4. Александр I и Наполеон.

 

      Внешняя политика - эта та сфера, в которой Александр 1 ярче и полнее всего проявлял свою личную инициативу.

      При старании написать портрет и дать характеристику лица с таким положением, как русский царь или вообще владыка  обширного государства, приходится преодолевать многие особые условия.

      Приходится  преодолеть и обманы исторической перспективы, умерить блеск искусственных  ореолов и соблазны тех преувеличений, которые искажают все размеры.

      Ношение круглых шляп, панталон и фраков, появившихся чуть ли не на второй день после смерти Павла, казались многим, и вполне искренне, началом новой эры и радостным сиянием взошедшей свободы.

      Он  иногда говорил умно и дельно, правда, почти не претворяя этих слов в  дело, он бывал, обаятелен в личных отношениях.

      Много ли, однако, выиграла от этого Россия? Впрочем, России-то Александр и не знал, да, пожалуй, и знать не хотел. Подобно бабушке своей, он был  актером, но играл он, главным образом, не для России, а для Европы. ¹⁸

- Что  скажет Европа? - этот вопрос занимал его прежде всего.

- Что  скажет Россия? - этот вопрос не  был для него ни так ясен, ни так прост, ни так интересен.  Что такое Россия?

      Александр знал русское дворянство, преимущественно  высший слой его. Он и не любил его, и презирал.

      Александр близко видел знать, пресмыкавшуюся перед фаворитами Екатерины, он видел  и знал все ее низкопоклонство, он видал слишком много примеров подлости, продажности, отвратительного  холопства, он знал, как она, эта знать, обворовывала и грабила несчастную страну. Наконец, он знал, что эти знатные холопы, путем военного заговора, возвели на престол его бабушку, -помогли ей убить деда и убили отца.

      Третьего  сословия почти не было еще на Руси, а купцы считались сословием  мошенников. Л дальше была крестьянская и рабочая крепостная масса, люди, которых можно было покупать, продавать и выменивать на собак, да, напялив на них солдатские мундиры, забивать палками.

      К этой темной массе коронованный эстет  мог относиться только с истинно барской брезгливостью, а в лучшем случае с обидной жалостью не лишенной того же чувства брезгливости. Было даже как-то не- ловко перед Европой, что ему приходится царствовать над такой массой “полудиких рабов”.¹⁹

      Перед Аустерлицем Александр посылает к Наполеону для переговоров  своего любимого генерал-адъютанта кн. Долгорукова, который, по словам Наполеона, разговаривал с ним в таком тоне, точно Наполеон был боярин, которого собираются сослать в Сибирь. Из этих переговоров, конечно, ничего не вышло, бой стал неизбежным, хотя Наполеон тогда вполне искренно не желал войны с Россией. К несчастью, Александр не послушался ни советов своего друга Чарторийстого.

      Русские генералы с Кутузовым во главе  видели совершенную негодность этого  бумажного плана и предвидели неизбежность поражения. Притом русские войска по обыкновению были голодны и необуты, вынуждены были питаться реквизициями и восстановили против себя население. ²⁰

      Но  самодержавная воля Александра ни с  чем и ни с кем по обыкновению  считаться не желала, и в результате одна из самых блистательных побед Наполеона и одно из самых решительных поражений союз пиков, австрийцев и русских. Сам Александр только случайно не попал в плен к Наполеону.

      При этом замечательно, что австрийцы, за которые и дрались русские, потеряли шесть тысяч человек, а русские около 21.000...

      Повоевав  еще года два в интересах Пруссии, уже успевшей отказаться от союза  с Наполеоном, и потерпев жестокое поражение под Фридландом, Александр, наконец, убедился, что военными силами ему Пруссию не спасти, и решил  мириться с Наполеоном.

      Не  прошло и месяца после Фридландского  поражения, как состоялось унизительное для Александра Тильзитское свидание, которым началась знаменитая в истории  слишком четырехлетняя трагикомедия франко- русского союза.

      Два величайших обманщика своего времени, два величайших обольстителя, каких знает мировая история, несколько лет подряд взапуски, под личиной самой тесной дружбы, старались всячески обмануть, обойти провести, предать и обольстить друг друга.

