Церковный раскол 17 века

Реферат

На тему: Церковный раскол 17 века  
 
 
 
 
 

Маслов Андрей

2011г 

Расколом принято  называть произошедшее во второй половине XVII века отделение от господствующей Православной Церкви части верующих, получивших название старообрядцев, или  раскольников. Значение Раскола в  русской истории определяется тем, что он являет собой видимую отправную  точку духовных противоречий и смут, завершившихся в начале XX века разгромом  русской православной государственности. 

О Расколе писали многие. Историки - каждый по-своему  толковали его причины и разъясняли последствия. Непосредственным поводом  для Раскола послужила так  называемая «книжная справа» - процесс  исправления и редактирования богослужебных  текстов. За ликвидацию местных различий в церковно-обрядовой сфере, устранение разночтений и исправление богослужебных  книг и другие меры по установлению общей богословной системы выступали  все члены влиятельного «Кружка  ревнителей благочестия». Однако среди  его членов не было единства взглядов относительно путей, методов и конечных целей намечаемой реформы. 

Протопопы Аввакум, Даниил, Иван Неронов и другие считали, что русская церковь сохранила  «древлее благочестие» и предлагали проводить унификацию, опираясь на древнерусские богослужебные книги. Другие члены кружка (Стефан Вонифатьев, Ф.М. Ртищев), к которым позднее  присоединился Никон, хотели следовать  греческим богослужебным образцам, имея в виду в дальнейшем объединение  под эгидой московского патриарха  православных церквей Украины и  России (вопрос о об их объединении, в связи с нарастанием Освободительной  борьбы украинского народа против посольских поработителей, приобрел в это время  важное значение) и укрепление их связей с восточными православными церквями. При поддержке Алексея Михайловича  Никон начал проводить исправление  русских богослужебных книг по современным  греческим образцам и изменил  некоторые обряды (двоеперстие было заменено троеперстием, во время служб  «аллилуйя» стали произносить не дважды, а трижды, и т.д.). Нововведения были одобрены церковными соборами 1654-1655 годов. В течение 1653-1656 годов на Печатном дворе шел выпуск исправленных или  вновь переведенных богослужебных  книг. Хотя реформа затрагивала лишь внешнюю обрядовую сторону религии, эти изменения получили значение большого события. К тому же выяснилось стремление Никона использовать реформу  для централизации церкви и усиления власти патриарха. Недовольство вызвали  и насильственные меры, с помощью  которых Никон вводил в обиход новые книги и обряды. Первыми  за «старую веру» выступили некоторые  члены «Кружка ревнителей благочестия»: Аввакум, Даниил, Иван Неронов и другие. Столкновение между Никоном и  защитниками «старой веры» приняло  резкие формы. Аввакум, Неронов и  другие идеологи Раскола подверглись  жестоким преследованиям. 

Выступления защитников «старой веры» получили поддержку  в различных слоях русского общества, что привело к возникновению  движения, названного Расколом. Часть  низшего духовенства, видевшая в  сильной патриаршей власти лишь орган  эксплуатации, выступая за «старую  веру», протестовала против увеличения гнета со стороны церковной верхушки. К Расколу примкнула и часть  высшего духовенства, недовольная  централизаторскими устремлениями  Никона, его самоуправством и отстаивавшая свои феодальные привилегии (епископы – коломенский Павел, вятский  Александр и другие), некоторые  монастыри. Призывы сторонников  «старой веры» получили поддержку  и в среде высшей светской знати. Но наибольшую часть сторонников  Раскола составляли крестьяне. 

Усиление феодально-крепостнического гнета и ухудшение своего положения  народные массы связывали и с  нововведениями в церковной системе. Объединению в движении столь  разнородных социальных сил способствовала противоречивая идеология Раскола. Раскол защищал старину, отрицал  нововведения, проповедовал принятие мученического венца во имя «старой  веры», во имя спасения души, и в  то же время резко обличал в  религиозной форме феодально-крепостническую  действительность. Различным слоям  общества были выгодны различные  стороны этой идеологии. В народной массе живой отклик находили проповеди  расколоучителей о наступлении  «последнего времени», о воцарении  в мире антихриста, о том, что царь, патриарх и все власти поклонились  ему и выполняют его волю. 

Раскол стал одновременно и знамением консервативной антиправительственной  оппозиции церковных и светских феодалов, и знамением антифеодальной оппозиции. Народные массы, становясь  на защиту «старой веры», выражали этим свой протест против феодального  гнета, прикрываемого и освящаемого  церковью. Массовый характер движение Раскола приобрело после церковного собора 1666-1667 гг., предавшего старообрядцев  анафеме, как еретиков, и принявшего решение об их наказании. Этот этап совпал с подъемом в стране антифеодальной борьбы; движение Раскола достигло своего апогея, распространилось вширь, привлекая новые слои крестьянства, в особенности крепостных, бежавших на окраины. 

Идеологами раскола  стали представители низшего  духовенства, порвавшие с господствующей церковью, а церковные и светские феодалы отошли от Раскола. Главной  стороной идеологии Раскола и  в это время оставалась проповедь  ухода (во имя сохранения «старой  веры» и спасения души) от зла, порожденного «антихристом» 
 
 

Русская церковь  накануне раскола.

