Фольклор

Жанр исторической песни теснейшим образом связан с повседневными интересами казачества. В станичном поэтическом обиходе это - массовый жанр. Исторические песни широко известны, их поют мужчины, и женщины, поют на праздниках, в “беседах”, за работой, в походе. Массовость, доступность, популярность исторических песен -следствие близости их содержания всей массе казачества. Создается и запоминается то, что интересует всех, а интересно в песне то, что касается близкого, общеизвестного. Война для терских казаков была обычным явлением, она составляла важную часть их повседневного быта. Не потому ли терские песни не романтизируют войны, не ищут каких-то исключительных событий, а стремятся к безыскусственному, правдивому описанию войны и человека на войне. Главное в песнях - не самые события -походы, штурмы, сражения, - но чувства, настроения героев, их взгляд на происходящее.

Героев военно-исторических песен можно разделить на три группы. Первую, довольно многочисленную, составляют образы полководцев и командиров, которые нередко лишь намечены, часто даны односторонне. Но в своей совокупности они дают некий обобщенный образ положительного героя-командира, от которого зависит успех дела. Этот герой идет всегда впереди, он воодушевляет казаков геройскими речами, он, как и вся масса, ненавидит врага и не боится его; герой-командир уверен в своих силах и в силах армии; он прямодушен и смел и понимает смысл происходящего как смысл государственный. Несомненно, что далеко не все конкретные лица, песней изображаемые, в действительности обладали качествами обобщенного образа, но дело в том, что таким представлял себе казак образ идеального подлинного полководца. Герою-командиру в высшей степени присуще чувство национального достоинства и патриотизма. Песня неоднократно говорит, что речь идет не просто о военном столкновении, но о защите и победе духа, о торжестве русской силы. С замечательной глубиной эта тема развернута в образе Краснощекова, особенно в песне о его пленении. Вторую группу героев составляют рядовые казаки, урядники, хорунжие. В своей совокупности они также дают собирательный образ, насыщенный лиризмом. В этом образе -воплощение казачьих раздумий над войной. Герой таких песен чаще всего гибнет в бою, его смертью куплена победа, о нем вспоминают возвращающиеся из похода, его хоронят товарищи в чужом краю. Неслучайно композиционные схемы песен, в которых выступает народный герой, дают самые широкие возможности для многих конкретных применений. Наконец, третью группу составляет сама казачья масса, выступающая в ряде песен как решающая сила. Образ массы в песнях дан в лаконичной, но полной глубокого содержания форме. Наиболее всесторонне этот образ развернут в песнях из эпохи Кавказской войны.

Таким образом, смысл терских исторических песен  обычно выходит за пределы изображения  и оценки конкретных событий. В этих песнях заключен обобщенный смысл, сосредоточены  взгляды народа на определенные явления  жизни.

Для песен характерно наличие ряда традиционных схем, которые творчески переосмысляясь, насыщаясь новым материалом давали новый текст. Характерно также наличие ряда устойчивых сюжетных мотивов, переходящих из одной песни в другую, видоизменяющихся в различных комбинациях. Из этого, однако, не следует, что песни строятся целиком на основе традиции. В эволюции жанра имеет место процесс непрерывного создания новообразований, возникающих не случайно, но закономерно. При всем том в развитии исторических песен момент традиции весьма силен, поскольку жанр имеет здесь дело с явлениями тематически родственными.

Отдельные схемы  и мотивы особенно популярны. Отметим  некоторые из них: 

Собираются в  круг, думают, куда идти (или что делать), герой держит речь. На этой схеме  построены песни о Ермаке, о  стрельцах, о походах XVIII века. 

Армия идет в  поход, впереди полководец; ему грозит враг, он отвечает, держит речь к войскам. Эта схема широко использована в  военно-исторических песнях XVIII в. 

Некоторые схемы  восходят в былинам (схема песни, где действие развертывается на пиру), другие обнаруживают родство с балладами, лирическими песнями, даже плачами. Несколько труднее выделить схемы поздних песен XIX века, но, несомненно, что и в последних нет полной “свободы” композиции. В отдельных случаях мы видим попытки положить в основу композиции песни само событие, что характерно, в частности, для поздних песен, типа “Дело Волженского”. Композиционные возможности исторической песни несколько ограничены, поэтому не все события песня могла изобразить, и в ряде случаев она эти события творчески перерабатывала в соответствии с композиционными возможностями.