      В двенадцатилетнюю борьбу, которую непрерывно, с нечеловеческой энергией вел сначала генерал революционной армии, затем первый консул и, наконец, император французов против экономического преобладания Англии, вмешался третий игрок.

      Гениальный  авантюрист, душа которого была обвеяна  пламенным пафосом революции, ее стремительностью, всем напряжением ее энергии, истинный сын нового времени, встретил в новой игре, в лице русского императора, замечательного партнера.

      Один-весь воплощение новых времен, самый яркий  представитель третьего сословия, весь энергия, расчет, весь напряженная воля, направленная на внешний мир, на его покорение. ²¹

      Он  всюду вносит с собою разрушительные начала революции, пред ним падают все  стены и обветшалые твердыни изжитого феодализма. Он напоминает какого-нибудь нефтяного или железнодорожного короля наших дней, главу и директора мирового треста, который устанавливает цены, диктует свою волю рынкам и биржам, разоряя одних, обогащая попутно других; он завоевывает концессии, держит в своих руках мировые связи, вызывает войны и диктует условия мира.

      Наполеон  предвосхитил этот тип делового человека, охватывающего весь мир, опутывающего все страны сетью своих интересов.

      Наполеон  орудовал старыми средствами, армиями  и вооруженной силой, но он сумел  дать этим старым силам новую организацию, он ввел новые методы борьбы, и эти методы усвоены теми вождями мирового капитализма, которых он был предтечей.

      Наполеон  был подлинным порождением духа революции, на ее пламенеющем горне  получил он свой стальной закал, она  сообщила ему этот орлиный размах, это пафос, который он сумел оковать строгим, точным и холодным расчетом и учетом сил.

      И с этим воплощением новой исторической эпохи пришлось встретиться Александру.

      И у Александра была воля, но эта воля была направлена внутрь и служила  только делу самосохранения и ограждения своей личности. Павловская наследственность сказалась в увлечении Александра чувством - в идее он его отрицал самодовлеющего самодержавия.

5. 1812 ГОД.

      Когда экономическая борьба с мировым  преобладанием английского капитала, английской торговли и промышленности, ни к чему не привела, вожделения европейской континентальной буржуазии, вождем которой стал Бонапарт, устремились на Россию.

      Огромная  страна с примитивными хозяйственными формами, с феодальными формами  землевладения и крепостным земледельческим народом представляла и рынок, почти безграничной емкости, и неисчерпаемые запасы сырья. ²²

      Что же случилось, когда вражеские полчища  нахлынули на русское отечество?

      Вся наша знать, начиная с немецкой династии, воспитывалась на французском языке. И цари, и придворные, и вельможи со времени Екатерины даже между собой предпочитали говорить, худо ли, хорошо ли, по - французски. Правда, союз Александра с Наполеоном, Тильзит и Эрфурт вызывали у части высшего общества

      В те времена, во времена Екатерины, Павла, Александра и позже русские мужики, обыкновенно голодные, плохо одетые и плохо обутые, дрались везде, куда водили их господа, одетые в генеральские мундиры. Дрались крепко, упорно, лезли на альпийские снега и терпели от воровства, бестолковости и бездарности своих командиров больше, чем от неприятелей. Дрались, мерзли, голодали и отдавали жизнь и здоровье, не понимая, зачем и для чего. Господа приказывали, а мужики привыкли слушаться и исполнять всякую работу и всякое приказание. Но в 12-м дело было и просто, и понятно. На русскую землю, на русские деревни лезли какие-то чужие люди, жгли, грабили и убивали. Конечно, их надо было перво – на - перво гнать в шею. Правда, Наполеон распространил какие-то бумажки, в которых говорил об уничтожении крепостного права. ²³

      Но  ведь Наполеон был не свой человек, не Разин, не Пугачев. Мужики-то и своим  господам, которые заговаривали об уничтожении крепостного права, не доверяли, а тут какие-то чужие  басурманы, которые пока что жгут и грабят, и прут на родную деревню, лезут в его собственную мужицкую избу, да притом какие-то турусы на колесах разводят.

