В свете сказанного, не будет преувеличением предположение, что хайдеггеровский  герменевтический метод сохраняется  и падает вместе с тезисом о невыразимости концептуальных истин. Не будет также несправедливо, согласно взглядам самого Хайдеггера, думать об определимости истины как проверке жизненности герменевтического подхода. Если я могу сказать, что значит для предложения быть истинным, то я могу сказать, что это предложение означает. И если я могу сказать это в моем собственном трезвом, относящемся к фактам языке, то я могу обойтись и без всей особой герменевтической техники дискурса и всего особого герменевтического жаргона.

       Многое  из того, что было сказано Хайдеггером, может быть также сказано его последователями, включая тех, кто отстоит относительно далеко, - философов, скорее им стимулированных, чем за ним следующих. Например, мы теперь можем видеть, каково более глубокое основание деконструктивистской догмы о необратимости деконструкции, или, скорее, невозможности сопровождения деконструкции последующей реконструкцией. Это якобы более глубокое основание - невыразимость результатов деконструкции.

       Сходным образом, причина, по которой Деррида употребляет свой странный жаргон, та же, что и у Хайдеггера Или, выражаясь более осторожно, самое доброжелательное и исторически правдоподобное объяснение явной особенности его стиля состоит в том, чтобы полагать его следующим здесь за Хайдеггером.

       Судьба  методологии Дерриды, подобно хайдеггеровской, тем самым тесно связана с  оценкой общей универсалистской позиции. И один из пробных камней такой оценки -проблема истины

       Эта проблема особенно поучительна, поскольку  к ней можно подойти с позиций  реальной аналитической техники. Тем не менее на первый взгляд может показаться, что здесь нет необходимости прибегать к каким-либо новациям, поскольку гораздо более давние результаты, как представляется, навсегда закрыли проблему.

       В начале 30-х годов Альфред Тарский опубликовал результаты своих фундаментальных исследований понятия истины в монографии "Понятие истины в формализованных языках". Более современные критики, включая таких, как Джон Этчеменди, склонны прочитывать Тарского тем способом, который глубоко чужд характеру его мышления в то время. И дело не только в том, что собственные предпосылки Тарского были гораздо более философскими, чем иногда об этом знают более поздние читатели Предположения Тарского относительно языка в целом, как языка математики, так и того, что он называл "разговорным языком" не являются очевидными и нуждаются в более тщательном исследовании.

       В своей новаторской работе Тарский, прежде всего, рассматривал эксплицитно  выраженные формальные языки. Основа огромного  влияния Тарского состоит в том, что он показал, как эксплицитно определить понятие истины для большого (и. очевидно, репрезентативного) класса таких языков. Это крупное философское достижение, настолько хорошо нам известное, что оно, к сожалению, начало вызывать все меньше почтения. В наши дни стало фактически обязательным в философской дискуссии жаловаться, что Тарский лишь определил некоторую разновидность абстрактного отношения между языком и миром, которая не связана с тем, как мы реально подтверждаем и опровергаем предложения. Этот якобы существующий дефект в рассуждении Тарского может быть фиксирован, но он не имеет никакого отношения к моим целям.

       Показывая нам, как определить истину, пусть  лишь локально, Тарский может быть причислен к тем, кто способствует и дает импульс теоретикам языка как исчисления, по крайней мере методологически. Но главное философское влияние работы Тарского - в другом Тарский показал, при данных допущениях, что определение истины может быть дано для формального языка лишь в более сильном матаязыке. Данный результат, как представляется, приводит к полному подтверждению универсалистской позиции в решающем случае истины. Ибо в применении к нашему реально используемому языку - "разговорному языку" Тарского - это означает, в предположении, что данный разговорный язык удовлетворяет предпосылкам его теорем, что истина может быть определена лишь в более сильном метаязыке. Но вне нашего используемого языка нет более сильного метаязыка. Поэтому в плане того, что действительно имеет философское значение, определения истины невозможны. В этом смысле истина буквально невыразима, и универсалисты победили.

       Слабый  пункт здесь, конечно, это вопрос, соответствует ли разговорный язык условиям теоремы Тарского о такой  невозможности Тарский, очевидно, остро  сознавал данную проблему. Реальные причины, по которым он возражал против определений истины в разговорном языке, фактически основаны больше на открытости и неправильности естественных языков, чем на его собственной теореме. Мнимая неправильность была с тех пор в значительной степени опровергнута такими лингвистами и логиками, как Хомский или любимый ученик самого Тарского Ричард Монтегю. Я подозреваю, что основная мнимая иррегулярность, которую имел в виду Тарский, состояла в неудаче его формального подхода к определению истины, т е в неудаче принципа, который лингвисты знают как композициональность, а некоторые

       философы - как принцип Фреге, но реальное значение которого - семантическая  независимость от контекста. Я доказывал  в другом месте, что предпосылка  о такой независимости от контекста в семантике естественных языков совершенно нереальна

       Хотя  философское влияние результатов  Тарского не пошло дальше обоснованных сомнений, преобладающее большинство  философов явно приняли их, для  того чтобы закрыть проблему определенности раз и навсегда. Например, в недавних дискуссиях о подъеме и падении карнаповского оригинального проекта в теории языка, который вел к "Логическому синтаксису языка" неопределимость истины (и/или аналитичности) для существенно богатых языков в самих этих языках считалась доказанной.

       Соответственно  более широкое философское сообщество приняло факт невыразимости истины для философски значимых языков как  установленный результат. Это сильно стимулировало универсалистскую позицию  в общей философии языка и философии в целом.