Строфика песен  строится в зависимости от характера  мелодии. При известном многообразии композиционных принципов, они подчинены  главному -задаче выявления идейного смысла произведения. Здесь отчетливо проявляется единство формы и содержания.

Песня разработала  ряд приемов для характеристики героев. Один из популярных приемов  - речь, монолог. Другой прием - описание внешности. О герое, в котором подчеркивается его независимость, некоторый вызов окружающей среде, говорится, что он “нараспашечку кафтан носил”. Герой, переживающий несчастье, одет в черное платье и т.д. Настроение героя изображается часто через внешние моменты: он “повесил буйную голову”, он “не радостен, сидит” и т. д.

Традиции старой песни не умирают совершенно, но они видоизменяются в потоке нового. 

РУССКИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕСНИ  И БАЛЛАДЫ  
(XIII - XIX вв.) 

Жанр  традиционной русской исторической песни угас в 19 веке, будучи вытеснен литературной (рифмованной) песней. С отмиранием жанра погибла часть древней русской культуры - такова была цена становления русской авторской литературы. Книга - величайшее человеческое изобретение, - убивает устный фольклор.

Другая причина  - естественная: эпоха, и вслед за ней новые песни лишились общенародного идеала, образа "светлого будущего", народной "правды" - а значит, и смысла. Песни эпохи расцвета - а это именно песни "смут" - Разинщины, некрасовцев, раскола и отчасти Пугачевщины - были песнями не столько о фактах реальной истории, сколько об идеальной возможной истории, социальной справедливости и счастливой жизни. Они моделировали утопию, а не фиксировали настоящее. И как раз они лучше всего сохранились в народной памяти, потому что они "вне времени". XIX век дал лишь штампы - воспевалась военная доблесть полководцев, но высшего смысла в ней не было. Песен этих сохранилось много здесь даны либо очень яркие, либо связанные с казачьей вольницей, восстаниями, бунтами, сбрасываниями ига и всякой прочей борьбой за свободу. Даны в хронологическом порядке. Самый "совершенный" русский песенный цикл - о Степане Разине. Раздел "не академический" - нет данных о том, от кого и когда записаны песни.

Всем известна покоряющая сила русских народных песен. Они обладают свойством не только проникать глубоко в душу, но и вызывать сопереживание.

Этот чудесный жанр фольклора стал неотъемлемой частью нашей жизни, он подтвердил свое право  на существование, пройдя Длительное испытание  временем.

Исторические  народные песни ценны тем, что  в них нашли отражение реальные события прошлых лет. Передаваясь из поколения в поколение без значительных изменений, они на протяжении многих веков сохраняли сюжеты и героев, формы и выразительные средства.

Тематика исторических песен разнообразна и многогранна: войны, походы, народные восстания, случаи из жизни царей, государственных деятелей, предводителей бунтов. По ним можно судить об отношении народа к происходящему, о его приоритетах и моральных ценностях.

Так, с глубокой скорбью отнеслись люди к казни  бунтовщика Емельяна Пугачева, заступника угнетенных крестьян, «родного батюшки»:

Емельян ты наш, родный батюшка!

На кого ты нас  покинул?

...Как остались  мы, сироты горемычны,

Некому за нас  заступиться,

Крепку думушку  за нас раздумать... 
 

Не менее значимыми  были для народа и другие провозвестники лучшей жизни - Ермак, Степан Разин, чьи подвиги и дела стали сюжетом для песен. В них восхваляются смелость и мужество, смекалка и удаль: 
 

Что возговорит Стенька Разин:

«Ой ты гой еси, воевода,

Пушкарей ты не турбачь же, свово пороху не трать же,

Меня пушечка  не возьмет, меня ядрышко не убьет». 
 

Уважение и  восхищение, искреннюю любовь народа можно почувствовать в строках, посвященных казакам, - «людям вольным», которых не может устрашить ни «грозен царь Иван сын Васильевич», ни «рать великая - в сорок тысячей».

Исторические  песни позволяют не только лучше  узнать историю нашего народа. Они  стали драгоценным вкладом в  сокровищницу мировой культуры.

