Анализ произведения "Утиная охота"

«В душе пусто, как в графине алкоголика. Всё израсходовано глупо, запоем, раскидано, растеряно. Я слышу, как в груди, будто в печной трубе воет ветер. Ничего нет страшнее духовного банкротства. Человек может быть гол, нищ, но если у него есть хоть какая-нибудь задрипанная идея, цель, мираж — всё, начиная от намерения собрать лучший альбом марок и кончая грёзами о бессмертии, — он ещё человек и его существование имеет смысл... А вот так... Когда совсем пусто, совсем темно...». 

Пролог к спектаклю Александра Марина «Утиная охота».

«Утиная охота», - одна из самых загадочных драм двадцатого века. Пьеса с аналитической композицией, где речь идет о том, как главный герой, Виктор Зилов, просыпаясь утром в состоянии тяжелого похмелья, вспоминает и анализирует все произошедшие с ним, не так давно, события. Осмысление всего, приводят героя к мыслям о самоубийстве. Драма, с открытым финалом, где нет явных, враждующих между собой сил, нет традиционного разделения героев на положительных и отрицательных. Она имеет глубокий внутренний конфликт. Герой страдает, не столько от действий окружающих его людей, сколько от неспособности обрести внутреннюю гармонию, цельность своего «Я». Прежние идеалы утеряны, на поиск новых уже нет сил. Такой конфликт выходит за пределы изображенной в пьесе драматической ситуации, он выражает противоречия присущие людям определенного склада любой эпохи. Умный, обаятельный, любимый женщинами, и совершенно разочарованный, запутавшийся, никого не любящий – это Зилов, Вампилова. Воспоминания влекут за собой перемены в состоянии героя и двигают действие. Осознание приходит тоже посредством воспоминаний, иными словами, слишком поздно. Финал, остается открытым, герой не совершает самоубийства на наших глазах, но тема смерти, открывает и завершает действие. Злая шутка друзей, траурный венок, присланный Зилову, направляет его мысли в определенное русло. Символ смерти приносит мальчик по имени Витя. Это молодость и несбывшиеся надежды самого Зилова, которые последовательно рушатся на наших глазах.

Не только о Зилове написал Вампилов. Его жена, Галина, верная, любящая но, теряющая по ходу действия свою любовь, ребенка, мужа. Ирина, вначале такая чистая молодая, и растоптанная Зиловым, не поступившая в институт, и наверно тоже, в недалеком будущем, утратившая надежду. Вера, для которой уже все «алики», словно иллюстрация Ирины через несколько лет. Мужчины, друзья Зилова, подкаблучники, не любящие, а боящиеся своих жен. Работа, которая давно никого не интересует.

Кто виноват, и что делать? Вечный вопрос русского интеллигента, поставил Вампилов, но совершенно по новому, прозвучал он в контексте серого советского быта. Ведь, вроде бы все прекрасно, все обеспечены, учебой, работой, «отдельной» жилплощадью, все одарены идеей строительства светлого будущего, но вот только…

Не  могут ужиться в этом мире Зиловы, не в силах они найти гармонию и покой. Что мешает им? Может быть, среда? Где все только видимость, где  невозможно по-настоящему раскрыться и применить ум, талант, силу воли? Или проблема в них самих, и это просто банальная слабость современного романтика?

Утиная охота – это единственное, о чем мечтает главный герой, уход от реальности, какой-то другой мир, где еще можно оставаться собой, где еще есть надежда. Но антипод Зилова, официант Дима, даже эту мечту, превращает в реальность. Он ездит на охоту, чтобы убивать уток, в его жизни нет места надежде, она ему не нужна. Конфликт Зилова с официантом,  отражает общий конфликт пьесы. Все пьют, и празднуют новоселье, а Дима на работе, Диму не любит Галина, Дима бьет Зилова по лицу и, в финале, именно он оставляет ему заряженное ружье. И очень страшно становится от мысли, что у Зилова, в конце, лишь два выхода: либо стать таким, как Дима, либо использовать ружье. И только узкая полоска неба, оставленная автором для своего героя, навевает мысли о третьем варианте развития событий.  Каждый сам выберет, какой финал ему ближе, ведь проблема поставленная автором актуальна для многих, а решение ее остается личным делом каждого.

Александр Марин, ученик Олега Табакова, заслуженный артист России, один из основателей легендарной московской «Табакерки», но также создатель и художественный руководитель одного из самых ярких театральных коллективов в Канаде - «Theatre Deuxieme Realite», поставив спектакль «Утиная охота» показал нам свой взгляд на проблемы, затронутые в пьесе. Эпиграф к спектаклю, вынесенный мной в начало работы, очень четко эту проблему формулирует и служит разъяснением для зрителя. Во главу спектакля вынесен внутренний мир Виктора Зилова. Все остальные персонажи, лишь тени, антураж, подчеркивающие распад его личности. Среда обитания Виктора – это огромная детская карусель, на которой проходит вся жизнь героя. В круговорот карусели замкнуто все, квартира, работа, кафе, где герой отдыхает. Лошадка, машинка, лодка и бесконечное вращение, когда видишь это, невольно закрадывается мысль, о чем- то смутно знакомом. Работа, дом и тоже, как белки, в вечном круговороте существуем все мы, подгоняемые беспощадной реальностью.

Итак, спектакль начинается, как бы с пролога. Огромная карусель, медленно вращается, открывая нам только фрагменты декорации. Из темноты раздается зловещая музыка и странные, пугающие голоса. Не связные обрывки реплик, не несут, на первый взгляд никакого смысла. Становится чуть светлее. Мы видим людей, не торопясь, передвигающихся  по вращающейся карусели и продолжающих бросать в зал свои странные реплики. Две женщины, разделенные тонкой перегородкой, говорят о мужчине и о его любви к ним. Так как карусель продолжает вращение, то мы не видим их вместе, одна из них всегда только тень на перегородке. Мужчина, хлопающий дверью, и тоже превращающийся в тень. Свет, спрятанный за тонкой шторой…

Марин, начиная с этой сцены, будто заранее намечает тип зрелища, так как условность в спектакле чередуется с правдой жизни. Итак, лучами высвечиваются персонажи, в полутьме мы скорее угадываем, чем видим безжизненный интерьер совдеповского кафе, с пугающе торчащими вверх, ножками перевернутых стульев. Может быть это сон? А может, какая – то другая, страшная реальность, замкнутая в круговорот сломанной карусели жизни. Венок, венок, венок…голос официанта Димы совпадает со звоном монет, бросаемых на поднос и…другая, повседневная реальность врывается на сцену с телефонным звонком, от которого Зилов и просыпается.