       В более развернутой исторической перспективе результат Тарского был лишь одним из нескольких негативных результатов, установленных почти  в одно и то же время, которые все  вместе считались показателями серьезных  ограничений логических, математических и других рациональных подходов к основаниям логики, математики и науки. Эти результаты также включают результаты Геделя о неполноте (которые, фактически, тесно связаны с результатами Тарского) и открытие Гейзенбергом соотношения неопределенностей в квантовой физике

       Если  говорить в более общем плане  то мои размышления тем самым  привели к ряду результатов. Это  не только тот факт, что особые апелляции  к результатам Тарского и Геделя оказываются бессмысленными. Все  философское значение теорем о неполноте и неопределимости надо переоценить Результаты, подобные тем, что получили Гедель и Тарский, фактически составляют твердое ядро любого рационального основания для общего тезиса о невыразимости. Тем не менее,  результаты Тарского и Геделя просто не имеют тех негативных философских следствий которые им первоначально приписывали и которые у них обычно подразумевают. Тем самым тезис о невыразимости вполне можно отвергнуть, и в любом случае философские методологии, которые на нем базируются, теряют свое разумное основание. Эти методологии, прежде всего, включают герменевтическую и деконструктивистскую. Или чтобы быть точным моя критика касается лишь тех аспектов герменевтического подхода, которые зависят от мнимой невыразимости концептуальных постижении сущности. Те аспекты, которые, как доказано, являются лишь особыми случаями определенных параметров рациональной и даже научной методологии в целом не затрагиваются каким либо критицизмом. Например, нет необходимости интерпретировать истину как открытость, что делает Хайдеггер, но определенный (не обязательно порочный) круг, как можно доказать, присутствует даже в трезвом научном исследовании.

       Результаты  следует правильно понять также  и в других отношениях. Я не говорю, что нам не нужно считаться  с мыслями тех философов которые верили в невыразимость семантических и концептуальных объектов, или что у них не было подлинных озарений. Но эти озарения следует формулировать в тех же эксплицитных терминах, что и научные истины и доказывать (или опровергать) обычными методами рациональных рассуждений и исследовании, будь они аналитическими, феноменологическими или историческими. Мы можем говорить в нашем собственном языке об истине и других концептуальных предметах. И то, о чем мы можем говорить, мы должны обсуждать логически, научно и исторически. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение

       По  крайней мере, одной, отдельно взятой стране нужны неискаженные науки  и реальное образование, как для  технического прогресса, так и для  осознания текущей ситуации и  понимания развития...

           Но не предлагается дальше  критиковать «бег на месте  российской философии», и вместо  «современных, новейших философий», эклектичных мнений и т.п. предлагается  совершенная единая философская  система – Новейшая философия,  являющаяся системой знаний, начатая воспроизведением незабвенной философии Гегеля.

           А если у кого-то есть иные  предложения по поводу иных  систем познания и определения  решений, то  остается  умозаключение  Гегеля: «Тем, которые остаются недовольны  этим началом, мы предлагаем  самим взяться за разрешение этой задачи; пусть попробуют начинать как-нибудь иначе, чтобы при этом избежать этих (перечисленных Гегелем и других. – Прим.) недостатков» [4. Т. 5. С. 60].

       Ведь  речь зачастую уже идет о мыслительско-историческом наследии НАШЕЙ СТРАНЫ! Но лучше его, как и лучше нашей российской поэзии, могучее наших витязей и героев Великой Отечественной войны, красивее наших женщин нигде, ни за какой границей ничего и никого быть никогда не может!

           За рубежом не понимают якобы  никого, кроме как Достоевского! - да, умом Россию не понять, как было сказано, тем более умишком. Да и не надо им там ничего понимать. Это нам надо, чтобы мы себя понимали и ценили, и особенно наше духовное наследие!

           Не только Достоевский, но и  много-много еще наших российских мыслителей и писателей для нас с вами, для нашей России важнее, чем тысячи Кантов и Гегелей, какими бы мощными философами (что правда) они ни были бы!

           Но особенно плохо то, что к  необдуманной критике все больше  молодежи прибивается, о чем  свидетельствуют дебаты в ЖЖ.

           Проблема есть, но так давайте  не ругаться и, тем более,  не выражаться отрицательно в  адрес нашего же исторического  наследия - не будет нашей истории  и духовности - не будет нас.  Давайте лучше созидать. Давайте,  если кто считает, что нет российской философии, давайте создавать ее вместе, а не болтать.

           И, наконец, почему это в  России сейчас нет философии?  Новейшая философия - яркий пример  тому, что есть Философия в  России, причем такая Философия,  которая превзошла кантианство  и гегельянство: которая имеет свои систему, учения, онтологию, гносеологию, собственное логическое обеспечение (собственные области познания и науки, если по Гегелю сказать), осмысление исторического развития, наработки для практики и т.д.

           Критикам: перед тем как критиковать Новейшую философию, попробуйте раскритиковать хотя бы основание современной диалектической философии - философию Гегеля. А ее пока, как видно из многих учебников и дебатов, еще даже и не поняли…

           Сторонникам:  мы не предлагаем  стране, вам и кому-то еще брать на вооружение Новейшую философию или осмыслять мир с ее позиций, хотя другой системы, даже просто современной философской концепции, просто нет.  Мы говорим о том, что есть актуальное философское ядро - НФ, а если удастся создать что-то лучше - так это еще лучше будет для страны! Но ругаться не надо, надо созидать. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Список  литературы

1. Вестник российского  философского общества.
2. Гегель Г.В.Ф. Соч. – М.-Л.
3. Гобозов И.А. Куда катится философия. От поиска истины к постмодернистскому трепу. – М., 2005.
4. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. – М., 2001.
5. Рей А. "Современная философия: Проблемы происхождения, цели и последней сущности вещей. Пер. с фр."М., 2006