Быт и нравы Древней Руси

У славянских племен существовали две основные системы  земледелия. На севере, в районе густых таежных лесов, господствующей системой земледелия была подсечно-огневая.

Следует сказать, что граница тайги в начале 1 тыс. н.э. была гораздо южнее современной. Остатком древней тайги является знаменитая Беловежская Пуща. В первый год при подсечно-огневой системе на освояемом участке деревья подрубали, и они высыхали. На следующий год срубленные деревья и пни сжигали, и в золу сеяли зерно. Удобренный золой участок два-три года давал довольно высокий урожай, потом земля истощалась, и приходилось осваивать новый участок. Основными орудиями труда в лесной полосе были топор, мотыга, заступ и борона-суковатка. Убирали урожай при помощи серпов и размалывали зерно каменными зернотерками и жерновами.

В южных районах  ведущей системой земледелия был  перелог. При наличии большого количества плодородных земель участки засевали в течение нескольких лет, а после истощения почвы переходили («перекладывались») на новые участки. В качестве основных орудий использовали рало, а впоследствии деревянный плуг с железным лемехом. Плужное земледелие было более эффективным и давало более высокие и стабильные урожаи.

С земледелием тесно было связано скотоводство. Славяне разводили свиней, коров, овец, коз. В качестве рабочего скота в южных районах использовали волов, в лесной полосе – лошадей. Важное место в хозяйстве восточных славян играли охота, рыболовство и бортничество (сбор меда диких пчел). Мед, воск, меха были основными предметами внешней торговли.

Набор сельскохозяйственных культур отличался от более позднего: рожь занимала в нем еще небольшое  место, преобладала пшеница. Совсем не было овса, но были просо, гречиха, ячмень.

Разводили славяне  крупный рогатый скот и свиней, а также лошадей. Важная роль скотоводства видна из того, что в древнерусском  языке слово «скот» означало также  деньги.

Лесные и  речные промыслы также были распространены у славян. Охота давала в большей степени пушнину, чем продовольствие. Мед получали при помощи бортничества. Это был не простой сбор меда диких пчел, но и уход за дуплами («бортями») и даже их создание. Развитию рыболовства способствовало то обстоятельство, что славянские поселения обычно располагались по берегам рек.

Большую роль в экономике восточных славян, как во всех обществах, стоящих на стадии разложения родоплеменного строя, играла военная добыча: племенные  вожди совершали набеги на Византию, добывая там рабов и предметы роскоши. Часть добычи князья распределяли между своими соплеменниками, что, естественно, повышало их престиж не только как предводителей походов, но и как щедрых благотворителей.

Одновременно  вокруг князей складываются дружины  – группы постоянных боевых соратников, друзей (слово «дружина» происходит от слова «друг») князя, своего рода профессиональных воинов и советников князя. Появление дружины не означало на первых порах ликвидации всеобщего вооружения народа, ополчения, но создавало предпосылки для этого процесса. Выделение дружины – существенный этап в создании классового общества и в превращении власти князя из родоплеменной в государственную.

Рост количества кладов римских монет и серебра, найденных на землях восточных славян, свидетельствует о развитии у них торговли. Предметом экспорта было зерно. О славянском экспорте хлеба во II-IV вв. говорит заимствование славянскими племенами римской хлебной меры – квадрантала, получившего название четверик (26, 26л) и существовавшем в русской системе мер и весов до 1924 г. О масштабах производства зерна у славян свидетельствуют найденные археологами следы ям-хранилищ, вмещавших до 5 т зерна.

    Жилище.

    Жилище  с давних пор было не только  областью удовлетворения  потребности человека в  жилье, но  и частью его экономической, хозяйственной жизни. Разумеется, что в особенностях жилища, его  размерах, благоустроенности отражалась и социальная дифференциация общества. Для каждой эпохи характерны свои особенные черты  в жилых и хозяйственных  постройках, в их комплексах. Изучение этих особенностей даёт нам дополнительные знания о прошлой эпохе, сообщает подробности не  только о бытовой жизни ушедших поколений, но и о социальных, хозяйственных сторонах их бытия.

    Конец XV и XVI века - своеобразный рубеж в  наших источниках по истории материальной культуры русского народа археологические данные, как правило, не поднимаются  хронологически выше XV века. Отдельные  наблюдения археологов по материальной культуре XVI - XVII вв. добываются попутно с изучением  более  ранних периодов и сравнительно фрагментарны. Специальные работы  по позднему русскому средневековью редки, хотя их данные по жилищу весьма ценны для нас. Но с уменьшением археологических данных нарастает и количество сведений документального характера. Отрывочные и случайные упоминания о жилище в летописях, которыми мы вынуждены довольствоваться по  периодам до XVI в., теперь существенно дополняются всё нарастающим количеством актовых записей и   других официальных документов. Сухие, краткие, но   очень ценные  своей массовостью данные писцовых книг позволяют делать  уже  первые обобщения, подсчёты, сравнения различных видов построек. Кое-где  в этих источниках проскальзывают и описание любопытных деталей в характеристике жилых и хозяйственных построек. К этим данным письменных русских источников нужно прибавить и записки иностранцев, посещавших Россию в это время. Далеко не всё в их наблюдениях и описаниях достоверно и  ясно  для нас, но многие детали русского быта XVI в. ими подмечены и переданы точно,  а многое понимается с учётом сравнительного изучения других  источников. Зарисовки русского быта, сделанные со стороны, донесли до нас и то, что совсем не нашло отражения в русских документах, так как для русских авторов многое было настолько привычным, что, по их мнению, на это не стоило обращать особого внимания.