Следующая сцена настолько контрастна предыдущей, что невольно вызывает иронию.

Вообще, весь спектакль построен на контрастах, на синтезе не совместимых, на первый взгляд вещей. Законы Условного театра чередуются с «системой» Станиславского, современный костюм героя вписан в «совдеповский» интерьер, пластические этюды граничат с драматическими сценами, и так далее.

Забегая чуть вперед, хочется отметить, что этот режиссерский ход, говорит нам о смысле всего спектакля. Вот он разлад, настоящий разлад в душе Зилова, в его жизни. Перед нами герой, окончательно запутавшийся, из последних сил, цепляющийся за привычное существование, но так и не находящий себе там места. В его воспоминаниях все происходит «будто-бы» нормально, жизнь идет своим чередом, и об этом говорит нам режиссер с помощью психологического способа актерской игры. Но тут же, рядом с этими сценами, возникают и другие, страшные, фатальные и мы понимаем – это реальность. Иногда действие превращается в фарс, злая ирония которого, порой пугает еще больше. Все это сделано так, будто герой сам мечется, погружаясь из одного душевного состояния в другое, а структура спектакля, заставляет зрителя метаться вместе с ним.

Итак, просыпается Зилов, как и положено просыпаться с похмелья. Одна нога в носке, другая в сапоге, за спиной рюкзак. Далее, Виктор (Константин Хабенский) очень достоверно играет этюд на физическую память состояния тяжелого похмелья. Это расслабляет зрителя, так как совершенно не вяжется со зловещим, могильным состоянием предыдущей сцены. И от этого, еще сильнее выстреливает найденный под траурную музыку венок. Символ смерти, просто лежит на сцене, накрытый какой-то тряпкой. Страшный подарок друзей. В спектакле нет маленького мальчика Вити, Зилову-Хабенскому не нужно напоминать, о его далеком детстве, он и так живет на карусельке, в окружении лошадки и машинки.  В этом, скорее его, трагедия, чем спасение. Дальше, Условный театр берет вверх над правдой переживания. Герой слышит зловещую музыку, которая играет на сцене, бодрясь, пытается шутить со зрителями в зале: « Витя Зилов – СССР»… Находит игрушечного кота, что служит толчком к началу его воспоминаний, вспоминает Веру, подарившую этого кота, а сейчас, будто, забирающую свой подарок, ведь мертвому игрушки не нужны. И словно не выдержав всего этого, раскручивает герой карусель своих воспоминаний в прошлое, чтобы мы вместе с ним поняли, что же послужило причиной, что привело его в такое состояние, а в его дом, принесло страшный символ смерти.

Анализируя все это, мне хотелось бы понять тип режиссерской композиции спектакля. Как уже было сказано выше, это синтез игровой и поэтической конструкции, с присутствием в некоторых сценах, правды переживаний в игре актеров. Поэтому трудно отнести этот спектакль к какому-то определенному типу, здесь есть все. Отчасти, но лишь отчасти, такая композиция заложена в структуре самой пьесы. Если у Вампилова, все начинается с бытовой сцены пробуждения героя в обычной квартире и типовом доме, а только потом, реальность чередуется с воспоминаниями, появляется музыкальное сопровождение, монтажность и другие признаки игровой структуры, то в спектакле все с этого начинается. Все эти  перемены несут смыслообразующую функцию: именно это смещает внимание зрителя в сторону личности главного героя. Все персонажи, Галина, Ирина, Вера, друзья – все это лишь антураж.

То же можно сказать о художественном оформлении спектакля. Карусель, лошадка, машинка, лодка, отдельные фрагменты советского быта – все это знаки, метафоры. Причем, основа всей этой карусели – это мусоропровод. Мне кажется, об аналогии не стоит, и писать, и так все ясно. Кстати, сразу же мне бросилось в глаза несоответствие подчеркнуто «совдеповского» быта и современного костюма главного героя. Времена меняются, а внутренние проблемы таких людей, как Зилов – остаются? Или этим, режиссер противопоставляет своего героя окружающей среде?

Вторая сцена (у Вампилова - это воспоминание первое), начинается в кафе «Незабудка». Интересен переход из реальности в воспоминание: герой сам раскручивает карусель своих воспоминаний. Вначале меняется свет, постепенно ускоряется темп. Диалог Зилова и Димы (М.Пореченков) звучит еще, будто в рапиде. Темп замедлился и оба они, Зилов и Дима сошли с карусели жизни на землю. «Не нервничай…» может в этих словах официанта и кроется ответ? Может нужно просто успокоиться, потухнуть и перестать, наконец, мазать мимо уток? Вообще, Дима, как и главный герой, выделен в спектакле отдельно. Конечно, ведь и здесь, как в пьесе, он антипод Зилова, спокойный,  уверенный в себе хозяин жизни, для которого летящие утки уже мертвые. С вступлением в диалог Саяпина (А. Семчев) темп меняется, теперь, не смотря на то, что это воспоминание, все очень жизнеподобно. Общее освещение пространства сцены, ненавязчивая музыка, соответствующая обстановке кафе, правдоподобие в построении мизансцены (все вокруг накрытого стола), бодрый Зилов, хладнокровный Дима, суетливый Саяпин, начальственно-высокомерный Кушак (В.Жолобов), деланно вульгарная Вера. Забегая чуть вперед, хочу заметить, что режиссер, в своей трактовке, оставил не раскрытым образ Веры (Е. Семенова), видимо, чтобы не отвлекать внимание зрителя от главного героя. Ее наигранная распущенность и эпатаж, так и остались лишь чертами характера присущими этому персонажу. Еле держится она на огромных, стриптизных каблуках – только в этом читалась мысль автора, что она не та, за которую себя выдает.

Но, лично мне не хватило Кузаковских слов: « разве ты таких не встречал?...Они напускают  на себя черт знает что, а на самом деле…»

У Вампилова образ Веры, давно разочаровавшейся в мужчинах, привыкшей, что красоту и женственность оценивают, как товар, дополняет и оттеняет образ Зилова. Для нее все давно Алики, а для него? Галина, сама Вера, Ирина, да, пока он еще способен увлечься, ненадолго, они все-таки привлекают его внимание, но,…сколько еще так будет продолжаться?

И не потому ли, так болезненно воспринимает он любовь Кузакова и Веры, любовь, в которой они найдут спасение и успокоение, а для него этот путь заказан?

