Московского государства, когда уже начинались осенние дожди и на дорогах стояла непролазная грязь. Во-вторых, от польских послов при царском дворе было известно, что крымский хан готовится атаковать московские рубежи. В этом случае, русские войска оказались бы полностью скованы отражением угрозы с Юга. Но тревога оказалась ложной, или же хан Казы-Гирей, понявший, что воспользоваться внезапностью нападения не удастся, предпочел отказаться от своего плана. В-третьих, у войск самозванца практически не было артиллерии, без которой нечего было и думать о штурме таких мощных крепостей как Смоленск или сама столица. Также послам Лжедмитрия не удалось добиться помощи ни в у крымцев, ни у ногайцев.