Автор работы: Пользователь скрыл имя, 10 Марта 2011 в 09:29, контрольная работа
Занимаясь бытием, поисками бытия, философия, как и прежде, отстаивает свою специфику перед наукой, религией, искусством, обнаруживает уникальный и своеобразный предмет своих исследований, не сводимых ни к значению, ни к вере, не открывающийся ни в рациональных абстракциях, ни в мистической интуиции. Поиски бытия - это не узкопрофильные занятия небольшой группы людей, занимающихся своими кастовыми интересами и разговаривающих на специфическом языке (хотя это имеет место), а поиски человеком, говоря словами М. Хайдеггера, своего дома, преодоление своей бездомности и осиротелости, того, что Маркс назвал отчуждением.
Введение
Проблемы бытия в ХХ веке
Заключение
Литература
МВД РОССИИ
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
«Челябинский юридический институт
Министерства
внутренних дел Российской
Федерации»
Факультет заочного обучения
______________________________
наименования
комплектующего органа
_____ 2 курс
(набора 2009г.) на базе
среднего общего (полного)
образования
Тема: ___Проблемы бытия в ХХ
веке__________________________
Содержание
Введение
Проблемы бытия в ХХ веке
Заключение
Литература
Введение
Занимаясь бытием, поисками бытия, философия, как и прежде, отстаивает свою специфику перед наукой, религией, искусством, обнаруживает уникальный и своеобразный предмет своих исследований, не сводимых ни к значению, ни к вере, не открывающийся ни в рациональных абстракциях, ни в мистической интуиции. Поиски бытия - это не узкопрофильные занятия небольшой группы людей, занимающихся своими кастовыми интересами и разговаривающих на специфическом языке (хотя это имеет место), а поиски человеком, говоря словами М. Хайдеггера, своего дома, преодоление своей бездомности и осиротелости, того, что Маркс назвал отчуждением. Поиски бытия - это поиски корней, прикоснувшись к которым человек может почувствовать силу для преодоления бессмысленности окружающего мира, мужество жить, несмотря ни на это бессмысленность, ни на свою конечность, почувствовать себя необходимой частью бытия, не менее существенной и необходимой, чем окружающий мир, "пастухом бытия", которому завещана весть о бытии, в появлении которой и стоит основная задача его жизни. Эти поиски и составляют незримый фундамент того, что человек называет наукой, искусством, религией, стремлением к счастью, любовью, совестью, долгом.
Проблема Бытия обсуждается философами всегда. Многие мыслители считали ее исходной для систематического основания действительности.
Бытие - это существование во всех его многообразных формах. Учение о Бытии называется онтологией. Категории Бытия объединяет по признаку существования самые различные явления, предметы, процессы. Многие философские системы стремятся рассматривать мир как некую целостность. Для выражения единства бытия имеется особая категория субстанция. Субстанция означает внутреннее единство многообразие вещей, существующие через них и по средствам их. Субстанцией признавали то материальное, то идеальное. В одних учениях - много субстанций, в иных - одно.
Плюрализм
в философском смысле означает признание
множество субстанций. Дуализм - исходит
из двух основ, двух субстанций, одна из
которых материальная, другая - идеальная.
Учение, признающее одну субстанцию, называются
монистическими. Они представляют монизм.
Религиозные философы, например В.С.Соловьев,
считал, что краеугольным камнем "философии
единства" должно быть признание своего
одушевленным. Факт внешнего, материального
отношения есть внутреннее отражение
внутреннего, психического состояния
существа.
Философская категориям бытия связана с реальной жизнью отдельного человека и человечества. Жизнь каждого человека опираются на понятные основания. Мы их принимаем без сомнений и рассуждений. Самое главное, что мир есть, имеется. У каждого из нас возникает естественная потребность, чтобы этот мир существовал и впредь, как стабильное целое.
Проблема
Бытия остро возникает тогда,
когда фундаментальные
Проблемы
бытия в ХХ веке
ХХ век ознаменовался крестовым походом против разума, а это означало разрыв с античной традицией. "Наше ученичество у греков кончилось: греки не классики, - заявил в начале века Ортега-и-Гассе, - они просто арханичны - арханичны и конечно же ... всегда прекрасны. Этим они особенно интересны для нас. Они перестают быть нашими педагогами и становятся нашими друзьями. Давайте станем беседовать с ними, станем расходиться с ними в самом основном. Что же представляет собой это "самое основное"? Во- первых греческое понимание бытия как чего-то сущного, неизменного, неподвижного, субстанциального. Отказ от всякого рода субстанциальности стал нормой философствования в ХХ в. Во-вторых, признание разума в качестве опоры человеческого существования; разуму было отказано в кредите доверия со стороны человека и общества ХХ в.