      Пусть генералы мудрят по своему, на то они  и господа, и командиры, и солдаты  у них, а мужики делают свое.

      Александр, в душе которого уже совершался тот внутренний перелом, который так ярко сказался во вторую половину его царствования, предоставил все „воле божьей" и поплыл по течению. Д течение было такое, что надо прежде всего из родной земли выгнать непрошеных гостей и донимать их всячески боем, измором, рогатиной, голодом и, пока не уберутся во свояси, не вступать ни в какие разговоры, а тем паче не мириться. ²⁴

      Александр не столько понял, сколько почувствовал это настроение, и с присущей ему  театральностью выразил это в  своих знаменитых словах:

      „Скорее отращу себе бороду и буду питаться хлебом в недрах Сибири, чем подпишу  позор моего отечества и добрых моих подданных". Эта декламация со словами о „добрых подданных" звучит, как перевод с французского.

      Как ни путали генералы, интригуя, соперничая, подставляя друг другу ножки, как было под Березиной и в других местах, как ни воровали интенданты, но „мужички за себя постояли". Мужички в солдатских мундирах и с плохими казенными ружьями и мужички и даже бабы в лаптях и зипунах с косами и всяким дрекольем.

      Когда России пришла на помощь суровая зима 1812 г., исправив все ошибки генералов, и ни одного неприятельского воина  не осталось на русской земле, благоразумным  людям казалось, что война, которую  без нужды накликал на Россию Александр  своей неловкой и слишком хитрой дипломатической игрой,- кончена. Но не так думал Александр. Азарт игрока опять возгорелся в нем, война была перенесена за пределы России и солдаты разоренной страны опять должны были своею кровью платить за царственную игру, за чужие и чуждые им интересы...  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение.

      Русский царь совершенно не знал ни России, ни народа русского, и не узнал их до конца своих дней.

      Он  отстаивал конституции для Франции, он дал, конституцию Финляндия и  Польше. Наконец, он освободил от крепостной зависимости эстонских крестьян. Правда, освободил скверно без земли, но все же сделал для них то, чего он никак не мог решиться сделать для русских крестьян.

      Когда же дело касалось Россия, Александр  терялся.

      Русскому  дворянству он не доверял и презирал его, что засвидетельствовано историческими фактами.

      Это был единственный класс, который  он знал ближе и мог судить о  нем.

      Среднего  сословия Александр не знал, да оно  само еще не успело самоопределиться в России. Крестьянство он знал только настолько, насколько царь мог знать солдат. Он видел в нем пушечное мясо, над которым свободно орудовала палка опрусаченного капрала.

      Можно ли освободить крестьян и как это  произвести в России, он решительно не знал, и он решил „облагодетельствовать" народ тем единственным путем, который был ему более всего знаком.

      Сын Павла видел народ через призму любимой им и близкой ему солдатчины. Отсюда идея военных поселений. Идея эта, хотя и внушенная некоторыми иноземными примерами, выношена самим  Александром. Аракчеев вначале был против военных поселений. Но Аракчеев никогда не имел своей инициативы и не смел иметь своих суждений. Это был идеальный исполнитель державной воли монаршей. И здесь опять сказалась вся непреклонность воли Александра.

      Раз уверовав в спасительность военных поселений, он осуществил эту идею с такой неукоснительностью, какой немного примеров в истории нашего царизма.

      Другого такого исполнителя, беспрекословного и ни над чем не задумывающегося, как Аракчеев, не было, и нет ничего удивительного в том, что Александр вполне ему доверился.

      Трагедия  Александра не была только его личной трагедией. Это трагедия царизма. Человек, достигший величайшей мировой славы  и могущества, неограниченный властелин, повелевавший миллионами, единственный монарх в Европе, обладавший, казалось бы, полной возможностью осуществлять свои намерения, царь, которого не стесняли ни парламенты, ни палаты лордов или господ, не связанный никакими конституциями, на вершине славы и могущества - чувствует свое полнейшее бессилие и роковую бесплодность всех с6оих начинаний.