Лев Николаевич Гумилев

АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Лев Николаевич Гумилев - обладатель редкого дара, сочетающего энциклопедические познания, оригинальность концептуального мышления и счастливый талант увлекательного изложения своих идей для самой широкой аудитории. Последователь традиции русского космизма, доктор исторических и доктор географических наук, создатель совершенно новой науки - этнологии, невероятно популярен в современной России из-за своей теории этногенеза и пассионарности народов.

В теории культуры Льва Николаевича тема исторического развития культуры получает наиболее глубокое осмысление и выливается в завершенное теоретическое построение - теорию этногенеза. Центральным понятием этой теории выступает этнос, который рассматривается ученым как естественно сложившийся на основе оригинального стереотипа поведения коллектив людей, существующий как энергетическая система (структура), противопоставляющая себя всем другим таким же коллективам, исходя из ощущения комплиментарности.

Изучая, применяя и развивая учение В.И. Вернадского, Гумилевым были заложены основы постмодернистской методологии для историко-культурного знания. В современных условиях соперничества двух парадигм - модернизма и постмодернизма - многие приемы из методологического арсенала ученого приобретают особую значимость. Автор убежден в том, что значение концепции этногенеза усиливается ее огромной эвристической способностью. Важнейшими последствиями научных поисков Гумилева в диссертационном исследовании названы: рождение новой науки - СЕИ, использование учеными разных научных дисциплин понятийного аппарата и концептуальных положений теории этногенеза, выполнение важнейшими теоретическими положениями Гумилева роли методологической базы в исследованиях исторических, историко-культурных, этнопсихологических.

Обращено внимание на справедливость многих критических замечаний в адрес отдельных положений концепции этногенеза. Однако автор, учитывая глобальность подхода ученого к этнической истории, полагает, что более корректно будет говорить не о противоречивости теории Гумилева, а о недостаточности обоснования им отдельных концептуальных положений и необходимости более углубленного их исследования, так как в целом концепция логична, стройна и закончена.

Итоги диссертационного исследования обозначили некоторые направления дальнейшего изучения основных идей концепции этногенеза. Например, с позиций теоретических положений концепции можно было бы классифицировать накопленные этнографические и историко-культурные факты по проблеме этнических стереотипов поведения и этнических традиций. Интересно было бы раскрыть возможности теории этногенеза в выработке стратегии межнациональных отношений. Не менее любопытно также исследовать принцип комплиментарное™ в связи с механизмами межличностных и межгрупповых отношений, а теорию пассионарности в области политической психологии. Эти и другие проблемы могут стать в центре внимания новых самостоятельных исследований.

Ю́рий Миха́йлович Ло́тман (28 февраля 1922, Петроград — 28 октября 1993, Тарту) — советский литературовед, культуролог и семиотик.

Учился в Петришуле с 1930 по 1939 год, затем в Ленинградском университете. Был призван на военную службу в 1940 году. Участник Великой Отечественной войны. Член ВКП(б) с 1942 года.

После окончания университета в 1950 году и до конца жизни работал в Тарту в связи с более либеральной обстановкой в академических кругах Эстонии; профессор Тартуского университета.

В марте 1951 года женился на Заре Григорьевне Минц (1927—1990) — литературоведе, специалисте по изучению творчества А. А. Блока и русского символизма, профессоре Тартуского университета. У них трое сыновей:

        Лотман, Михаил Юрьевич (р. 1952), профессор семиотики и литературоведения Таллинского университета, член Рийгикогу (Эстонский парламент) в годах 2003—2007

        Лотман, Григорий Юрьевич (р. 1953), художник

        Лотман, Алексей Юрьевич (р. 1960), биолог, член Рийгикогу (Эстонский парламент) в годах 2007—2011

Один из основоположников Тартуско-московской семиотической школы. Член-корреспондент Британской академии наук (1977), член Норвежской академии наук (1987), академик Шведской королевской академии наук (1989) и член Эстонской академии наук.

В конце 1980-х годов создал серию познавательных телевизионных передач «Беседы о русской культуре».