    Пожалуй,  только с XVI века мы имеем право говорить о появлении ещё одного вида источников по материальной культуре, значение которого трудно переоценить, различных материалов  графического характера. Как бы ни были точны письменные сведения, они дают нам в лучшем случае перечень названий построек или их частей, но по ним почти невозможно представить себе, как же они выглядели. Только с XVI века в наше распоряжение попадают рисунки, где достаточно полно отражена жизнь тогдашней Руси. Манера этих рисунков подчас непривычно условна для нас, подчинена определённым канонам иконописи или книжной миниатюры, но, внимательно приглядевшись к ним, усвоив в какой-то степени язык  условностей, можно достаточно точно представить себе реальные черты тогдашнего быта. Среди памятников этого рода выдающееся место занимает  колоссальный  иллюстрированный Летописный свод, созданный по замыслу и при участии Ивана IV в 1553-1570 гг. Тысячи миниатюр этого свода дают в руки исследователя прекрасный изобразительный материал по многим  сторонам русского быта, в том числе и по жилищу. Их удачно дополняют некоторые иконописные сюжеты и миниатюры других книг этой эпохи.

      Социальная структура русского  общества отражалась и в системе  подразделения поселений на определённые единицы, которые для  крестьянства  были  одно временно  и единицами обложения, податными единицами  и  реально существовавшими  ячейками поселения крестьянской семьи. Такими единицами были дворы. Документы и летописи знают двор, дворовое место, дворище в этих двух, на первый взгляд не равнозначных, смыслах. Конечно, там, где речь идёт о монастырских  дворах, боярских, дворов  дьяков, подьячих, дворах ремесленников или ещё более специфических названиях коровий двор, конюший двор, валовой двор, мы имеем дело только с  обозначением  определённого  пространства, занятого комплексом жилых и хозяйственных построек. Но для основного тяглого населения, для крестьянства, понятия двор как усадьба, комплекс построек и двор как податная единица в известной мере совпадали, так как исправно нести тягло, платить подати и исполнять повинности мог только полноценный крестьянский двор, имевший  полный набор  построек, необходимых  для ведения хозяйства и жительства крестьянской семьи.

         Состав типичных для средневекового русского крестьянского двора построек в последнее время вызывают оживлённые споры. Считается, что тот состав построек и даже те типы построек, которые знает этнография из быта русской  деревни XIX  в., являются исконными  и  почти неизменными  на  Руси с глубокой  древности, ещё с периода до монгольской Руси. Однако  накопление археологических данных о древнерусском жилище, более внимательный анализ  письменных источников  и  средневековой   графики заставляют усомниться в этом выводе. 

      Археологические данные достаточно  чётко говорят о более сложной  истории развития  русского  комплекса   жилых и  хозяйственных построек, это рисовалось ранее. Наиболее  поразительным казалось минимальное  количество построек для скота,  хотя в  том, что скота у населения было много, не приходится сомневаться. На сотни открытых жилых построек приходятся буквально единицы фундаментальных построек для скота. Столь же  необычным оказался и вывод о преобладании жилых однокамерных построек. Были известны и достаточно сложные типы много камерной и двухкамерной связи  жилых и  хозяйственных  помещений, но они составляют меньшинство. Из этих фактов неизбежно приходится делать вывод  о  постепенном и достаточно сложном развитии жилых комплексах, при чём развитие это в разных  географических  зонах пошло своими путями, привело  к  формированию особых  зональных типов. Насколько позволяют судить об этом наши источники, начало  этого процесса приходится на рубеж с XV по XVII в., хотя сложение этнографических типов и в XIX в. вряд ли можно считать полностью законченным, так как по своему характеру жилые комплексы были тесно связаны с изменениями социально-экономической жизни населения и отражали эти изменения постоянно.

