Русский футуризм

Русский футуризм  —  крупнейшее явление литературно-художественного  авангарда начала XX века. Он решительно, радикальным образом  обозначил свое место  в литературе и  искусстве,  и его  опыт учтен художественной культурой последующего  времени. Причем раздражителями, стимулирующими новые художественные поиски, были и яркие достижения футуристического  творчества,  и сомнительные эксперименты футуристов,  направленные всецело на сокрушение эстетических норм, проникнутые художественным нигилизмом. А кроме того,  многие элементы футуризма вышли за пределы искусства,  перемешались с жизнью, предстали в ее формах, прямого отношения к сфере творчества не имеющих.  

Поэзии  футуризма и ее отдельным представителям  посвящены многие десятки критических  и исследовательских работ. Вместе с тем трудно назвать другое поэтическое течение в русской  литературе XX века,  которое подверглось бы такому же противоречивому и переменчивому освещению, как футуризм. И дело не только в том,  что долгое время у нас доминировала тенденциозно-однобокая трактовка футуризма как течения декадентского и  "мелкобуржуазного", - суть, скорее, в сложности и запутанности самого футуристического искусства, трудно поддающегося нормативным определениям и  чрезвычайно неровного по творческим возможностям его представителей.  Произведения  большинства  футуристов были, впрочем, просто неизвестны широкому читателю ввиду практической недоступности изданий,  в которых они когда-то публиковались. Лишь  в последнее время появились сборники,  которые дают возможность хотя бы представить  поэтический  футуризм  в его реальном объеме. А это, естественно, способствует выработке современного, обновленного  и непредвзятого, взгляда на футуризм в контексте искусства XX века. 

Настоящая программа  предлагается студентам-филологам как пособие для усвоения материала спецкурса  о  поэзии  футуризма или (с  сокращением подробностей) соответствующего раздела общего лекционного курса по литературе XX века,  а также для работы на  практических  занятиях  и семинарах.  В программе два раздела: первый посвящен составу и вариантам  футуристического движения, проблемам  миропонимания и поэтики русского футуризма; второй - творчеству крупнейших поэтов-футуристов. Вопросы, предлагаемые студентам,  не  просто соответствуют определенным пунктам программы, а содержат дополнительные акценты, с расчетом на самостоятельную работу студентов. 

Библиография  по  обоим разделам дается в конце  программы, как сводный  рекомендательный список художественных  текстов  и критических  работ. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Однако  в своей основе русский футуризм был все же течением преимущественно  поэтическим: в манифестах футуристов речь шла  о реформе слова, поэзии, культуры. А  в самом бунтарстве, эпатировании публики, в скандальных  выкриках футуристов было больше эстетических эмоций, чем революционных. Почти все они были склонны как к теоретизированию, так и к рекламным и театрально-пропагандистским жестам. Это никак не противоречило их пониманию футуризма как направления в искусстве, формирующего будущего человека,- независимо от того, в каких стилях, жанрах работает его создатель. Проблемы единого стиля не существовало. 

«Несмотря на кажущуюся близость русских и европейских  футуристов, традиции и менталитет придавали  каждому из национальных движений свои особенности. Одной из примет русского футуризма стало восприятие всевозможных стилей и направлений в искусстве. «Всечество» стало одним из важнейших футуристических художественных принципов. 

Русский футуризм не вылился  в целостную художественную систему; этим термином обозначались самые разные тенденции русского авангарда. Системой был сам авангард. А футуризмом его окрестили в России по аналогии с итальянским«. И течение это оказалось значительно более разнородным, чем предшествующие ему символизм и акмеизм. 

Это понимали и сами футуристы. Один из участников группы «Мезонин поэзии», Сергей Третьяков писал: «В чрезвычайно трудное положение попадают все, желающие определить футуризм (в частности литературный) как школу, как литературное направление, связанное общностью приемов обработки материала, общностью стиля. Им обычно приходится плутать беспомощно между непохожими группировками <...> и останавливаться в недоумении между «песенником-архаиком» Хлебниковым, «трибуном-урбанистом» Маяковским, «эстет-агитатором» Бурлюком, «заумь-рычалой» Крученых. А если сюда прибавить «спеца по комнатному воздухоплаванию на фоккере синтаксиса» Пастернака, то пейзаж будет полон. Еще больше недоумения внесут «отваливающиеся» от футуризма — Северянин, Шершеневич и иные… Все эти разнородные линии уживаются под общей кровлей футуризма, цепко держась друг за друга! <...> 