Во время перестройки участвовал в политической жизни Эстонии. В октябре 1988 года был избран в совет уполномоченных Народного фронта Эстонии.[1]

Труды

        Лекции по структуральной поэтике (1964)

        Статьи по типологии культуры: Материалы к курсу теории литературы. Вып. 1 (1970)

        Структура художественного текста (1970)

        Анализ поэтического текста. Структура стиха (1972) (монография)

        Статьи по типологии культуры: Материалы к курсу теории литературы. Вып. 2 (1973)

        Семиотика кино и проблемы киноэстетики (1973)

        Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий (1980)

        Александр Сергеевич Пушкин: биография писателя (1981)

        Культура и взрыв (1992)

        Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). (1993)

        Диалог с экраном (1994; совместно с Ю. Цивьяном)

Статьи и исследования, посвящённые русской литературе

Статьи и исследования по теории литературы

        Литературоведение должно быть наукой (1967)

        О типологическом изучении литературы (1969)

        О содержании и структуре понятия «художественная литература» (1973)

        Замечания о структуре повествовательного текста (1973)

        Каноническое искусство как информационный парадокс (1973)

        К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи (1979)

        Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) (1986)

        Массовая литература как историко-культурная проблема (1991)

Никола́й Я́ковлевич Даниле́вский (28 ноября (10 декабря) 1822, с. Оберце, Ливенский уезд, Орловская губерния — 7 (19) ноября 1885, Тифлис) — русский социолог, культуролог, публицист и естествоиспытатель; геополитик, один из основателей цивилизационного подхода к истории, идеолог панславизма.

Основные идеи

        Критика общечеловеческой цивилизации.

        Концепция культурно-исторического типа, состоящего из четырёх основ: религия, культура (наука, искусство, техника), политика, общественно-экономический уклад. Культурно-исторические типы или цивилизации противостоят этнографическому материалу.

Основной труд Данилевского, «Россия и Европа», печатался сначала в журнале «Заря». Первое отдельное издание (ошибочно показанное вторым) вышло в 1871 г, второе (ошибоч. 3-е) в 1888 и третье (ошиб. 4-е) в 1889 г.

Другой обширный труд Данилевского, «Дарвинизм», появился в 1885. В двух толстых книгах (к которым после смерти автора присоединен ещё дополнительный выпуск) Данилевский подвергает теорию Дарвина подробному разбору с предоставленною целью доказать её полную неосновательность и нелепость. К этой критике, вызвавшей восторженные похвалы H. H. Страхова, безусловного приверженца Данилевского, специалисты-естествоиспытатели отнеслись вообще отрицательно. Кроме горячего нападения со стороны известного ботаника, московского профессора Тимирязева, вступившего в резкую полемику со Страховым, сочинение Данилевского было разобрано академиками Фаминцыным и Карпинским.

Первый, рассмотревший всю книгу по главам, приходит к следующим заключениям: «Из числа приводимых им возражений сравнительно лишь весьма немногие принадлежат автору „Дарвинизма“; громаднейшее большинство их, и притом самые веские, более или менее подробно заявлены были его предшественниками (далее указываются Негели, Агассис, Бэр, Катрфаж и в особенности трёхтомное сочинение Виганда); Данилевским же они лишь обстоятельнее разработаны и местами подкреплены новыми примерами…» «Книгу Данилевского я считаю полезною для зоологов и ботаников; в ней собраны все сделанные Дарвину возражения и разбросаны местами интересные фактические данные, за которые наука останется благодарною Данилевскому».

Академик Карпинский, разбиравший палеонтологическую часть Дарвинизма, дает следующую её оценку: «в авторе можно признать человека выдающегося ума и весьма разнообразных и значительных знаний; но в области геологии сведения его, нередко обнимающие даже детали, не лишены и крупных пробелов. Без сомнения, это обстоятельство, а также предвзятое, утвердившееся уже до рассмотрения вопроса с геологический стороны, убеждение в несправедливости теории эволюции было причиной, что Данилевский пришёл к выводам, с которыми нельзя согласиться» (см. «Вестник Европы», 1889, кн. 2).

Сочинение Данилевского, представленное в Академию наук для соискания премии, не было её удостоено.

Кроме двух названных книг Данилевский напечатал в различных периодических изданиях много статей, частью по своей специальности, частью публицистического характера. Некоторые из них изданы H. H. Страховым в 1890 г. под заглавием «Сборник политических и экономических статей H. Я. Данилевского»; там же и подробный перечень всего им написанного.