    Наиболее  ранние документальные записи о составе крестьянских дворов рисуют нам его весьма лаконично: изба да клеть. Приведённые выписки из документов конца XV века  могли  бы  показаться случайными и нетипичными, если бы некоторые источники не позволили подкрепить их типичность массовым материалом. В одной из писцовых книг  приводится более детальный, чем обычно, перечень построек на крестьянских дворах, покинутых во время трагических событий последнего десятилетия XVI века. Анализ этих описей дал весьма  показа тельные результаты. Подавляющее большинство крестьянских дворов  было очень  бедно  по  составу построек: 49% состояло вообще только  из  двух построек ("изба да клеть", "изба да сенник"). Данные документов подтверждаются ещё одним, своеобразным источником - Лицевым летописным  сводом XVI века. Трудно сказать почему, но как раз архитектурный фон  миниатюр  этого  свода  даже последними исследователями  считается заимствованием из византийских источников. Исследования А.В. Арциховгов своё  время убедительно показали русскую основу той натуры, с которой писались эти миниатюры, русский характер   вещей, бытовых   деталей, сцен. И только жилище ставится в зависимость от иностранных источников и условностей "фантастического палатного письма русской иконописи". На самом же деле и жилище, составляющее большей частью из миниатюрных сцен (хотя есть и  весьма  реалистичные изображения  не  только храмов, но и обычных изб, клетей),  в основе своей имеет  ту  же  русскую реальность, ту  же русскую жизнь, прекрасно  известную творцам миниатюр как по недошедшим до нас более древним лицевым рукописям, так и  по собственным наблюдениям. И среди этих картинок есть немногие изображения деревень. Язык миниатюр Лицевого  свода  отличается известной условностью. Пиктограмма жилищ расшифровывается довольно просто. Изба всегда имеет на торцовой стене, три окошка и дверь, клеть два окошка и  дверь. Стены не расчерчены на брёвна, не имеют столь типичных для срубного жилища остатков брёвен по  углам, да и окна, двери ради красивости сглажены, закруглены, снабжены завитками, их трудно узнать, но они есть и обязательно на твёрдо установленном месте, в традиционном количестве для каждого вида зданий.  Деревни, а тем  более  отдельные крестьянские дворы, изображены  редко, так как основным содержанием летописи остаётся жизнь феодальных верхов, феодального города. Но там, где речь идёт о деревнях, они есть, и пиктографическая формула для них строится из двух построек, которые по  признакам легко определяются как изба да клеть. Такова была, по всей вероятности, и реальная основа крестьянского  двора, его типичный состав до XVI века.

      Но для XVI века такие дворы  уже становятся пережитком. Экономический   подъём  после  окончательного  освобождения  от татарского ига,  ликвидации феодальной раздробленности,  общее упорядочение в жизни в  централизованном и сильном  государстве  не могли не сказаться и на изменения в комплексе крестьянских дворов. Раньше этот процесс начинался  в северных областях, где  этому  благоприятствовали  и социальные отношения, где этого требовала и более суровая природа, позже мы замечаем это  в  центральных областях, но именно XVI век можно считать началом тех изменений и в составе, и в планировке крестьянского двора, которые  к  XIX  веку  дают нам этнографическую схему различных типов крестьянского двора русских. Все основные  постройки крестьянского двора были срубные - избы, клети, сенники, мшаники, конюшни, хлева (хотя есть упоминания и о плетневых  хлевах) Основным и обязательным элементом такого двора была  изба, отапливаемая постройка, утеплённая  в   пазах мхом, где жила  семья крестьянина, где в зимнее время занимались  и работали (ткали, пряли, изготовляли различную утварь, инструменты), здесь же в морозы находил приют и скот. Как правило, на двор приходилось по одной избе, но бывали крестьянские дворы с двумя и даже  с  тремя  избами, где размещались большие неразделенные семьи. По-видимому, уже в XVI  веке происходит  выделение  двух основных вида крестьянского жилища в северных районах начинают господствовать  избы на подклети, подъизбице, т.е. имеющие подполье. В таких  подклетях  могли держать  скот, хранить запасы. В центральных и южных районах всё ещё продолжают бытовать наземные избы, пол которых настилался на уровне земли, а, возможно, был и земляным. Но традиция не была ещё устоявшейся. Наземные избы упоминаются  документами вплоть до Архангельска, а избы на подклети у богатых крестьян ставились и  в  центральных  районах. Нередко здесь  их называли горницами.

    По  документальным записям о жилище XVI века мы знаем редкие случаи упоминания  сеней в  составе  крестьянских дворов. Но как раз в XVI веке сени всё чаще начинают упоминаться как элемент вначале городского, а затем и крестьянского жилища, причём  сени определённо служат соединительным звеном между  двумя  постройками - избой   и клетью. Но изменение внутренней планировки нельзя рассматривать только формально. Появление сеней как защитного  тамбура  перед входом в  избу, а  также то, что теперь топка избы была обращена внутрь избы - всё это намного улучшило жильё, сделало его более теплым, удобным. Общий подъём  культуры  отразился и в этом усовершенствовании жилища, хотя XVI век был только  началом дальнейших изменений, и появление сеней даже в конце XVI века стало типичным для крестьянских  дворов  далеко  не  всех областей России. Как и другие элементы жилища, раньше всего они появились в северных районах. Второй обязательной  постройкой  крестьянского двора была клеть, т.е. срубное помещение, служившее для хранения зерна, одежды, другого имущества крестьян. Но  не  все районы знали именно клеть как второе хозяйственное помещение.