В спектакле этого не было. Если образ Веры и нес, какую – то смысловую нагрузку, то только как нехорошей женщины легкого поведения, одной из составляющих его окружения. Друзья – предатели, женщины проститутки, все это среда обитания разрушающейся личности.

Игра Е. Семеновой не оставила меня равнодушной: пластичная, красивая, хорошо владеющая своим телом и голосом, смелая в движениях и позах. Забегая чуть вперед, хочется отметить ее танцевальные па с пилоном. Мне кажется, не каждая актриса решилась бы на такое, и далеко не каждая решившаяся выглядела бы при этом достойно. В связи с этим, хочется также отметить работу балетмейстера Р. Ходоркайте. Графичность в построении танцевальных мизансцен, смысловая нагрузка поз принимаемых актерами, все это идеально вписывалось в ткань спектакля, даже не просто вписывалось, а придавало ей особенные краски. Вообще, в спектакле все, текст, музыка, пластические этюды, сценография, показались мне равноценными по значимости, опять же это связанно со смешанной структурой спектакля.

Итак, кафе: персонажи пьют, едят, лебезят перед начальством; музыка оттеняет настроение; все по – разному реагируют на красивую женщину, все как в жизни. Мизансцена группируется вокруг накрытого стола. В сценах воспоминаний темпоритм действия быстрее, чем в сценах реального времени. Способ существования актеров так же различен, и это оправданно, ведь это воспоминания Зилова, его субъективный взгляд. В воспоминаниях, все более бытово, буднично, нормально. Присутствует 4-я стена, относительная правда жизни. Только изредка, происходит что-то выпадающее из общего бытового контекста, что-то, имеющее для главного героя особое значение. Эти места выделены режиссером мизансценически и ритмически. Реальность, напротив, болезненно условна . Никакой жизненной правды - фантастическое освещение, странные звуки, замедленный темп. Пустотой, вот чем наполнена реальность Зилова. Пустотой и сказочной мечтой об утиной охоте.

Карусель поворачивается и взгляду зрителя открывается новая квартира Зилова.

В этом отрывке первое, что мне бросилось в глаза – это обстановка квартиры. Деревянная лошадка, накрытая пледом и символизирующая собой кровать, половина запорожца, на котором ездит шеф, все это еще больше усилило сходство с детской каруселью и навеяло мысли об игрушечном мирке. Что хотел сказать этим Марин и В.Комолова (художник)? То, что главный герой свою жизнь и жизни близких ему людей воспринимает, как игру? То, что ничего не занимает его внимание всерьез и надолго? То, что в душе, он так и остался безответственным ребенком и чтобы спрыгнуть с карусели, необходимо повзрослеть? По-крайней мере мне, как зрителю, пришли в голову именно такие мысли.

Способ актерского существования вполне бытовой, но при этом, герои живут на карусели, с лошадью вместо кровати и мусоропроводом посреди комнаты. Опять же, мусоропровод на сцене я уже видела в спектакле театра Балтийский дом « Похороните меня за плинтусом».  Но там в него постоянно что-то выбрасывали, режиссер, таким образом, показал нам конечность и ненужность всего окружающего. У Марина же, мусоропровод так и остался декоративным. Периодически в действие врывается музыка, она, то меняет, то подчеркивает смену настроений.

В этом отрывке снова хочу отметить мастерство актера К. Хабенского.  Убедили его суетливость и нервозность, вполне оправданные внутренним состоянием образа. Трудно определить, где в работе над ролью Зилова заканчивается Марин и начинается Хабенский. Скорее всего, приглашая на эту роль медийного актера, режиссер примерно знал, что в результате получит. Наверно, именно такой Зилов, и был ему нужен.

Галина (Е.Панова) типичный портрет идеальной советской женщины. Светлое платье с воротничком, очки, волосы, собранные в пучок, точно такая Галина написана у Вампилова. Временное несоответствие в их костюмах, подчеркивает разницу мировоззрений и характеров. Права Вера, удивляясь, как Зилову удалось жениться на такой женщине? Может быть, тогда, 6 лет назад и он был другим? Ведь не случайно, пытаясь спасти брак, они возвращаются мыслями в прошлое? Не случайно, сейчас, мучительно переживая обидную шутку друзей, уход жены, не прекращающийся дождь, Зилов вспоминает…

Во всем спектакле просматривается жесткая режиссура, почти нет места импровизации. Четко расставлены акценты, простроены мизансцены, постоянно меняется темп. Вот, пристает в кафе Вера к Зилову, а официант, по-хозяйски за этим наблюдает, и как только подходит шеф, резко, со звуком, открывает шторку – дверь, меняя темп действия. Вот Вера, соблазняя Кушака, картинно кладет на него изящную ногу. В следующем отрывке, также, очень много акцентов. Ускоряется темп, когда Зилов врет своей жене, о том, кто такая Вера. Он просто откровенно убегает от нее, убегает от своих собственных слов, ведь ему совсем не хочется ее обманывать. Убедив, усадив Галину на чемодан, сам устав от собственной лжи, садится рядом. Темп замедлился, посмотрели друг на друга, и улыбнулись (видна рука режиссера). Минуту мира в семье нарушает Галина: «Для друзей ты готов на все!». Подчеркивает она свои слова, резко вскакивая с неудобного чемодана, снова заставляя Виктора ощутить дискомфорт. Но он находит выход. Выпить, вдвоем, до прихода гостей, выпить и немного ослабить узел сжимающий все внутри. Выпить, и снова не решать, отложить, накопившиеся проблемы. Галина, воспринимает все за чистую монету. Да, у нее много обид, подозрений, сомнений, но пока она еще терпит. Она еще в состоянии убедить себя, что все наладится. А Зилов, верит ли он в это? Или даже, хочет ли он этого, точнее, этого ли он хочет? Но он поддакивает, Галине, скрывает, истинные чувства за иронией, сохраняя видимость хороших взаимоотношений в семье. И даже когда Галина говорит о письме от друга детства, Зилов превращает действие в фарс. «Где мое ружье», - на самом деле ведь ему глубоко наплевать на это письмо. Он убежден в верности Галины и не совсем не боится ее потерять. Именно свое безразличие пытается он скрыть, бегая по квартире в поисках ружья. Действию вторит игривая музыка, подчеркивающая настроение героя. И словно устав от бессмысленности происходящего прерывает он Галину на полуслове, прерывает поцелуем.

