О четырех различных образах правления

Основная цель разделения властей — избежать злоупотребления властью. Разделение и взаимное сдерживание властей являются, согласно Монтескьё, главным условием для обеспечения политической свободы в её отношениях к государственному устройству.

Есть четыре образа правления: республиканский, аристократический, монархический и деспотический. Чтобы обнаружить их природу, достаточно и тех представлений, которые  имеют о них даже наименее осведомленные  люди. Четыре определения или четыре факта: «республиканское правление — это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа или части его; аристократическое, — при котором правит меньшинство, монархическое, — при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем как в деспотическом все вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица».

Принципы форм правления:

• Республика — добродетель,
• Аристократия — умеренность,
• Монархия — честь,
• Деспотия — страх.

Одним из основных законов демократии является закон, в силу которого законодательная  власть принадлежит только народу. Но кроме постоянных законов необходимы и постановления сената, которые  относятся к актам временного действия.

К основным законам  аристократии он относит те, которые определяют право части народа издавать законы и следить за их исполнением. В общем виде Монтескьё отмечает, что естественно, и должно определять, по его мнению, главное направление аристократического законодательства в целом.

В монархии основные законы определяют «существование посредствующих каналов, по которым движется власть»  Главной из них является власть дворянства, так что без дворянства монарх становится деспотом.

Об индивидуальной свободе и свободе политической

Основополагающие принципы политического либерализма, как приоритет индивидуальной свободы, базирующийся на принципах естественного права, — отделение государства от гражданского общества и разделение властей.

«Все люди равны  в республиканских государствах, они равны и в деспотических государствах. В первом случае они равны, потому что они — все, во втором — потому, что они ничто. Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие; главное — это безопасность гражданина.»

Политический  либерализм — убеждение, что отдельные личности являются основой закона и общества, и что общественные институты существуют для того, чтобы способствовать наделению индивидуумов реальной властью, без заискивания перед элитами.

Либерализм — общественное движение: — провозглашающие свободу индивида во всех областях жизни как условие развития общества; — поддерживающее (в экономике) свободу частного предпринимательства и конкуренции; — поддерживающее (в политике) правовое государство, парламентскую демократию, расширение политических и гражданских прав и свобод. лат. Liberalis — касающийся свободы.

МОНТЕСКЬЕ И ПУБЛИЦИСТИКА

H. Ю. Плавинская 
"ДУХ ЗАКОНОВ" МОНТЕСКЬЕ И ПУБЛИЦИСТИКА 
ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1789—1789 гг. 
 
Статья опубликована в сборнике: 
От старого порядка к революции 
Л.: Изд-во ЛГУ. 1988. с.145-155. 
Потребности современного научного познания истории Великой французской революции, характер порождаемых ею в последние годы научных и идейно-политических споров требуют сегодня от исследователей рассматривать это событие в широком историческом контексте. Одной из наиболее актуальных задач историографии Французской революции становится анализ содержания, сущности и направления связей революционного десятилетия с предыдущей и последующей эпохами в социальной, экономической, политической, духовной областях: В рамках этой задачи видное место занимает проблема "Просвещение и революция". 
Мысль об идейной связи между Просвещением и Великой французской революцией была впервые выдвинута уже самими деятелями 1789 г. Они прославляли философов, которые, по их мнению, "давно подготавливали чудесную революцию"(1), (< стр.145) утверждали, что именно просветители "бросили те запоздалые зерна, которые хорошо укоренились и обещают дать хороший урожай"(2). Революционеры с гордостью объявляли себя наследниками, продолжателями дела, начатого Монтескье, Руссо, Дидро, Мабли, Гельвецием, Вольтером и другими мыслителями(3). Да и противники революции, со своей стороны, тоже были склонны связывать ее с деятельностью просветителей, обвиняя их в невольной причастности к тому перевороту, который совершался на их глазах(4), или же в сознательном "развязывании преступных страстей, породивших революцию"(5). Таким образом, историографическая традиция, устанавливающая неразрывную связь Просвещения и Революции, уходит своими корнями в XVIII век и как бы подтверждается самой историей.