Двадцатый
век дал самые глубокие и самые
интересные концепции бытия. Над этой
проблемой работали такие величайшие
мыслители, как Н А.Бердяев, С Л.Франк, Э.Гартман,
М.Хайдеггер, К Ясперс и многие другие.
Мы остановимся на учении о бытии С.Л Франка,
самого крупного, по общей оценке, русского
философа. Во-первых, это близкий и понятный
нам философ, поскольку писал по-русски,
во-вторьк, для всех его работ характерна
глубина философского проникновения в
проблему, и в то же время они написаны
с необычайной художественной силой. Проблемы
бытия, поднятые в его работах еще в начале
века, оказали большоее влияние на формирование
онтологической традиции в философии
XX века, повлияли на формирование взглядов
Н.Гартмана и на целый ряд других западных
и русских философов.
Чтобы сохранить нашу жизнь, чтобы осуществить необходимые для нее цели, пишет Франк в своей работе "Непостижимое" (впервые опубликована в Париже в 1939 году), мы должны "ориентироваться" в мире. Наш опыт, наши знания не могли бы служить цели практической ориентировки, если бы не имели возможности улавливать в новом и изменившемся элементы уже знакомого, которые именно как таковые делают возможными целесообразные действия.
Всякое научное познание есть познание в понятиях: оно пытается найти в новом, незнакомом, скрытом что-либо общее - общее ему с другим, уже знакомым, чтобы подчинить его чему-то уже знакомому и привычному; именно в этом и заключается всякое научное "констатирование" и "объяснение". Наука хочет воспринять действительность или мир как систему или совокупность возможно меньшего числа тождественных, т.е. повторяющихся элементов. Всякое научное познание, как бы велики и возвышенны ни были его цели, есть в конечном итоге расширение и совершенствование познавательной установки, которой пользуется практическая ориентация в жизни. В силу такой установки, которая широко властвует над человеческой жизнью и человеческим духом, мир и вся реальность представляются нам чем-то, что либо уже знакомо, либо может стать знакомым. Все доселе незнакомое, скрытое от нас, все поражающее нас новое, смущающее и запутывающее нас может быть познано и объяснено, т.е. сведено к знакомому, самоочевидному, понятному. Если даже оно и остается фактически непознанным и непостигнутым, мы имеем право признать его в принципе познаваемым, т.е. сводимым либо к уже знакомым элементам, либо к тем, которые могут стать нам знакомыми и понятными.
Таков,
по Франку, прозаический, рассудочный,
обмирщенный образ мира; именно в
мире такого рода протекает обычно
наша жизнь и движется наша мысль;
этот образ соответствует "трезвой",т.е.
рассудочной установке духа. Этот мир
остается неосвященным, будничным миром
- миром без святыни - даже если он включает
в себя содержания, которые обычно причисляются
к области "религиозного сознания".
Ибо все, что подпадает под категорию знакомого,
познанного, познаваемого и постижимого
есть как таковое трезво-прозаическое,
"мирское", неосвященное. Трепет благоговения
относится всегда только к неизвестному
и непостижимому. Поскольку реальность
является нам как предметный мир, как предстоящее
познавательному взору и для него обозримое
единство уловимых, в принципе прозрачных,
допускающих логическую фиксацию содержаний
и данностей, постольку бытие превращается
для нас в знакомый мир.
Эта реальность не имеет для нас никакого иного, ей самой присущего смысла, не захватывает нас своей собственной внутренней значительностью. У Аристотеля, например, источник познания - в изумлении, которое потом этим познанием успешно устраняется'. По крайней мере иногда мы имеем опыт совсем другого рода. Из эпохи детства, пишет Франк, в нас всплывают воспоминания о состоянии, в котором каждый клочок мира, каждая вещь и каждое явление представлялись нам непостижимой тайной, и мир был для нас сплошным миром чудес, возбуждающим радость, восхищение, изумление или ужас. Может быть, это было плодом невежества и умственной беспомощности, или может быть, мы чувствовали что-то реальное, что от нас ускользает. Какие-то остатки этого жизнечувствия детства продолжают жить в нас и теперь. При каждом переживании красоты - в наслаждении искусством или природой, или человеческим лицом - нас хотя бы на краткий миг объемлет священный трепет. Перед лицом событий, которые нас потрясают - будь то смерть близкого человека или рождение человеческого существа, - мы чувствуем, что стоим перед неким таинством: носители жизни как-будто исчезают в какой-то непостижимой дали или всплывают из непостижимой глубины.