Темп снова ускоряется, музыка становится громче, игровая структура врывается вместе со сценой прихода гостей. « Красота…Балкон? Юг? Север?», - образ Валерии (О.Васильева), очень типичен. Деловитая, озабоченная только одной проблемой, «выбить» такую же квартирку для своей семьи, и готовая добиваться этой цели любым способом. В этом отрывке зритель последовательно знакомится с людьми окружающими Зилова, с их характерами и желаниями. Кушаку нужна женщина, он не прочь гульнуть от жены, Валерия добивается квартиры, Саяпину нужно то, что скажет Валерия, Вере нужен мужчина, причем не важно какой. Все они пришли сюда, за чем то, и все при этом радостно поздравляют Зилова, и «играют» в дружбу. Это видно не только из текста, мизансценически актеры тоже отыгрывают эту мысль. Все ушли смотреть квартиру, Кушак спрашивает о Вере. Ведь он начальник, он эту квартиру «выбил» и теперь рассчитывает получить от Зилова вознаграждение, а Виктор и сам рад спихнуть, надоевшую любовницу. Опять же, как и с семейной жизнью, так надо, и он принимает правила игры.

То как Валерия просит о квартире, выделено мизансценически: она слева, остальные и Кушак справа, а между ними, как между двух огней мечется бедный Саяпин. «Все в порядке, будет вам квартира!», - и все расслабились, успокоились и разбрелись по сцене. Пришла Вера, и снова все выстроились в ряд и лишь Кушак почти по авансцене пошел встречать свою женщину.

Способ существования актеров в этом отрывке вполне бытовой, вплоть до момента получения Зиловым символического подарка, снаряжения для утиной охоты. До этого, все очень обыденно, узнаваемо. Возможно этим, режиссер хотел показать ненужность и незначимость происходящего для главного героя. Вот пришел Кузаков, подарил скамейку. Вот все на нее сели. Вся эта сцена выглядит, как этюд. Актеры позволяют себе вольности в тексте: « Сюда сядут дамы… да, мы сядем». Вот, гадают персонажи, что же любит Зилов больше всего, гадает и сам Зилов, все это слово в слово, как в пьесе. Только устройство мизансцены вносит еще одну, дополняющую действие линию. На первом плане, в центре, за столом сидят Галина и Вера. Все внимание зрителя привлечено Верой. Она молчит, и очень грустно, внимательно и понимающе смотрит на Галину. Наверно тут, мы видим настоящую Веру. В ее взгляде нет ни капли ревности, а лишь сочувствие и, по-женски тонкое понимание.

Как то, совсем иначе, чем в пьесе прозвучал образ Кузакова. У Вампилова он, задумчив и самоуглублен, говорит мало, одет неряшливо. В спектакле же, напротив: современный яркий свитер, кожаная куртка, привлекающее внимание отсутствие на голове волос. У Марина, Кузаков веселый, душа кампании. Наверно в спектакле, он единственный друг, которому ничего от Зилова не нужно. Просто друг. И хотя внешне он отличается от главного героя, именно ему принадлежат слова, которые мог бы сказать и Зилов: « Если разобраться, жизнь, в сущности, проиграна…». Что проиграно? Жизнь- игра, в окружении лошадок и машинок? Жизнь, наполненная одним желанием, спрыгнуть с карусели и погрузиться в туман, в мир утиной охоты, где еще ничего нет, где ты еще не родился и где есть еще шанс что-то изменить, начать заново, по-настоящему?

Темп действия меняется, с появлением подарка – охотничьего снаряжения. Появляется, также звездное небо, звучит колокол. И хотя, это игровой прием, я не могу удержаться от критики такого режиссерского решения. По-моему, это слишком прямолинейно. Зритель, ведь не совсем глуп, и так, и без неба понятно, какое место в пьесе занимает охота.

Итак, на сцене, люди, двигающиеся в рапиде, удары колокола, и все это под звездным небом. К счастью, это быстро заканчивается, и отрывок продолжается в бытовом ритме.

От души веселится Вера, эпатируя окружающих, заискивает перед шефом мужа Валерия и молча, вторит ей Саяпин, прилежно выполняет роль хозяйки Галина и лишь Зилов, не может найти себе в этом действие места. Это видно и из мизансцены: все сидят за столом, только он один стоит рядом. Разговор переходит в танцы. И тут, то же самое – все пошли танцевать, Виктор сел выпивать. Попытался помочь Галине – не то, попытался потанцевать – снова Они есть в пьесе, и имеют смысловое значение. Для нее он « Алик из Аликов…», а она ему уже не интересна, не нужна.

Дальше, все по тексту: пьяный Кушак, правда, у Вампилова он был все же не настолько пьян, прощающиеся гости. Попытки Саяпина исподтишка приставать к Вере, вряд ли можно отнести к режиссерской трактовке, скорее всего, это актерская шутка, прозвучавшая к месту. Итак, все расходятся, и Хабенский-Зилов снова поворачивает колесо своей памяти.

Сцена продолжается диалогом Зилова и Кузакова. Разночтение с авторским текстом, только, как я уже писала раньше, в диалоге о Вере. Дальше, снова Кушак и …Галина. Эта сцена в спектакле решена по-особенному. Если у автора в этом месте еще все относительно спокойно, Галина еще верит мужу, или, по крайней мере, молчит, то здесь, как выстрел, раздается пощечина. И мы понимаем, как давно в семье разлад, и наверно, очень близко точка невозврата в молодость, в прошлое.

И хотя все это смягчено следующей, полной иронии, сценой с пьяным шефом, которому прокрутили динамо, осадок горечи, все же остается. Очень интересно мизансценически отыгран выход героя на балкон, потом на улицу, во двор-колодец. Бросился он за ушедшей женой, бросился, но так и не решился пойти за ней. Подумал, надел туфли и… просто зажмурившись, вдруг спрыгнул с карусели. И вот он уже один, под звездным небом, так близок к чему-то  настоящему, к пониманию  себя самого. Разорвавшая тишину лирическая музыка, вот что в данном случае говорит о настроение героя. Чувство гармонии разрушает голос пьяного Кушака. Вера не пошла с ним, ему «прокрутили динамо». Только вот, Виктору на это все равно. Злобно шутит он над шефом, подбегая к игрушечной машинке, в которой тот сидит, вставляет в его руку недокуренную сигарету. Хоть что-то, после Зилова, шеф сегодня все-таки получил. И «шеф озверел»…

Именно с этих слов в пьесе начинается следующее воспоминание. В спектакле, же в эту сцену вводит нас музыка. Даже не совсем музыка, а вступление к ней, монотонные аккорды, задающие ритм всему действию. В этом отрывке, музыка и ритм лидируют. Музыка отражает настроение – всеобщую суету, нервозность, раздраженность шефа, накануне не получившего своего, а вторящий ей сатирический смех – то, как не волнует все это главного героя. Из всего синтеза жанров спектакля, в этой сцене доминирует фарс. Ускоренный ритм музыкального сопровождения заставляет персонажи двигаться и говорить, чуть быстрее, чем в реальности. Такой режиссерский ход, говорит о том, как Зилов хочет поскорее избавиться от  всего этого, как не интересна, как надоела ему его работа. « Спихнуть, и делу конец…». Музыка прекращается, только когда Саяпин достает из кармана письмо от Витиного отца. Да, это уже не фарс. Для Виктора, это, по идее, еще должно иметь значение, но, и это он тоже готов спихнуть. Он не хочет верить, что отцу уже далеко за семьдесят, и что он действительно, в любую минуту, может умереть. Для него это лишняя головная боль, отвлекающая от…чего? Бессмысленной работы? Нелюбимой жены? Надоевших друзей? Или от единственной мечты об охоте? Ведь именно поэтому уже четыре года не может он съездить к отцу, ведь отпуск в сентябре, и в сентябре открывается сезон утиной охоты. Эта мысль опять же выделена в спектакле странным траурным звуком, хоть это и чересчур прямолинейный акцент, но пауза, возникшая после него, оказалась очень к месту.

А дальше перед нами появляется Ирина (О. Литвинова).

Задача этой сцены, в данной режиссерской трактовке, в первую очередь, насмешить зрителя. Простодушие Ирины, резко контрастирует с иронией Зилова. Забавляет, также, поведение Саяпина, который нависает над девушкой толстым животом, и держится за собственную руку, тянущуюся к «запретному плоду». Мизансцена выстроена, нет места импровизации. Зилов-Хабенский с самого первого момента появления Ирины, сокращает расстояние между ними почти до близости. Сразу становится понятно: она будет принадлежать ему. А она совсем не против.

С интересом, смотрит Ирина в лицо Виктору, голос ее чуть меняется, когда она спрашивает у него: « Так можно?». От этой перемены очень двусмысленно звучит, невинный на первый взгляд вопрос. «Нет, так нельзя…», - своим поведением Зилов показывает, что он старше, умней, опытней, а она, смешная наивная провинциалочка, и без него ей не справится. То, как он над ней подшучивает, полностью перечеркивает его дальнейшие слова: «Может, я ее всю жизнь любить буду». Нет, и он сам это знает. Для него это очередной способ увлечь себя, хоть ненадолго, отвлечься от бессмысленной серости жизни. И все это быстро, смешанно, скомкано, но под тихую музыку танго.

Неизвестно, чем закончилась бы это «танго втроем» если-бы, не появился раздраженный Кушак. Однако, его появление пугает только Саяпина, у которого «квартира горит», а Зилов, лишь ненадолго приняв озабоченный вид, умудряется улизнуть вслед за Ириной. При виде молоденькой девушки, шеф окончательно звереет. Не удивительно, ведь вчера ему «прокрутили динамо», а его подчиненных с этим проблем нет. Но весь гнев выливается на Саяпина, так второй обвиняемый сбежал. Как только шеф уходит, оставив недвусмысленные указания, возвращается возбужденный Зилов. Его настроение иллюстрируется звуками танго. Снова хочется упомянуть о роли музыки в спектакле, о том, как сильно влияет она на перемены в действии. Дальше, снова комедия: выпученные глаза Саяпина при виде отбираемых у него денег, шутки Зилова, то, как по очереди они успокаивают и жалеют друг друга. Ускоренный темп действия меняется только при известии о ребенке Виктора. Из главного героя, словно выпустили пар. Только что, он суетился, убеждал Саяпина, перебирал, какие-то бумаги, поддерживая свою активность, и тут…остановился посреди сцены и выдохнул. Позвонила Галина. У них будет ребенок. Пауза. И здесь, даже я знающая пьесу, на миг поверила, что он улыбнется, обрадуется, забудет про Ирину, вдруг ставшую ему ненужной, и…найдет в жизни что-то кроме долгожданной утиной охоты. Но нет, паузы  снова становятся короче и все идет в соответствии с литературной основой.

Карусель снова поворачивается, и мы погружаемся в следующее воспоминание. В пьесе, в этом месте заканчивается первое действие. Почему же Марин иначе, по-своему разграничил акты спектакля? Ответ, опять же, скорее всего в том, что в спектакле на передний план выведено внутреннее состояния Зилова, его метания, душевный дискомфорт и мечты. А может, все проще: у Вампилова три действия, а  спектакль нужно было разделить на два.

Следующая сцена имеет непосредственную связь с предыдущей. Галина, обидевшись, бросила трубку, а, Зилов, как можно предположить выбежал к ожидающей Ирине.

Видим же мы то, как Галина, одна в пустой квартире, ждет мужа. Карусель, продолжает вращение, и мы видим Виктора с Ириной.

Следующая сцена , играется без слов, это почти пантомима.  Герои существуют, как в густом, тягучем тумане. Зилов, знакомит девушку со своей мечтой, при этом целуя ее. Всему этому вторит лирическая музыка. Наверно, режиссер имел в виду, что это воспоминание, как бы полустерто в памяти героя. Может быть, из-за количества выпитого спиртного, о чем недвусмысленно свидетельствует официант, подносящий Зилову выпить. Итак, Виктор с Ириной в рапиде гребут на воображаемой лодке, из ружья, правда из настоящего, стреляют в игрушечных уток, и за всем этим внимательно наблюдает невозмутимое Альтер-эго героя, официант. После водки протягивает он Виктору обувь, видимо отправляя его домой. И прямо из этого, смутного, расплывчатого воспоминания Зилов попадает к Галине.

Из пьесы, мы знаем, что жена узнала об обмане , так как вечером Зилова  видели в городе, и подозревает его в измене. Также, открывается страшная правда, Галина избавилась от ребенка, то есть сделала свой выбор. И хотя по ходу отрывка они оба, будто бы пытаются сохранить свой брак, мы понимаем, что ничего уже не вернуть, слишком поздно. Понимает ли это Зилов? Мне кажется, что нет. Он не верит, что Галина, его жена, сможет от него уйти. Как много мужчин находится в таком же заблуждении и как больно потом бьет по ним правда. Потеря ребенка, для него не трагедия, а скорее облегчение. Ему не нужна такая ответственность, ведь тогда придется повзрослеть, сойти, наконец, с карусели, и, хотя бы, сесть и подумать.

Сцена дома, по структуре отлична от предыдущей. Здесь психологический способ игры и правда переживания. Галина, молча, сидит за столом. Она ведь учительница, она занята делом, проверяет тетрадки своих учеников. Нужно ли ей это делать ночью? Конечно же, нет, просто это единственный способ хоть как то отвлечься и скоротать время ожидания. Да и этюд на «память физических действий» для актрисы, лучший способ сыграть скрытое напряжение. Зилов же, наоборот, он развивает эдакую, псевдоактивность, тяжело дышит, мечется, потеет и мы, вслед за Галиной понимаем – врет. Мне кажется правильным то, что режиссер выбрал именно такой способ решения данного отрывка, игровая структура не прозвучала бы настолько драматично.

Вот ударил Хабенский-Зилов по столу при известии о потерянном ребенке и тут же схватился за руку. Больно, слишком сильно стукнул. А ведь, если бы и вправду для него это было так важно, разве почувствовал бы он боль? И вслед за Галиной хочется повторить: « Не верю. Ни одному твоему слову не верю…». И дальше, Галина почти не двигается, вся активность принадлежит Хабенскому, но именно она в своей внешней неподвижности выведена режиссером на передний план. И хотя по заднему плану бегает, размахивая руками Зилов, все наше внимание приковано к ней, и мы напряжено следим за внутренней жизнью актрисы. Конечно, любовь к нему еще жива в ней. Ей не все равно, ей очень больно. А Зилов, он пытается повернуть время вспять, пытается заставить ее вспомнить. А может не только ее? Может и себя?

И как у Вампилова, Галина постепенно увлекается воспоминаниями, позволяет себя обнять, укрыть покрывалом. А дальше, все очень красиво. Музыка. Лошадка превращается в корабль, на носу которого, как в «Титанике» стоит молодая женщина. А Зилов…на коленях пытается вспомнить что-то очень важное. И вот сейчас он настоящий и, хочется верить, что если он произнесет заветные слова, сказанные шесть лет назад, все еще вернется и он поплывет на красивом корабле вместе с женой. Но нет, чуда не происходит. Отрывок завершается «говорящей» мизансценой. Зилов – на стуле, он усаживает плачущую Галину себе на колени спиной к зрителю. И мы понимаем…ее уже нет.

Последняя сцена первого действия, это реальность. Зилов, на стуле, сжимающий в руках венок, по монотонный шум дождя, говорит по телефону с официантом. Герою очень важно, как относится к нему Дима. И хоть мы не слышим, голоса официанта, по игре Хабенского, все становится понятным.

Второй акт спектакля начинается со скандала на работе. Шеф узнал правду про «липу» о фарфоровом заводе и требует объяснений. Карусель медленно поворачивается, взгляд успевает поймать лошадь и группу теней на заднем плане. Повернувшись до конца и остановившись, карусель обнажила перед нами рабочий кабинет Зилова. Он изменился. Нет больше портретов передовиков (атрибута советской реальности), осталась лишь пачка папок на полу. И появилась лодка. Конечно, скоро ведь отпуск и охота, а может еще и то, что Зилов мыслями уже в ней. Чем меньше осталось времени до ее начала, тем больше не интересует его остальное. Первая мизансцена статична. Герои застыли, словно восковые фигуры. Первым оживает шеф: он в бешенстве, его обманули, ему подсунули «липу». Саяпин испуган, Зилов же пытается оправдаться, и в результате, берет вину за содеянное на себя. Под музыку танго, из первого действия, только теперь она звучит немного иначе…грустно. В этом отрывке открывается новая черта в характере Виктора. Он достаточно смел, по крайней мере, шефа он не боится. Еще он честен в отношении к другу. Он ведь понимает положение Саяпина, тому нужна квартира, и выговор ему ни к чему. А самому Зилову? По большому счету ему наплевать, ведь скоро охота. Мизансценически это выражено через то, что вначале отрывка все герои, стоят с правой стороны сценического пространства, то есть, на противоположной от лодки стороны. И  только когда Зилов решительно произносит: « Я этим занимался…», он начинает двигаться влево, все ближе и ближе к лодке. Но шеф, таящий обиду на Зилова, готов идти до конца. Не снижая оборотов скандала, ставит он себе в центре сцены стул и как король садится на него. Саяпин, нерешительно приближается. Его вина, испуг и готовность исправится и угодить, видна не только в тексте, но и в том, как работает тело актера. Чуть присогнутые колени, чуть опущенная голова, «собачья» преданность во взгляде.  Итак, шеф готов уволить Зилова, если тот возьмет всю вину на себя. А Саяпин…Саяпин воюет за свою квартиру. Он подтверждает – вина лежит только на Викторе, он тут не причем. В конфликт, начавшийся еще в предыдущем действии, вступают и эти герои.

С приходом Валерии, Зилов еще больше мысленно отдаляется от происходящего. Боевая жена пытается выгородить непутевого мужа, а он, Виктор, лишь удивленно, со стороны за этим наблюдает. Он уже в лодке, уже на охоте, где нет этой, опротивевшей ему реальности.

Забавной, показалась мне режиссерская задумка, не несущая глубокого смысла, а придуманная для заигрывания с публикой. Кушак, когда перед ним маячит перспектива общения с женщиной, возможная близость с ней, делает характерное телодвижение – приседает на месте. Вот и сейчас, принимая предложение Валерии пойти вместе с ней на футбол, он слегка присел, вызвав в зрительном зале смех. Видно, насколько больная для него эта тема, и как хочется ему «сходить налево». В этом и кроется основная причина его конфликта с Зиловым. К обиде за «динамо» на новоселье, примешивается зависть. Ведь он видит, что у Виктора проблем с женщинами нет, более того, он не знает, как избавится от надоевших. Таких, как Вера, желанная для шефа.

После ухода Кушака и Валерии, Зилов остается один на один с Саяпиным. Они не сорятся, все мирно, но мы прекрасно видим, как резануло по Виктору то, что даже при угрозе его увольнения, друг его не поддержал. Да и Валерия, выгораживая мужа, она готова лишить Зилова самого для него важного – охоты. Итак, друзья – предатели и еще…умер папа.