Однако в последнее  время некоторые зарубежные исследователи отрицают взаимосвязь между этими двумя явлениями. или иначе оценивают ее. Они исходят при этом из пересмотра. традиционных представлений об историческом месте и о классовой сущности французской философии XVIII в. Признавая, что "французская политическая мысль действительно выработала определенное количество специфических культурных черт, впоследствии использованных или переработанных революционной идеологией"(6), Ф. Фюре настаивает на идейном разрыве между философией XVIII в. и революционной идеологией (distorsion ideologique: rupture dans les esprits)(7). П. Шоню прямо утверждает, что "революция во Франции была вовсе не следствием распространения идей Просвещения, а результатом того, что французское общество тормозило их распространение"(8). Эти оценки связаны с противопоставлением "чистых" идеалов философов "кровавому насилию" революции. 
В данной историографической ситуации особое значение приобретает конкретно-историческая разработка темы "Просвещение и революция". По справедливому замечанию ученого из ГДР Э. Энгельберга, сегодня уже "недостаточно видеть в Просвещении идеологическую революцию в сравнительном контексте других идеологий. Ныне возникает целый комплекс вопросов: какое конкретно влияние оказало Просвещение на Великую французскую революцию и на послереволюционное развитие — идеологически, организационно-политически, персонально? Какова взаимосвязь между идеологической революцией и (< стр.146) политической?"(9). В этой связи весьма существенное значение имеет исследование судеб просветительских идей, наследия отдельных философов в годы Французской революции. Изучение того, как взгляды мыслителей трактовались буржуазными революционерами 1789—1799 гг., как просветительские идеи трансформировались в революционном сознании и действии, как они приспосабливались к требованиям конкретного исторического момента — все это поможет более отчетливо представить картину становления и эволюции буржуазной идеологии на разных этапах крупнейшего социально-политического переворота XVIII столетия и выяснить, какова была реальная связь Просвещения и Великой французской революции. 

Мы рассмотрим один частный аспект этой широкой темы—-судьбу в революционное десятилетие политических идей одного из самых ярких и противоречивых корифеев XVIII в. Монтескье, чей трехсотлетний юбилей будет отмечаться в 1989 г. одновременно с двухсотлетием Великой французской революции. 
Ценный материал в этом отношении дает публицистика 1789—1799 гг., и в первую очередь памфлеты и брошюры, впрямую посвящавшиеся анализу идей Монтескье. Было установлено семь подобных публикаций, которые довольно равномерно освещают интересующий нас период (они датируются 1789, 1791, 1792, 1793, 1795, 1797 и 1798 гг.). Это позволяет наиболее последовательно проследить, как изменялся подход к политическому наследию Монтескье по мере развития буржуазной политической мысли в годы Французской революции, какие взгляды философа брались ею на вооружение, а какие, напротив, подвергались критике. Автор первого из этих сочинений —-Филипп Грувель не принадлежал к числу выдающихся политических деятелей. Парижский выборщик, член "Клуба 178 г.", журналист, он достиг апогея своей карьеры в августе 1792 г; став секретарем временного исполнительного совета. Имя Грувеля стало известно благодаря памфлету "Об авторитете Монтескье в нашей революции"(10), который, таким образом, отразил отношение к философу рядового участника событий. Поскольку в памфлете не встречается упоминаний о Национальном собрании, а народное представительство изображается только в виде Генеральных штатов, можно предположить, что эта брошюра была написана до июня 1789 г. 
Грувель обратился к имени Монтескье в связи с нарастанием монархической и аристократической оппозиции революционным преобразованиям, обеспокоенный тем, что правые силы воспользовались авторитетом философа в своих целях. "Монтескье явился первопричиной счастливых перемен, ожидающих (< стр.147) Францию, и это, бесспорно, его главная заслуга, — писал Грувель.— Но волею необычных противоречий его гений борется сейчас против себя самого и готов помешать революции, которую сам же подготовил"(11). Революционер осознавал, что противоречия философа были обусловлены эпохой, в которую творил Монтескье, его социальным происхождением и признавал за ним ряд неверных политических установок. Главную ошибку философа Грувель видел в его аристократических предрассудках и, в частности, в преувеличении роли дворянства в политической жизни Франции(12). По мнению памфлетиста, именно это породило ложную трактовку монархии с ее посредствующими властями, данную в "Духе законов". Провозглашая идею сочетания монархии с народным представительством, Грувель признавал наибольшей заслугой Монтескье открытие им принципа разделения властей и ратовал за использование этого "английского примера" во Франции(13). Однако еще до начала конституционных дискуссий революционер отрицал лозунг раздельного представительства, принятого в Англии, и не поддерживал тезис Монтескье об особой верхней палате законодательного корпуса. 