С давних пор  люди слагают песни о своей  жизни, о важных событиях. Со временем эти события отходят в прошлое, умирают их участники. Давними становятся и сами песни, однако они не забываются - люди продолжают их петь.

Песни, в которых  изображены важные события и выдающиеся личности прошлого, называются историческими.

В старинных  исторических песнях рассказывается о героической борьбе народа с иноземными завоевателями и поработителями. Они отличаются высоким духом патриотизма. В них поется о славных походах и блестящих победах, тяжелых дорогах ратной славы. В них также проявлялись людские мечты и надежды, в них же нашли свое отражение характер русского народа» его доброта, щедрость, душевность.

Наверное, нет  такого места, которое, так или иначе, не было бы запечатлено в устном народном творчестве. Так, в исторических песнях упоминаются и Волга-матушка, и Ростов-батюшка, и Новгород, и речка Кержинка, и «славный город Кострома»; рассказывают эти песни о народных героях: о добром молодце Емельяне-козаке (Пугачеве), Степане Разине, о Ермаке и их героической гибели.

Песни разинского цикла, в отличие от других исторических песен, не только эпические, но и лирические. Эти песни нельзя назвать простой летописью событий. Их значение шире. В них не только объективное повествование о происходящем, прежде всего они являются выражением народного сочувствия к восстанию и его вождю. Правдиво выражая отношение народа к разинскому движению, они идеализируют образ Разина, поэтизируют деятельность разинцев. Поэзией овеяны картины их подвигов, сборов, столкновений с царскими войсками, их драматическая участь. Так, например, обращаясь к своим «братцам» - удалым добрым молодцам, Разин говорит: 
 

Ах, как бы нам  добиться до тихих мест,

Что до той ли до проточинки Червоныя,

Как до славного до острова Кавалерского.

Ах, там ли нам, братцы, дуван делить,

Нам атласу и  бархату по размеру всем,

Золотой парчи  по достоинствам,

Жемчугу по молодечествам,

А золотой казны  сколько надобно. 
 

Основная идея таких песен - выражение стремление к свободе. Они отражают самые сокровенные мысли и чаяния крепостного крестьянства начиная с XVII века и до реформы 1861 года.

В XVIII - первой половине XIX вв. возникло большое количество так называемых солдатских песен, оригинальных по своему содержанию. В них отразились важнейшие военные события тех лет. Это песни о Семилетней войне (1756-1761), о походах Суворова (1799) и Отечественной войне 1812 года, о тяготах длительных военных переходов. В исторических песнях этого времени правдиво отражена повседневная жизнь солдат «на далекой чужбине», тяжелые учения, тоска по родине и родной семье. Солдатские песни той поры пополнили народный песенный репертуар произведениями новой тематики, новых образов, мыслей, чувств.

В исторических песнях получила отражение и русско-турецкая война 1877-1878 годов. Эта война в песнях рассматривается как война за национальную независимость славян.

Немало песен  создано о Первой мировой войне. В них говорилось о выносливости, мужестве и патриотизме русских  солдат. А основным жанром песен  того времени был жанр песни-рассказа участника или очевидца тех или иных событий. Все эти песни печального содержания, с налетом трагичности.

Главное в народных песнях - выражение отношения народа к различным жизненным явлениям. А в исторических песнях отражено отношение простого народа к важнейшим событиям истории, начиная с давних времен и кончая нашими днями. 
 

МАЛЫЕ ЖАНРЫ ФОЛЬКЛОРНОЙ  ПРОЗЫ. 

Пословицы, поговорки, загадки, гадания, колядки  и т.п. 