Уже после реформы  церкви в середине XVII столетия в  старообрядческих апологических сочинениях сильно идеализировалась «дониконовская»  русская церковная старина. Между  тем Смута, которая привела в  сокрушительный упадок все сферы  русской жизни, больно ударила и  по церкви. Вернее, послужила как  бы мощным тараном, углубившим все трещины  и порвавшим все натяжения, возникшие  в ней ранее, еще в XV и XVI веках. Можно даже поставить вопрос об упадке церкви накануне ее реформы, о тягостных  и застарелых болезнях, которые требовали  немедленного и радикального лечения. Об этом говорят единодушно и русские  челобитные о церковных неправдах  и нестроениях, и иностранные  свидетельства. Иностранцы за два столетия оставили более пятидесяти сочинений, многие из которых посвящены исключительно  религиозному быту русских. Конечно, авторы этих записок, по большей части протестанты  или католики, не могли увидеть  веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских  подвижников и святых, те взлеты духа, которые они большей части  протестанты или католики, не могли  увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они переживали. Но зато, бессильные описать, так сказать  бытие, иностранцы постоянно наблюдали  религиозный быт, и не святых, а  обычных людей XVI – XVII веков. В описаниях  этого быта, порой точных и красочных, фиксирующих точное и характерное, а порой явно предвзятых и недоброжелательных “русофобских”, можно почерпнуть немало интересного о Святой Руси последних  веков ее существования. В то же время  эти свидетельства проливают  свет и на отношение русских к  инославию и иноверию.  

Особняком стоят  записки и мемуары путешественников с православного Востока, дающие представление и о собственно религиозной жизни России на исходе средневековья. 

Начнем с богослужения. В его состав входит чтение и пение. И то и другое в описываемое  время находилось в приходских, городских  и сельских церквах в крайне плачевном  положении. 

Еще Адам Клеменс  в середине XVI века заметил, что в  церквах у нас читали так быстро, что даже тот, кто читал, ничего не понимал. Вармунд во второй половине XVII века подтверждает это. Между тем  прихожане вменяли в заслугу  священнику, если он мог прочитать  несколько молитв не переводя духа, и кто опережал других в этом деле, тот считался лучшим.  

Службу старались  как можно больше сократить за счет так называемого многоголосия. Одновременно священник читал молитву, чтец – псалом, дьякон – послание и т.д. Читали в три – четыре и даже пять – шесть голосов сразу. В результате служба убыстрялась, но понять в ней что-нибудь было невозможно, поэтому, по свидетельству того же Клеменса, присутствующие в храме не обращали внимания на чтение и позволяли себе в это время шутить и разговаривать, тогда как в остальное время богослужения они сохраняли величайшую скромность и набожность.                 Наше церковное пение не нравилось иностранцам. Даже крайне доброжелательный к русским и склонный хвалить почти все их церковные установления архидьякон Павел Алеппский, рассказывая о пении, меняет тон речи. По его словам, наши протодьяконы и дьяконы произносили ектении, а священники молитвы низким и резким голосом. Когда Павел, освоив русский язык, прочел однажды в присутствии царя славянскую ектению высоким голосом, то Алексей Михайлович выразил удовольствие. Но Павел Алеппский делает различие между пением собственно в России и Малороссии. В последней, по его словам, была заметна любовь к пению и знание музыкальных правил. «А московиты, не зная музыки, пели наудачу; им нравился низкий, грубый и протяжный голос, который неприятно поражал слух; они даже порицали высокоголосное пение и укоряли этим пением малороссов, которые, по их словам подражали полякам». 

Из описания путешествия  Павла видно, что на Украине в  церковном пении принимали участие  все присутствующие в храме; особенно воодушевляли чистые и звонкие голоса детей.  

В нашей церковной  практике была еще одна несообразность, удивлявшая иностранцев, против которой  восставали многие пастыри церкви. У нас существовал обычай, согласно которому каждый присутствующий на службе молился своей иконе. Нарушение  этого правила даже считалось  преступлением, за которое наказывали. Так, если хозяин какой-нибудь иконы  замечал, что кто-то другой ей кланяется, то он сейчас же принимался бранить  его: «Как ты смел своими воровскими молитвами  восхищать у иконы те милости, на которые я один имею право как  хозяин?» Он предлагал ему приобрести своего Бога, которому можно молиться сколько угодно, объясняя при этом, что пользоваться чужим нельзя. Виновный в этом случае должен был заплатить  хозяину иконы часть ее стоимости. В случае церковного отлучения хозяин иконы забирал ее из церкви домой, и потом, по примирению с церковью, опять возвращал ее на прежнее  место. Между тем этот обычай вел  к большой неблагопристойности  при богослужении: присутствующие в  церкви заняты были не столько общим  церковным пением и чтением, сколько  своими частными молитвами, которые  каждый обращал к собственной  иконе, так что во время богослужения все собрание молящихся представляло собой толпу лиц, обращенных в  разные стороны. Наступала минута большого входа, тогда все устремляли свои взоры на Св.Дары и повергались  перед ними ниц, но после того, как  Дары ставились на престол и царские  врата закрывались, опять каждый начинал смотреть врозь, каждый обращался  к своей иконе и твердил  свою простую молитву: «Господи, помилуй!»  Сам царь в этом случае следовал общему правилу. Таково свидетельство  Майерберга, которое вполне подтверждается Колинсом. Последний говорит, что в известные моменты службы русские разговаривали о делах, а царь Алексей Михайлович почти всегда занимался делами в церкви, где он бывал окружен боярами