Японская философия

-10- 

     Период  Токугава (1600—1868) считается «золотым веком» конфуцианства в Японии. Фудзивара Сэйка (1561—1619) и Хаяси Радзан (1583–1657) придали чжусианскому направлению статус самостоятельной школы «Сюсигакуха», пользующейся официальной поддержкой правительства. Согласно учению Чжу Си, природа человека, порядок в обществе и мир в Поднебесной рассматривались как вещи взаимосвязанные. Метафизическая доктрина была построена на основе дуализма Небесного принципа «ли» (японское «ри»), определяющего природу всех вещей, и психофизической субстанции щи» (японское «ки»). Небесный принцип, присутствующий во всех вещах без исключения, объявлялся законом мироздания или одновременно моральным законом, заложенным в человеческой природе. Японские чжусианцы нередко отождествляли принцип с «путем Неба» или с «путем богов». Познание рассматривалось как исследование принципа в конкретных вещах. Постижение собственной истинной природы мыслилось как отправная точка морального совершенствования. Одной из отличительных особенностей японского чжусиан-ства является включение элементов синтоистской космологии и дзэн-буддизма. К данной традиции относились Муро Кюсо (1658—1734), Киносита Дзюнан (1621–1698), Андо Сэйан (1622–1701), Амэномори Хосю (1668–1755), Каибара Эккен (1630–1714).

«Школа изучения древности» («Когаку-ха»), призывавшая вернуться к подлинному смыслу конфуцианских классических книг. Представители этого направления говорили о неправомерности сведения норм морали, политики и многообразия природных явлений к единому «принципу». Добродетели стали рассматриваться ими как внешние по отношению к человеческой природе правила, изобретенные древними «совершенно мудрыми». В связи с этим возникло и новое понимание природы человека, в соответствии с которыми страсти и желание составляют ее неотъемлемую часть. Все мыслители «Когакуха» отрицали возможность познания вещей и природных форм в силу ограниченности человеческого разума и объясняли все сущее волей Неба. Ито Дзинсай (1627— 1705) утверждал, что моральные нормы могли возникнуть лишь в контексте человеческой истории. Он рассматривал историю как пространство, в котором были выработаны прецеденты для последующих эпох. Центральное положение в этике Ито Дзинсая занимают конфуцианские добродетели человеколюбия и лояльности. Исходя из подобных установок Ямага Соко (1622—1685) сформулировал основы самурайской этики «бусидо», стержнем которой явились принципы чести и долга, уходящие корнями в яп. историю. Огю Сорай (1666–1728) и Дадзай Сюндай (1680—1747) посвятили свои учения социально-политическим проблемам. С точки  

-11- 

зрения благополучие в государстве зависело не от морального совершенства егограждан, а от знания «норм ритуала, музыки, системы законов и наказаний», созданных «совершенномудрыми» древности, которых Небо наделило уникальными способностями. Тем не менее, согласно Огю Сораю, использование институтов и законов возможно лишь с учетом условий текущего времени, каждый отдельный человек рассматривался им как участник управления государством под руководством правителя. 

     Школа «Национальной науки» («Кокугакуха») возникла как движение, направленное на изучение древней японской литературы и истории с целью выявления собственно яп. культурных элементов и особенностей национального духа, существовавших еще до введения буддизма и конфуцианства. К этой школе относились такие мыслители, как Камо Мабути (1697—1769), Мо-тоори Норинага (1730—1801), Хирата Ацутанэ (1776— 1843). Возвысив мифопоэтическое метафорическое осмысление реальности над рациональным, представители школы перенесли акцент на раскрытие индивидуальности, уникальности отдельных вещей и явлений. Мотоори Норинага сделал методом познания эстетическое сопереживание (постижение «мононо аварэ», т.е. очарования вещей), восприятие вещей через симпатию и интуицию, отождествление себя с ними. История стала восприниматься «Кокугаку» как последовательность индивидуальных событий. Видимый, вещный мир рассматривался как реализация божественной силы невидимого мира. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

-12- 

1.3 «Великая  перемена»