Дело  в том, что футуризм никогда не был  школой и взаимная сцепка разнороднейших людей в группу держалась, конечно, не фракционной вывеской. Футуризм не был бы самим собою, если бы он наконец успокоился на нескольких найденных шаблонах художественного производства и перестал быть революционным ферментом-бродилом, неустанно побуждающим к изобретательству, к поиску новых и новых форм. <...> Крепкозадый буржуазно-мещанский быт, в который искусство прошлое и современное (символизм) входили, как прочные части, образующие устойчивый вкус безмятежного и беспечального, обеспеченного жития,- был основной твердыней, от которой оттолкнулся футуризм и на которую он обрушился. Удар по эстетическому вкусу был лишь деталью общего намечавшегося удара по быту. Ни одна архи-эпатажная строфа или манифест футуристов не вызвали такого гвалта и визга, как раскрашенные лица, желтая кофта и ассиметрические костюмы. Мозг буржуа мог вынести любую насмешку над Пушкиным, но вынести издевательство над покроем брюк, галстука или цветком в петличке — было свыше его сил…«. 

Поэзия  русского футуризма  была теснейшим образом  связана с авангардизмом в живописи. Не случайно многие поэты-футуристы были неплохими художниками — В. Хлебников, В. Каменский, Елена Гуро, В. Маяковский, А. Крученых, братья Бурлюки. В то же время многие художники-авангардисты писали стихи и прозу, участвовали в футуристических изданиях не только в качестве оформителей, но и как литераторы. Живопись во многом обогатила футуризм. К. Малевич, П. Филонов, Н. Гончарова, М. Ларионов почти создали то, к чему стремились футуристы. 

Впрочем, и футуризм кое  в чем обогатил авангардную живопись. По крайней мере, в плане скандальности художники мало в чем уступали своим поэтическим собратьям. В начале нового, XX века все хотели быть новаторами. Особенно художники, рвавшиеся к единственной цели — сказать последнее слово, а еще лучше — стать последним криком современности. И наши отечественные новаторы, как отмечается в уже цитированной статье из газеты «иностранец», стали использовать скандал как полностью осознанный художественный метод. Скандалы они устраивали разные, варьировавшиеся от озорно-театральных выходок до банального хулиганства. Живописец Михаил Ларионов, к примеру, неоднократно подвергался аресту и штрафу за безобразия, творимые во время так называемых «публичных диспутов», где он щедро раздавал оплеухи несогласным с ним оппонентам, кидался в них пюпитром или настольной лампой… 

В общем, очень скоро  слова «футурист» и «хулиган» для  современной умеренной  публики стали  синонимами. Пресса с восторгом следила  за «подвигами» творцов  нового искусства. Это  способствовало их известности в широких кругах населения, вызывало повышенный интерес, привлекало все большее внимание. 

История русского футуризма  являла собой сложные  взаимоотношения  четырех основных группировок, каждая из которых считала  себя выразительницей  «истинного» футуризма и вела ожесточенную полемику с другими объединениями, оспаривая главенствующую роль в этом литературном течении. Борьба между ними выливалась в потоки взаимной критики, что отнюдь не объединяло отдельных участников движения, а, наоборот, усиливало их вражду и обособленность. Однако время от времени члены разных групп сближались или переходили из одной в другую. 
 

Основные  признаки футуризма: 

— бунтарство, анархичность мировоззрения, выражение  массовых настроений толпы; 

— отрицание культурных традиций, попытка создать искусство, устремленное в будущее; 

— бунт против привычных  норм стихотворной речи, экспериментаторство  в области ритмики, рифмы, ориентация на произносимый стих, лозунг, плакат; 

— поиски раскрепощенного  «самовитого» слова, эксперименты по созданию «заумного» языка;  

— культ техники, индустриальных городов; 

— пафос эпатажа. 
 

Поэты-футуристы:

Б.

Бобров  Сергей

К.

Каменский Василий

М.

Маяковский  Владимир

С.

Северянин Игорь

Т.

Третьяков Сергей

Х.

Хлебников Велими