Идеология и культура Вавилона

Вследствие потребностей высокоразвитого ирригационного земледелия наряду с математикой в Вавилонии  больших успехов достигла и астрономия. Основы звездной карты в той мере, в какой она может быть установлена  без применения телескопа, были созданы  в Вавилонии и, вероятно, через  хеттское общество переданы европейским  странам Средиземноморья. В своём  дальнейшем развитии вавилонская астрономия оказала значительное влияние на греческую науку. Но вавилонская  астрономия не смогла оторваться от тех  религиозных воззрений, которые  подчиняли себе изучение в то время любого конкретного явления окружающего мира. Вавилонская астрономия была тесно связана с астрологией, и между ними трудно провести чёткое разграничение. 

Медицина и химия  были переплетены с магией. Тщательно  разработанные колдовские действия сопутствовали, например, изготовлению плавильной печи, установке её и  работе на ней. Наши сведения о вавилонской  химии, к сожалению, ещё ограниченны  вследствие трудности понимания  соответствующих клинописных текстов, часто намеренно, в магических целях, затемнявшихся древними писцами. 

Зоология, ботаника и минералогия нашли своё выражение  в одних лишь длинных списках  названий животных, растений и камней. Впрочем, эти списки могут быть отнесены скорее к филологическим справочникам, которыми были столь богаты писцовые школы Вавилонии, обращавшие большое  внимание на изучение языка, его словарного состава и грамматики. 

Интерес к проблемам  языка в значительной мере был  обусловлен тем, что у вавилонских  жрецов вымерший к тому времени шумерский  язык продолжал играть роль священного языка. Кроме того, без знания шумерского языка нельзя было правильно применять  для аккадского языка письменность, сложившуюся первоначально на основе шумерского языка. Поэтому вавилонские  писцы были поставлены в необходимость  изучать наряду со своим, аккадским  языком ещё и второй, чуждый им язык. Это изучение заставляло их более  сознательно относиться и к своему родному языку. Наряду со словарным  составом вавилоняне стали впервые  изучать и грамматику. 

Меньшие достижения, нежели языкознание, имеет вавилонская  историография. Несколько хроник свидетельствуют  лишь о зачатках исторических знаний. 

Среди памятников вавилонской  литературы до нас дошли произведения, в которых можно найти зачатки  философской мысли. Некоторые произведения такого рода стоят под непосредственным влиянием традиционной религиозной  идеологии. Проповедь беспрекословной  покорности перед волей всесильных богов, внушение людям обязанности  работать на богов и царей и  оправдание духовного рабства —  такова мысль подобных произведений. Например, так называемая “Поэма о  невинном страдальце” ставит вопрос о причинах человеческих страданий  и отвечает, что постичь эти  причины невозможно, ибо “кто постигнет  замысел богов на небесах?”. 

О наличии в вавилонском  обществе течения, знаменующего собой  некоторый отход от традиционного  религиозного мировоззрения, свидетельствует  замечательный литературный памятник, известный под названием “Диалога между господином и рабом”. В  этом произведении господин, разговаривая со своим рабом, высказывает одно за другим различные пожелания, а  раб одобряет каждое из этих желаний  своего хозяина. Когда же последний  отказывается от своего желания, то раб  и тут соглашается с ним, приводя  при этом веские аргументы и в  пользу отказа. Тем самым доказывалась тщетность всех чаяний и помышлений господина: его надежды на милость  паря, надежды найти забвение в  пиршестве или в любви к  женщине, надежды на спасение при  помощи магии, молитвы или жертвы. Бесцельно следовать обычным  предписаниям добродетели, ибо смерть всех уравнивает, как утверждает раб, обращаясь к своему господину: “Подымись  на холмы разрушенных городов, пройдись по развалинам древности и посмотри на черепа людей, живших давно и недавно: кто из них был злым и кто  из них был добрым?”. Диалог закапчивается  утверждением, что господин, пожелавший убить своего раба, переживёт его  всего лишь на “три дня”. 

Автор этого замечательного по силе языка и мысли произведения нашёл в себе мужество подвергнуть  сомнению традиционное мировоззрение, но не создал, однако, взамен его ничего нового.