Памфлет Грувеля  отражал уровень политических требований либеральной буржуазии в самом  начале революционного брожения, когда  этот класс делал только первые шаги к политической власти. Поскольку препятствием на его пути стали феодальные сословия, буржуазная мысль этого периода характеризовалась главным образом своим антиаристократизмом. Именно поэтому Грувель сосредоточил свое внимание на критике продворянских взглядов Монтескье и уделил очень немного места тем идеям философа, которые могли представлять конструктивный интерес. Но выход памфлетиста на проблему разделения властей свидетельствовал, что буржуазная политическая мысль постепенно усваивала некоторые передовые для данного этапа революции черты доктрины Монтескье. 
Об их более полном усвоении говорила брошюра Сен-Жюста "Дух революции и конституции во Франции"(14), датируемая 1791 годом. Она особенно интересна тем, что отражает ранние взгляды одного из наиболее ярких деятелей эпохи, который впоследствии встал во главе политики на самом высшем этапе развития революции. 

Памфлет Сен-Жюста, созданный в период выработки  первой французской конституции, являлся, по сути, голосом в пользу готовившегося  законопроекта, который утвердил новое соотношение сил в стране. Он не содержал прямой полемики с (< стр.148) Монтескье, но ряд внешних признаков (эпиграф, название книги и ее глав, политическая лексика и даже сам стиль изложения) подтверждает глубокое воздействие на Сен-Жюста творчества этого философа. Обращают на себя внимание и более существенные моменты. Так, обосновывая преимущества нового конституционного режима, Сен-Жюст опирался на данную в "Духе законов" схему "природа — принцип". По его мнению, во Франции устанавливался новый—комбинированный тип власти, сочетавший в себе демократию, аристократию и монархию. Жизнеспособность такого сочетания, в глазах Сен-Жюста, объяснялась тем, что каждая из трех "природ" управлялась политически здоровым принципом: демократия была основана на умеренной свободе, аристократия — на равенстве прав, а монархия — на правосудии(15). Тем самым он подменял предложенные философом "принципы" добродетели и чести близкими ему лозунгами свободы, равенства и справедливости. Известное сходство с Монтескье видится в трактовке Сен-Жюстом проблемы свободы. Индивидуальную свободу революционер, как и автор "Духа законов", сближал с чувством безопасности гражданина перед законом. "Я жажду представить себе, — писал он, — каким должно стать в будущем гражданское право Франции, согласованное с природой ее свободы"(16). Но в идею свободы политической Сен-Жюст привносил дух революционного протеста(17), не свойственный философу. 
В вопросе о политическом равенстве влияние Монтескье видится почти исключительным: Сен-Жюст признавал его совместимость с вводимым конституцией 1791 г. цензовым избирательным правом и двухстепенными выборами(18), хотя эти статьи законопроекта уже тогда критиковались Робеспьером, Дантоном и некоторыми другими революционерами—последователями Руссо. Воздействие Монтескье можно проследить также и в искренней проповеди классового компромисса, в протестах Сен-Жюста против "ненужного кровопролития" революции(19), в его стремлении к иллюзорному идеалу государства, "душой которого будет умеренность и мягкость"(20). В авторе этого памфлета еще почти невозможно распознать будущего хладнокровного врага контрреволюции, с именем которого связана политика революционного террора. 