«Россия и Европа»

Основное воззрение автора «России и Европы», которое он, впрочем, не проводит с совершенною последовательностью, резко отличается от образа мыслей прежних славянофилов. Те утверждали, что русский народ имеет всемирно-историческое призвание как истинный носитель всечеловеческого окончательного просвещения; Данилевский, напротив, отрицая всякую общечеловеческую задачу в истории, считает Россию и славянство лишь особым культурно-историческим типом, однако наиболее широким и полным. Видя в человечестве только отвлеченное понятие, лишенное всякого действительного значения, и вместе с тем оспаривая общепринятые деления: географическое (по частям света), и историческое (древняя, средняя и новая история), Д., так же как и немецкий историк Генрих Рюккерт, выставляет в качестве действительных носителей исторической жизни несколько обособленных «естественных групп», которые он, как и названный иностранный автор, обозначает термином «культурно-исторические типы». Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группою языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, составляет самобытный культ.-ист. тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества. Таких типов, уже проявившихся в истории, Данилевский насчитывает 10: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский [?, он же халдейский (?), или древнесемитический], индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитический, или аравийский, и германо-романский, или европейский. Россия с славянством образуют новый, имеющий в скором времени проявиться культ.-ист. тип, совершенно отличный и отдельный от Европы. К этим несомненным, по Д., естественным группам он причисляет ещё два сомнительных типа (американский и перуанский), «погибших насильственною смертью и не успевших совершить своего развития».

Данилевский, как и Рюккерт (хотя в несколько ином распределении), признает четыре общих разряда культ.-ист. деятельности: деятельность религиозная, собственно культурная (наука, искусство, промышленность), политическая и социально-экономическая.

Некоторые из исторических типов сосредоточивали свои силы на одной из этих сфер деятельности (так евреи — на религии, греки — на культуре в тесном смысле), другие — проявляли себя сразу в двух или трёх направлениях; но только России и славянству, по верованию Д., дано равномерно развить все четыре сферы человеческой деятельности и осуществить полную «четырёхосновную» культуру.

Признавая человечество за пустую абстракцию, Д. видит в культ.-ист. типе высшее и окончательное для нас выражение социального единства. Если та группа, говорит он, которой мы придаем название культ.-ист. типа, и не есть абсолютно высшая, то она во всяком случае высшая из всех тех, интересы которых могут быть сознательными для человека, и составляет, следовательно, последний предел, до которого может и должно простираться подчинение низших интересов высшим, пожертвование частных целей общим. — «Интерес человечества» есть бессмысленное выражение для человека, тогда как слово «европейский интерес» не есть пустое слово для француза, немца, англичанина. Точно также для русского и всякого другого славянина «идея славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения». В этом последнем слове теории Д. заключается её самоосуждение. Так как всякая культура состоит именно в развитии науки, просвещения, истинной свободы и т. д., то помимо этих высших интересов, имеющих общечеловеческое значение, предполагаемая «идея славянства» сводится лишь к этнографической особенности этого племени.

Забывая, что для культурно-исторического типа прежде всего нужна культура, Д. выставляет какое-то славянство an und für sich, признает за высшее начало самую особенность племени независимо от исторических задач и культурного содержания его жизни. Такое противоестественное отделение этнографических форм от их общечеловеческого содержания могло быть сделано только в области отвлеченных рассуждений; при сопоставлении же теории с действительными историческими фактами она оказывалась с ними в непримиримом противоречии. История не знает таких культурных типов, которые исключительно для себя и из себя вырабатывали бы образовательные начала своей жизни. Д. выставил в качестве исторического закона непередаваемость культурных начал — но действительное движение истории состоит главным образом в этой передаче.

В изложение своего взгляда на историю Д. вставил особый экскурс о влиянии национальности на развитие наук. Здесь он как будто забывает о своей теории; вместо того, чтобы говорить о выражении культ.-ист. типов в научной области, указывается лишь на воздействие различных национальных характеров: английского, французского, нем. и т. д. Различая в развитии каждой науки несколько главных степеней (искусственная система, эмпирические законы, рациональный закон), Д. находил, что учёные определенной национальности преимущественно способны возводить науки на ту или другую определенную степень. Эти обобщения оказываются, впрочем, лишь приблизительно верными, и установленные Д. правила представляют столько же исключений, сколько и случаев применения. Во всяком случае этот вопрос не находится ни в каком прямом отношении к теории культ.-ист. типов.