Автор работы: Пользователь скрыл имя, 30 Января 2011 в 16:18, контрольная работа
В глубинах человеческого сознания зародилось отчаяние, сомнение, не видящее выхода из тупиковой ситуации. Необходим был поиск выхода к чему-то прочному и надежному. Людям нужна была вера в новую силу. Философия в лице Парменида осознала сложившуюся ситуацию, которая обернулась трагедией для человеческого существования (экзистенции), отразила эмоциональный накал и попыталась успокоить смятенную душу людей, поставив на место власти богов власть разума, власть мысли. Но мысли не обычной, посюсторонней о вещах и предметах мира, о потребностях и нуждах повседневного существования, а абсолютной мысли (в последствии философы назовут её «чистой», имея в виду такое содержание мысли, которое не связано с эмпирическим, чувственным опытом людей).
Зенон Элейский (ок. 490 – ок. 430 до н.э.) - древнегреческий философ, представитель Элейской школы. По сведениям Диогена Лаэртия, Зенон был учеником и приемным сыном Парменида. Как представитель указанной философской школы Зенон отстаивал мысль о единстве и неподвижности истинно сущего бытия. Соответственно в теории познания Зенона содержалось резкое противопоставление разумного знания знанию чувственному: основывалось оно на недоверии к той картине окружающего мира, которая доставлялась чувствами, и на основе убеждения в превосходстве ума над ощущениями. Только ум, считали элеаты, ведет к достоверной и незыблемой истине. Но, тем не менее, по мысли Зенона, даже недостоверные «мнения», добытые на основе чувств и ощущений, необходимо знать. В рамках задачи отстоять от критиков воззрения Парменида Зенон выдвинул 45 «доказательств» о едином, неразделимом бытии (до нас дошло 9). Отрицая в чувственном бытии всякую непрерывность, Зенон доказывал немыслимость последней вообще, то есть немыслимости множественности и подвижности (движения). Из немыслимости непрерывного чувственного бытия Зенон выводил непрерывность уже как «предмет чистой мысли». По мнению ряда исследователей, философский и логический метод Зенона сходен с тем, что в математике называют «доказательством от противоположного». Зенон принимает условно тезисы противника (что пространство может мыслиться как пустота, как отдельное от наполняющего пространство вещества; что мыслимо существование множества вещей; что может быть мыслимо движение). Приняв их условно, Зенон доказывает, что признание их ведет к противоречиям. Следовательно, пустота, множественность и движение не мыслимы. Если допустить, что бытие не едино, а множественно, мысль заходит в тупик. Первая эпихерема такова: «Если существует много вещей, то их должно быть ровно столько, сколько их действительно есть, отнюдь не больше и не меньше, чем, сколько их есть. Если же их столько, сколько их есть, то число их ограниченно». Такой тезис первой эпихеремы Зенона против множества. Антитезис же говорит: «Если существует много вещей, то сущее по числу беспредельно. Ибо между отдельными вещами всегда находятся другие вещи, а между этими опять другие. И таким образом сущее неограниченно (по числу)». Пусть – А сущее, В – единое, С – ограниченное. Тогда А есть В, потому что допущение, что А не есть В, приводит к тому, что не-В есть С и не-С.
Во второй эпихереме говорится: « Если сущее множественно, то оно должно быть и малым, и большим: настолько малым, чтобы не иметь величины, и настолько большим, чтобы быть бесконечным». Здесь тоже А есть В, потому что А есть не-В, означает, что не-В есть С и не-С, только здесь под С подразумевается не ограниченное, как в первом случае, а бесконечно малое, а под не-С – не неограниченное, а бесконечно большое. Во второй эпихереме расхождение между С и не-С больше, чем в первой.
Ход рассуждения здесь, по-видимому, такой: если члены множества неделимы, то они не имеют величины, а потому все множество бесконечно мало; если члены множества делимы, то та же ситуация возникает уже с подмножествами; если есть где-то предел делению, то это означает, что все множество в конечном счете состоит из бесконечно малых далее неделимых частей, а потому само бесконечно мало; если же предела делению нет, то множество состоит из бесконечного числа частей, а потому бесконечно велико. Зенон (и никто из его современников) здесь просто не знал того, что бесконечная сумма бесконечно малых есть конечная величина. Тогда не различали экстенсивной и интенсивной бесконечности.
Весь ход рассуждений Зенона предполагает, что бытие у него пространственно, что существовать означает для него иметь величину, а иметь величину – иметь пространственный объем. Поэтому Аристотель в «Метафизике» так формулирует представление Зенона о бытии: « Существующее - это величина, а раз величина, то и нечто телесное». Сам же Зенон говорил, что « если бы кто-нибудь ответил ему, что такое единое, то он мог бы сказать, что такое бытие» (Евдем). Надо отметить, что рассуждения Зенона, против многого затрагивали и проблему единого. Если то, что не имеет частей, ничто, то ничто и единое неделимое бытие Парменида. Это также заметил Аристотель, подчеркнув, что «если само по себе единое не делимо, то, согласно положению Зенона, оно должно быть ничем». А позднее римский философ Сенек с ужасом скажет о том, что «элеец Зенон разрушил все дотла». Но сам Зенон об этом не подозревал. Его общий вывод из обеих эпихерем (апорий) против множества таков: «Тому, кто утверждает множественность (сущего), приходится впадать в противоречие».
Зеноновские рассуждения против движения (их-то и имеют в первую очередь в виду, когда говорят об апориях Зенона) дошли до нас через «Физику» Аристотеля. Позднее они получили наименования «Дихотомия» - разрубание надвое, «Ахиллес и черепаха», «Стрела», «Стадион».