Гадания - приемы, при помощи которых суеверный человек пытается узнать не поддающиеся его разумению явления жизни и природы. Г. включаются в более широкое понятие - ведовство, под которым следует разуметь магию, ворожбу, колдовство. Но в отличие от магии и колдовства, имеющих в сознании пользующихся ими характер принудительности по отношению к природе и сверхъестественным силам, Г. являются лишь средством пассивного узнавания скрытых от человека тайн. Не вдаваясь в подробности этнографического, историко-культурного порядка, остановимся лишь на моментах Г., связанных с письменным или устным словом. Г. наблюдались и наблюдаются до сих пор у всех решительно народов. Яркая картина поразительных совпадений видов и способов Г. дана в известной книге Тейлора «Первобытная культура». Основа Г. кроется в свойствах примитивного мышления по внешним ассоциациям. Малокультурный человек убежден, что сходство между двумя в действительности совсем разнородными явлениями означает их внутреннюю связь. Установление аналогий между наблюдаемыми во время Г. предметами или явлениями с лицами или фактами, по поводу которых происходит Г., создает целую вереницу знаков и символов, у некоторых народов в известные эпохи слагавшихся в сложные системы прорицательского искусства. Широко было развито искусство Г. в Ассиро-Вавилонии, в Египте, в древней Греции и Риме. В последнем Г. играли большую роль в государственной жизни. По преданию, в эпоху Тарквиния Гордого малоазиатский оракул из г. Кум был перенесен в Рим, причем будто бы прославленная тогда кумская прорицательница Сивилла принесла несколько так назыв. «Сивиллиных книг», заключавших в себе очень много изречений пророческого характера. Эти книги долгое время служили основным источником государственных Г., производившихся специальной коллегией жрецов. Как в Греции, так и в Риме подобные касты прорицателей и жрецов должны были оказывать большое влияние на сохранение суеверных представлений в народных массах. С принятием христианства как официальной религии Г., подобно многим другим явлениям языческой культуры, подвергались осуждению и гонению со стороны церковной и светской власти, но, как во многих других случаях, осужденное церковью античное наследство принципиально не отвергалось; оно только из разряда священных явлений переносилось в разряд явлений дьявольских и нечистых. Многие христианские проповедники и практические деятели, с горячностью нападая на гадателей, вместе с тем не подвергали сомнению действенность их «дьявольских» поступков. В иных случаях допускалась возможность признавать и объективную правду за некоторыми языческими прорицаниями, если удавалось истолковать их в желательном для христианства смысле. Так напр. была признана авторитетность некоторых глав из «Сивиллиных книг», и недаром изображения Сивиллы украшали нередко стены христианских храмов и страницы благочестивых рукописей. В средние века мы наблюдаем ту же двойственность в отношении церкви и литературы к Г. С одной стороны, Г. приравниваются к греховным колдовским поступкам, а с другой - чрезвычайно развивается гадательная литература, иногда освященная церковью. В средние века, как на Западе, так и в России были очень популярны многие гадательные книги; в России напр. переводные «лунники», «колядники», «трепетники», «лопаточники», «сносудцы», «громники», а также и разные астрологические книги: «планетники» и др. Эта лит-ра, распространяясь в народных массах, в течение ряда веков оказывала огромное влияние на народные суеверия, поддержав многие из тех, к-рые корнями уходят в первобытный анимизм, и, с другой стороны, прививая ложные выводы средневековых тайных наук. Но и в более позднее время - в XVIII-XIX вв. - малокультурные слои населения получают достаточные запасы суеверных представлений из популярных книг. Так, например, совершенно исключительную популярность в мещанской, в ремесленнической и крестьянской среде в XVIII в. получил изданный в 1709 знаменитый Брюсов календарь, наряду, с точными календарными сведениями дававший таблицу разных предсказаний по планетам. Среди лубочных изданий гадательного характера нужно указать так наз. «Коло» (колесо фортуны), «Случаи описания» и «Голову Соломона», являющиеся по своему типу продолжениями средневековых «рафлей» (см.). Принцип Г. по всем этим рукописным и печатным изданиям - бросание зерна по разграфленным листам бумаги, на которой в клеточках обозначены цифры изречений или самые изречения. Одной из разновидностей таких Г. по изречениям являются известные способы вынимания счастья попугаем, щеглом, мышью из ящиков бродячих шарманщиков. При помощи лубочных изданий был сильно поддержан интерес к толкованию сновидений посредством «сонников», один из которых (Мартына Задеки) помянут в «Евгении Онегине». В более образованном обществе Г. уже издавна превращались в светскую забаву, в салонное развлечение. Интересна в этом отношении французская книжка XV в., изданная по рукописи А. Бобринским и охарактеризованная А. Н. Веселовским в «Вестнике Европы» за 1886. Такова судьба и многих других Г.: от серьезного, хотя и наивного стремления познать мир и судьбу - к культурному переживанию в форме легкого суеверия, развлечения, игры.