     В период «великой перемены» (середина первого  тысячелетия после Рождества  Христова) специфически философский способ мышления перешел из Китая через Корею также в Японию, которая восприняла китайскую культуру и философию подобно тому, как Рим воспринял греческую. В религиозном отношении некоторый толчок развитию японской философии дал буддизм, особенно благодаря тому, что буддистское мироотрицание вызвало в Японии оборонительную реакцию. Однако только в 12 и 13 вв. в трех направлениях буддизма (Дзёдо, Дзэн, стремящемся к утверждению личности, и Нитирэн, сосредоточившем свое влияние на общности и государстве) можно заметить элементы философии. С 14 по 15 в. философское движение в Японии снова приняло характер попятного движения, хотя суровое китайское неоконфуцианство и пустило здесь корни, но большого влияния не приобрело. С началом 17 в. философское мышление становится более свободным. Школа Тэйсю (т.е. школа кит. философов – братьев Чэнь и Чжу Си), существовавшая до кон. 19 в., пыталась объединить конфуцианскую этику с буддист, учением о карме, но вскоре приняла типично кит. направление. Школа Йомей, получившая свое название от японского мыслителя Ван Янмина и существовавшая до начала 19 в., представляла собой соединение интуитивизма божественного просветления с этическим действием. Школа Когаку, влияние которой распространялось только на мысль 18 в., хотя в конечном счете и была формально учреждена как неоконфуцианская, тем не менее была японская по духу; независимо от того, носила ли она оттенок этического оптимизма или этического пессимизма, она всегда была внутренне связана с воинственной японской этикой. Решающее влияние на японскую философию оказало движение самураев, направленное против всякого проникновения иностранного религиозно-мировоззренческого влияния. Самураи представляли собой военное сословие, которое развивало не столько философию, сколько своего рода историческое мировоззрение, занималось проблемами воспитания, политикой. Начиная с последней трети 19 в. в Японии распространились многочисленные европейские и североамериканские философские учения. Но имеет место также и обратный процесс, и в этом смысле характерны книги о Дзэне, а также японский «экзистенциализм» Нисиды.

-В споре  побеждает тот, кто громче кричит. 

-Ветер дует, но горы не двигаются. 

-Воспитание  важнее происхождения.

-13- 

-Дети знаменитостей  редко бывают знамениты. 

-Если хочешь  убить полководца, убей сначала  его коня. 

-Женщина  захочет — сквозь скалу пройдёт. 

-За излишней  скромностью скрывается гордость. 

-Завтра подует  завтрашний ветер. 

-Зонтик нужен  до того, как промокнешь. 

-И камень  может проговориться. 

-И Конфуцию  не всегда везло. 

-И мудрец  из тысячи раз один раз да  ошибается. 

-Карп плывущий  против течения, может стать  драконом. 

-Кто плавать  может, тот и утонуть может. 

-Кто три  дня попрошайничал — никогда  не отвыкнет. 

-Легче найти  десять тысяч солдат, чем одного  генерала. 

-Не бойся  немного согнуться, прямее выпрямишься. 

-Никто не  спотыкается, лёжа в постели. 

-Одна собака  залает впустую — остальные подхватят всерьёз. 

-Подумав  — решайся, а решившись —  не думай. 

-Разве могут  ласточки и воробьи знать думы  аиста? 

-Родители  трудятся, дети наслаждаются жизнью, внуки — нищенствуют. 

-Самурай  ковыряет в зубах зубочисткой,  даже если он не ел. 

-Талантливый  человек мало живёт. 

-14- 

-Трудно сказать,  что на душе у постоянно  смеющегося человека. 

-Трудно соперничать  с достоинствами умерших. 

-Уступай  дорогу дуракам и сумасшедшим. 

-Хороший  купец не выкладывает весь  товар сразу. 

-Человек хорошо делает то, что любит. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

-15- 

Глава 2: Искусство Дзен. 

     Роль  японской философии, искусства Дзен “вкладывается” во все, свободно и целиком, и действует самозабвенно и без оглядки. Он не смешивает духовность с размышлением о Боге во время чистки картошки. Духовность Дзен – как раз в том, чтобы просто чистить картошку. 