Памфлет Сен-Жюста  говорит о том, что даже представители  республиканской радикальной мысли необходимо прошли на первом этапе революции через осмысление и усвоение умеренной и компромиссной доктрины "Духа законов". В тот период, (< стр.149) когда логика революционной борьбы еще не привела Францию к демократии и республике, сторонник умеренных политических режимов Монтескье давал идейную пищу для буржуазной политической мысли. Она формировалась, во многом споря с доктриной "Духа законов", но это также подтверждало непосредственное "участие" идей Монтескье в развитии революционной политической мысли. 
Характерным свидетельством высокого интереса к Монтескье на первом этапе революции явилась публикация в 1792 г. брошюры Э. Ленгле "Заметки о Монтескье"(21). Сам Ленгле—либерал, депутат Конвента, близкий к жирондистам, написал это сочинение незадолго до начала революции и впервые опубликовал его в 1787 г. Однако издатель счел необходимым осуществить второй выпуск "Заметок". Побудительной причиной этому, как и для Грувеля, послужило то, что идеи философа усиленно поднимались на щит врагами революции. Издатель отмечал: "Некоторые люди, давно привыкшие считать автора „Духа законов" весьма опасным и никчемным писателем, внезапно оказались готовы простить ему ту тьму истин, которую он распространил во Франции. Поняв, что мыслитель поддерживал также некоторые абсурдные и обесцененные химеры, эти люди решили воспользоваться его именем и. его ошибками... Достаточно избавить этого великого человека от таких „комментаторов" и „апологетов", чтобы вновь осознать, что Монтескье был первым и самым крупным провозвестником свободы и разума"(22). 

"Заметки"  Ленгле представляли собой попытку  либерального анализа социологических  идей Монтескье. Главное внимание  автор уделял политико-географическим  взглядам философа, ставя своей  целью развитие некоторых аспектов политической доктрины "Духа законов". Он пытался углубить теорию разделения властей Монтескье, связывая ее как с идеей общественного договора, так и с теорией естественного права(23). Политическим выводом Ленгле из принципа разделения властей становилось требование вернуть суверенной нации всю полноту законодательной власти и резко ограничить полномочия монарха. И хотя это требование было сформулировано еще накануне революции и относилось к абсолютизму, оно оказалось весьма актуальным и в 1792 г., когда развитие революционной борьбы постепенно вело Францию к отказу от лозунга конституционной монархии, когда революционная буржуазия готовилась захватить в свои руки всю полноту государственной власти. 
Брошюры Грувеля, Сен-Жюста и Ленгле ярко иллюстрируют последовательные шаги становления буржуазной мысли в 1789—1792 гг. За это время она прошла путь от политического (< стр.150) соперничества с аристократией и попыток обосновать свои политические права к частичному утверждению своей власти в рамках ограниченной монархии и далее к требованию государственной власти во всем ее объеме. И политическая доктрина "Духа законов" всякий раз оказывалась способной дать буржуазным мыслителям новые аргументы, предоставить почву для развития их идей. Однако крушение монархии заставило, как мы позже увидим (только на некоторое время!),—отказаться от симпатий к идее разделения властей. Но нельзя согласиться с Л. Альтюссером в том, что "в самый острый период революции Монтескье исчез с арены борьбы политических идей"(24). Буржуазные республиканцы попытались заново переосмыслить взгляды Монтескье и привлечь их в качестве идейного оружия, хотя весьма избирательно подошли к его политическому наследию. В то же время позиция республиканских революционеров по отношению к философу стала гораздо более сдержанной, так как аристократическое происхождение, открытая приверженность к системе привилегий, монархические убеждения неизбежно приводили Монтескье в лагерь врагов революции.