Следующий отрывок – это сцена в кафе. Герой начинает его с высокой, конфликтной ноты. Тут, не смотря на то, что карусель продолжает вращаться, меняя места действия и воспоминания,  Хабенский продолжает держать состояние, взятое в предыдущей сцене. Этим подчеркивается условность структуры и то, что главная тема спектакля – это Зилов. Все остальное, лишь декорации. Дальше и происходит перед нашими глазами последовательное раскрытие всех сторон характера героя. В разных ситуациях, с разными людьми. Галина, Дима, а затем Ирина. А закончить эту сцену режиссер решил уж совсем необычно, видимо решив, что там, где заканчиваются слова, начинается танец. В связи с этим, снова хочется отметить работу балетмейстера. При такой хореографии, действительно слова становятся лишними. Движения полностью отражают смысл происходящего, а музыка дополняет все это. В ней слышны крики-стоны и лошадиное ржание. Вот тянется Зилов к Ирине, вертит ее, как куклу, и тут же бросает на пол, потянувшись за стопкой водки. За всем этим невозмутимо наблюдает официант. Лишь когда Виктор совсем напивается, Дима вдруг резко хватает его, грубо, как животное, но тут, же отпускает. Еще рано. Последняя капля, удар по лицу, еще впереди. А Ирина…Танцем подчеркивается то, что она полностью принадлежит Зилову, и то, как ему на это, по большому счету наплевать. Также в этом отрывке просматривается разница в отношении Зилова к Галине и к Ирине. Ирина – ребенок, игрушка для него, наравне с лошадками и машинками. Ей и врать то, не нужно, зачем напрягаться? Она и так принадлежит ему, не смотря на то, что он женат, не смотря ни на что. Это видно, даже не в разговорах, а в том, как герой к ней прикасается. Опять же, браво Хабенский! Он хватает ее, как попало, будто она тряпичная кукла. С Галиной же, все иначе. Он врет ей, убеждает, делает виноватой. Он, разумеется, понимает, что она для него последний оплот, последняя соломинка, за которую можно удержаться. Но, даже это понимание, не способно удержать его от измен. Как избалованный ребенок, он знает, что поступает плохо, но надеется, что все сойдет с рук. Ведь всегда же сходило? Значит и в этот раз проскочит. Даже внезапная смерть отца не останавливает его. Пропускает он свой самолет, ради ночи с Ириной. Ради удовлетворения минутных своих потребностей. И осознавая все это, ненавидя и презирая себя за слабость, он напивается, чтобы, хоть как- то, заглушить внутренний голос. Хочу отметить еще отношение Зилова к официанту. Проскальзывает уважение, даже некий страх. Еще бы, ведь он не мажет, он попадает по летящим уткам и для него они уже мертвые.

Интересно то, что если в первом акте спектакля значимые моменты действия выделялись соответствующей музыкой. Сейчас же все наоборот. Актеры играют драму, а музыка при этом, легкая, джазовая. Она словно ускоряет темп действия, подгоняя его к финалу. Будто смеется музыка над Зиловым, говоря, что он получил по заслугам, что сам во всем виноват. Когда Галина возвращается в кафе с вещами для мужа, и застает его с Ириной, музыка легкая, но почему-то от этого, еще страшнее. Ведь зритель понимает то, чего не как не может понять главный герой. Что все кончено, что он потерял отца и теряет жену, что у него действительно, скоро ничего не останется кроме охоты. И хочется прекратить, эту музыку и крикнуть Зилову, чтобы он опомнился, пока еще не слишком поздно.

Но не хочет понять этого герой, как утопающий, хватается он за спокойного, уверенного в себе Диму, именно ему он говорит, что поедет к отцу завтра. При этом в голосе героя звучит скорее не вопрос, а просьба. Только мнение официанта имеет для него значение, ему важно, чтобы он его оправдал. Ирина, та не в счет, она не интересна, а о Галине он уже забыл.

Дима же, в свою очередь, такой авторитетный для Виктора, и не думает сочувствовать или понимать. Он внимательно, оценивающе разглядывает Ирину. Это ему важнее, проблемы других совсем не интересны ему, только, в отличие от главного героя, его это не мучает. Он живет в полном согласии с собственной совестью, с собственными желаниями и поступками, пусть даже, не очень благородными. И ему не мешают спать по ночам убитые им беззащитные утки.

И, как уже было сказано раньше, переходит Зилов в следующий отрывок, продолжая держать настроение предыдущего. Он, конечно, сбросит его, ведь по-пьесе, это следующее воспоминание, но не сразу. Причем, если раньше герой сам вращал карусель, меняя места действия, то теперь, карусель волочит его за собой. Он уже не борется, он опустил весла и плывет по течению.

Застыв, стоит Галина посреди комнаты. Решение уйти, положить всему этому конец, и вместе с этим боль, от принятия такого решения, все это отражается у нее на лице. Пытается обнять жену за плечи, подошедший сзади Зилов. Пытается, но не находит в себе сил. Он до сих пор ничего не понял, он не верит, что Галина может оставить его. И снова психологический театр берет вверх над условным, и от этого еще больнее, еще драматичнее. Весь отрывок нас преследует ощущение несделанных поступков, несказанных слов. Еще остался ничтожный, но все-таки шанс склеить разбитую чашку. Вот дает Зилов жене стул, а она, не видя, усаживается на чемодан. Вот, спрашивает он, как там с охотой, а она вдруг говорит: «Поедем?». И он вдруг останавливает Галину в дверях, и просит написать… Но, все же отпустив ее, он, чуть правда подумав, звонит Ирине. И мы понимаем, это конец.

А дальше, действие близится к развязке. Мастерски отыгрывает Хабенский, слова жены: « Я уезжаю насовсем». Быстро, нажимает он кнопку телефона, смотрит в трубку, слушает, есть ли там гудок и вдруг, услышав роковые слова, застывает с трубкой в руке, пытаясь осмыслить произошедшее. После, все, осознав, но не поверив в то, что такое возможно, мастерски разыгрывает перед Галиной истерику. Такая режиссерская трактовка подчеркивает моральное разложение героя. Он, конечно, не бьет Галину, но грубо хватает за шею. Он не просит, он приказывает и угрожает.

И только когда, оказывается закрытым в другой комнате, наступает прозрение. Он осознал, он готов разделить с Галиной самое важное – утиную охоту. При этом сцена освещается, будто солнцем, и издали слышна грустная лирическая мелодия. Этот режиссерский ход, еще больше усиливает значимость момента. Условный и психологический жанры сливаются здесь в одно целое, и возникает гармония. Наверно, именно этого эффекта хотел добиться режиссер, так как это гармония не только для зрителя, она сейчас в душе героя. Наступает кульминация сценического действия. Совсем чуть- чуть, краткий миг, он находится в согласии с собой, и говорит правду. Но, все это слишком поздно. И когда вместо Галины, рядом с ним появляется Ирина, вслед за зрителем, понимает это и герой. И дальше ему уже по-настоящему все равно. И музыка в душе затихает. Все. Ничего не осталось, и виновен в этом только он сам. Также хочется отметить момент, когда уже Зилов закрыт, а Галина еще не ушла. Черная мятущаяся тень и бледная, полная решимости женщина. « У тебя нет сердца!»… Именно эти слова Галины, что-то меняют в сознание героя. Он знает – она права. Наступает прозрение. Он понимает, как важна была для него жена. Только в отличие от пьесы, в спектакле заветных « Я тебя люблю», главный герой, так и не произносит.

А Ирину, появившуюся вместо жены, на охоту он с собой не возьмет. Наоборот, прячется он от нее и от себя в деревянной лодке, осознавая необратимость произошедшего. И все же, протягивает он ей навстречу руки и, заглядывая е в глаза, пытается найти успокоение в любви этой девушки, о чем нам говорят, появившиеся музыка и звезды, но это невозможно. И осознав это, ему остается только истерический смех. Интересно, также то, что у Ирины почти такое же, как у Галины платье. От этого, немного другой, чем в пьесе смысл, приобретают слова, о нем, Зилова.

Он поражен этим сходством, это не просто, первые слова, пришедшие в голову, чтобы скрыть удивление. Ведь она пришла заменить ему Галину, а после, он даже назовет ее своей невестой, но, легче и лучше ему от этого не станет. Также, эта мысль прозвучит позже. Когда Зилов оставит ее, распустив крылья, будто говоря, лети! А она, оставшись одна, посидит в его лодке, примерит плащ Галины и, не выдержав, собственной ненужности, уйдет.

Параллельно с этим, разыгрывается другая сцена. Все это происходит видимо, в сознании Зилова. Его друзья, злобно смеясь,  сочиняют телеграмму, по случаю смерти Виктора. Опять же, здесь проявляется игровая структура спектакля. У Вампилова, эта сцена написана вполне по - бытовому: герой просто получает  эту телеграмму. В спектакле, же все это сопровождается зловещей музыкой, и мы понимаем, скоро герой поставит точки. Так жить больше нельзя, нельзя врать бесконечно, в жизни должно быть что-то еще, кроме ожидания охоты. Дальше лучом света высвечивается возбужденный задыхающийся Зилов. На нем плащ, и хотя он говорит по телефону с Димой, кажется, будто он уже в лодке. Мысленно, он действительно уже там, под проливным дождем, на долгожданной охоте.

И, словно, чтобы отбросить последние сомнения в своем полном одиночестве, задает он официанту вопрос про то, кто же вчера его ударил? Не он, ли? Не Дима? И хоть получает наш герой однозначный ответ, он не верит. Более того, теперь он убежден, « по-морде» дал ему его последний друг. А если так, зачем же брать его с собой на охоту… Луч света показывает нам появившегося на противоположной стороне сцены Диму. Иронично, без тепла ухмыляются они друг другу. Вот она, имитация дружбы. Сцена переходит с последнее воспоминание. Итак, кафе «Незабудка».

Музыка резко из зловещей переходит в легкую. Этот ход придуман Вампиловым, и здесь он весьма кстати. Дальше, снова реализм, из которого выпадает разговор Зилова и Димы об охоте. Легкая музыка, синхронное закидывание ноги на ногу, обаятельнейшая улыбка Пореченкова, все рассчитано на то, что зритель будет смеяться. Туда же можно отнести и этюд с водкой, и, несущую дополнительный смысл, зарисовку об охоте, под удары колокола. А потом, как и в пьесе, герой напивается и говорит всем гадости…или правду. Всем, в том числе Диме и Ирине. И снова, как и в первом воспоминании, веселится Вера, конечно удивленная решением Кузакова жениться на ней, лебезит перед начальством Саяпин и Валерия, начальство, в свою очередь думает о женщинах. Снова все сидят вокруг стола, а Зилов стоит отдельно, только теперь, хозяин положения он. Он не безразлично закрывает глаза на все происходящее, он наконец-то не врет. И напивается один, больше ему не нужна для этого компания. Завершается это « торжество правды» чересчур откровенно. Пьяный Зилов стаскивает с Ирины белье. По-моему, слишком резкий жест для спектакля такой структуры. Видимо режиссер решил использовать все, что знал. Не понятным для меня осталось и то, кому и зачем подмигнул Дима-Пореченков перед тем, как ударить Зилова по лицу. А дальше, первый раз за весь спектакль при упоминании об охоте не заиграла музыка и герои не поменяли темп движений на рапид. Просто герой пришел в себя, правда, ненадолго.

Следующая сцена – это повторение пролога спектакля, страшный сон Зилова, только на этот раз, краски становятся более яркими. Интересно, как с помощью пластики можно передать смысл драматического действия. Дима и Кушак перетягивают Ирину словно канат. Не она, а мужчины решают, кому же она достанется в качестве почетного приза.

Мастерски сыгранная Хабенским сцена самоубийства – это уже не воспоминания, это реальность. Хотя сопровождающая ее музыка, та же, что и в воспоминании Зилова о Галине. Не удивительно, ведь именно уход жены стал последней точкой в осознании героем бессмысленности происходящего. Нарастающую музыку и действие обрывает телефонный звонок. И друзья, пришедшие вовремя, спасают главного героя.

Это уже не игра и не воспоминания, это реальная жизнь. И вместо музыки, мы слышим шум дождя за окном. Каждый персонаж ведет себя в соответствии со своим характером. Говорит о квартире Саяпин, убеждает Кузаков, невозмутимо советует, из каких патронов лучше застрелиться Дима. В отличие от пьесы, здесь фразы друзей героя звучат действительно двусмысленно. Не удивительно, ведь в данной трактовке, они всего лишь тени.

Режиссер, дал нам ответы, на то, как заканчивается жизнь Виктора Зилова. Точнее, не так…В финале спектакля А. Марина «Утиная охота», жизнь Зилова заканчивается. В суматохе, бегают по вращающейся карусели актеры, пытаясь догнать Зилова, отчаявшись убедить его в чем-то, оставляют наедине с официантом. А дальше, как и в пьесе, оставляет Дима заряженное ружье, закрепляя право решать за Зиловым. Только вот решение, герой принимает однозначное. Не узкую полоску неба видит он перед собой, а раздевшись наголо и оставив на голом теле только плащ, прощается со всеми и с умиротворением едет на свою «последнюю охоту». Перед тем, как прозвучит выстрел, в последний раз закрутится карусель под музыку вальса, замигает всеми огоньками и потухнет.

18