     Смысл дзэн — интуитивное проникновение  в природу вещей, то есть сатори. Его первое условие — “прозрение в познании собственной природы”, позволяющее человеку определить направление своего движения, точки концентрации своих усилий. “Дзэн, — пишет швейцарский психолог К.Г.Юнг, требует ума и силы воли, как всё великое и всё, чему должно осуществиться”. Бесконечная вера в способность человека проникнуть в самые основы жизни, в глубины вещей и составляет суть дзэн. 

     Для японского общества на протяжении столетий характерен своего рода культ труда, превращение работы и службы, не рассчитанных на рекламу и похвалу, в религиозный идеал. И разве  не находка для менеджера тот комплекс приёмов, с помощью которых воспитывается способность полностью отдаться делу, сосредоточиться на том, что происходит “здесь и теперь”? С давних времён дзэн рассматривает повседневный труд в качестве если не основного, то, во всяком случае одного из условий достижения просветления. С другой стороны, дзэн предполагает, что постигнутое путём спокойных размышлений обязательно должно быть воплощено в жизнь. В общении между людьми важным становиться стремление самому понять собеседника, взглянуть на мир его глазами, хотя бы мгновение пожить его жизнью. 

     Существует  немало объяснений того, чем притягательно  искусство для бизнесмена и чиновника, одно из них — мысль Андрея Платонова  об искусстве как “высшей форме  экономии”. Развитое эстетическое чувство нередко называют основой национального характера японцев. И опыт Японии интересен тем, что там производимый товар несёт не только утилитарную функцию, но и ценность эстетическую. Ещё в 1955 году был создан центр по дизайну в текстильной промышленности, в позже и в других отраслях. С апреля 1963 года производится ежегодно выставка товаров “Знак отличного дизайна”, товары активно показывались на выставках в крупнейших городах,  

-16- 

сообщали  газеты, радио, телевидение. К. Мацусита рассматривает управление как один из видов искусства. Кроме того, финансирование

культурных акций помимо благотворительных, несёт и рекламные цели. 

     Искусство, перед своим проявлением, требует  сосредоточенности ума.  

     Можно сказать, что сосредоточение является первоисточником искусства. 

     Никто из гениальных художников, музыкантов, учёных, воинов, изобретателей и  т.д., вплоть до самого заурядного человека, пережившего нечто подобное озарению в житейской ситуации, не в силах  объяснить, почему вдруг совершенно неожиданно ум оказывается в таком состоянии, что не только мгновенно постигает природу вещи и явления, не только видит самые мельчайшие взаимосвязи между всем и вся на данный момент, но ещё и ощущает, что способен сознательно действовать, (и действует!) в полнейшей гармонии со всем этим ясным, молниеносным и не осмысляемым пониманием. В этой гармонии само действие есть не что иное, как некое единство прошлого и будущего, что реально осознаётся именно сейчас, в это самое мгновение вдохновлённости, озарения, постижения умом своей собственной природы... 

     Но  ум человека не способен остаться в  таком ясном состоянии на постоянно. Природа ума ускользает, оставляя наглядно лишь свои проявления: мудрые мысли, открытия, откровения, остроты, интуитивные догадки, решения, ответы и т.п. Люди вынуждены ради вдохновения и озарения снова и снова пытаться сосредоточиться точно так же, как это было на момент самого яркого из подобных опытов... И пусть это будет сочинение музыки или разделывание мясной туши, создание шедевра архитектуры или ремонт подручными средствами, смекалка или интуиция - без разницы... 

     Дзен  сделал природу ума целью такой  практики, при которой она не только постигается в полной мере, но и  пробуждается самосознанием. Недаром  дзен-мастера были не только великими йогами, но и искусными воинами, художниками, поэтами и т.д. И при этом, в отличие от мирских людей, они считали все эти проявления истинной природы недостойными ни культа, ни даже особого внимания 

-17- 

     В повседневных делах любое действие и слово истинного мастера  представляли собой проявление пробуждённой природы, т.е. любое действие реализовывалось непосредственно абсолютной мудростью. Как, например, писали современники Банкея, что бы он ни делал, действия мастера были удивительно точны и безупречны и несли порой глубоко скрытый и никому не понятный смысл. А когда суть действия всё же проявлялась - результат удивлял всех, так как никто не мог и ожидать такого предвидения...