Великие катастрофы, наводнения, бури пробуждают в нас чувство каких-то таинственных сил, которые захватывают наш привычный мир. Как бы крепко мы ни вросли в строй нашей обычной будничной жизни, как бы ни срослись с нашим социальным положением, ролью, которую играем в социальной среде, как бы мы ни привыкли смотреть на себя извне и видеть в себе лишь то, чем мы "объективно" являемся другим людям, - порой мы смутно чувствуем, что подлинное существование нашей души есть что-то совсем иное, что мы привыкли скрывать не только от других людей, но и от самих себя. "...Если мы обладаем , интеллектуальной честностью, то мы должны признать, что это непостижимое и непонятное в нас - все, чем мы в направлении вверх или вниз не совпадаем с , уровнем того, что зовется "нормальным человеком", - составляет, собственно \ говоря, наше подлинное существо"'.
Настоящая эротическая любовь с ее восторгами и муками есть дивная тайна, откровение непостижимо страшных и блаженных глубин бытия, и никакой психоанализ не может подавить в человеческой душе этот трепет жути. В подлинно религиозном переживании, в отличие от застывшего мира религиозно-богословских понятий, например, когда в молитве, покаянии или причастии мы чувствуем себя внезапно чудесно избавленными от мук совести, от гнетущих забот или внутренней смуты и вознесенными на какие-то неведомые чистые высоты, в которых мы обретаем душевный покой, мы испытываем, с точки зрения Франка, прилив непонятных, сверхрациональных, благодатных сил, блаженное касание иным мирам, силы которых таинственно властвуют над нашим земным бытием, над "здешним" миром и проникают в нашу трезвую будничную жизнь.
Во всех таких случаях человеку кажется, что он стоит перед чем-то непостижимым, что явно отличается от всего знакомого, понятного, уловимого в ясных понятиях. Позади всего предметного мира, того, что наше "трезвое" сознание называет "действительностью" и в самих его глубинах - он воспринимает непостижимое как некую реальность, которая по-видимому лежит в каком-то совсем ином измерении бытия, чем предметный, логически постижимый мир. Это измерение бытия таково, что его содержания и проявления кажутся ему непонятным образом одновременно и бесконечно удаленными и лежащими в самом интимном средоточии личности. Когда мы сознаем это непостижимое, когда мы сгружаемся в это измерение бытия, мы, считает Франк, вдруг начинаем видеть другими глазами и привычный нам предметный мир, и нас самих: все знакомое, привычное, будничное как бы исчезает, все возрождается в новом, словно преображенном облике, кажется наполненным новым, таинственным, внутренне значительным содержанием. "Кому неведомо, кто никогда не испытал это гетевское "stirb und werde", это духовное воскресение к жизни после "смерти", после гетевского ухода в таинственную глубь земного мира, тот, поистине, - говоря сломи Гете, - "только смутный гость на темной земле".
Что может быть более объемлющим и глубоким, чем бытие? С точки зрения идеализма, полнота предметного бытия укоренена в сознании, в мышлении. Но ведь мышление, сознание тоже в каком-то смысле есть - значит входит в состав бытия и ему подчинено. Бытие, или реальность, есть, согласно Франку, момент более глубокий и первичный, чем мышление и сознание.
Всякая попытка определить бытие через объяснение его содержания противоречива. Всякое "что" - будь то дух или материя - мыслимо лишь как содержание некоего нечто, которое вообще не есть определенное и определимое что-то. Поэтому о безусловном бытии мы не можем высказать ничего иного, кроме того, что оно есть "нечто", которое хотя и содержит в себе все мыслимые "что", само не есть никакое определенное "что-то", не будучи, однако, в силу этого содержательным "ничто".
Оно
именно и есть не что иное как "нечто
вообще" или единство "всего
вообще" - неопределенное само по себе
(хотя и содержащее и рождающее
из себя определенное), всегда избыточное,
переливающееся через край, и в
этом смысле творчески безусловное
бытие. Это есть, по словам мыслителя, темное
материнское лоно, в котором впервые зарождается
и из которого берется все то, что мы зовем
предметным миром.