Первая апория гласит, что движение не может начаться, потому что движущийся предмет должен дойти до половины пути, прежде чем он дойдет до конца, но чтобы дойти до половины, он должен дойти до половины половины, и так до бесконечности, т.е. чтобы попасть из одной точки в другую, надо пройти бесконечное количество точек, а это невозможно.
Вторая апория — так называемый «Ахиллес». Он гласит, что медленного (бегуна) никогда не догонит быстрый (бегун), ибо необходимо, чтобы догоняющий прежде достиг (той точки), откуда стартовал убегающий, поэтому более медленный (бегун) по необходимости всегда должен быть чуть впереди.
Так вот, согласно апории, Ахиллесу ни за что не догнать черепаху. Аргументы апории сводятся к тому, что, когда преследующий достигнет места, где находился преследуемый в момент старта, догоняемый бегун продвинется, хотя и немного, дальше. Значит, на новом небольшом участочке пути Ахиллесу снова придется догонять черепаху. Но пока преследователь добежит до этого второго пункта, беглянка снова переместится вперед. И так далее до бесконечности.
В то же самое время вышеозначенное рассуждение, что сумма бесконечного числа временных интервалов все-таки сходится и, таким образом, дает конечный промежуток времени, абсолютно не затрагивает один существенно парадоксальный момент, а именно парадокс, заключающийся в том, что некая бесконечная последовательность следующих друг за другом событий, последовательность, завершаемость которой мы не можем себе даже представить (не только физически, но хотя бы в принципе), на самом деле все-таки должна завершиться. Апория не ставит вопрос о пределе и его вычислении, апория спрашивает: как этот предел в принципе возможно достичь?
Суть апории «Стрела» заключается в следующем: в каждый момент полета стрела занимает определенное место и покоится в нем; следовательно, движение стрелы есть сумма состояний покоя, т. е. стрела не движется. Ведь движение не может слагаться из суммы состояний покоя.
Четвертый (аргумент) — о равных телах, движущихся по стадию в противоположных направлениях параллельно равных (им тел); одни (движутся) от конца стадия, другие — от середины с равной скоростью, откуда, как он думает, следует, что половина времени равна двойному.
Смысл обеих апорий в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства. Поэтому две первые апории образуют как тезис, а две вторые – антитезис, а в целом получается, что движение невозможно ни при прерывности пространства, ни при его непрерывности. Зенон верно подметил диалектику в понятии движения, но разорвал это понятие на две части и противопоставил их друг другу. На самом деле пространство и время и прерывны, и непрерывны, и движение есть разрешения противоречия между прерывностью и непрерывностью, как пространства, так и времени.
Апории
Зенона вызвали большое
Доказывая, что бытие едино и неподвижно, Зенон идет обратным парменидовскому путем. Если Парменид шел от истинного в его понимании мира и начинал сразу с анализа бытия как такового, а потом уже переходил к миру кажущемуся, то Зенон в соответствии со своим методом доказательства от противного шел от кажущегося в его понимании мира к миру истинному. Он доказывает, что физический мир противоречив, а потому не может быть истинным, а раз так, то истинным является сверхчувственный мир.
Рассуждения Зенона сыграли громадную роль в развитии предметного мышления. Поставленные им проблемы единства и множества, движения и покоя окончательно не разрешены и поныне. Зенон первый после Парменида стал доказывать. Именно у Парменида мы впервые находим формулировку принципа исключенного третьего и доказательства Зенона путем приведения к абсурду.
Третьим Деятелем Элейской школы был Мелисс. Своим современникам был более известен как военный, нежели как философ. Автор философского трактата О природе, или О сущем (известен по фрагментам), в котором дает ясное прозаическое изложение поэмы Парменида с развернутой аргументацией. Из исходного постулата “нечто есть” Мелисс дедуцирует все атрибуты сущего: оно вечно, бесконечно, одно (т.к. два бесконечных граничили бы между собой), однородно, неподвержено изменениям и претерпеваниям чувств (боли, печали), неподвижно. Из дошедших до нас фрагментов Мелисса видно, что он повторяет учение Парменида о единстве, о вечности и о неизменности истинного бытия. Однако он вносит в учение Парменида и Зенона важное новшество. Парменид утверждал, что мировой шар имеет конечный радиус. Напротив, Мелисс доказывал, что мир может быть вечным, невозникающим и непогибающим только при условии, если радиус мира не есть величина конечная, иначе – если мир бесконечен. Указание на отсутствие “боли” и “печали” в бытии свидетельствует об этико-психологическом измерении сущего – бытие становится образцом внутреннего спокойствия и душевной неуязвимости мудреца.
Мелисс исходит в своих рассуждениях из постулата «из ничего не может возникнуть ничего», утверждая, что сущее не возникало, а оно вечно сущее, что и уничтожению оно не может быть подвергнуто, ибо сущее не может превращаться в несущее. Если сущее не имеет ни начала, ни конца во времени, то оно бесконечно и в пространстве, а если оно бесконечно и целокупно, то следовательно ничего другого существовать не может.
Отводя
главную роль в познании мышлению,
элейская школа противопоставила его
чувственному восприятию как текучему
и неустойчивому; впервые в истории философии
выдвинула идею единого бытия, понимая
его как непрерывное, неизменное, присутствующее
в любом мельчайшем элементе действительности,
исключающее множественность вещей и
их движение. В целом элейская школа все
же вошла в историю античной философии
как течение, несомненно, являвшееся реакцией
против ряда результатов, достигнутых
развитием ранней материалистической
науки и философии греческого Востока
в VI и в первой половине V в. До н. э.
Литература: